Андрей ЛЕГОСТАЕВ
   НАСЛЕДНИК АЛВИСИДА 1-4

    ЛЮБОВЬ ОПАСНЕЕ МЕЧА
    ЛЮБОВЬ ПРЕКРАСНЕЕ МЕЧА
    ЛЮБОВЬ СИЛЬНЕЕ МЕЧА
    КАНУН АРМАГЕДДОНА


    Андрей ЛЕГОСТАЕВ
   НАСЛЕДНИК АЛВИСИДА I
    ЛЮБОВЬ ОПАСНЕЕ МЕЧА


   Светлой памяти моего двоюродного брата Сергея Владимировича  Халутина
(15.8.1973 - 21.6.1990) разбившегося на  мотоцикле  сразу  после  своего
выпускного вечера, посвящаю. Он был столь же молодым, как мой герой,  но
не успел узнать ни Большой Любви, ни Большой Подлости.
   Спасибо маме и жене моей Татьяне, за то, что всегда рядом.

   Выражаю искреннюю благодарность Александру Викторовичу  Сидоровичу  и
Сергею Александровичу Бурдэ, без которых не  было  бы  этого  романа,  а
также:  Александру  Щеголеву,  Святославу   Логинову,   Сергею   Шикину,
Александру Олексенко, Александру Кирсанову,  Сергею  Бережному,  Виктору
Федорову, Александру Левину, Геннадию  Белову,  Юрию  Флейшману,  Андрею
Черткову, без  которых  этот  роман  был  бы  совсем  другим,  и  Сергею
Викторовичу Боброву, просто за то что он есть.

   С любезного разрешения автора  в  тексте  использовано  стихотворение
Сергея Бережного "Легенда".

   И когда сэр Динас возвратился домой, он хватился своей возлюбленной и
двух гончих собак, и, больше чем за даму, он разгневался  за  собак.  Он
поскакал  к  тому  рыцарю,  который  забрал  себе  его  возлюбленную,  и
предложил ему поединок. И, съехавшись с ним, с такой силой его сокрушил,
что  тот,  упавши,  сломал  себе  ногу  и  руку.  И  тогда  дама  его  и
возлюбленная воскликнула: "Пощады, сэр Динас!" - и пообещала любить  его
еще крепче, чем прежде.
   - Ну нет, - сказал сэр Динас, - я никогда не доверюсь  тем,  кто  раз
меня предал. И потому как вы начали, так и кончайте, я же вас и знать не
хочу.
   И с тем сэр Динас ускакал оттуда  прочь,  захвативши  с  собою  своих
собак, и возвратился в свой замок.
   Сэр Томас Мэлори "Смерть Артура"

   Коль подарите нас своим вниманьем, Изъяны все загладим мы стараньем.
   Вильям Шекспир "Ромео и Джульетта"

ПРОЛОГ
ЗАКЛЯТИЕ

   Опечаленный и мрачный
   Возвратился царь домой.
   Весь дворец пришел в унынье.
   Как помочь в беде такой?
   Затворясь в опочивальне,
   Царь задумчивый сидит.
   Не играют музыканты,
   Арфа сладкая молчит.
   Ш.Руставели, "Витязь в тигровой шкуре"

