Модести. - Прочие женщины  стремятся  выдать  себя  за
кого-то другого; ты же будешь собой, милой и прекрасной, какая  ты  есть
на  самом  деле.  Ты  будешь   демонстрировать   ту   же   естественную,
захватывающую грациозность, которая присутствует  в  бегущем  олене  или
выписывающем круги соколе.
   Затем кавалер вел Пегги на танцевальную площадку, и она  танцевала  с
ним, совсем не задумываясь о том, что  надо  считать  шаги,  выдерживать
такт или демонстрировать остальным свое платье.  Нет,  она  наслаждалась
танцем, его симметричным движением, музыкой,  которая  струилась  сквозь
тело.
   И человек, который познакомился и  станцевал  с  Пегги,  уже  не  мог
забыть  ее.  После  этого  остальные   девушки   казались   напыщенными,
неловкими, зажатыми, искусственными куклами. Многие мужчины, сами  такие
же искусственные, как и  большинство  присутствующих  на  балу  дам,  не
способны были  понять,  что  общество  Пегги  куда  более  приятно,  чем
общество других девушек. Но миссис Модести и не представляла Пегги таким
кавалерам. Она позволяла своей воспитаннице танцевать только с теми, кто
способен оценить ее, а таких мужчин миссис Модести знала всех, поскольку
все они питали искренние чувства к самой миссис Модести.
   Час сменял другой, бал продолжался, суматошный  день  уступил  дорогу
ослепительному вечеру, и все больше кавалеров  кружилось  вокруг  Пегги,
приглашая ее на танец, занимая разговорами во время перерывов, предлагая
закуски и прохладительные напитки, которые девушка либо принимала,  если
чувствовала голод или жажду, либо  с  извинениями  отвергала.  Вскоре  и
девушки заметили Пегги. Мужчин, не обращающих на  Пегги  ровно  никакого
внимания, хватало с избытком, и прочие дамы не были обделены кавалерами.
   Но местные красотки видели нечто иное. Они узрели, что  вокруг  Пегги
постоянно толкутся мужчины, и Пегги догадывалась, о чем  перешептываются
местные дамы.
   - Интересно, какими чарами она пользуется?
   - У нее под корсажем амулет -  точно  вам  говорю,  сама  видела,  ее
дешевое платьице как-то раз натянулось, тут-то он и показался.
   - Неужели никто не замечает, какая ужасно толстая у нее талия?!
   - Вы посмотрите на ее прическу, точно она на бал пожаловала  прямиком
с сеновала.
   - Она, должно быть, лестью да уговорами завлекает их.
   - И вы заметьте, к ней липнет только определенный тип мужчин.
   Бедняжки,  несчастные   создания.   Пегги   не   обладала   какими-то
исключительными чарами; те же самые чары с  рождения  были  заложены  во
всех присутствующих здесь  девушках.  И  она  не  пользовалась  никакими
искусственными заклятиями  и  амулетами,  которые  приходилось  покупать
местным красоткам.
   Однако самым важным был тот факт, что, присутствуя на балу, Пегги  ни
разу не прибегла к своему дару.  Наука,  долгие  годы  внушаемая  миссис
Модести, легко давалась Пегги,  ибо  в  основе  ее  лежала  естественная
честность, которой всегда следовала девушка. Самой трудной преградой был
дар Пегги. Каждый раз, знакомясь с  новым  человеком,  она  по  привычке
заглядывала в огонь его сердца, чтобы узнать, что собой представляет  ее
новый знакомый, после чего, узнав о нем больше, чем о себе самой,  Пегги
приходилось скрывать, что ей ведомы его самые темные тайны.  Именно  это
делало ее такой нелюдимой, заставляло избегать людское общество.
   Миссис Модести соглашалась с Пегги в том, что ей нельзя  рассказывать
остальным о своей способности видеть каждый уголок души человека. Однако
миссис Модести доказала, что, пока Пегги будет  скрывать  в  себе  столь
важные вещи, она никогда не  станет  собой,  никогда  не  раскроет  свою
красоту - а следовательно, не превратится в ту  женщину,  которую  Элвин
полюбит такой, какая она есть.
