ки. Надо решить, что делать с теми четырьмя.
   - С покойниками? Их уберут, не беспокойся.
   - Нет, с теми, что в зале.
   Лицо сенешаля стало суровым.
   - В нашем замке всегда рады алголианам, - серьезно сказал он. - Когда
они приезжают с  добрыми  намерениями.  Но  когда  подло  хотят  украсть
имущество графа... Мы их повесим на крепостной стене. Прямо сейчас.
   - Одного я хотел бы отпустить, - вздохнул барон.
   - Зачем?
   - Чтобы другие алголиане знали о приеме, который  ждет  их  отныне  в
Рэдвэлле.
   - Да, барон, - согласился сэр Бламур.  -  Ты  как  всегда  прав.  Эти
четверо, что в зале... Они опасны? Они владеют магией?
   - Они опасны только как воины. Я сейчас спущусь, помогу тебе...
   - Если у них нет магии, то об остальном не беспокойся. Выберешь, кого
оставить в живых. Остальное я беру на себя. Как погиб сэр Бан?
   - Он спас мне жизнь, - сказал Хамрай.
   И это была чистая правда. Если бы сэр Бан сражался с ним на мечах,  а
четверо дебаггеров в магическом подпространстве, он бы не выстоял.
   - Он будет похоронен как герой, - пообещал Бламур. - Я... За эти годы
он стал мне лучшим другом. Надо выпить за помин его души.
   Хамрай вспомнил, что эля он так и не дождался. И  давно-давно  ничего
не ел.
   - Есть хочу, - сказал он. - Там что-нибудь осталось? Или эти ирландцы
все умяли?
   - Осталось-осталось, - сказал сенешаль, думая о другом. - А  то,  что
они успели съесть, встанет им поперек горла.
   - Тогда пойдем к ним, пока  твое  отсутствие  не  встревожило  их.  И
помянем сэра Бана. Он умер  как  герой.  Да,  и  Наран  погиб  геройской
смертью. - Хамрай подумал и сказал:
   - Он был алголианином.  Притворялся  дураком,  а  сам  зорко  охранял
голову Алвисида.
   - Алголианином? - сенешаль подозрительно прищурился. - И ты  знал  об
этом?
   - О Наране? Нет, не знал. Я  знал,  что  Фоор  приставил  к  Радхауру
шестнадцать человек, но кого именно... - Барон развел руками.
   - Значит, - медленно сказал Бламур, - в Рэдвэлле есть еще  пятнадцать
алголиан?
   - Знаешь, тебе не стоит об этом беспокоиться.  Верховный  координатор
вывел их из-под чьего-либо командования. Они повинуются только Алголу  и
собственной совести. Их цель - любой ценой защитить Радхаура.  Некоторые
из них - правда, не знаю сколько - погибли в  сражении.  Тебе  не  стоит
беспокоиться о них, для замка они  не  представляют  угрозы.  И  сейчас,
скорее всего, ни одного из них нет в замке.  Иди,  я  пройду,  переодену
куртку...
   - Там стоит кувшин с элем, - напомнил Бламур.
   - Я скоро спущусь вниз, - улыбнулся Хамрай.
   Сенешаль открыл дверь.
   - Да... Бламур.
   - Что-нибудь еще, Ансеис? - с готовностью повернулся сенешаль.
   - У меня родился сын.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТЕВТОНСКИЙ ЛЕС

   "Не вопрошай меня напрасно,
   Моя владычица, мой бог!
   Люблю тебя сердечно, страстно -
   Никто сильней любить не мог!
   Люблю... но змий мне сердце гложет;
   Везде ношу его с собой,
   И в самом счастии тревожит
   Меня какой-то гений злой.
   Он, он мечтой непостижимой
   Меня навек очаровал
   И мой покой ненарушимый
   И нить блаженства разорвал.
   "Пройдет любовь, исчезнет радость, -
   Он мне язвительно твердит, -
   Как запах роз, как ветер, младость
   С ланит цветущих отлетит!..."
