меня,  но  все  впустую.  Рвач.
Ничего. Никто не знал.  Но  в  один  прекрасный  день  весь  город  словно
забурлил - Пророк здесь. Где? Пойдем, Пророк пришел. Но никто  не  сказал,
куда он пришел. Клянусь, эти краснокожие понимают друг друга без слов,  им
вовсе не обязательно вслух говорить.
   - Билл, у тебя вообще шпики остались?  Я  начинаю  подумывать,  что  ты
потерял свою хватку.
   - Шпики? Да я сам туда  пошел,  как  насчет  этого?  И  знаешь  почему?
Такумсе прислал мне приглашение. Чтоб никаких  солдат,  никаких  ружей,  я
один.
   - И ты _пошел_? Он мог схватить тебя и...
   - Он дал свое слово. Такумсе, может, и краснокожий, но слово он держит.
   Рвач про себя ухмыльнулся. Гаррисон, человек, который гордился тем, что
не сдержал ни единого обещания, данного краснокожему, полагался  на  слово
Такумсе. Хотя он же вернулся, вернулся живым и здоровым. Стало быть, слово
Такумсе нерушимо.
   - В общем, я  принял  приглашение.  Там,  должно  быть,  собрались  все
краснокожие из окрестностей Май-Амми. Их тысяч десять набежало, не меньше.
Старое заброшенное кукурузное поле так ими и кишело  -  а  таких  полей  в
наших краях теперь хватает, за это следует поблагодарить Такумсе. Были б у
меня с собой пара пушек да сотня солдат, я бы раз и  навсегда  покончил  с
этими краснокожими.
   - Жаль, что у тебя не было пушек, - посочувствовал Рвач.
   - Такумсе хотел, чтобы я прошел в первые ряды, но я  не  согласился.  Я
пристроился в сторонке и стал слушать. Пророк поднялся, забрался на старый
пень в поле и начал говорить. Он говорил и говорил...
   - И ты его понимал? Ты ж не знаешь шони.
   - Он говорил по-английски. Рвач. Слишком много племен собралось на  том
поле, а единственный язык, который немножко понимает каждый краснокожий, -
это английский. Конечно, иногда он переходил на свою дикарскую мумбу-юмбу,
но в основном речь была на английском. Он говорил  о  судьбе  краснокожего
человека. О том, что краснокожие должны держаться подальше от  бледнолицей
заразы. О том, что все должны жить в мире и занимать  свой  уголок  земли:
бледнолицые - свой, краснокожие - свой. О том, что надо построить город  -
хрустальный город, как он  сказал.  Это  было  очень  смешно,  потому  что
краснокожие даже сарай толковый построить не могут, представляю,  что  они
натворят на строительстве города из хрусталя! Но  чаще  всего  он  поминал
спиртное. Мол, нельзя его пить. Ни капли. Надо отказаться от него,  совсем
отказаться. Огненная вода - это  оковы  белого  человека,  оковы  и  кнут,
оковы, кнут и нож. Сначала он закует тебя в цепи, потом  станет  избивать,
после чего убьет, выпивка убьет. А затем придет бледнолицый и украдет твою
землю,  уничтожит  ее,   изгонит   жизненные   силы,   умертвит,   сделает
бесполезной.
   - Похоже, Билл, этот Пророк произвел на  тебя  немалое  впечатление,  -
заметил Рвач. - По-моему, ты наизусть выучил его речь.
   - Наизусть? Он три часа кряду болтал. Говорил о  видениях  прошлого,  о
видениях будущего. Твердил о... Рвач, это было  настоящее  _сумасшествие_,
но краснокожие лакали его слова, как, как...
   - Как виски.
   - Да, как виски, только его речь заменила им спиртное. И все  они  ушли
вместе с ним. Почти все. Остались  лишь  самые  горькие  пьяницы,  которые
должны были вскоре умереть, мои прирученные краснокожие и несколько  диких
племен, что живут на Гайо.