   Колдун был красив: высок, статен, черноволос, с благородной проснежью
в аккуратно подстриженной остроконечной бороде, в зачаровывающе-мрачных,
чрезмерно просторных одеждах. Колдун был нагл и самоуверен: он наверняка
знал, что далеко не всемогущ, но ни один мускул на  его  лице,  ни  одно
неверное движение не выдавали этого. Его ни на чем не основанной вере  в
свои возможности можно было только позавидовать.
   И Хамрай, старый придворный чародей шаха, завидовал. Именно  наглости
и самоуверенности чернобородого пришельца из далеких земель.  Хамрай  на
своем веку повидал  немало  ему  подобных.  Знал  им  истинную  цену.  И
догадывался о предстоящем крахе своего  конкурента,  более  того  -  был
уверен в неизбежности провала наглеца. Хамрай знал чего тот  стоит,  ибо
сам достиг немалых высот в  искусстве  колдовства,  но  вот  уже  многие
десятилетия безрезультатно бился  над  проблемой,  кою  пришелец  взялся
решить (за соответствующее вознаграждение, разумеется) с лихого наскока.
Хамрай  завидовал  -  завидовал  этой  неподражаемой  самоуверенности  и
бесцеремонности, от которой наверняка вскоре не останется  и  следа.  Но
сейчас... Сейчас новый колдун на  коне...  на  гребне...  на  вершине...
любое слово его воспринимается, как непреложная истина,  как  откровение
сил небесных, сил космических. Хамрай вздохнул тяжело и  беспросветно  -
он первый бы возрадовался удаче соперника, но, увы...
   Сумерки сгущались предвещая приход ночи - времени чудес и колдовства.
В  небе   просветились   первые,   самые   отважные   звезды.   Ущербная
бледно-желтая луна безразлично взирала с  непостижимой  высоты.  Дерзкий
южный ветерок донес чей-то неразборчивый крик из-за  дворцовый  стены  -
видимо дозорный гнал прочь случайного бродягу.
   Они  находились  в  укромном  внутреннем  дворе   обширного   дворца.
Секретный двор со всех сторон окружали высокие  угрюмые  стены  заросшие
мхом, на которых сейчас плясали безумные отблески разгорающегося костра.
Во двор вела единственная потайная дверь и знали о мрачном закутке очень
и очень немногие. Как и башня Хамрая этот  двор  служил  для  магических
действ,  вот  уже  больше  века   бесплодно   совершаемых   ради   одной
единственной цели: снять ненавистное заклятие с  великого  шаха  Фарруха
Аль Балсара, омрачающее его мудрое правление.
   Иноземный чародей, высоко задрав голову к небесам, ждал. Он знал  как
себя вести с сильными мира сего и это внушало Хамраю слабую надежду, что
заморский маг знает и как снять заклятие. Хамрай не одобрял его  методы,
но свои собственные  многочисленные  неудачи  порождали  в  нем  надежду
всякий раз, когда кто-либо говорил, что  может  совершить  чудо.  Хамрай
знал, что чудо возможно, но не ведал, как сотворить его.
   - Введите девственниц! - гортанным голосом произнес  чужеземец  когда
костер разгорелся в полную силу.
   Шах едва заметным движением головы подтвердил распоряжение  иноземца.
Личный телохранитель  шаха  Нилпег  скрылся  в  потайной  двери.  Костер
разгорался все ярче, мириады красных искр устремлялись в  черноту  неба,
безучастная чернота флегматично поглощала и густой дым костра.
   Порыв бесшабашного ветра погнал зловонные клубы  в  сторону  владыки.
Стоявший чуть позади Хамрай хотел привычным движением отогнать  дым,  но
колдун опередил его. Он картинно  принял  позу  и  повелительным  жестом
поставил черным клубам невидимую преграду, громко выкрикивая  непонятные
слова. Хамрай равнодушно пожал плечами - достигнутый результат не  стоил
затраченных усилий, чужеземец явно всячески подчеркивал  свои  волшебные
способности. Настоящий мастер  не  нуждается  в  постоянном  выпячивании
своих сверхъестественных возможностей.  Колдун  не  вызывал  ни  особого
доверия, ни симпатии.
   По лицу шаха ничего  нельзя  было  угадать,  тем  более  нельзя  было
прочувствовать его мысли - за  почти  двести  лет,  при  помощи  верного
Хамрая,  владыка  научился  защите  своих  благородных  дум.  А   вообще
искусство чародейства, даже элементарные азы,  так  и  не  дались  шаху,
несмотря на все усилия мага. Шах был великим государственным деятелем  и
другими талантами, похоже, не обладал.
   Хамрай стоял  за  спиной  своего  повелителя,  как  неотлучная  тень,
готовый в любую минуту отвести от шаха опасность магическую.  Физическую
угрозу  мгновенно  устранят  три  телохранителя  с  каменными  лицами  и