   Выход из положения был достаточно прост. Поскольку Пегги не  могла  в
открытую говорить о том, что ей известно, но и  скрывать  эти  тайны  не
представлялось возможным, единственным разумным решением было не  видеть
окружающие огоньки. Прошедшие три года велась  настоящая  битва  за  то,
чтобы научиться не заглядывать в сердца людей.  Однако  упорным  трудом,
слезами  и  тысячами  разнообразных  уловок  Пегги   все-таки   достигла
желаемого. Она могла войти в заполненную людьми бальную залу, не обращая
внимания на огоньки сердец. Конечно,  она  их  видела  -  она  не  могла
ослепить себя, - просто как будто не замечала. Не стремилась заглянуть в
них поглубже. Так что сейчас ей даже не хотелось смотреть  на  них.  Она
могла  стоять  рядом  с  кавалером,  болтать   о   чем-то,   выслушивать
собеседника и видеть только то, что способен увидеть самый  обыкновенный
человек.
   Разумеется, годы, которые она прожила, будучи светлячком, научили  ее
разбираться в человеческой натуре, в том, что скрывается за определенным
словом,  тоном,  выражением  или  жестом,  поэтому  она  довольно  легко
угадывала ход мысли собеседника. Но достойные люди ничуть  не  возражали
против того, что она, казалось, всегда знает, что у них на уме в тот или
иной момент.
   Ей не приходилось скрывать свои способности. Однако тайны,  кроющиеся
в глубинах человеческой души, оставались теперь  неведомыми  для  нее  -
если только она специально не вглядывалась в огоньки сердец.
   А этого она теперь не делала. Ибо обрела ту желанную свободу, которой
у нее никогда не было, - она могла воспринимать человека таким, какой он
есть, могла радоваться обществу приятных людей, не зная  и,  значит,  не
чувствуя  ответственности  за  скрытые  желания  и,  самое  ужасное,  за
будущее, которое их ждет. Это придавало ее танцу, смеху, разговору некую
заразительную сумасшедшинку; никто на балу не чувствовал такой  свободы,
как юная подруга миссис Модести, девушка по имени Маргарет,  потому  что
никто не знал цепей отчаяния, которыми всю предыдущую жизнь была скована
Пегги.
   Вечер, проведенный Пегги на балу у  губернатора,  был  насыщен  всеми
красками жизни. Это нельзя было назвать  триумфом,  ибо  она  никого  не
покоряла и не стремилась покорить -  наоборот,  все  ее  новые  знакомые
заразились той же свободой, тем же  ликованием.  Пегги  ощущала  чистую,
искреннюю  радость,  и  окружающие  также  радовались.  Столь   светлые,
искренние чувства невозможно удержать.  Даже  те,  кто  шептался  за  ее
спиной, ощутили радость вечера; судя по отзывам, которые получила  потом
жена  губернатора,  это  был  лучший  бал,  когда-либо  проводившийся  в
Дикэйне, да что там в Дикэйне, во всей Сасквахеннии.
   Впрочем, кое-кто сообразил, кто именно  придал  вечеру  такой  блеск.
Среди  догадавшихся  были  жена  губернатора  и  миссис  Модести.  Пегги
заметила, как они говорят друг с другом, когда,  повернувшись  в  танце,
возвращалась  к  своему  партнеру,  который  аж  лучился   радостью   от
возможности потанцевать с  этой  девушкой.  Жена  губернатора,  стоявшая
рядом с миссис Модести, улыбалась и кивала, указывая веером на  площадку
для танцев. На какой-то момент их глаза  встретились.  Пегги  улыбнулась
приветственной улыбкой; в  ответ  жена  губернатора  тоже  улыбнулась  и
кивнула. Этот жест не прошел незамеченным. Теперь в Дикэйне Пегги  будет
желанной гостьей на любом приеме - если пожелает, за  вечер  она  сможет
посещать два или три дома, и так круглый год.
   Однако Пегги не стала задирать нос, ибо понимала, что это  достижение
весьма незначительно. Да, она теперь вхожа в  лучшие  дома  Дикэйна,  но
Дикэйн всего лишь столица штата, расположенного на окраине цивилизации.
   Если она так желает светских побед, ей следует отправиться в  Камелот
и завоевать там расположение королевского  двора,  а  затем  надо  будет
перебраться в Европу, чтобы быть принятой  в  Вене,  Париже,  Варшаве  и
Мадриде. Но даже если она станцует со  всеми  коронованными  особами  на
свете, это еще ничего не будет значить. Она умрет, они умрут, но  станет
ли  лучше  мир  оттого,  что  девушка  по  имени  Пегги  танцевала   при
королевских дворах?
   Четырнадцать лет назад в сердце  появившегося  на  свет  ребенка  она
узрела истинное величие. Она защищала младенца, потому что полюбила  то,
что ждет его в будущем. Она полюбила мальчика за то, какой он  есть,  за
его душу. И что куда важнее, она полюбила  труд,  который  Элвин  должен
будет исполнить.