   - И куда ж они пошли?
   - В Град Пророка! Вот что убивает меня, Рвач.  Все  они  направились  в
Град Пророка, который находится прямо напротив Церкви  Вигора,  на  другом
берегу реки. Так ведь все белые поселенцы тоже валом  валят  туда!  Ну  не
совсем туда, но в те земли, которые имеются на картах этого Армора чертова
Уивера. Говорю тебе, Рвач, они все сговорились.  Такумсе,  Армор  Уивер  и
Пророк.
   - Может быть.
   - А ведь этот самый Пророк бывал у меня в кабинете сотни,  тысячи  раз,
вот что  хуже  всего.  Я  мог  убить  его  и  избавить  себя  от  стольких
беспокойств, но кто ж мог знать, кто мог знать?
   - Ты знаком с Пророком?
   - Будто бы ты с ним не знаком.
   - Я не так много краснокожих знаю в лицо, Билл.
   - А если я скажу тебе, что у него всего один глаз?
   - Это что, Лолла-Воссики?
   - Он самый, собственной персоной.
   - Этот одноглазый пьяница?
   - Клянусь именем Господа, Рвач. Теперь он зовет себя  Тенскватава.  Это
означает "открытая дверь"  или  что-то  вроде.  Ох  как  бы  мне  хотелось
прикрыть эту дверцу! Надо было убить его, пока была такая возможность.  Но
когда он убежал, я подумал... ну ты ж знаешь, он убежал, стащил бочонок  и
удрал в леса...
   - Я был здесь той ночью и помогал искать его.
   - В общем, когда он не вернулся, я решил, что он, наверное,  упился  до
смерти  и  издох.  Но  вдруг  он  объявляется  жив-здоров  и  рассказывает
краснокожим, как он, бывало, пил, но потом Бог послал ему видения, и с тех
пор он не выпил ни глотка.
   - Пускай Господь и мне пошлет видения, я тоже брошу пить.
   Гаррисон снова отхлебнул виски. На сей раз прямо из графина, потому что
бокал валялся на полу в другом углу комнаты.
   - Такова моя проблема, Рвач.
   - Вижу, у тебя не одна, а множество проблем, Билл,  и,  признаться,  не
понимаю, какое отношение эти проблемы имеют ко мне. Если, конечно,  ты  не
шутил, когда передал через интенданта, что тебе понадобятся  всего  четыре
бочонка виски.
   - Да нет, Рвач, дело не только в этом. У меня есть к тебе еще  кое-что.
Я не проиграл. Пророк  забрал  моих  краснокожих,  Такумсе  распугал  моих
поселенцев, но я так легко не сдамся.
   - Да, ты не из тех, кто сразу  ложится  лапками  кверху,  -  подтвердил
Рвач.
   "Ты самая злобная, самая коварная змеюка  из  всех,  что  я  видел,  но
бьешься ты до последнего". Вслух он, конечно, этого не сказал, потому  что
Гаррисон мог не так понять его - хотя для  Рвача  подобная  характеристика
была высшей похвалой. Такие люди ему по душе.
   - Дело весьма просто - Такумсе и Пророк. Я должен убить их.  Нет,  нет,
беру свои слова обратно. Я должен _разбить_ их и  потом  убить.  Я  должен
опозорить их, осрамить у всех на глазах, сделать  из  них  дураков,  а  уж
потом убить.
   - Отличная мысль. Я бы сделал пару-другую ставок на тебя.
   - Конечно, я в этом не сомневаюсь. Но я не могу  просто  так  натравить
своих солдат на Град  Пророка,  потому  что  Армор,  который  живет  прямо
напротив, в Церкви Вигора, будет путаться у меня под ногами.  Может,  даже
призовет на помощь армейское  подразделение  из  форта  Уэйн.  Или  подаст
прошение, чтобы мои полномочия сняли. Он что-нибудь придумает.  Поэтому  я
должен устроить все так, чтобы жители Церкви Вигора, чтобы  все  поселенцы
Воббской  долины  сбежались  ко  мне  и  стали  умолять  избавить  их   от
краснокожих.
