ей  из
сделанных им вашей было простое слово?"
   Алвин собрался ответить, но как раз  в  этот  момент  они  подошли  к
порогу дома и не успели еще подняться к двери, как она распахнулась и за
ней появилась Мама, глядящая на них сверху вниз.  Взглянув  ей  в  лицо,
Алвин понял, что  опять  попал  в  переплет,  причем  причина  была  ему
известна. "Я хотел пойти в церковь, Ма!"
   "Многие покойники тоже собирались отправиться  на  небеса",  ответила
она.
   "Так вот: они туда не попали".
   "Это моя вина, Добрая Фэйт", сказал Сказитель.
   "Я уверена, что не ваша, Сказитель", сказала она.
   "Мы  принялись  разговаривать,  Добрая  Фэйт,  и,  боюсь,  я   отвлек
мальчика". "Этот мальчик родился отвлеченным от всего благого",  сказала
она, не отрывая глаз от лица Алвина. "Он идет по стопам отца.  Если  его
не взнуздать, оседлать, и не отправиться на нем в церковь верхом, он так
туда никогда и не попадет, и если не прибить его ноги к церковному полу,
то через минуту он окажется за дверью. Это десятилетний мальчик, который
так ненавидит Господа, что его мать готова пожелать, чтобы он никогда не
был рожден". Эти слова уязвили Алвина в самое сердце.
   "Ужасно желать что-нибудь подобное", сказал Сказитель. Его голос  был
очень тих и Мама подняла в конце концов глаза на  лицо  старика.  "Я  не
желаю этого", сказала она в конце концов.
   "Прости меня, Мама", сказал Алвин-младший.
   "Зайди внутрь", сказала она. "Я ушла из церкви, чтобы найти  тебя,  и
теперь, пока служба не окончена, мы не можем вернуться". "Мы говорили  о
всяких вещах, Мама", сказал Алвин. "О моих снах,  и  о  Бене  Франклине,
и..."
   "Я хочу слышать от тебя только одну вещь", сказала Ма. "Пение гимнов.
Если ты не хочешь идти в церковь, то будешь сидеть на кухне со  мной  и,
пока я готовлю обед,  петь  мне  гимны"  Так  что  Алвину  не  удавалось
увидеть, что же написал Старый Бен в Книге  Сказителя,  еще  по  крайней
мере несколько часов. Мама заставляла его петь и работать  до  обеда,  а
после обеда Па, старшие сыновья и Сказитель уселись обсуждать завтрашнюю
экспедицию за камнем для мельничного жернова, который предстояло  снести
вниз с гранитной горы.
   "Я делаю это для тебя", сказал Папа Сказителю. "Так что неплохо  было
бы тебе отправиться с нами".
   "Я никогда не просил, чтобы ты принес камень  для  жернова".  "С  тех
пор, как ты появился здесь, не прошло и дня, чтобы мы не услышали,  "как
жаль, что  такая  прекрасная  мельница  используется  как  амбар,  когда
здешним людям так нужен свежий помол"."  "Мне  помнится,  я  сказал  это
только однажды".
   "Ну, может, это и так", сказал Па. "Но каждый раз, когда я вижу тебя,
я думаю об этом жернове".
   "Наверное, тебе просто жаль, что этот камень не  оказался  на  месте,
когда ты бросил меня".
   "Он этого не хотел!", закричал Калли. "Потому что  тогда  ты  был  бы
мертвым!"
   Сказитель только усмехнулся и Папа усмехнулся  ему  в  ответ.  И  они
продолжили толковать о том - о сем. Затем  жены  привели  племянников  и
племянниц на воскресный ужин, и они заставили Сказителя спеть им смешную
песенку столько раз, что Алвин почувствовал, что готов взвыть, если  еще
раз услышит это громогласное "ха-ха-ха!".
   И только после ужина, когда все племянники и племянницы разошлись  по
домам, Сказитель достал свою Книгу.
