"Что будет на обед?"
   "О, тебе понравится это обед, Мэгги!"
   Малышка Пэгги сморщила нос. "Пахнет, как курица".
   "Верно".
   "А я не люблю куриный суп".
   "Это будет не суп, Мэгги. Эта курица будет  зажарена  целиком,  кроме
крыльев и шеи".
   "Жареную курицу я тоже терпеть не могу".
   "Твой Дедушка тебя когда-нибудь обманывал?"
   "Нет".
   "Тогда поверь мне, этот куриный обед тебя действительно обрадует.  Ты
можешь вообразить такой особый обед из  курицы,  который  принесет  тебе
радость?
   Малышка Пэгги думала, думала, и наконец, улыбнулась.
   "Чертова Мэри?"
   Дедушка подмигнул ей: "Я всегда говорил, что эта курица  создана  для
жаркого".
   Малышка Пэгги с такой силой кинулась ему на шею, что он  захрипел  от
удушья, а потом они долго-долго смеялись.
   Позже ночью, когда малышка Пэгги была  уже  давно  в  кроватке,  тело
Вигора было принесено домой и Папа с Мэйкписом принялись за изготовление
гроба. Алвин Миллер выглядел совершенно убитым,  даже  после  того,  как
Элеонор показала ему  ребенка.  Пока  она  не  сказала:  "Их  девочка  -
ведунья. Она сказала, что он родился седьмым сыном седьмого сына". Алвин
огляделся вокруг, ища кого-нибудь, кто подтвердил бы ему это.
   "О, ты можешь верить ей", сказала Мама.
   Слезы опять выступили на глазах Алвина.
   "Мальчик был жив", сказал он. "В этой воде. Он продержался".
   "Он знал, как это важно", сказала Элеонор.
   Тут Алвин протянул руки к ребенку, крепко обнял его и посмотрел ему в
глаза.
   "Никто еще не назвал его?", спросил он.
   "Конечно, нет", сказала Элеонор. "Мама всегда называла мальчиков,  но
ты всегда говорил, что седьмой сын должен..."
   "Мое имя. Алвин. Седьмой сын седьмого сына с тем  же  именем,  что  у
отца. Алвин-младший". Он посмотрел вокруг и повернулся спиной к  ночному
лесу и лицом к реке. "Слышишь ты, Хатрак-ривер? Его имя Алвин и ты так и
не смогла убить его".
   Вскоре они закончили гроб и обложили в нем тело Вигора свечами, чтобы
они послужили ему вместо утраченного жизненного огня. Алвин поднес  дитя
к гробу. "Посмотри на своего  брата",  шепнул  он  ребенку.  "Малыш  еще
ничего не видит, Папа", сказал Дэвид. "Нет, Дэвид", ответил  Алвин.  "Он
не понимает того, что видит, но его глаза способны видеть.  И  когда  он
станет достаточно большим,  чтобы  узнать  историю  своего  рождения,  я
расскажу ему, что его собственные глаза видели брата  Вигора,  отдавшего
за него жизнь.
   Прошло две недели, пока Фэйт не оправилась достаточно для того, чтобы
продолжить путь. Но Алвин позаботился о том, чтобы вместе  с  мальчиками
отработать  свое  содержание.  Они  очистили   добрый   участок   земли,
заготовили дрова на зиму,  натаскали  несколько  куч  угля  для  кузнеца
Мэйкписа и расширили дорогу. И еще они свалили четыре больших  дерева  и
сделали крепкий мост через Хатрак-ривер, крытый сверху для  того,  чтобы
даже  во  время  грозы  ни  одна  капля  не   могла   коснуться   людей,
переправляющихся через реку. Могила Вигора стала всего  лишь  третьей  в
этих местах, после могил сестер малышки Пэгги. Семья собралась здесь  на
прощание  и  молитву  в  утро  перед  отъездом.  Они  сели  в  фургон  и
отправились на Запад. "Но в этой  земле  мы  навсегда  оставили  частицу
себя", сказала Фэйт и Алвин согласно кивнул. Малышка Пэгги посмотрела на
их отъезд, затем побежала на чердак, открыла  шкатулку  и  взяла  пленку
маленького Алвина в руку. Опасности не было - по крайней  мере,  сейчас.
Все было в порядке. Она отодвинула шкатулку и закрыла крышку. Я надеюсь,
что из тебя выйдет что-то дельное, малыш Алвин, сказала она себе,  а  то
получится, что ты создал кучу проблем из-за ничего.