обнаженными саблями - клинком такой сабли разрубают ряд гвоздей и  после
этого волос, брошенный на лезвие, разрезается под собственным весом.
   Во двор вошел Нилпег и остановился у двери. Одна  за  другой  за  ним
проскользнули девять девушек. Дверь с  лязгом  захлопнулась.  Невольницы
сбились в плотную стайку под прицелом  прожигающих  глаз  чернобородого.
Почти  девочки  -  дрожащие,  напуганные,   с   тщательно   вымытыми   и
заплетенными волосами и в богатых одеждах, которых они, быть может, и  в
жизни-то своей никогда не видели.
   Колдун вынул из черного балахона магический кристалл -  Хамрай  сразу
узнал его мягкий отблеск неровных граней. У колдуна был не очень крупный
экземпляр и  переливался  сиренево-багровым  светом  весьма  тускло.  Но
колдун поднял его высоко над головой с таким видом,  что  старый  Хамрай
сразу понял - кристалл является самой главной гордостью и драгоценностью
иноземца.
   - О, божественный глаз Алгола, - провозгласил чернобородый, обращаясь
то ли к кристаллу, то ли к небесам, - яви миру силу  свою,  сверши  чудо
небесное, тебе доступное. Прими жертву немалую, выпей силу их и брось на
человека великого, тебе поклонившегося...
   "Так он еще и алголианин, да, похоже из какой-то непризнанной секты",
- мысленно усмехнулся Хамрай.  При  виде  кристалла  надежда  в  колдуна
почему-то окрепла. Огромную силу подобного магического кристалла  Хамрай
знал, но всех возможностей этого чудесного предмета, наверное, не  ведал
никто.
   Колдун бросил быстрый проницательный взгляд на  Хамрая,  тот  на  миг
испугался, что защита ослабилась и собрался с  силами.  Но  нет,  колдун
посмотрел на шаха. Тот терпеливо ждал и  неведомо  было,  какие  чувства
обуревают  владыку.  На  Хамрая  колдун  даже  не  взглянул  -  не  знал
самоуверенный  чужестранец,  кто  скрывается  под   невзрачными   серыми
одеждами, с лицом, потрепанным временем и  многочисленными  безуспешными
попытками  снять  заклятие,  годами  терзаний,   сомнений,   поисков   и
мучений... Хамрай не считал нужным открывать колдуну до поры до  времени
свои возможности, свою должность  при  шахе.  Хамрай  прекрасно  знал  и
понимал, как  мешает  сосредоточиться  и  сделать  важное  и  безусловно
чрезвычайно трудное чародейство присутствие другого мага. Хамрай даже не
решился просто поставить защиту своим мыслям, как это без  затей  сделал
шах. Он  взял  как  защиту  мысли  одного  из  секретных  лучников,  что
наблюдали за двором через неприметные специальные щели. Он даже  намеком
не дал понять чужеземному магу, что тоже понимает что-то в этом  ремесле
- чтобы, не дай небеса, не сбить его, чтобы  не  упустить  ни  малейшего
шанса на сотворение чуда. Если, конечно, эти шансы, есть.
   Колдун обернулся к дрожащим ничего не понимающим девушкам и  произнес
громовым голосом:
   - Снимите одежды ваши, явите нам прелесть свою.
   Отсветы костра блестели на обнаженных клинках  трех  могучих  воинов.
Суровый  Нилпег  загораживал  выход  из  мрачного   двора,   в   который
превратился теперь для невольниц весь мир. Но они не понимали еще  того,
что ясно было - несмотря  на  защиту  мыслей  колдуна  -  старому  много
повидавшему Хамраю: не за честь  свою  надо  опасаться  этим  несчастным
невинным агнцам, а за жизнь саму.
   Слезы отчаяния покатились по обескровевшим щекам девушек, но ни  одна
из девяти перечить не посмела.  Они  сбросили  пестрые  халатики,  будто
цветки сбрасывают яркие лепестки, и прижались друг к  дружке,  прикрывая
едва оформившиеся выпуклости грудей тонкими руками, выпятив острые локти
вперед, словно пытаясь защититься.
   Колдун резким движением вырвал  из  плотно  стоявшей  группы  девушек
первую  попавшую  под  руку  невольницу,  она,  повинуясь  грубой  силе,
пробежала несколько шагов к  костру  и  упала.  Иноземец  рывком  поднял
девушку на ноги и с силой ударил по щеке. Хамрай  прочувствовал  сильные
волны внушения - иноземец очаровывал жертву,  подчинял  ее  своей  воле,
выдавливал все чувства, кроме рабской покорности ему.
   Девушка опустила безвольно руки, отдавшись подхватившему ее  течению,
раздвинула стройные, тонкие ноги, выпрямила спину, чуть подав в  сторону
колдуна  острые  холмики  груди.  Безумствующий  магический  огонь  ярко
освещал черноволосую неподвижную красавицу, колдун откинул прочь упавшую
на грудь жертвы тонкую и длинную косицу.