   "Я всю думал, откроешь ли ты когда-нибудь эту книгу", сказал  Па.  "Я
просто ждал подходящего времени". Сказитель принялся рассказывать о том,
как люди записывали в Книгу о своих самых важных делах. "Я  надеюсь,  ты
не хочешь, чтобы я написал здесь что-нибудь". "О, пока я не дам  тебе  в
ней писать. Ты ведь так и не рассказал мне о самом важном, что  совершил
в своей жизни". Голос Сказителя стал звучать мягче. "Может быть,  оно  у
тебя еще впереди".
   Па выглядел слегка раздраженным и, может быть, испуганным. Как бы  то
ни было, он встал и подошел. "Покажи же мне, что в этой книге,  что  это
люди считают таким страшно важным".
   "Э-э-э", протянул Сказитель. "А ты умеешь  читать?"  "Я  должен  тебе
сказать, что я получил образование, которое  янки  в  Массачусетсе  дают
своим  детям,  еще  до  того,  как  женился  и  обзавелся  мельницей   в
Вест-Хэмпшире, и задолго до того, как переселился в эти  места.  Это  не
идет ни в какое сравнение с полученным тобой лондонским образованием, но
я сомневаюсь, что тебе удастся написать такое слово, которое  я  был  бы
неспособен прочесть, если это только не будет латынь". Сказитель  ничего
не  ответил.  Он  просто  открыл  Книгу.  Па   прочел   первую   запись.
"Единственное, что я действительно создал - это американцы".  Он  поднял
взгляд на Сказителя. "Кто написал это?" "Старый Бен Франклин".
   "Судя по тому, что слышал я, единственный сделанный им американец был
незаконнорожденным".
   "Может, Алвин-младший попозже тебе это объяснит". Пока они  говорили,
Алвин пролез  вперед,  чтобы  посмотреть  на  почерк  Старого  Бена.  Он
выглядел ничем не отличающимся от почерка любого другого человека. Алвин
почувствовал легкое разочарование, хотя и  не  мог  объяснить,  чего  он
ожидал. Может того, что буквы окажутся золотыми? Конечно, нет.  Не  было
никакой  причины,  почему  слова  великого  человека  должны  на  бумаге
отличаться от слов глупца.
   И все же он никак не мог  отделаться  от  огорчения,  что  эти  слова
выглядели так обыкновенно. Он протянул руку и перевернул страницу, потом
еще несколько страниц, листая их пальцами.  Слова  выглядели  одинаково.
Коричневые чернила на пожелтевшей бумаге.
   На мгновение его  ослепила  вспышка  света,  сверкнувшая  со  страниц
Книги.
   "Не играй так со страницами", сказал Папа.  "Ты  их  порвешь".  Алвин
повернулся и посмотрел на Сказителя. "Что это за страница  со  светом?",
спросил он. "Что сказано там? "
   "Светом?", спросил Сказитель.
   Тут Алвин догадался, что он один видел это.
   "Найди страницу сам", сказал Сказитель.
   "Да он ее порвет", сказал Папа.
   "Он будет осторожен", сказал Сказитель.
   Но папин голос был сердитым, "Я сказал тебе, Алвин-младший, оставь  в
покое эту книгу!"
   Алвин послушно отступил, но  почувствовал  руку  Сказителя  на  своем
плече. Голос Сказителя был тих и Алвин почувствовал, как он сложил  свои
пальцы в знак умиротворения. "Мальчик видел  в  Книге  кое-что",  сказал
Сказитель. "И я бы хотел, чтобы он разыскал это место для  меня  опять".
И, к удивлению Алвина, Папа пошел на попятную. "Что ж, если ты не имеешь
ничего против того, что этот неряшливый ленивый  мальчишка  порвет  твою
книгу..." пробормотал он и замолк.