   Теперь Рвач наконец-то понял, о чем идет речь.
   - Ты хочешь устроить провокацию.
   - Именно, Рвач. Умненький мальчик. Я хочу, чтобы несколько  краснокожих
отправились на север, учинили там какой-нибудь  погром,  а  потом  сказали
всем, что это Такумсе и Пророк их науськали.  Пускай  свалят  все  на  эту
парочку.
   Рвач кивнул:
   - Понятненько. Но угоном коров или подобной мелочью здесь не  обойтись.
Нет, чтобы заставить северных поселенцев во  всю  глотку  требовать  крови
краснокожих,  надо  учинить  что-нибудь  особенно  мерзостное.   Например,
похитить детей, запытать их до смерти, а затем вырезать у  них  на  спинах
имя Такумсе и подбросить туда, где трупы быстро найдут.  Что-нибудь  вроде
этого надо придумать.
   - Нет, ну так далеко я не пойду. Я не стану  предлагать  столь  ужасные
вещи. По сути дела, я вообще никаких инструкций  не  хочу  давать.  Просто
прикажу сотворить что-нибудь такое, от чего поселенцы на севере поднимутся
на дыбы, а потом распространю слух, что это дело рук Такумсе.
   - Но ты не особенно удивишься, если дело закончится насилием и пытками.
   - Я  не  хочу,  чтобы  пострадали  женщины,  Рвач.  Это  обсуждению  не
подлежит. Чтобы пальцем их не трогали.
   - Справедливо, очень справедливо, - согласился Рвач.  -  Значит,  дети.
Мальчики.
   - Как я уже сказал, подобный приказ я лично никогда не отдам.
   Рвач тихонько кивнул, обдумывая его слова.  Может  быть,  сам  Гаррисон
такого приказа и не отдаст, но он же не призывает Рвача  следовать  своему
примеру.
   - И разумеется, краснокожие должны быть не местные,  да,  Билл?  Потому
что в этих краях никого не осталось, а твои одомашненные  дикари  -  самая
бесполезная шваль, которая когда-либо появлялась на белый свет.
   - Во многом ты прав.
   - Значит, тебе нужны краснокожие с юга.  Краснокожие,  которые  еще  не
слышали проповедей Пророка и  которыми  по-прежнему  руководит  страсть  к
виски. Краснокожие, у которых хватит мозгов  правильно  исполнить  работу.
Краснокожие, которых  ведет  жажда  крови,  которые  будут  убивать  детей
медленно, очень медленно. И мой груз тебе требуется в качестве взятки.
   - Где-то так, Рвач.
   - Договорились, Билл. Сними с меня обвинения и получишь  бесплатно  всю
выпивку, что я привез. Только дай  мне  немножко  денег,  чтобы  заплатить
работникам, иначе они меня прирежут по пути домой.  Надеюсь,  я  не  много
прошу?
   - Понимаешь, Рвач, это еще не все...
   - Но, Билл, это все, чем я могу тебе помочь.
   - Я не могу сам попросить их об этом, Рвач. Я не могу лично направиться
к крикам или чоктавам и просить их об этой услуге. Это должен быть  кто-то
другой. Это должен быть человек, про которого, если все выплывет наружу, я
могу сказать: "Нет, ничего подобного я  ему  не  поручал.  Он  использовал
собственное виски, а я представления не имел, зачем оно ему понадобилось".
   - Билл, я понимаю тебя,  но  твои  догадки  оказались  правильными.  Ты
действительно умудрился отыскать нечто настолько низкое и  отвратительное,
что я не хочу иметь к этому никакого отношения.
   Гаррисон бросил на него сердитый взгляд:
   - Нападение на офицера карается в этом форте повешением, Рвач.  Неужели
я не упоминал об этом?
