ожидании  целомудренного  покрова  зимы.  Он  мог  только
надеяться на исполнение  этого  пророчества,  но  никак  не  предполагал
увидеть что-либо подобное собственными глазами. Или, может так  статься,
что притча эта все же не являлась символом нынешнего времени. Почему  бы
и не наоборот. Может, вспаханная земля - это символ пьяного Ноя?
   Когда Сказитель добрался до земли, то уже полностью пришел в себя. Он
размышлял и размышлял, пытаясь  раскрыть  видениям  свое  сознание,  что
необходимо, чтобы стать хорошим прорицателем. И каждый  раз,  когда  ему
казалось, что он  крепко  и  надежно  ухватил  что-то,  оно  уплывало  и
изменялось. Он слишком цеплялся за каждую мысль, в результате  все  дело
тормозилось и он оставался  как  и  прежде  в  полной  неуверенности.  У
подножья дерева он раскрыл свою  сумку  и  достал  оттуда  Книгу  Притч,
впервые открытую им в восемьдесят пятом году для Старого Бена. Осторожно
расстегнул  застежку  переплета,  закрыл  глаза  и  провел   руками   по
страницам. Открыв глаза, он обнаружил, что его пальцы  лежат  на  Адских
Притчах. Конечно, очень подходяще. Его палец коснулся  двух  притч,  обе
написаны его собственной рукой. Первая  не  имела  значения,  другая  же
казалась подходящей. "Глупец видит не то дерево, что видно мудрецу."
   Тем не менее,  чем  больше  он  старался  понять  смысл  этой  притчи
применительно к его размышлениям, тем меньше видел связи с  ними,  разве
что упоминание о деревьях имело  какое-то  отношение  к  нему.  В  конце
концов он вернулся к первой поговорке: "Если глупец начнет  бороться  со
своей глупостью, то станет мудрецом."
   Ага. Это уже кое-что. Это был глас пророчества, записанный им еще  до
начала своих странствий, во времена прежней жизни в  Филадельфии.  В  ту
ночь, когда Книга Притчей впервые  ожила  для  него  и  он  увидел,  как
горящие буквы слагаются в слова, которые должны быть записаны. Ночь  эту
он провел без сна,  пока  свет  восходящего  солнца  не  залил  пылающую
страницу.  Старый  Бен,  как  всегда  по  утрам  ворчливый,  с  грохотом
спустился вниз по лестнице, понюхал воздух и сказал: "Я надеюсь,  ты  не
пытался спалить дом, Билл?" "Нет, сэр", отвечал Сказитель. "Но мне  было
видение о том, что Господь хотел сказать в Книге  Притчей  и  я  записал
его." "Ты совсем одурел с этими своими видениями",  сказал  Старый  Бен.
"Истинные  видения  исходят  не  от  Бога,  а  из  сокровенных   уголков
человеческого сознания. Если тебе захочется,  можешь  записать  это  как
притчу. Мысль слишком агностическая, чтобы я  мог  использовать  ее  для
Альманаха Бедного Ричарда". "Взгляните сюда", сказал Сказитель.
   Старый Бен посмотрел и увидел, как гаснут последние  язычки  пламени.
"Что ж, это действительно отличный фокус с буквами. И ты еще  утверждал,
что не  имеешь  никакого  отношения  к  магическому  искусству".  "Но  я
действительно не колдун. Просто Бог даровал мне это видение".  "Бог  или
дьявол? Если тебя окружает свет, Билл, откуда тебе знать, слава  ли  это
Господня или адский пламень?"
   "Я не знаю", сказал Сказитель, все больше и больше сомневаясь в себе.
Ведь он был очень молод, не достиг даже тридцати лет, и легко приходил в
смущение перед лицом великого человека."
   "Или, может, правда действительно открылась тебе, раз ты  жаждешь  ее
так сильно?", Старый Бен покачивал головой, пытаясь разглядеть  страницы
Книги  Притчей  через  малые  стекла  своих  бифокальных  очков.  "Буквы
прямо-таки выжжены. Забавно, не правда ли,  меня  называют  волшебником,
хотя  я  им  не  являюсь,  а  ты,  настоящий  волшебник,   отказываешься
признавать это". "Я прорицатель. Ну... хотел бы им стать".
   "Я поверю в это, Билл Блэйк, не ранее чем исполниться хотя бы одно из
твоих пророчеств".
   Все последующие годы Сказитель ждал полного исполнения  какого-нибудь
из своих пророчеств. Но когда, казалось, это происходило, из глубин  его
памяти  звучал  голос  Старого  Бена,  предлагающий   иные   объяснения,
насмехающийся над ним за то, что он так страстно желает обнаружить связь
между пророчеством и реальностью.