   Альфонс Де Ламартин

Глава первая
ДОРОГА В НЕВЕДОМОЕ

   "Из трещины камня лилася вода;
   И вихорь ужасный повлек
   Меня в глубину с непонятною силой...
   И страшно меня там кружило и било."
   Фридрих Шиллер

   - ...и послал к вану Пэкче послов с богатыми подарками. Именно  тогда
духи гор и лесов восстали против  Севибоба  и  посадили  его  навечно  в
темнице из прозрачных стен в сердце огромного  холма.  С  тех  пор  холм
называют горой Севибоба и никто из всадников или пеших не могут  к  нему
приблизиться - как ни  старайся,  все  равно  обходишь  страшное  место,
оставляя  его  сбоку  и  позади.  На  вана   Пэкче,   которому   Севибоб
покровительствовал, попытался идти войной индийский царь Мапалипутра, но
он был полностью разгромлен и больше никто не смел воевать, полагая, что
Севибоб оставил вану Чангору свое могущество.  Ван  получал  каждый  год
огромные подати со всех  завоеванных  государств,  проявляя  мудрость  в
правлении и увеличивая свою армию.
   Карету подбросило на очередном ухабе,  Марьян  замолчала  и  откинула
занавеску.
   Свежий ветерок ворвался в карету. Радхаур открыл глаза. От  неудобной
положения затекла вся левая половина тела.  Напротив  сидел  Этвард,  он
смотрел на Марьян и вся поза выражала задумчивое внимание. Большую часть
скамьи занимал отец Бартл -  толстый  монах,  которого  непонятно  зачем
Этвард потащил за собой из Камелота. Монах появился при Этварде за время
отъезда Радхаура в Рэдвэлл и с тех монах всюду следовал за юным королем.
Радхаур считал,  что  его  сводный  брат  мог  найти  себе  советчика  и
поприятнее.
   - Сэр Радхаур, - расплылся в улыбке отец Бартл, - раз вы  проснулись,
не могли бы протянуть руку и подать те чудесные засахаренные орешки.  Мы
уже все проголодались.
   - Я и не спал, - пробурчал граф  Маридунский,  выполняя  просьбу.  Он
тоже откинул занавеску, высунулся из кареты и крикнул кучеру:
   - Эй, остановись, я выйду.
   - Тебе неинтересно, милый? - встрепенулась Марьян.
   Радхаур непроизвольно поморщился от этого обращения.
   - Я просто не привык ездить в  карете,  -  ответил  он,  стараясь  не
встретиться с Марьян взглядом. - Хочу размяться. Проедусь верхом.
   - Может я потом дорасскажу про ванов Пэкче?
   - Нет-нет, - быстро сказал Этвард. - Мне  очень  интересно.  А  потом
забудешь...
   - Да нет, я не забуду, - возразила Марьян.
   - Пусть Радхаур едет верхом, если ему так хочется, а я дослушаю  твою
историю, - настаивал верховный король Британии.
   - Да, мне так хочется, -  сказал  граф  и  вышел  из  кареты.  -  Эй,
подведите моего коня!
   Этвард тоже выбрался из кареты и, облокотившись на дверцу, смотрел на
сводного брата и лучшего друга.
   Радхаур взял подведенного оруженосцем коня и ловко вскочил в седло.
   - Эх, когда сокровище в руках, его перестаешь замечать, - вдруг ни  с
того ни с сего сказал Этвард и забрался обратно в карету, громко хлопнув
дверцей.
   Радхаур пришпорил коня и помчался вперед,  где  в  голове  небольшого
отряда ехали Ламорак, сэр Таулас и Гуул.
   - Вы заблуждаетесь,  сэр  Таулас,  -  говорил  бывший  алголианин,  -
драконы не умеют говорить, это все просто вымыслы и сказки.  Они  вообще
не более разумны, чем собаки или вот мой конь. Даже самые  смышленые  из
драконьих пород, которые поддаются дрессировке - не более, чем животные.