   Короли и королевы возводили и теряли королевства; торговцы наживали и
прожигали  огромные  состояния;  художники  творили   картины,   которые
поблекнут под действием времени и будут забыты. Только подмастерье Элвин
нес в  себе  семя  Творения,  которое  выстоит  против  времени,  против
бесконечного, пагубного воздействия Разрушителя. Танцуя  сегодня,  Пегги
танцевала ради Элвина,  зная,  что  если  ей  удастся  завоевать  любовь
сегодняшних кавалеров, то у нее непременно  получится  овладеть  любовью
Элвина и встать рядом с ним на пути к Хрустальному Городу, где все  люди
будут  видеть,  как  светлячки,  строить,  как  мастера,  и   любить   с
искренностью и чистотой Христа.
   Подумав об Элвине, она немедленно обратилась к тому  огоньку  сердца,
что мерцал ей  издалека.  И  хотя  она  научилась  не  смотреть  в  души
окружающих людей, она так и не перестала  вглядываться  в  сердце  этого
юноши. Может, это мешало ей сдерживать собственный дар, но  какой  смысл
чему-то учиться, если учение отторгнет ее от юноши, которого она  любит?
Ей не пришлось искать огонек; в глубине души она всегда  знала,  где  он
находится. Раньше он яркой  звездой  сиял  перед  ней,  но  недавно  она
научилась отвлекаться от него, хотя  при  желании  могла  мгновенно  его
вызвать. Как сейчас и поступила.
   Он копал какую-то яму  за  кузницей.  Но  Пегги  привлекла  вовсе  не
работа, которую он исполнял, впрочем, Элвин сам не замечал, что  творит.
В огне его сердца полыхал гнев. Кто-то очень  несправедливо  обошелся  с
ним - но почему  он  так  злится,  вряд  ли  это  в  новинку  для  него?
Миротворец, который когда-то слыл  чуть  ли  не  самым  справедливым  из
мастеров, постепенно начал завидовать искусству  Элвина  в  обращении  с
железом и в своей зависти  забыл  о  чести.  Теперь  чем  больше  ученик
превосходил мастера, тем яростнее  кузнец  отрицал  способности  Элвина.
Элвин жил бок о бок с несправедливостью, однако никогда прежде Пегги  не
наблюдала в нем такой ярости.
   - Мисс Маргарет, что-нибудь не так? -  с  участием  окликнул  девушку
кавалер, с которым она танцевала.
   Пегги остановилась прямо посреди зала.  Музыка  еще  играла,  и  пары
продолжали двигаться в танце,  но  окружающие  Пегги  люди  тоже  начали
останавливаться, с удивлением оглядываясь на девушку.
   - Я... я не могу продолжать, -  выдавила  она,  удивленная  тем,  что
горло ее перехватил какой-то ужасный страх. Чего она так испугалась?
   - Может, выйдете на свежий воздух? - предложил кавалер.  Как  же  его
зовут? Сейчас в ее голове билось одно-единственное имя: Элвин.
   - Да, прошу вас, - кивнула она.
   Опершись на его руку, она проследовала к открытым дверям, ведущим  на
веранду. Люди расступались перед ней, но она никого не замечала.
   Гнев, который накопил  Элвин  за  годы  работы  у  Миротворца  Смита,
вырвался наружу, и каждый удар лопаты становился ударом мести.  Лозоход,
невежественный искатель подземных вод, - вот кто разозлил его, вот  кому
мстил Элвин. Хотя лозоход, какими бы губительными  ни  были  последствия
его поступков, ничуть не интересовал Пегги. Ее больше  беспокоил  Элвин.
Неужели  он  не  видит,  что  его  лопата,  ведомая  ненавистью,  творит
разрушение?
   Неужели он не знает, что труд, несущий разрушение,  сразу  привлекает
Разрушителя? Если плодом твоих трудов является рассоздание, Рассоздатель
не замедлит наложить на тебя свою лапу.
   Воздух сгущающихся сумерек охладил пылающее  лицо,  последние  лучики
солнца отбрасывали рубиновый свет на лужайку у губернаторского особняка.
   - Мисс Маргарет, надеюсь, не я послужил причиной  того,  что  вы  так
побледнели?
   - О нет, нет, что вы. Умоляю, простите меня, просто мне на ум  пришла
одна мысль... которую я должна немедленно обдумать.