   "Пророчества не сбываются", сказал бы Старый  Бен.  "Они  могут  быть
полезными - это верно.  Твой  разум  может  находить  зависимости  между
различными вещами и это может приносить пользу. Но сбывшееся пророчество
- это совсем другое дело. Это означает, что ты  отыскал  закономерность,
существующую независимо от того, понимаешь ли, замечаешь ли ты ее.  И  я
должен сказать, что в моей жизни я  не  встречал  такой  закономерности.
Были времена, когда я подозревал, что таких  закономерностей  вообще  не
существует  и  все  связи,  соединения,  зависимости  и   подобия   лишь
порождения разума и не имеют смысла".
   "Так  почему  же  земля  не  растает  у  нас  под  ногами?",  спросил
Сказитель. "Потому что мы ухитряемся убедить ее удержать  наши  тела  на
себе.  И  еще  из-за  сэра  Исаака  Ньютона.  Он  был  таким   чертовски
убедительным малым. И даже если люди сомневались в том, что он  говорит,
земля-то верила и продолжала держаться на месте". Старый Бен рассмеялся.
Он  никогда  не  мог  заставить  себя  поверить  хотя  бы   собственному
скептицизму.
   И теперь, сидя с  закрытыми  глазами  у  подножия  дерева,  Сказитель
пытался связать притчу о Ное со Старым Беном. Очевидно, Старый  Бен  был
Хамом, видевшим обнаженную истину, ничтожную и постыдную, и высмеивавшим
ее, в то время как все почтительные сыны Церкви и  Университета  спешили
истину вновь прикрыть, чтобы не было видно сколь она жалка.  Так,  чтобы
мир продолжал считать истину цельной и  величественной,  не  видя  ее  в
момент обнажения скрытой слабости.
   Вот в чем состоит толкование притчи. И исполнение пророчества.  Когда
мы видим истину,  она  смешна,  и  желающий  служить  истине  не  должен
пытаться увидеть ее воочию.
   В то мгновение, когда ему наконец открылось это, Сказитель вскочил на
ноги. Он должен найти кого-нибудь,  чтобы  рассказать  о  своем  великом
открытии, пока он сам еще в него верит.  Ведь  в  притче  из  его  Книги
сказано:
   "Сосуд удерживает, фонтан отдает". Если он  не  сможет  поделиться  с
кем-нибудь своей историей, она станет затхлой и  лежалой,  она  засохнет
внутри него, в то время как если ее пересказать, она останется свежей  и
значимой. Как это сделать? Лесная дорога, лежавшая  неподалеку,  вела  к
большой белой церкви с высокой как дуб колокольней  -  он  видел  ее  не
далее чем в миле от дерева, на котором  сидел.  Она  была  первым  таким
большим зданием, которое он видел  после  Филадельфии.  Большое  здание,
построенное только для того, чтобы  в  нем  могло  собираться  множество
людей,  означало,  что  здешний  народ  считает,  что  у  них   найдется
достаточно места для вновь прибывших. Добрая примета для  странствующего
рассказчика историй, который живет,  полагаясь  на  щедрость  незнакомых
людей, могших пустить его к себе и накормить, хотя ему  нечем  заплатить
кроме того, что содержалось в его Книге и его голове, пары сильных рук и
выносливых ног, которые прошагали уже десять тысяч миль и  послужат  ему
как минимум еще на пять тысяч.
   Дорога была разбита фургонами, а значит, использовалась  часто,  и  в
выбоинах была укреплена досками, образующими покрытие достаточно крепкое
для того, чтобы фургоны не завязали в размокшей от дождя почве. Так что,
похоже, это место скоро станет городом, не так ли? Но большая церковь не
обязательно  означала  открытость,  она  могла  свидетельствовать  и   о
непомерных претензиях. Во всех  рассуждениях  всегда  таится  опасность,
подумал Сказитель: существуют сотни возможных следствий каждой причины и
сотни возможных причин каждого следствия. Он подумал, не записать ли ему
эту мысль в Книгу и решил, что не стоит. В ней не было ничего,  несущего
отпечаток его души, и никаких божественных или дьявольских отметин.  Она
не являлась откровением, он дошел до нее сам. А значит, не могла быть ни
пророчеством, ни истиной. Дорога упиралась в обширное пастбище  у  реки.