Поверьте моему слову,  я  два  года  состоял  при  драконьем  вольере  в
каталоге Маджибаха, я вам рассказывал про него...  Так  вот,  драконы  -
просто сильные твари, умеющие летать.  Иногда  поддаются  дрессировке  и
тогда на них возят товары над джунглями. Но из шестнадцати  вылупившихся
из  яиц  дракончиков  не  всегда  удается  приручить  даже  одного.   Их
приходится убивать. Они неразумны, сэр Таулас...
   - Обсуждаете утреннее происшествие? - поинтересовался Радхаур.
   - Нет, - усмехнулся Ламорак, - про тех двух драконов  уже  и  забыли.
Мелюзга, по сравнению с тем, что пролетел вдали четверть часа  назад,  -
он махнул рукой, указывая направление:
   - Там далеко, над лесом.
   - Сэр Ансеис тоже утверждает, что  драконы  не  бывают  разумными,  -
согласился с Гуулом Радхаур. - Если, конечно,  колдуны  третьего-второго
тайлора не принимают драконье обличье...
   - Вот! - торжествующе воскликнул сэр Таулас. - Значит, тот дракон был
колдуном.  Настолько  старым,  что  не  мог  уже  обратно   в   человека
превратиться. Вот он и говорит, что...
   - Но гортань и язык всех драконов устроены  таким  образом,  что  это
невозможно, - вновь  возразил  Гуул.  -  Субдирхэккер  Веепорл  потратил
десятилетия жизни, пытаясь научить говорить  драконов-визли,  у  которых
пасть наиболее подходит...
   Радхаур кивнул Ламораку и они придержали коней, отставая от спорящих.
   Какое-то время друзья ехали молча.
   - Последний раз путешествую так, - наконец сказал Ламорак.
   - Как? - чтобы поддержать беседу спросил Радхаур.
   - А вот так вот, - усмехнулся Ламорак. - Трясешься, не зная  зачем  и
не  зная  куда,  словно  нищий  пилигрим.   Помнишь,   как   наши   отцы
путешествовали? Всю дорогу гонцы проверят, за день  приличная  гостиница
вылизана до пылинки и стол готов. Это соответствует нашему званию. А тут
всю задницу отбил и где переночуешь - неведомо. Может,  опять  на  сырой
земле.
   - Рыцарь в боевом походе  должен  быть  готов  ко  всему,  -  ответил
Радхаур. Он думал о другом, что-то весь день не давало ему покоя и он не
мог понять что именно.
   - В боевом! - воскликнул Ламорак. - Так то - в боевом.  Всю  зиму  мы
гонялись за саксами да за армией  графа  Асогрина.  Помнишь,  в  ущелье,
вообще на снегу спали и три дня  почти  ничего  не  ели?  Я  хоть  слово
сказал? Война она и есть война... А здесь?  То  гуляешь  десять  дней  в
каком-либо замке, то неизвестно куда едешь. Меня от  дороги  уже  просто
тошнит. Тем более с утра ни замка, ни замшелой деревеньки не  видели  на
пути - вообще ни одной живой души. Кроме драконов. Сэр  Таулас  говорит,
что был здесь когда-то. Давно, еще до того, как стал отшельником у озера
Трех Дев. Так вот, он  говорит,  что  места  здесь  глухие.  Где-то  там
впереди, у дороги, днем или двумя пути отсюда, как он утверждает, раньше
стояла - да и сейчас наверное стоит, часовня. От нее  вела  единственная
дорога в родилище драконов, где живет  драконий  царь,  у  которого  три
головы, причем одна человечья - в центре, левая - как у змеи, а правая -
львиная.
   - Так эту легенду мы еще в замке  много  раз  слышали,  -  усмехнулся
Радхаур.
   - Но мы не думали, что окажемся поблизости.
   - Ты боишься, Ламорак? - удивился граф.