   Алвин повернулся к Книге и внимательно перелистал страницы,  одну  за
другой. В конце концов он  дошел  до  страницы,  из  которой  бил  свет,
вначале ослепивший его, но постепенно начавший  меркнуть.  И  оставшийся
только на одной записи, буквы которой горели огнем.
   "Видишь, как они горят?", спросил Алвин.
   "Нет", сказал Сказитель.  "Но  чувствую  запах  дыма.  Покажи  слова,
которые горят для тебя".
   Алвин протянул руку и боязливо коснулся первых букв записи. Пламя,  к
его удивлению, не было горячим, хотя грело, и  это  пламя  прогрело  его
руку до кости. Он вздрогнул, когда  последние  остатки  осеннего  холода
покинули его тело. И улыбнулся, ведь теперь он стал таким ярким изнутри.
Но почти сразу после того, как он коснулся пламени, оно  мигнуло,  стало
меркнуть и погасло. "Что там сказано", спросила Мама. Теперь она  стояла
с другой стороны стола. Она не так уж хорошо умела читать, а буквы  были
для нее вверх ногами. Сказитель прочитал: "Родился Создатель".
   "Не было другого Создателя", сказала  Мама.  "после  того,  кто  смог
обратить воду в вино".
   "Может и так, но она написала это", сказал Сказитель.
   "Кто написал?" спросила Мама.
   "Просто маленькая девочка. Около пяти лет назад".
   "А какая история связана с этой ее фразой?", спросил Алвин-младший.
   Сказитель покачал головой.
   "Ты говорил, что не позволяешь  людям  писать,  пока  не  узнаешь  их
историю".
   "Она написала  это,  когда  я  не  видел",  сказал  Сказитель.  "И  я
обнаружил эту запись только на следующей моей ночевке". "Тогда откуда ты
знаешь, что именно она это написала?" "Это была  она.  Никто  другой  не
смог бы снять заклятие, которое я в те дни накладывал на Книгу".
   "Так значит, ты не знаешь, что это означает? Ты даже  не  можешь  мне
объяснить, почему они горят?"
   Сказитель покачал головой.  "Насколько  я  помню,  она  была  дочерью
хозяина постоялого двора. Эта девочка очень мало говорила, но когда  все
же открывала рот, то все  сказанное  было  чистой  правдой.  Никогда  не
лгала, даже из вежливости. Считалось, что у нее дурной характер. Но  как
говорит поговорка, "Если ты  всегда  говоришь  правду  в  глаза,  злодей
станет бояться тебя". Ну, или что-то в этом роде".
   "Как ее звали?", спросила Мама. Алвин посмотрел на нее с  удивлением.
Ведь Мама не видела сверкающих букв, почему же ей было так важно узнать,
кто написал их?
   "Простите", сказал Сказитель. "Я уже не помню ее имени. А даже если б
помнил, то не назвал бы его, как и не сказал бы, где она живет.  Мне  бы
не хотелось, чтобы люди разыскивали ее и беспокоили вопросами, ответы на
которые она, возможно, хотела бы держать в тайне. Но вот  что  я  скажу.
Она была  ведуньей  и  обладала  истинным  зрением.  Так  что  если  она
написала, что был рожден Создатель, то я верю в это и  поэтому  оставляю
ее слова в моей Книге".
   "Мне бы хотелось когда-нибудь узнать ее историю",  сказал  Алвин.  "Я
хочу знать, почему эти буквы были такими яркими.
   Он поднял взгляд и увидел, как Мама и  Сказитель  настойчиво  смотрят
друг другу в глаза.
   И затем, на задворках зрения, там, где он  почти  видел,  но  не  мог
остановить  свой  взгляд,  он  почувствовал   Разрушителя,   невидимого,
дрожащего, ждущего в нетерпении, когда наступит его время раздробить мир
на части. И не успев задуматься над тем, что он  делает,  Алвин  вытащил
перед своей рубахи из штанов  и  связал  концы  ее  вместе.  Разрушитель
содрогнулся и исчез из поля зрения.