Сказитель догадался о реке заранее по запаху текущей воды - у него  было
хорошее обоняние. Вокруг пастбища были разбросаны  несколько  домов,  но
самым большим из них был окрашенный в белое дощатый  двухэтажный  дом  с
вывеской "Вивер". Теперь, увидев дом с вывеской,  Сказитель  понял,  что
живущие в нем люди хотят, чтобы никогда не бывавшие здесь ранее проезжие
узнавали это место, а это было все равно, что  прямо  сказать,  что  дом
открыт для всех. Поэтому Сказитель подошел прямо к дому и постучал.
   "Минуту!", крикнул кто-то изнутри. Сказитель подождал на крыльце. Над
ним висело несколько корзинок  со  свисающими  пучками  различных  трав.
Сказитель узнал некоторые из них,  пригодные  для  различных  магических
умений, таких как исцеление, обнаружение, завораживание  и  напоминание.
Он также увидел, что если на них посмотреть со  стороны  двери,  то  они
образуют тщательно выделанный оберег. Он был  так  старательно  сплетен,
что Сказитель вначале присел на крыльцо, а потом даже и прилег на  него,
чтобы разглядеть узор  получше.  Разноцветные  линии  были  нанесены  на
корзинки точно в нужных местах, так что это не  было  случайностью.  Над
дверью действительно висел  прекрасно  сплетенный  оберег,  направленный
прямо на  дверной  проем.  Сказитель  попытался  понять,  почему  кто-то
изготовил такой мощный охранный амулет и в то  же  время  попытался  его
укрыть. Что ж, возможно в этих местах Сказитель  был  единственным,  кто
был способен заметить подобную вещь. Он все еще  лежал  на  полу,  ломая
себе голову над этой загадкой, когда дверь открылась и появившийся в ней
мужчина сказал: "Похоже, ты сильно утомился, незнакомец?".
   Сказитель вскочил на ноги. "Я любовался вашим узором из трав, сэр.
   Настоящий воздушный сад".
   "Это все моя жена", сказал мужчина. "Все время хлопочет вокруг них.
   Пустая трата времени."
   Врет он или нет? Сказитель решил, что нет.  Ведь  хозяин  не  пытался
скрыть, что корзины образуют оберег и стелющиеся стебли закреплены  так,
чтобы сохранять его форму. Он просто не знал этого. Кто-то  -  возможно,
жена, если это был ее сад, - возвел защиту вокруг  дома  и  хозяин  дома
ничего об этом не знал.
   "Мне кажется, они выглядят неплохо", заметил Сказитель. "Я удивлялся,
как мог кто-то попасть сюда, хотя я  не  услышал  шума  от  фургона  или
лошади. Но глядя на вас, я догадываюсь, что вы пришли пешком". "Так  оно
и было, сэр", подтвердил Сказитель.
   "И ваш мешок не выглядит очень увесистым, так что похоже на  то,  что
продать вам нечего".
   "Я не торгую вещами, сэр", ответил Сказитель.
   "Чем же тогда? Чем же еще можно торговать,  кроме  вашей?"  "Работой,
например", сказал Сказитель.  "Еду  и  ночлег  я  могу  отработать"  "Вы
слишком стары, чтобы быть бродягой" "Я родился в пятьдесят седьмом,  так
что до семидесяти* мне осталось еще добрых семнадцать лет. Кроме того, я
обладаю еще несколькими различными дарами".
   Тут ему показалось, что его собеседник содрогнулся. И  произошло  это
не с его телом. Просто его глаза похолодели, когда он произнес:
   "Пока наши сыновья еще слишком малы, мы  с  женой  делаем  здесь  всю
работу. И не нуждаемся ни в чьей помощи".
   Теперь за ним появилась женщина, еще достаточно молодая,  чтобы  лицо
ее, хотя и выглядевшее серьезным, не было обветренным и  загрубевшим.  В
руках она держала ребенка. Она сказала мужу: "Армор, сегодня за ужином у
нас найдется место еще на одного человека".
   Но лицо ее мужа застыло в упрямой  гримасе.  "Моя  жена  великодушнее
меня, незнакомец. Я скажутебе прямо.Тыговорил о том, что семьдесят лет -
нормальная длительность человеческой жизни в Библии. своих особых дарах,
и я знаю,  что  ты  имеешь  в  виду  владение  скрытыми  силами.  У  нас
христианский дом, и такой работы ты здесь не найдешь.