   -  Нет,  Уррий,  -  серьезно  ответил  король  Сегонтиумский,  назвав
товарища   детства   мальчишеским   именем   в   знак    откровения    и
доверительности. - Не боюсь. Хочу определенности. Едем к драконьему царю
- я готов. Но я хочу знать об этом. Едем в гостю к какому-либо рыцарю  -
я хочу, чтобы он нас ждал, либо был извещен  о  нашем  прибытии.  Эмрису
захотелось посмотреть жизнь, он  представляется  простым  рыцарем...  Да
много ли он увидел? Все  ведь  понимают,  что  простые  рыцари  с  тремя
каретами и отрядом в пятьдесят копий не ездят. Хоть бы путь узнал - куда
лучше ехать. Ищет невесту - так поинтересуйся, где они есть... Хотя, они
везде есть. Какая разница, кто тебе детей рожать будет? Вот, хотя  бы  в
Шлефордорфском королевстве очень  милая  принцесса.  Зачем  куда-то  еще
ехать?
   - Ты по дому соскучился? - вдруг спросил Радхаур.
   - Честно говоря - да, - рассмеялся Ламорак. - Там то же  самое  -  но
свое. Что я этих лесов не видел, что ли? У нас такие же. Если бы мы в те
страны, о которых Гуул рассказывает, направлялись, то можно и потерпеть,
отбивая зад о седло. Или, если точно знать, что где-то поблизости страна
драконов и мы едем туда.
   - Ты сам себе противоречишь, - усмехнулся друг.
   - Ничуть. Мне надоело трястись в седле вот уже который день.
   - Иди в карету и отсыпайся, кто тебе мешает?
   -  Ага,  в  одной  сидит  этот  толстяк,  который  скоро   в   нужник
засахаренными орешками ходить будет, в другой - служанки  твоей  Марьян.
Нет уж, увольте. Женщина  хороша  лишь  ночью,  терпеть  их  болтовню  и
выкрутасы днем я не желаю. Да, - Ламорак вдруг вновь  стал  серьезен,  -
давно хотел поговорить с  тобой  по  душам,  Уррий,  да  все  случая  не
выдавалось.
   - Я слушаю, Ламорак, говори, - улыбнулся другу граф.
   Юный король  Сегонтиумский  молчал,  смотрел  вдаль  старой  разбитой
дороги. Снял с  пояса  флягу,  выдернул  пробку,  понюхал  содержимое  и
поморщился.
   - Здесь все не так как дома, -  проворчал  он.  -  Вино  кислое,  эль
светлый...
   Радхаур не торопил, хотя даже не догадывался о чем пойдет речь.
   Ламорак отхлебнул из фляги и протянул ее другу.
   - Уррий, ты любишь Марьян? - спросил он.
   Радхаур придержал коня.
   - Зачем ты это спросил?
   - Я не задавал тебе раньше таких вопросов, - стараясь не смотреть  на
друга, произнес Ламорак, - да и сейчас не очень-то хочется.  Но  ведь  я
все вижу, мы друзья с детства... Ты любишь Марьян или нет,  ответь.  Или
закончим разговор.
   - Я не знаю, - вздохнул Радхаур. -  Наверное,  я  все-таки  умер  для
любви... Я порой думаю, что никогда и не знал, что это такое.  А  сейчас
не знаю: нужна ли она мне? Как я любил Лореллу! Мне казалось, что любил.
После того, как барон Ансеис сказал  мне,  что  пред  настоящей  любовью
бессильно любое заклятие... Я не знаю, что и думать. Ведь я готов был на
все ради Лореллы, я чуть не умер тогда,  когда  летел  этим  сиреневатым
сгустком в магическом пространстве пробивать стену времени. И  она  меня
любила... Мне  так  казалось.  Но  что-то  было  не  так,  раз  заклятие
подействовало... Я не знаю, Ламорак. Я сам  все  время  думаю  об  этом.
Иногда мне кажется, что я люблю Марьян. Ведь она пошла на  смерть  из-за
меня. Иногда кажется, что я ее ненавижу. Когда мы воевали, а она была  в
замке, мне казалось - люблю. А сейчас просто терплю. Но и другого ж пути
нет, Ламорак! Нет! Ведь она убьет себя. Я-то, дурак, надеялся,  что  тот
ирландский рыцарь, что любил ее... Но  он  погиб...  Я  не  знаю  как  и
ответить на твой вопрос, Ламорак. Но почему ты вообще спросил об этом?