   Хамраю захотелось отвести взгляд, он  не  мог  смотреть  спокойно  на
обнаженное женское тело - не желал лишний  раз  мучить  себя  бесплодным
разглядыванием вожделенного и запретного ему естества. Хамрай знал,  что
шах уже давно философски относится к  недоступности  для  него  женского
тела, что повелитель  использует  для  ублажения  собственного  мужского
естества красивых юношей. Умом Хамрай понимал владыку,  но  принять  это
как должное было выше его сил. И не имея возможностей снять  запрещающее
ему и шаху обладание женщинами заклятие, он старался отгородить себя  от
соблазна. Даже мысли не допускал о женских прелестях,  хотя  по  первому
слову ему привели бы наложниц сколько угодно.
   Чернобородый колдун гранью кристалла провел по лбу невольницы,  потом
по щеке, по тонкой шее - кристалл оставлял на нежной коже заметный белый
след. Рука с магическим предметом провела по левой груди девушки, обведя
маленький съежившийся темно-коричневый сосок, потом по  правой.  Проведя
по животу, он дошел до ямочки  пупка  и  отдернул  руку  -  пленница  не
шевельнулась, взор ее был устремлен в  никуда.  Колдун  пожирал  девушку
глазами, ноздри его жадно раздувались -  Хамрай  решил,  что  он  сейчас
лишит ее девственности.  Кто  знает,  может  его  заморское,  варварское
чудотворство требует именно этого? И сейчас и Хамрай, и великий шах, без
малого  двести  лет  лишенного   возможности   обладания   женщиной,   и
телохранители  станут  свидетелями   девятикратного   соития   в   свете
колдовского костра?...
   Рука колдуна подкралась к  женскому  естеству  невольницы,  покрытому
воздушным черным пушком, и по-хозяйски вторглась  туда.  Длинный  тонкий
палец с острым ногтем, накрашенным серебряной краской, с  силой  прорвал
естественную  защиту.  Несмотря  на  сковывающие  волю   чары,   девушка
вздрогнула от боли. По смуглой коже ноги медленно  потек  тонкий  ручеек
темно-вишневой крови. Колдун удовлетворенно  хмыкнул,  прокричал  что-то
непонятное на лающем мертвом языке и выпрямился, хищно сверкнув глазами.
   Хамрай сглотнул, чтобы избавиться от вставшего в  горле  кома.  Хотел
отвернуться, но долг превыше всего - он обязан смотреть.
   Шах стоял неподвижно, положив обе руки  на  эфес  своего  прекрасного
меча - он верил, что час освобождения от заклятия близок, что  снедающая
его невозможность иметь наследника будет  разбита  этим  неприятным,  но
могущественным иноземцем,  как  булатный  клинок  раскалывает  напополам
черный   камень,   загораживающий   выход   к   долгожданной    свободе.
Разворачивающееся перед ним действо владыка полумира воспринимал  сейчас
как прелюдию к волшебной ночи любви, полной  счастья,  которого  он  так
долго лишен, воспоминания о котором почти истерлись за двести лет из его
памяти. Шах смотрел, надеялся и ждал.
   Телохранители  с  нескрываемым  любопытством  взирали  на  обнаженных
невольниц, похоть слегка подернула гримасами их мужественные лица, но  в
любое мгновение они были готовы исполнить долг и ценой собственной жизни
защитить повелителя.
   Девушки дрожали и плакали, плотно прижавшись другу  к  другу,  словно
это могло спасти их от грядущего  надругательства.  Никаких  сомнений  в
предстоящем позоре у них уже не было  -  все,  что  им  оставалось,  это
плакать и возносить бесполезные мольбы к  недоступному  Аллаху  и  силам
космическим. Плачь и причитания становились все громче,  острой  занозой
проникая в самою душу старого  Хамрая.  Он  уже  хотел  раскрыться  пред
колдуном и силой своей магии парализовать мысли девушек. Но чернобородый
вновь опередил его - яркий сиреневый луч  вырвался  из  его  магического
кристалла, долетел мгновенно до пленниц и вспыхнул ярким  переливающимся
облаком,  которое  тотчас  рассеялось,  подхваченное  ветерком.  Девушки
замолчали, потеряв то ли чувство страха, то ли дар речи,  то  ли  вообще
способность воспринимать происходящее.
   Медленно, наслаждаясь собственной мимолетной властью, колдун вывел  к
костру следующую невольницу и со смаком проделал над ней ту же операцию.
Потом он поставил этих двух невольниц ближе  к  костру,  столб  которого
уходил к небесам и прошел к своему черному дорожному мешку.  Два  медных
кольца  щелкнули  на  узких  запястьях   девушек,   сковав   их   тонкой
позолоченной цепочкой.
   Хамрай не знал подобного  чародейства  и  гадал,  какие  же  действия
последуют за всем этим - надежда все  больше  наполняла  его.  Маленькие