Глава 11

МЕЛЬНИЧНЫЙ ЖЕРНОВ

   Сказитель проснулся из-за того, что кто-то  тряс  его  за  плечо.  За
дверями еще кромешная темень,  но  уже  пора  в  путь.  Он  сел,  слегка
потянулся и с удовольствием ощутил, что за ночи,  проведенные  в  мягкой
постели, ноющая боль в костях совершенно прошла. Я смог бы привыкнуть  к
этому, подумал он. Мне могло бы понравиться жить здесь.
   Бекон был таким сочным, что даже отсюда было слышно, как он шипит  на
кухне. Сказитель уже почти надел  ботинки,  когда  в  комнату  постучала
Мэри. "Я уже более или менее прилично одет", сообщил он. Она вошла, неся
в руках две пары толстых шерстяных чулок. "Я связала их  сама",  сказала
она.
   "Таких толстых носков мне не купить бы и в  Филадельфии".  "У  нас  в
Уоббиш зима очень холодная и...", Мэри не закончила. Страшно  смущенная,
она качнула головой и стремглав выбежала из комнаты.  Сказитель  натянул
чулки, затем надел на них ботинки  и  довольно  улыбнулся.  Он  не  имел
ничего против того, чтобы принимать маленькие подарки вроде этого.  Ведь
он работал не хуже других и сделал немало для подготовки фермы  к  зиме.
Сказитель был очень хорошим кровельщиком - любил карабкаться вверх и  не
боялся высоты. Так что и он приложил свою руку к тому, что дом,  амбары,
сараи и курятники будут всю зиму сухими и  теплыми.  И,  хотя  никто  не
просил его заниматься этим, он подготовил мельницу к установке  жернова.
И лично  загрузил  всю  солому  с  пола  мельницы,  все  пять  фургонов.
Близнецы, женившиеся только этим летом и  не  успевшие  еще  обзавестись
собственными фермами, перевезли сено в большой амбар. За все  это  время
сам Миллер даже не прикоснулся к вилам. Сказитель не  особо  беспокоился
из-за этого, как и сам Миллер.
   Но было и многое другое, что складывалось не так удачно. Та-Кумсав со
своими  Краснокожими  Шауни  согнал  большинство  фермеров   с   земель,
находящихся ниже Картхэджа, и все были очень встревожены.  Конечно,  это
очень хорошо, что Пророк  основал  там,  за  рекой  большой  город,  где
поселились тысячи Краснокожих, обещавших никогда ни на кого не поднимать
руки. Но было множество Краснокожих  считавших,  как  и  Та-Кумсав,  что
неплохо было бы прогнать Белых к побережью Атлантики и пусть они  плывут
себе назад в Европу, на  кораблях  или  без  них.  Они  хотели  войны  и
поговаривали, что Билл Харрисон в Картхэдже только рад раздуванию  огня,
не говоря уже о французах в Детройте, всегда подстрекавших Краснокожих к
нападению на американских поселенцев в стране, которую они провозгласили
частью Канады. Народ в Вигор-Черче постоянно обсуждал все эти  дела,  но
Сказитель знал, что Миллер не относится  к  этому  серьезно.  Он  считал
Краснокожих чем-то вроде шутов способных думать только  о  том,  как  бы
побыстрей  накачаться  виски.  Сказитель  уже  встречался  с   подобными
представлениями прежде, но только в Новой Англии.  Казалось  янки  и  не
приходило в голову, что все чего-нибудь стоящие индейцы из Новой  Англии
давно уже перебрались в Ирракву. Янки наверняка по другому взглянули  бы
на Краснокожих, если бы знали то, что  индейцы  из  Ирраквы  работают  с
паровыми машинами, привезенными прямо из Англии  и  то,  что  на  Фингер
Лэйке Белый по имени Эли Уитни помогает строить фабрику,  которая  будет
изготавливать ружья в двадцать раз быстрее обычного.  Когда-нибудь  янки
еще  предстоит  очнуться  и  осознать,  что  Краснокожие  вовсе  не  все
беспробудные пьяницы и некоторым Белым придется изрядно попотеть,  чтобы
не отстать от них.