Глава 6

ШПИЛЬ

   Звенели топоры, крепкие  мужчины  пели  гимны  за  работой,  и  новая
церковь преподобного Филадельфии Троуэра вырастала над общинными  лугами
Вигортауна. Это происходило даже быстрее, чем мог надеяться  преподобный
Троуэр. Еще вчера,  когда  первая  стена  молитвенного  дома  была  едва
начата, внутрь забрел пьяный одноглазый  Краснокожий  и  был  немедленно
окрещен. Одно лишь созерцание внешнего вида церкви явилось  толчком  для
возвышения его к высотам цивилизации и христианства. И  раз  даже  такой
невежественный Краснокожий, как Лолла-Воссики мог придти  к  Иисусу,  то
какие еще  чудесные  обращения  могут  произойти  в  этой  глуши,  когда
молитвенный дом будет достроен под неусыпным пасторским руководством?
   И все же преподобный Троуэр не был полностью  удовлетворен,  так  как
здесь присутствовали враги цивилизации, многократно сильнейшие  варваров
и язычников Краснокожих, и в их среде  не  происходили  столь  внушающие
надежду знамения, каким явился Лолла-Воссики, впервые примеривший одежду
белого человека. В частности, сей прекрасный день был омрачен  тем,  что
среди работников не  было  Алвина  Миллера.  И  сколько  бы  за  это  не
извинялась его благочестивая жена, это  больше  не  могло  удовлетворить
пастора. Поиски залежей камня, подходящего для  изготовления  мельничных
жерновов были закончены, он отдыхал целый день и  должен  был  уже  быть
здесь. "Он что, заболел?", спросил Троуэр. Фэйт  сжала  губы.  "Когда  я
сказала, что он не придет, преподобный Троуэр, я не говорила, что он  не
может придти".
   Это подтверждало  растущие  подозрения  Троуэра.  "Я  его  чем-нибудь
обидел?"
   Фэйт кивнула, смотря в сторону, на столбы и балки молитвенного  дома.
"Не  вы  лично,  сэр,  это  не  ссора  между  мужчинами".  Внезапно  она
насторожилась "А это что такое?"
   Прямо перед зданием несколько мужчин привязывали веревки к  северному
углу башенного шпиля, чтобы  поднять  его  наверх.  Это  была  непростая
работа, которую затрудняли к тому же барахтающиеся в пыли  и  путающиеся
под ногами детишки. Именно они и привлекли ее внимание. "Ал!",  крикнула
Фэйт. "Алвин-младший, немедленно отпусти его!" Она сделала  два  шага  в
сторону облака пыли,  сопутствовавшего  героическим  битвам  шестилеток.
Преподобный Троуэр не собирался  позволить  ей  избежать  разговора  так
легко. "Миссис Фэйт", сказал  он  требовательно.  "Алвин  Миллер  первый
поселенец в этих местах и люди  прислушиваются  к  его  слову.  Если  по
какой-либо причине он против меня, это сильно затруднит  мою  пастырскую
миссию. Не могли бы вы хотя бы объяснить,  чем  я  оскорбил  его?"  Фэйт
посмотрела ему в глаза, как будто прикидывая,  способен  ли  он  устоять
перед правдой. "Это  все  ваши  глупые  проповеди,  сэр",  сказала  она.
"Глупые?"
   "Вы наверное не знаете, так как вы из Англии..."
   "Из Шотландии, миссис Фэйт".
   "Так как вы обучались во всех этих школах, где никто ничего не  знает
о..."
   "В Эдинбургском Университете! Если уж там..."
   "О заклятиях, оберегах, колдовстве, ясновидении и всех прочих вещах".
"Я знаю одно: что претензия  на  владение  этими  темными  и  невидимыми
силами влекут за  собой  смертный  приговор  через  сожжение  в  землях,
подвластных Лорду-Протектору, миссис Фэйт, хотя в милости своей он  лишь
изгоняет тех, кто..."
   "Вот-вот, об этом я и говорю", сказала Фэйт с  облегчением.  "Похоже,
они не научили вас этому в университете, правда? Но так мы живем в  этих
местах, и сколько не называй это суеверием..."
   "Я назвал это истерией..."
   "Это не опровергает того, что все это правда".
   "Я понимаю вас: вы верите, что это правда", терпеливо сказал  Троуэр.
"Но в мире существуют либо наука, либо чудеса. Чудеса творил  Господь  в
древние времена, и эти времена позади. Сегодня, если мы  хотим  изменить
мир, то нашим орудием должна быть не магия, а  наука".  Посмотрев  ей  в
лицо,  он  заметил,  что  слова  эти  не  произвели  на   нее   большого
впечатления.