   - Ты знаешь, что Этвард влюблен в Марьян?  -  вместо  ответа  спросил
Ламорак.
   - Что? - Радхаур был искренне удивлен.
   Друг вновь протянул ему флягу.
   - Только такой слепец как ты мог этого не заметить.
   - Да ты бредишь, - неожиданно рассмеялся Радхаур,  отглотнул  вина  и
вернул флягу Ламораку. - С чего ты  взял?  Этварду  просто  нравятся  ее
рассказы и он прислушивается к ее советам. Она действительно очень много
знает, я порой даже сам поражаюсь этому.
   - Может, поначалу ему нравились только ее рассказы, -  не  согласился
Ламорак, - но сейчас он глаз с нее не сводит. Да проснись же ты,  Уррий!
Вспомни, как сэр Таулас, когда победил на  турнире,  отказался  выбирать
королеву красоты, предоставив это право королю. И кого Этвард выбрал, а?
Он даже не раздумывал ни мгновения, не проехал посмотреть других женщин.
Он просто подошел и положил корону к ногам Марьян. И кто настоял,  чтобы
Марьян ехала сейчас с нами? Вспомни, ты же хотел отправить ее в  Рэдвэлл
или в замок  к  барону  Ансеису.  Разве  я  не  прав?  Да  ты  хоть  раз
присмотрись как Этвард глаз с нее не сводит.
   Радхаур неожиданно вспомнил последнюю фразу, произнесенную  Этвардом,
когда он выходил из кареты.
   - Ну, положим ты прав, - сказал Радхаур и протянул руку к фляге. -  Я
не знаю, но пусть ты прав. Если Марьян захочет... Знаешь,  Ламорак,  мне
даже очень нравится такой выход.
   - Но ты отправил гонцов к ее брату. Ты живешь с ней уже больше  года.
Мы почти полгода путешествуем и ночи ты проводишь вместе с ней...
   - И кто это говорит, тот ли Ламорак которого  я  знаю?  -  рассмеялся
Радхаур.
   - Тот самый. Одно дело - ночь в постели, другое  -  отвечать  за  нее
перед богом.
   - Марьян не нашей веры, - вдруг ни с того ни сего сказал  Радхаур.  -
Она поклоняется своему Хвануну, молится ему каждый день тайком от всех.
   - А ты, Радхаур? Ты нашей веры? В церкви ты стоишь, и тебя как  будто
и нет, одно тело присутствует. И я знаю, почему ты так рвался в Тевтонию
- где-то здесь спрятан торс Алвисида. Твоего бога.
   - Ты хочешь сказать, что я алголианин? - искренне рассмеялся Радхаур.
   - Служить богу алголиан еще не значит  самому  быть  алголианином,  -
загадочно ответил друг.
   Радхаур вдруг ударил себя по лбу.
   - Наконец-то! - воскликнул он.
   - Что наконец-то? - переспросил Ламорак.
   - Я понял, что не давало мне покоя весь день:  я  слышу  зов.  Слабый
еще, но до частицы Алвисида совсем недалеко. - Радхаур стал серьезным. -
Я готов пройти сквозь смерть, но я хотел бы знать, хочу я этого сам  или
мной движет судьба?
   - А сам ты хочешь собирать сэра Алана?
   - Да, - лаконично сказал Радхаур. Как отрезал.
   Впереди неспешно ехали Гуул с сэром  Тауласом;  позади  тарахтели  на
ухабах три кареты, за ними растянулась кавалькада  оруженосцев  и  слуг.
Солнце  неумолимо  клонилось   к   горизонту,   окрашивая   в   странный
фантастический цвет верхушки деревьев; некошенные луга с  левой  стороны
дороги, много лет, казалось, не знавшие человеческого внимания, казались
утомленными и зачарованными. Одинокое изогнутое ветрами  дерево  посреди
необозримого луга напоминало раскорячившегося в жуткой  пляске  варвара.