   - Билл, я лгал, обманывал, иногда убивал, чтобы  стать  первым  в  этом
мире. Но одного я не делал никогда. Я никогда не подкупал  никого,  никого
не просил выкрасть маленьких ребятишек и запытать  их  до  смерти.  Честно
говорю, я никогда этого не делал и никогда этого не сделаю.
   Гаррисон внимательно изучил лицо Рвача и увидел, что тот не врет.
   -  Ну  подумать  только.  Я  и   вправду   умудрился   отыскать   столь
отвратительный грех, что даже Рвач Палмер никогда не  совершит  его.  Даже
под угрозой смертной казни.
   - Ты не посмеешь убить меня, Билл.
   - Посмею, Рвач, еще как посмею. И тому будут две причины. Во-первых, ты
не удовлетворил мою просьбу.  И  во-вторых,  ты  слышал  мою  просьбу.  Ты
мертвец, Рвач.
   - Вот и ладно,  -  кивнул  Рвач.  -  Только  веревку  возьми  покрепче.
Виселицу построй повыше, чтоб лететь было футов двадцать.  Я  хочу,  чтобы
мое повешение запомнили надолго.
   - Мы тебя вздернем на суку и веревку будем тянуть очень медленно, чтобы
ты задохся, а не сломал себе шею.
   - Ну, это тоже запомнится надолго, - пожал плечами Рвач.
   Гаррисон позвал нескольких солдат и приказал водворить Рвача обратно  в
тюрьму. На этот раз они снова отрабатывали на нем пинки и тычки, так что к
старым синякам добавились еще несколько фиолетовых пятен,  а  одно  ребро,
похоже, вообще сломали.
   Но времени у него было в обрез.
   Немножко успокоившись, он лег на пол камеры. Пьяниц уже  выпустили,  но
трое забияк до сих пор валялись на тюремных  койках.  Свободным  оставался
лишь пол,  но  Рвач  ничуть  не  возражал.  Он  знал,  Гаррисон  даст  ему
пару-другую часов подумать над предложением, после чего выведет из камеры,
накинет на шею петлю и вздернет его на дереве.  Он  сколько  угодно  может
притворяться, будто дает Рвачу последний шанс, - все это враки, потому что
теперь он не  верит  Рвачу.  Рвач  ответил  ему  отказом,  поэтому  теперь
Гаррисон уже не доверит ему выполнение задания, а значит, не выпустит.
   Что ж. Рвач намеревался с умом использовать отпущенное ему время. Начал
он весьма просто. Закрыв глаза, он чуточку разогрел себя  изнутри.  Создал
искру. А затем послал эту искру наружу. Так обычно поступают  перевертыши,
отправляя жучка под землю, чтобы видеть его  глазами.  Он  позволил  искре
полетать в воздухе и вскоре нашел, что искал. Дом губернатора  Билла.  Его
искра улетела слишком далеко, поэтому точно попасть он вряд ли сможет.  Да
и цель слишком велика.  Вместо  этого  он  вызвал  ярость,  гнев  и  боль,
скопившиеся внутри, и стал раздувать их - ярче, ярче, ярче. Он  зашел  так
далеко, как не заходил никогда в жизни, и нагонял жар до тех пор, пока  не
услышал крик, которого с огромным нетерпением ждал:
   - Пожар! Пожар!
   Вопли доносились снаружи, издалека, но все больше голосов  подхватывало
крик. Раздались ружейные выстрелы - сигнал тревоги.
   Трое забияк также  услышали  их.  В  панике  они  соскочили  с  коек  и
подбежали к двери, один из них даже прошелся по лежащему  на  полу  Рвачу.
Вцепившись в решетки, они принялись трясти их и орать:
   - Выпустите! Выпустите нас! Сначала выпустите, а  потом  бегите  тушить
этот чертов огонь! Мы ж здесь заживо изжаримся!