   " Сказитель посмотрел тяжелым взглядом  вначале  на  него,  а  потом,
немного мягче, на его жену. Значит, вот как обстоят тут дела. Она делает
такие обереги и  заклятья,  и  в  то  же  время  должна  прятать  их  от
собственного мужа, который и слышать не хочет о таких вещах.  Интересно,
что станет с женой, если муж когда-нибудь узнает правду. Этот человек  -
кажется, Армор? - не похож  на  убийцу,  но  трудно  сказать,  на  какое
насилие способен человек при внезапном приступе ярости.
   "Я понимаю вашу осторожность, сэр", сказал он. "Я  знаю,  что  у  вас
сильные защитные заклятия. Одинокие путники  в  наших  местах  не  ходят
пешком. Один тот факт, что вы еще носите свой скальп, указывает  на  то,
что у вас есть надежная зашита от Краснокожих". Сказитель ухмыльнулся  и
стащил шляпу с головы, обнажив сверкающую  лысину.  "У  меня  есть  свой
способ обороняться от Краснокожих: я всегда могу ослепить их  сверканием
солнца на моей голове. Они не смогут получить  хорошей  награды  за  мой
скальп".
   "По правде говоря", сказал Армор, "Краснокожие  в  этих  местах  куда
более миролюбивы, чем обычно. Их одноглазый Пророк построил  себе  город
на другой стороне Уоббиш, где учит Краснокожих не пить спиртного".
   "Это хороший совет для любого человека", сказал Сказитель. И подумал:
интересно, Краснокожий, называющий себя пророком.  "Пока  я  не  покинул
этих мест, я должен перекинуться  парой  слов  с  ним".  "Он  не  станет
говорить с вами", сказал Армор. "По крайней мере, пока  вы  не  измените
цвет своей кожи. Он не разговаривает с Белыми с тех пор, как у него было
видение несколько лет назад".
   "И что, он убьет меня, если я попробую?"
   "Не думаю. Он учит своих не убивать Белых людей".
   "Тоже неплохой совет", заметил Сказитель.
   "Неплохой для Белых, но для Краснокожих он может оказаться  не  таким
уж  полезным.  Есть   люди   вроде   так   называемого   Губернатора   в
Картхэдж-Сити, желающие всем Краснокожим вне зависимости от того, мирные
они или нет, только  самого  наихудшего".  Неприязнь  не  покинула  лица
Армора, но все же он говорил, и говорил чистосердечно. Сказитель  уважал
людей, разговаривающих прямо и не  лукавя  даже  с  теми,  кого  считают
врагами. "И все же, не  все  Краснокожие  прислушиваются  к  миролюбивым
словам Пророка. Те, кто идут за Та-Кумсавом, приносят много хлопот людям
в низовьях Хио, из-за чего многие уходят на север в верхнюю Уоббиш.  Так
что у вас не будет недостатка в домах,  где  примут  нищего  бродягу,  -
можете поблагодарить за это Краснокожих".  "Я  не  нищий,  сэр",  сказал
Сказитель. "Как я уже говорил вам, я готов работать".
   "При помощи  этих  ваших  даров  и  тайных  уловок,  не  сомневаюсь".
Враждебность   хозяина   была   полной   противоположностью    вежливому
гостеприимству его жены. "А в чем ваш  дар,  сэр?",  спросила  она.  "По
вашей  речи  понятно,  что  вы  образованный  человек.  Вы  случайно  не
учитель?" "О моем даре можно догадаться  по  моему  имени",  сказал  он.
"Сказитель. У меня дар к рассказыванию историй".
   "К выдумыванию их? В этих местах мы зовем это ложью" - чем более жена
старалась быть дружелюбной к Сказителю, тем враждебнее  становился  муж.
"У меня дар к запоминанию историй. Но я рассказываю только те, в которые
сам верю, сэр. И меня  трудно  убедить.  Если  вы  расскажите  мне  свои
истории, я расскажу вам свои, и в результате мы оба станем богаче,  хотя
ни один из нас не потеряет того, с чем начал".
   "Нет у меня никаких историй", сказал Армор, хотя уже успел рассказать
одну историю о Пророке, и еще одну о Та-Кумсаве. "Печально слышать, если
это так. Возможно, я пришел не в тот дом", - Сказитель видел,  что  этот
дом и впрямь неподходящее место для него. Даже если  Армор  смягчится  и
впустит его, он все равно будет постоянно окружен  подозрительностью,  а
Сказитель не мог жить в месте,  где  люди  все  время  смотрят  на  тебя
недоверчиво. "Доброго дня вам". Но Армор не собирался позволить ему  так
просто уйти.  Он  принял  слова  Сказителя  за  вызов.  "Почему  же  это
печально? Я живу обычной тихой  жизнью".  "Ничья  жизнь  не  может  быть
обычной", ответил Сказитель. "И если кто-нибудь говорит это мне, то  это
история такого рода, каких я никогда не рассказываю".