Со стороны луга, из-за  едва  видневшейся  полосы  деревьев,  доносилось
свежее дыхание и  мгновениями  казалось,  что  там  поблескивает  синева
озера, сливающаяся с голубым безоблачным небом.
   - Ты уверен, Ламорак? - неожиданно прервал молчание Радхаур.
   - В чем?
   - Что Этвард влюблен в Марьян.
   - Спроси у него сам, если мне не веришь.
   - Если так, пусть женится на ней, - задумчиво произнес Радхаур.  -  Я
не возражаю.
   - А у нее ты спросил?
   - Ламорак, и это говоришь ты? Ты же  никогда  не  интересовался,  что
думает женщина!
   - Это просто потому, - усмехнулся Ламорак, и в этой усмешке отчетливо
слышалась  грусть,  -  что  настоящая  женщина  на  моем  пути  еще   не
встретилась. Только девки.
   Дорога выворачивала к берегу  обширного  озера.  Сэр  Таулас  и  Гуул
остановили коней и дождались двух друзей.
   - Скоро ночь, - сказал бывший отшельник, - пора разбивать лагерь. Эти
места пустынны, до ближайшего города или замка еще день-два пути. Я  был
здесь  очень  давно  -  нехорошие  места,  злые.  Дальше  дорога   резко
поворачивает в лес. Завтра мы увидим старую часовню. Когда-то в ней  жил
отважный рыцарь, сэр Аселен,  предупреждающий,  что  по  боковой  дороге
лучше не ехать. Славный был боец, один из лучших... - Таулас вздохнул. -
Хотел совершить подвиг, победив драконьего царя, но едва живым вернулся,
весь в  ранах.  Чудом  выжил,  долго,  говорил,  болел.  Но  вернулся  -
единственный  из  всех  отважных  храбрецов.  Оттуда  больше  никто   не
возвращался. И с тех  пор  он  никого  туда  не  пускал  -  даже  самому
бесстрашному рыцарю бессмысленно воевать с тем, что многажды  сильнее  и
не мешает никому жить... Да... пора разводить  огонь  и  готовить  ужин,
из-за скучной дороги, кажется,  голод  в  сто  раз  сильнее,  чем  после
хорошенькой заварушки.
   - Да, - согласился Радхаур. - Скажите, его величеству.
   Таулас поскакал к  медленно  приближающейся  карете,  что-то  крикнул
кучеру и тот, натянув вожжи, остановил лошадей. Радхаур тоже поскакал  к
карете, спрыгнул и подошел к открывшему дверцу сэру Таулусу.
   Этвард сидел, уставившись на Марьян  и  предупреждающе  подняв  вверх
палец в знак просьбы не перебивать.
   Марьян рассказывала:
   - Ван Санчог, правнук  легендарного  Чангора,  не  мог  противостоять
войскам  моего  деда,  поскольку,  воцарившись  на  престоле   Пэкче   с
четырнадцати лет, Санчог лишь пировал  да  развлекался.  Когда  в  казне
кончались деньги на пиры и развлечения, Санчог вводил  новые  подати,  а
пытавшихся  его  отговорить  советников  казнил  жестоко  и  беспощадно.
Летописи рассказывают, что головы на частоколе вокруг дворца Санчога все
время были свежие. И когда подошли  войска  Когуре,  Санчог  забился  во
дворец и пировал со своими наложницами, надеясь на крепкие стены  и  что
его защитит народ и  армия.  Но  и  народ,  и  главные  военачальники  с
радостью встретили моего деда, вана Когуре. Во время же последнего  пира
вана Санчога на стене появилась  из  ничего  надпись  кровью  "Берегись,
покайся". Говорят, это сам Севибоб из своего плена пытался наставить  на
путь истинный потомка своего любимца, мудрого и грозного  вана  Чангора.
Но  Санчог  не  прервал  пира,  хотя  можно