   В то же время, однако, Миллер не  придавал  значения  и  воинственным
замыслам. "Всем известно, что где-то там в лесах Краснокожие.  Никто  не
может помешать им там шляться, но у  меня  пока  не  пропало  ни  одного
цыпленка, так что не о чем и тревожиться."
   "Еще бекона?" спросил Миллер. Он подвинул блюдо с беконом через  стол
ближе к Сказителю.
   "Я не привык много есть по утрам", ответил Сказитель. "С тех пор, как
я живу с вами, за каждым обедом я съедаю больше, чем  обычно  за  день."
"Вам неплохо было бы нарастить немного мяса на костях", сказала Фэйт.
   Она положила ему несколько горячих лепешек, обмазанных медом.
   "Но я больше не могу съесть  ни  кусочка",  запротестовал  Сказитель.
Лепешки исчезли с тарелки. "Вот они мне и  попались",  воскликнул  Алвин
младший.
   "Никогда не лезь так через стол," сказал Миллер.  "К  тому  же,  двух
лепешек тебе не съесть."
   Ал-младший на удивление быстро доказал отцу его неправоту. Затем  они
смыли мед с рук, надели рукавицы и вышли  к  фургону.  Первые  проблески
света уже показались на востоке, когда подъехали живущие ближе к поселку
Дэвид и Калм. Ал-младший вскарабкался на заднюю часть фургона туда,  где
лежали  инструменты,  веревки,  палатки  и  продовольствие   -   пройдет
несколько дней прежде чем они вернутся назад.
   " Ну так, кого мы ждем -  близнецов  и  Мишура?"  спросил  Сказитель.
Миллер запрыгнул на сидение фургона. "Мишур уже впереди,  рубит  деревья
для саней. А Вэйстнот с Вонтнотом остаются  тут,  чтобы  позаботиться  о
наших фермах", он усмехнулся. "Ведь мы же не можем оставить  женщин  без
зашиты  после  всех  этих  разговоров  о  диких  Краснокожих,  рыскаюших
вокруг?" Сказитель ухмыльнулся в ответ. Хорошо, что Миллер на самом деле
вовсе не так беспечен, как кажется.
   Путь  к  каменоломне  был  неблизок.  По  дороге  они  проехали  мимо
разбитого фургона с расколотым камнем посреди.  "Это  была  наша  первая
попытка," сказал Миллер. "Но ось  рассохлась,  ее  заклинило,  когда  мы
съезжали с холма и фургон обрушился под весом камня."
   Они подъехали к довольно большой реке и  Миллер  рассказал,  как  они
дважды пытались сплавить камень для жернова на плоту, но оба  раза  плот
переворачивался и тонул.
   "Нам не везло," сказал Миллер, но вид у  него  при  этом  был  такой,
будто он винит в неудаче кого-то или что-то лично.
   "Вот почему на этот раз мы используем сани  и  жерди?"  сказал  Алвин
младший, перегнувшись  через  спинку  сидения.  "Некуда  падать,  нечему
ломаться, а если и сломается, то не проблема найти замену  -  это  всего
лишь бревна." "Если только не пойдет дождь," сказал Миллер. "Или снег."
   "Небо выглядит достаточно чистым,"  сказал  Сказитель.  "Небо  врет,"
сказал Миллер. "Когда я собираюсь что-нибудь сделать, вода всегда встает
на моем пути."
   Когда они добрались до каменоломни, солнце уже давно  встало,  но  до
полудня было еще далеко. Конечно,  обратный  путь  будет  куда  длинней.