   "Наука", спросила она. "Это что, ваше гадание на шишках головы?"
   Ему показалось, что она даже  не  очень  старалась  скрыть  насмешку.
"Френология", сказал он холодно. "Это наука, находящаяся в самом  начале
своего развития, в ней еще много недочетов, и я пытаюсь изучить..."  Она
рассмеялась девичьим смехом, из-за чего стразу стала  выглядеть  слишком
юной для женщины, выносившей четырнадцать детей. "Простите,  преподобный
Троуэр, я просто вспомнила, как Мишур сказал,  что  вы  ищите  мозги  на
ощупь и что пока улов у вас не особо  богатый".  Что  верно,  то  верно,
подумал преподобный Троуэр, но произнести  это  вслух  счел  неразумным.
"Миссис Фэйт, на своей проповеди я говорил так, чтобы люди поняли, что в
современном мире существуют более здравые способы мышления и мы более не
должны быть связаны заблуждениями..." Все было бессмысленно. Ее терпение
уже истощилось. "Похоже, что мой мальчик может  бабахнуться  головой  об
одну из этих балок, если не оставит в покое остальных малышей,  так  что
прошу вас, Ваше Преподобие, извинить меня". И она ушла, чтобы  пасть  на
семилетнего Алвина и трехлетнего  Калвина  как  наказание  Господне.  Уж
что-что, а капать на мозги она умела.  Даже  с  того  места,  где  стоял
Преподобный Троуэр было слышно, как она отчитывает сыновей,  и  это  при
том, что ветер дул в другую сторону. Какое невежество,  подумал  Троуэр.
Судя по всему, я нужен  здесь  не  только  как  посланец  Господа  среди
еретиков, но и как посланец Науки среди  суеверных  глупцов.  Кто-нибудь
набормочет заклятие и потом, месяцев этак  через  шесть,  что-то  плохое
происходит с проклятым - это срабатывает, потому что  что-нибудь  плохое
происходит с каждым как минимум дважды в год - и это убеждает их в  силе
заклятия.  Post  hoc  ergo  propter  hoc.  В  Британии  студенты  учатся
разоблачать  подобные  элементарные  логические  ошибки  еще  на  первых
курсах. Здесь же это образ жизни. Лорд-Протектор вполне прав,  наказывая
практикующих магическое искусство в Британии, хотя Троуэр предпочел  бы,
чтобы их наказывали не за ересь, а за глупость. Называя их еретиками, он
тем самым придает им слишком много значения, как будто они опасны, а  не
всего лишь достойны презрения.
   Три года назад, вскоре после получения степени Доктора Богословия,  к
нему пришло  осознание  вреда,  который,  в  конечном  итоге,  наносится
действиями Лорда-Протектора. Он вспоминал это  как  поворотный  пункт  в
своей жизни, не тогда ли впервые его посетил Гость? Да, именно тогда,  в
маленькой комнатке в доме причта Церкви Святого Джеймса в Белфасте,  где
он  был  младшим  помощником  пастора,  его   первая   должность   после
рукоположения.  Троуэр  рассматривал  карту  мира,  когда   его   взгляд
остановился на Америке, в том месте, где была  обозначена  Пенсильвания,
между голландскими  и  шведскими  колониями  на  западе  и  неизведанной
страной за Миссисипи, в которой обрывались все линии  карты.  Карта  как
будто ожила, и он увидел потоки людей, прибывающих в Новый Свет.  Добрые
пуритане, благочестивые прихожане и рачительные хозяева  отправлялись  в
Новую Англию; паписты, роялисты и негодяи всех мастей ехали в непокорные
рабовладельческие Вирджинию, Каролину и Якобию, так  называемые  Колонии
Короны. Все эти люди, однажды найдя себе место, оставались там навсегда.