   Рвач и не заметил, что на него наступили, - одним синяком больше, одним
меньше. Он лежал не двигаясь, снова создавая искру,  но  на  этот  раз  он
нагревал металл внутри  замка  камеры.  Теперь  цель  была  совсем  рядом,
поэтому искра горела гораздо жарче.
   Наконец появился какой-то солдат, сунул ключ в замок, повернул и  отпер
решетки.
   - Вы, парни, выходите, - приказал он. - Сержант приказал выпустить вас,
нам может понадобиться помощь в тушении пожара.
   Рвач с трудом поднялся на ноги,  но  охранник  швырнул  его  обратно  в
камеру. Рвач вовсе не удивился. Собравшись с  силами,  он  поддал  жара  в
искру, да так, что железо  замка  расплавилось.  Даже  заалело  чуть-чуть.
Охранник захлопнул дверь и потянулся к ключу.  К  этому  времени  тот  так
раскалился, что чуть не прожег руку насквозь. Солдат выругался и попытался
ухватить ключ полой мундира, но Рвач не терял времени даром. Что было  сил
он ударил ногой по двери, сшибая охранника на пол. Наступив ему  на  лицо,
Рвач как следует приложил солдата каблуком по голове, вероятно сломав  ему
шею. Но с точки зрения Рвача, это было не  убийство.  В  своих  глазах  он
поступил по  справедливости,  потому  что  охранники  хотели  бросить  его
запертым в камере, чтобы он сгорел заживо.
   Рвач не спеша вышел из тюрьмы.  Внимания  на  него  никто  не  обратил.
Особняк отсюда виден не был, зато хорошо был заметен огромный столб  дыма.
Небо почернело  в  преддверии  дождя,  низкие  тучи  нависли  над  землей.
Возможно, надвигающийся ливень не даст крепости  сгореть  дотла.  Но  Рвач
надеялся на обратное. Он надеялся, что от форта не останется и  головешки.
Одно дело убивать краснокожих, против этого Рвач ничего не имел, здесь  он
и Гаррисон шли бок о бок. Убивай их выпивкой, если можешь, если не можешь,
то пулями. Но поселенцев убивать нельзя, и тем более недопустимо  нанимать
краснокожих,  чтобы  те  до  смерти   запытали   каких-нибудь   фермерских
ребятишек. Может, Гаррисону было все равно. Может быть,  ему  эти  детишки
казались солдатами, которым придется погибнуть в войне с  краснокожими,  -
ну и что, что солдатам этим и двадцати не исполнилось? Все  ведь  делается
на благо страны, не правда ли? Может, Гаррисон принимал такой  ход  мысли,
но Рвач принять его не мог. Честно говоря, он и  сам  такого  от  себя  не
ожидал. Оказывается, он куда больше похож на Эндрю  Джексона,  чем  считал
раньше. Он видел черту, через которую переступать  нельзя.  В  отличие  от
Гикори, он провел ее несколько дальше, но все же провел. И  он  скорее  бы
умер, нежели переступил через нее.
   Разумеется, он не собирался умирать, пока в нем  еще  оставались  силы.
Через ворота крепости ему будет не пройти, вереница людей, передающих друг
другу ведра с  водой,  протянулась  до  самого  берега,  и  его  наверняка
заметят. Легче будет перебраться через стену. Солдаты сейчас  не  особенно
смотрят по сторонам. Он вскарабкался на частокол  и  тяжело  плюхнулся  на
землю по другую сторону забора. Никто его не видел. Углубившись на  десять
ярдов в лес и постаравшись забыть про боль в ребрах  и  слабость,  которую
обычно вызывали упражнения с огнем, он принялся пробираться сквозь заросли
к берегу реки.