   "Так ты назвал меня лжецом?",  вызывающе  спросил  Армор.  "Я  просто
спросил, не знаете ли вы такого места, где мой дар мог бы быть уважаем?"
   Сказитель увидел, как, незаметно от  Армора,  жена  скрестила  пальцы
правой руки в знаке умиротворяющего заклятья, а левой рукой взяла его за
запястье. Это было проделано мастерски и, видимо, сразу подействовало на
мужа, потому что он заметно расслабился, когда она сделала шаг вперед  и
ответила "Друг", сказала она. "Если ты пойдешь по тропинке  за  вон  тем
холмом и пройдешь по ней до  конца,  через  два  ручья  с  мостками,  то
попадешь к дому Алвина Миллера и я знаю,  что  он  примет  тебя".  "Ха",
сказал Армор.
   "Благодарю вас", сказал Сказитель. "Но откуда вы можете  это  знать?"
"Они позволят вам оставаться столько,  сколько  захотите  и  никогда  не
прогонят если вы будете готовы  помогать  в  работе".  "Я  всегда  готов
помочь, миледи", сказал Сказитель.
   "Всегда готов?" сказал Армор.  "Никто  не  может  быть  готов  помочь
всегда.
   Я думал ты всегда говоришь правду."
   "Я всегда говорю то, во что верю. Правда ли это,  я  могу  судить  не
более чем любой другой человек."
   "Тогда почему ты зовешь меня "сэр", хотя я не  рыцарь,  и  зовешь  ее
"миледи", хотя она такой же простой человек, как и я?" "Просто я не верю
во все эти королевские рыцарские штучки,  вот  почему.  Король  называет
человека рыцарем, потому что жалует ему эту честь,  при  этом  не  важно
настоящий он рыцарь или нет. И все эти дамочки зовутся "леди" за то, чем
они занимаются между королевскими  простынями.  Так  дворяне  используют
слова - в них нет и половины правды. Но ваша жена,  сэр,  поступает  как
настоящая леди, милосердная и гостеприимная. И вы, сэр, ведете себя  как
настоящий рыцарь, защищающий свои владения от  самой  страшной  для  вас
опасности".
   Армор громко  рассмеялся:  "Ты  говоришь  так  сладко,  что  я  готов
побиться о заклад: тебе придется сосать соль не  менее  получаса,  чтобы
избавиться от сладости во рту".
   "В этом и состоит мой дар", сказал Сказитель. "Но когда наступает для
этого время, я могу говорить и иначе, причем совсем не  сладко.  Доброго
дня вам, вашей жене, вашим детям и вашему христианскому дому". Сказитель
вышел на зелень пастбища. Коровы не обратили на  него  внимания,  потому
что он сделал знак защитного заклятия, постаравшись, чтобы Армор его при
этом не увидел. Потом Сказитель  решил  немного  посидеть  на  солнышке,
чтобы дать мозгам прогреться и додуматься до  чего-нибудь  дельного.  Но
ничего не получалось. В  полдень  ему  никогда  не  удавалось  придумать
что-нибудь достойное. Как говорится в пословице: "Думай утром,  действуй
в полдень, ешь вечером, спи ночью".  Слишком  поздно,  чтобы  думать.  И
слишком рано, чтобы есть.
   Он отправился по дорожке  к  церкви,  стоящей  на  верхушке  изрядных
размеров холма. Если б я был настоящим пророком, подумал он, я бы  знал,
что делать. Я знал бы, оставаться ли мне здесь на день, на неделю или на
месяц. Я знал бы, станет Армор моим другом, как я надеюсь,  или  врагом,
чего я опасаюсь. Я знал бы, добьется  ли  его  жена  когда-нибудь  права
использовать свои способности в открытую. Я знал бы,  доведется  ли  мне
встретиться с этим индейским пророком лицом к лицу.
   Но он понимал, что все это не имеет значения. Это  был  род  видения,
используемый ведунами - он не единожды видел, как они проделывают это, и
каждый раз это наполняло его ужасом, потому что он  понимал,  как  плохо
для человека знать слишком много о своем жизненном пути.  Нет,  желанным
даром для него было пророчество, способность видеть  не  маленькие  дела
мужчин и женщин в их закутках мира, а великое развитие событий по  пути,
указанному Господом. Или Сатаной - Сказитель не делал различий, так  как
оба они хорошо знали,