Но  и  люди  другого  склада  тоже  приезжали  в  Пенсильванию.   Немцы,
голландцы,  шведы  и  гугеноты  покидали  свои   страны   и   превращали
Пенсильванскую Колонию в помойку, заполненную человеческими отбросами со
всего  континента.  Хуже  всего  было   то,   что   на   этом   они   не
останавливались. Эти меченые пороком люди  высаживались  в  Филадельфии,
обнаруживали что в населенных - у Троуэра язык не поворачивался  назвать
их "цивилизованными" - областях Пенсильвании для них  уже  места  нет  и
немедленно отправлялись на Запад, в страну Краснокожих, чтобы найти себе
среди  лесов  землю  для  фермы.  Нимало  не   заботясь   о   том,   что
Лорд-Протектор особо запретил им селиться там. Какое дело этим язычникам
до закона? Они хотели земли, как будто обладание  участком  грязи  могло
превратить  крестьянина  в  сквайра.  Затем  Америка  для   Троуэра   из
бесцветной стала черной. Он увидел, как с  приходом  нового  столетия  в
Америку придет война. В своем прозрении он предвидел, как король Франции
пошлет этого отвратительного корсиканского полковника Бонапарте в Канаду
и тот поднимет Краснокожих из французских фортов в Детройте. Краснокожие
будут нападать на переселенцев и уничтожать их: какими бы отбросами  они
не были, это были английские отбросы, и у Тауэра мурашки бежали по  коже
при виде зверств Краснокожих. Но даже если англичане победят,  результат
будет  тем  же.  Америка  к  западу  от  Аппалачей  никогда  не   станет
христианской . Неважно, будут ли обладать  ей  проклятые  французские  и
испанские паписты, продолжат ли  свое  владычество  не  менее  проклятые
Краснокожие  язычники  или  самые  разложившиеся  из   англичан   станут
преуспевать  на  этой  земле,  одинаково  воротя  нос  от  Христа  и  от
Лорда-Протектора.  Целый  континент  будет  отвращен  от  пути  познания
Господа Иисуса. Это видение было  столь  ужасно,  что  Троуэр  закричал,
думая, что никто не  услышит  его  в  уединении  маленькой  комнаты.  Но
кое-кто слышал. "Здесь хватит работы на всю жизнь для Божьего человека",
сказал кто-то позади него. Троуэр в испуге обернулся, но голос был таким
тихим и мягким, лицо таким старым и приветливым, что уже  через  секунду
Троуэр отбросил свой страх, несмотря на то, что дверь и окно были крепко
заперты и ни один человек естественным путем не  мог  проникнуть  в  его
маленькую комнату.
   Сочтя посетителя частью явления, свидетелем которому он  был,  Троуэр
обратился к нему почтительно: "Сэр, кем бы вы ни были, я  видел  будущее
Северной Америки и для меня оно выглядело торжеством  дьявола."  "Дьявол
торжествует, когда люди Бога падают духом и оставляют ему  поле  битвы",
ответил человек.  После  чего  внезапно  исчез.  В  этот  момент  Троуэр
осознал, что дело его жизни - построить  деревенскую  церковь  в  дебрях
Америки и бороться с дьяволом в его собственной стране. Три года  заняло
собирание денег и получение разрешения высших отцов Шотландской  Церкви.
И вот он здесь, стены новой  церкви  растут,  и  эти  светлые  стены  из
неокрашенного  дерева  возвышаются  как  яркий   упрек   темной   чащобе
варварства, среди которой они воздвигнуты.
   Естественно,  видя  столь  удачную  работу,  дьявол   должен   как-то
откликнуться.  И  было  очевидно,  что  главным  слугой  дьявола  был  в
Вигортауне Алвин Миллер. И хотя все  его  сыновья  были  здесь,  помогая
строить церковь, Троуэр знал, что это  дело  рук  Фэйт.  Она  жертвовала
столь обильно, что  можно  было  предположить  в  ней  последовательницу
шотландской церкви, несмотря на то, что была она рождена в Массачусетсе:
ее сотрудничество вселяло надежду, что у него будет  своя  паства,  если
только Миллер все не испортит. А он будет вредить. Одно дело  его  обиды
на то, что Троуэр случайно сказал или сделал.  Но  совершенно  другое  -
изначальная враждебность, причиною которой является вера  в  колдовство.
Это уже прямой конфликт. Поле битвы обозначено. Троуэр стоял на  стороне
науки и Христианства, на противоположной стороне - силы тьмы и суеверия;
бесовская, плотская сущность человека. Во главе ее  стоял  Миллер.  А  я
ведь только начал битву во имя  Господне.  И  если  я  не  одолею  этого
первого соперника, победа навсегда станет для меня невозможной.
   "Отец Троуэр!" закричал старший сын Алвина Дэвид. "Мы готовы  поднять
шпиль!"
   Троуэр вначале припустился  к  ним  бегом,  затем  вспомнил  о  своем
достоинстве и оставшуюся часть пути прошел степенно.  В  Евангелии  ведь
ничего не сказано о том, что Господь бегал - только  ходил,  подчеркивая
свое высокое положение. Конечно у Павла в его комментариях есть о  "беге
стремительном", но это ведь так, аллегория. Священник должен быть  тенью
Иисуса, идя Его путем и представляя Его пастве.  Только  так  могут  эти
люди соприкоснуться с величием Господа.  Так  что  обязанностью  Троуэра
было  скрыть  стремительность  своей   молодости   и   передвигаться   с
медлительностью старика, хотя и было ему лишь двадцать четыре.