   Из леса он вышел с другой стороны пристани. Прямо перед ним стояла  его
баржа, по-прежнему доверху нагруженная бочонками с виски.  Собравшиеся  на
берегу работники, обмениваясь мнениями, наблюдали  за  пожарной  бригадой,
вычерпывающей воду тридцатью ярдами  выше  по  течению.  Рвача  ничуть  не
удивило, что  его  парни  не  присоединились  к  тушению  пожара.  Они  не
относились к тому типу людей, которые проповедуют чувство локтя.
   Рвач прошмыгнул на пристань и, махнув своим парням рукой,  спрыгнул  на
баржу. Пошатнувшись и заскрипев зубами от боли и слабости,  он  обернулся,
чтобы поведать работникам, что произошло и почему  надо  побыстрее  валить
отсюда. Однако за ним никто не последовал. Они все еще толпились на берегу
и тупо глазели на него. Он снова махнул своим парням, но они и шагу в  его
направлении не сделали.
   Что ж, придется уплывать без них. Он уже направился  к  веревке,  чтобы
отвязать ее и оттолкнуть багром баржу,  когда  вдруг  понял,  что  не  все
работники остались на берегу. Одного человека среди них не  было.  И  Рвач
сразу догадался, где сейчас находится  этот  человек.  На  барже,  за  его
спиной. Он вытягивает свои огромные руки, чтобы...
   Бездельник Финк редко прибегал к ножу. Нет, конечно,  он  без  малейших
раздумий  ткнул  бы  противника  ножом,  если  бы  пришлось,   просто   он
предпочитал убивать голыми руками. Говоря об  убийстве  ножом,  он  обычно
приводил в сравнение шлюху и палку от метлы.  Как  бы  то  ни  было,  Рвач
понял, что ножа можно не опасаться. И что конец  будет  долгим.  Гаррисон,
наверное, знал, что  Рвач  может  сбежать,  поэтому  подкупил  Бездельника
Финка, и теперь Финк убьет его.
   Убьет медленно, но верно. А значит, у Рвача будет время.  Время,  чтобы
умереть не одному.
   На его шее сомкнулись пальцы, сомкнулись и сдавили так сильно, что Рвач
белого света не взвидел, он даже не подозревал, что в одном человеке может
быть столько силы. Гигантские руки встряхнули его, чуть не оторвав голову,
но он все-таки успел выпустить искру на  поиски  того  самого,  особенного
бочонка. Он знал, где находится бочонок, надо было  только  разогреть  его
посильнее, пожарче, еще жарче, еще...
   Он ждал взрыва, ждал яркой вспышки, но ее все не было и не было. Пальцы
Финка прижали его кадык к самому позвоночнику, он чувствовал, как  мускулы
поддаются под давлением, он начал пинаться, его легкие  отчаянно  пытались
втянуть воздух, который почему-то отказывался идти, но бочонок он нагревал
до самой последней секунды, ожидая, что порох вот-вот взорвется.
   А затем он умер.
   После того как Рвач умер, Бездельник Финк  держал  его  в  воздухе  еще
целую минуту - видимо, ему нравилось,  как  в  сильных  пальцах  болтается
мертвое тело. Трудно  сказать  что-либо  определенное  насчет  Бездельника
Финка. Поговаривали, что, когда он в хорошем настроении, милее человека не
сыскать. Сам Бездельник был о себе такого же мнения. Ему _нравилось_  быть
милым, иметь друзей, опрокидывать вместе с ними стопочки.  Но  когда  дело
доходило до убийства - ну, это ему тоже нравилось.
   Но нельзя ж вечно цепляться  за  труп.  Кто-нибудь  обязательно  начнет
жаловаться, кого-нибудь стошнит. Поэтому он швырнул тело Рвача в воду.
   - Дым, - ткнув пальцем, указал один из работников.
   И в самом деле из  груды  бочонков  показался  какой-то  подозрительный
дымок.
   - Это ж порох! - заорал кто-то.
   Как они припустили, спасаясь от взрыва! Бездельник Финк  чуть  животики
со смеху не надо