худосочные ягодицы стоявшей к нему спиной невольницы притягивали к  себе
его взгляд. Торчащие позвонки смуглой спины  манили  его,  ему  страстно
желалось дотронуться до них  рукой,  погладить,  провести  по  позвонкам
пальцами вниз, до смуглых полушарий, чтобы... Хамрай помотал  головой  -
так нельзя! Надо думать о чем-то другом, чтобы  безумное  вожделение  не
захлестнуло его, не помутило разум - ведь вся его работа еще впереди.
   Старый маг стал размышлять о повседневных заботах.  Собственно,  если
сегодня, несмотря на все его сомнения, пришелец добьется  желаемого,  то
для шаха и Хамрая все изменится. Не будет нужды держать в башне  столько
хитроумных магических приспособлений для бесчисленных опытов,  не  нужен
будет постоянный наблюдатель на крыше башне -  следить  не  появится  ли
знамение, что родился наконец очередной потомок Алвисида, несущий в себе
заряд огромного могущества  бессмертного,  но  поверженного  бога...  Не
нужен будет и он сам, чародей Хамрай, своему повелителю.
   Но Хамрай не боялся опалы. За двести лет, скованные одним несчастьем,
они с шахом Балсаром стали настолько близки друг другу,  что  Хамрай  не
ожидал от владыки никакого зла, даже если долгожданной цели  добьется  и
не он, столько сил на  ее  достижение  потративший.  Хамрай  никогда  не
вмешивался в государственные дела - для советов у  солнцеподобного  шаха
есть мудрые визири. Нет, Хамрай был не советником шаху, а самым  близким
другом. Но если бы шах узнал о тайне Хамрая, о том, что на него заклятие
наложено отнюдь не случайно, и  долгожительство  Хамрая,  как  и  долгая
молодость шаха, тоже получено не даром, что Хамрай,  как  и  шах  был  в
любовной связи с богиней Моонлав  во  время  Смутных  Десятилетий  после
Великой Потери Памяти, а не только ее учеником и верным адептом, то  нет
сомнений, что не сносить ему, Хамраю, головы. Шахская немилость страшна,
а топоры палачей его остры... Впрочем, если тайна когда-либо  откроется,
то топор будет для Хамрая далеко не самым страшным концом... Только  кто
откроет это шаху? Не сам же Хамрай!  Никто,  кроме  богов,  не  в  силах
заглянуть так глубоко в прошлое. А Моонлав, победив вместе с  остальными
тремя всемогущими богами своего  брата  Алвисида,  исчезла  бесследно  и
навсегда, даже не  попрощавшись,  в  неведомом  и  недоступном  мире,  о
котором непонятно рассказывала, и о  котором  изредка,  после  неудачных
дней выматывающих поисков грезилось иногда Хамраю...
   Чернобородый колдун запел на все  том  же  мертвом  гортанном  лающем
языке - сперва негромко,  потом  звук  его  сильного,  красивого  голоса
заполнил весь колодец  тайного  двора.  Воздев  над  головой  магический
кристалл, переливающийся теперь невообразимыми цветами в опаляющем свете
костра, чужестранец  продвигался  мимо  невольниц.  Они  стояли  кольцом
вокруг костра, соединенные  тонкими  поблескивающими  цепочками,  широко
раздвинув ноги и задрав головы к множеству появившихся  на  черном  небе
далеких холодных звезд. Мелодия колдуна завораживала, вселяла  в  сердца
присутствующих благоговейный трепет пред  таинством  колдовства.  Хамраю
пришлось собрать  всю  волю,  чтобы  не  поддаться  чарам  иноземца,  не
потерять способности мыслить трезво и беспристрастно.
   Колдун шествовал медленно и торжественно вокруг  ритуального  костра,
почти  касаясь  своими  развевающимися  одеждами  обнаженных  спин  юных
прекрасных невольниц. Они не шевелились и в отблесках  пламени  казались
неземной красоты  статуями,  высеченными  из  темного  мрамора.  Мелодия
колдуна достигла  наивысшего  напряжения,  по  телам  девушек  пробежала
дрожь. Сперва незаметная, дрожь все более охватывала пленниц,  пока  они
не затряслись, словно в страшной, раздирающей тело, лихорадке...
   Колдун оборвал чародейскую песнь на  полуслове,  остановившись  прямо
напротив шаха. Перевел дыхание, отер тыльной стороной ладони выступившие
на лбу бисеринки пота.
   - Пусть пресветлый шах встанет вот туда, - властно приказал маг.
   Великий шах, гроза полумира, своевольный  и  суровый,  беспрекословно
подчинился.  Хамрай  и  телохранители  сделали  шаг  вслед  за  ним,  но
чужеземец остановил их жестом руки.
   - Нет! Солнцеподобный шах должен быть один.
   Телохранители устремили вопросительные  взгляды  на  повелителя.  Тот
кивнул. Хамрай не чувствовал угрозы в действиях