   "Вам  ведь  нужно  благословить  шпиль,  правда?"  спросил  один   из
фермеров. Это был Оле, швед с берегов Делавара  и  поэтому  лютеранин  в
душе, но он согласился помочь в постройке Пресвитерианской церкви здесь,
в долине Уоббиш, потому что иначе ближайшим окажется папистский Собор  в
Детройте. "Да, конечно", сказал Троуэр и положил руку на тяжелый, острый
как пика шпиль.
   "Преподобный Троуэр", раздался сзади детский голос,  пронзительный  и
громкий как все детские голоса. "Разве это  не  что-то  вроде  заклятия,
давать благословение куску дерева?"
   Когда  Троуэр  обернулся,  Фэйт  Миллер  уже  шикнула  на   мальчика.
Алвину-младшему еще только шесть лет, но уже очевидно, что в будущем  он
принесет не меньше беспокойства, чем его отец. Может быть даже больше  -
у  Алвина-старшего  хотя  бы  хватало  такта   держаться   подальше   от
строительства церкви.
   "Продолжайте", сказала Фэйт. "И не обращайте на него внимания. Я  еще
не научила его, когда можно говорить,  а  когда  надо  держать  язык  за
зубами." Даже с  крепко  прижатой  к  его  губам  рукой  матери  мальчик
настойчиво смотрел прямо на Троуэра. И когда Троуэр оглянулся вокруг, то
заметил, что глаза взрослых  тоже  смотрят  на  него  выжидающе.  Вопрос
ребенка был вызовом, на  которой  необходимо  было  ответить,  иначе  он
выглядел бы лицемером и глупцом в глазах тех, кого ему  необходимо  было
обратить.  "Если  вы  считаете,  что  мое  благословение   действительно
изменяет природу этого дерева", сказал он. "то это  было  бы  похоже  на
колдовство. Но на самом деле этот шпиль является не более  чем  поводом.
На самом деле мое благословение направлено на общину  христиан,  которые
будут собираться под этой  крышей.  И  в  этом  нет  никакой  магии.  Мы
призываем силу  и  любовь  Господа,  а  не  заговариваем  бородавки  или
заклинаем от дурного глаза". "Плохо дело", пробормотал один из  них.  "Я
ведь умею заговаривать бородавки"  Все  дружно  рассмеялись,  и  все  же
опасность была позади. И когда этот шпиль поднимется в  воздух,  то  это
станет деянием христианским, а не языческим.
   Он благословил шпиль, изменяя текст обычной молитвы так, чтобы она не
касалась свойств самого дерева.  Затем  мужчины  взялись  за  веревку  и
Троуэр пропел "О наш Господь на морях Великих" на  пределе  возможностей
своего прекрасного баритона, чтобы задать ритм и вдохновение их труду. И
все же все это время он чувствовал присутствие маленького Алвина.  И  не
только из-за его недавнего ошеломляющего  выпада.  Ребенок  был  так  же
простодушен, как и большинство детей - Троуэр сомневался, чтобы  у  него
был какой-либо злой вымысел. Привлекало его внимание совсем иное. Но это
касалось  не  самого  мальчика,  а  необычного  поведения  людей  в  его
присутствии. Казалось, они постоянно наблюдали за ним. Не то  чтобы  они
смотрели на него, это занимало бы слишком  много  времени,  так  как  он
постоянно носился вокруг. Просто они постоянно помнили о нем так же  как
повар в их семинарии чувствовал, где  находиться  на  кухне  собака,  не
следя за ней специально и  никогда  не  натыкался  на  нее,  хлопоча  по
хозяйству. К тому же с этим обостренным вниманием к мальчику  относились
не только его родственники. Все  поступали  так  же  -  все  эти  немцы,
скандинавы,  англичане,  новички  и  старожилы.  Как  будто   воспитание
мальчика было их общим делом, вроде постройки  церкви  или  моста  через
реку.  "Осторожней,  осторожней!",  покрикивал  Вэйстнот,  залезший   на
восточную опору для того, чтобы оттуда направлять тяжелый  шпиль.  Шпиль
почти уже встал на место, каркасные балки были готовы соединиться с  его
краями и образовать прочную крышу.
   "Подай назад!", кричал Мишур. Он стоял на  лесах  под  крестообразным
брусом, поддерживающем две упирающиеся в него балки.  Это  был  решающий
момент установки крыши, требующий  большой  точнос