Мишур уже успел завалить шесть прочных  молодых  деревьев  и  еще  около
двадцати поменьше. Дэвид и Калм сразу принялись  обрубать  сучья,  чтобы
сделать жерди как можно более круглыми. К  удивлению  Сказителя,  именно
Алвин-младший взял сумку с  каменотесным  инструментом  и  отправился  к
скалам. "Ты куда?" поинтересовался Сказитель.
   "Мне надо подыскать местечко получше, чтобы вырубить камень," ответил
Алвин-младший.
   "У него хороший глаз на камни," сказал Миллер. Но он явно чего-то  не
договаривал.
   "А когда ты найдешь камень, то что  станешь  делать  тогда?"  спросил
Сказитель.
   "Ясное дело, стану  рубить  его."  Алвин  вразвалку  пошел  вверх  по
дорожке с высокомерием мальчика, собирающегося делать  работу  взрослого
мужчины. "И хорошая рука тоже," добавил Миллер.
   "Но ему всего десять лет," изумился Сказитель.
   "Он вырубил свой первый камень, когда ему было шесть."
   "Так ты говоришь, у него дар?"
   "Я ничего такого не говорю."
   "Может ты все же объяснишь мне, Алвин Миллер. Скажи мне, ты  случайно
не седьмой сын?"
   "А почему ты спрашиваешь?"
   "Те кто знают в этом толк, говорят, что  седьмой  сын  седьмого  сына
рождается со знанием о том,  как  выглядят  веши  под  их  поверхностью.
Поэтому из них выходят  такие  хорошие  лозоискатели  воды".  "Так  вот,
значит, что они говорят?"
   Мишур поднялся к ним и, уперев руки в бока, раздраженно посмотрел  на
отца. "Па, почему ты не сказал ему все? Вокруг все знают  об  этом."  "Я
думаю, что Сказитель уже знает гораздо больше,  чем  мне  бы  хотелось."
"Это просто неблагородно по  отношению  к  человеку,  который  с  лихвой
доказал, что он нам друг."
   "Он не должен мне рассказывать ничего, что  не  хотел  бы  говорить",
возразил Сказитель.
   "Тогда я скажу тебе," сказал Мишур. "Это правда, Па -  седьмой  сын."
"Как и Ал-младший," сказал Сказитель. "Я угадал? Ты никогда  не  говорил
этого, но я догадался. Когда человек называет сына своим именем, то  это
либо первенец, либо седьмой сын."
   "Наш старший брат, Вигор, погиб в Хатрак-ривер через несколько  минут
после рождения Алвина-младшего."
   "Хатрак," произнес Сказитель.
   "Ты знаешь это место?" спросил Мишур.
   "Я знаю все места. Но почему-то мне кажется, что именно это  место  я
уже недавно  вспоминал,  но  не  могу  припомнить  почему.  Седьмой  сын
седьмого сына. Так он волшебством добудет жерновичный камень из скалы?"
   "Мы не говорим об этом так," сказал Мишур.
   "Он рубит камень," сказал Миллер. "Как любой каменотес."
   "Он большой мальчик, но все-таки мальчик," сказал Сказитель.  "Скажем
так, когда он рубит камень," сказал Мишур. "То  он  оказывается  малость
помягче, чем когда это делаю я."
   "Я был бы очень признателен," сказал Миллер. "Если бы вы  отправились
вниз и помогли с обрубкой сучьев  и  обстругиванием  жердей.  Нам  нужны
крепкие сани и надежные колеса."
   Сказителю было ясно как день, что имелось в виду: "Отправляйся вниз и
не задавай лишних вопросов об Але-младшем."
   Поэтому  Сказитель  проработал  под  звук  равномерного  позвякивания
железа о камень все утро с Дэвидом,  Мишуром  и  Калмом.  Этот  стук,  с
которым Алвин-младший вырубал камень, задавал  ритм  работе  всех,  хотя
никто об этом не говорил.
   Впрочем, Сказитель не принадлежал к числу людей,  способных  работать
молча. П