   В  глазах  кавалера  отразилось  недоумение.  Когда   женщина   хочет
избавиться от общества мужчины, она всегда притворяется, будто ей дурно.
Но мисс Маргарет вела себя по меньшей мере странно - Пегги  видела,  что
ее кавалер пребывает  в  растерянности,  не  знает,  что  делать.  Когда
женщина притворяется, что теряет сознание, тут все ясно. Но  как  должен
поступить джентльмен, если его дама вдруг заявляет, что "ей на ум пришла
одна мысль"?
   Она положила ладонь на его руку:
   - Уверяю вас, мой друг, со мной  все  в  порядке,  танцевать  с  вами
неизбывное  удовольствие.   Надеюсь,   нам   еще   выпадет   возможность
потанцевать вместе. Но сейчас мне нужно побыть одной.
   При этих словах его беспокойство заметно уменьшилось. Она назвала его
"мой друг", значит, пообещала запомнить, а ее  надежда  на  то,  что  он
согласится еще раз потанцевать с  ней,  была  столь  искренней,  что  он
ничего не мог поделать, кроме как поверить. Поклонившись с  улыбкой,  он
тихо удалился. Она не заметила, как осталась одна.
   Все ее внимание сосредоточилось на Хатраке, где подмастерье Элвин, не
догадывающийся о возможных последствиях, призывал к себе Рассоздателя.
   Пегги погрузилась в огонь его сердца, она  отчаянно  искала  выход  -
надо было что-то сделать, чем-то помочь Элвину. Она искала, но ничего не
находила. Сейчас, когда Элвином правил гнев,  все  тропки  вели  в  одно
место, и это  наполнило  Пегги  ужасом,  ибо  она  не  видела,  что  там
находится, что ждет Элвина впереди. А обратно путей не было.
   "Что я делаю на этом глупом балу, когда Элвин нуждается во мне?  Если
бы я не отвлекалась на всякие глупости, то увидела бы приближение беды и
нашла  какой-нибудь  способ  помочь  ему.  Вместо  этого  я   танцевала,
развлекалась с мужчинами, которые  не  значат  ровным  счетом  ничего  в
будущем этого мира. Да, им было  хорошо  со  мной.  Но  чего  это  будет
стоить, если Элвин падет, если подмастерье Элвин будет  уничтожен,  если
Хрустальный Город рухнет до того, как Мастер начнет его творить?"

Глава 7

КОЛОДЦЫ

   Элвину даже не пришлось поднимать голову, чтобы увидеть, что  лозоход
наконец уехал. Он и так чувствовал этого человека, видел, как он едет на
своей кобыле, ведь гнев его черным шумом расцветал на фоне нежно-зеленой
музыки леса. Это был крест Элвина, его проклятье -  он  единственный  из
всех бледнолицых чувствовал жизнь и видел, как земля умирает.
   Не то чтобы почва утратила плодородие - деревья долгие годы росли  на
этой земле, поэтому она стала настолько щедрой на дары, что простые люди
говаривали: достаточно одной тени от зернышка, чтобы взошел колос. Жизнь
бурлила в полях, кипела в городах.  Только  жизнь  эта  не  принадлежала
песне земли. Она была шумом, пришепетывающим шорохом, тогда  как  зелень
леса,   жизнь   краснокожего,   животные,   растения,   почва,   которые
существовали в вечной гармонии, - их песнь стала печальной, тихой,  едва
слышной. Элвин слышал, как она умирает, и он оплакивал ее.
   Завистливый лозоходишка. И чего он так взбеленился? Элвин не понимал.
   Ведь он не давил, не спорил, потому что стоило лозоходу  появиться  в
окрестностях  кузницы,  как  Эл   сразу   заметил   тень   Рассоздателя,
замаячившую неподалеку, словно Хэнк Лозоход привел ее за собой.
   Первый  раз  Рассоздатель  явился  Элвину   в   детских   сновидениях
громадное, невидимое ничто, катящееся на  Элвина,  пытающееся  сокрушить
его, подмять под себя, размолоть  на  кусочки.  Старый  Сказитель  помог
Элвину дать этой пустоте имя. Рассоздатель, Разрушитель, который  жаждет
расправиться со всей вселенной, повергнуть ее в прах,  раздавить,  чтобы
вокруг воцарились вечный холод и смерть.
   Дав Рассоздателю имя и частично поняв его природу, Элвин начал видеть
его повсюду, не только ночью, но и  днем.  Но  видеть  не  в  буквальном
смысле этого слова. Посмотри на Рассоздателя, и  в  большинстве  случаев
его не увидишь. Невидимой тенью он прячется за жизнью и творением  мира.
Но чуть-чуть сбоку, на границе зрения,  все  время  маячит  его  фигура,
затаившись злобной, старой змеей, норовящей ужалить.
   Еще будучи маленьким  мальчиком,  Элвин  научился  отгонять  от  себя
Рассоздателя. Все, что требовалось,  это  смастерить  что-нибудь  своими
руками.  К  примеру,  сплести  из  травинок  маленькую   корзиночку,   и
Разрушитель быстро оставит тебя в покое.  Поэтому,  когда  Элвин,  начав
работать в кузнице Миротворца,  заметил,  что  вскоре  там  объявился  и
Рассоздатель,  юноша  не  слишком   встревожился.   В   кузнице   всегда
подворачивался случай что-нибудь смастерить. Кроме того, здесь постоянно
властвовал огонь и железо, самая твердая земля, которая  может  быть  на
свете. С раннего  детства  Элвин  знал,  что  Рассоздатель  предпочитает
держаться воды.
   Вода была его другом,  исполняла  множество  его  поручений,  принося
разрушение. Неудивительно, что при появлении прислужника  воды,  такого,
как Хэнк Лозоход, Рассоздатель сразу расцвел и оживился.
   Но Хэнк Лозоход отправился дальше своей дорогой, забрав с собой  гнев
и несправедливость, а Рассоздатель остался, прячась в  лугах  и  кустах,
маяча в вытянувшихся тенях надвигающегося вечера.
   Лопату в землю, поднять ком, поднести к  краю  колодца,  вывалить  на
кучу.
   Мерный ритм работы,  куча  становится  все  выше,  стенки  колодца  -
ровнее.
   Очертить ровный квадрат три фута глубиной, здесь  встанет  деревянный
домик колодца. Затем медленно углубляемся в землю, дальше последует  сам
колодец, стены которого будут выложены камнем. И хотя ты знаешь, что  из
этого источника никто и никогда не наберет воды, работай  осторожно,  на
совесть, копай так, будто колодец встанет здесь на века.  Строй  хорошо,
как можно лучше, и коварная  тварь,  пасущаяся  неподалеку,  не  посмеет
подступиться к тебе.
   Но почему Элвин не чувствовал в себе обычного рабочего запала?
   Элвин увидел, что день клонится к вечеру. Появился Артур Стюарт - тут
и на часы не смотри. Лицо малыша было чисто вымыто  после  ужина,  Артур
Стюарт сосал сладкий корешок и, как  обычно,  не  произносил  ни  слова.
Элвин привык к обществу мальчика. С тех  самых  пор,  как  Артур  Стюарт
научился ходить, он  следовал  за  Элвином  маленькой  тенью,  появляясь
каждый Божий день, если только дождь не шел. Говорил он  мало,  а  когда
заговаривал, то понять его было нелегко - у Артура Стюарта были проблемы
с буквами "р" и "с".
   Впрочем, это ничуть не мешало. Артур не приставал и  не  путался  под
ногами, поэтому обычно Элвин не замечал крутящегося неподалеку мальчика.
   Лопата мерно вышвыривала землю, в  лицо  лезли  вечерние  надоедливые
мухи, работа постепенно  продвигалась,  и  Элвин,  чтобы  занять  чем-то
голову, принялся размышлять о прошлом. Три года он провел в Хатраке и за
это время ни на дюйм не продвинулся к пониманию, для чего же ему был дан
его дар.
   Элвин почти не прибегал к помощи  скрытых  сил,  разве  что  изредка,
когда подковывал лошадей, да и то потому, что знал, как они страдают  от
плохих подков - ему же было совсем нетрудно наложить добрую подкову. Это
было хорошее дело, но оно не больно-то помогало творению, учитывая то, с
какой скоростью разрушались окрестные земли.
   В лесной стране белый человек стал инструментом в лапах  Рассоздателя
и действовал куда успешнее, чем вода, которая также обожала все рушить.
   Каждое поваленное дерево, каждый барсук, енот,  олень  и  бобер,  чью
жизнь отняли без согласия на то животного, - каждая  смерть  становилась
частью  умирания  земли.   Некогда   равновесие   природы   поддерживали
краснокожие, но их не стало - они либо погибли, либо скрылись на  западе
от Миззипи, либо, подобно племенам ирраква  и  черрики,  превратились  в
своих сердцах в бледнолицых и, закатав  рукава,  принялись  рассоздавать
землю намного быстрее, нежели это удав