ерное, не  обратили  внимания  на  многозначительные  намеки
Пеншоу. На то, что "Куни-Банку" нечего особенно рассчитывать на то,  что
"Эттилия Гаргантир" перейдет в его собственность. На то, что  Ленс  Ларк
славен своими эксцентричными выходками. Ленс Ларк, по всей  вероятности,
где-то поблизости.  Я  хочу  лично  удостовериться  в  его  способностях
мошенника-ловкача.
   -  Мне,  увы,  недостает  подобного  любопытства!  Стоит  мне  только
подумать о том,  что  пришлось  испытать,  как  меня  тут  же  пробирает
неописуемый ужас! Не скрою, как юрист я большой  крючкотвор  и  в  сфере
финансовых махинаций чувствую себя, как рыба в воде, но во всем другом я
не позволяю себе даже малейшего неуважения к законам. Мне  теперь  нужно
оправиться после перенесенных потрясений, нужно обрести  снова  ощущение
реальности окружающего  меня  мира.  От  всей  души  желаю  вам  приятно
провести этот вечер.
   С этими словами Джиан Аддельс покинул  апартаменты  Герсена.  Сам  он
ушел через пять минут. Ничто, казалось, не нарушало царящего в гостинице
"Кафедральная" спокойствия. Оттиль Пеншоу, по всей вероятности,  тревоги
не поднял.
   Выйдя  из  парадного  подъезда  гостиницы,  Герсен  посигналил  рукой
вознице одного из конных экипажей, которые  по  освященной  многовековой
традиции заменяли в Форт-Эйлианне такси.  Взобравшись  под  козырек  для
пассажиров, он бросил отрывисто через  решетку,  отделявшую  возницу  от
пассажиров:
   - В космопорт Слэйхек - и как можно быстрее!
   - Слушаюсь, сэр!
   Кэб прокатился по Большому Бульвару и, следуя  изгибу  берега  озера,
вышел на Пилкамп-Роуд. К этому времени Вега уже  полностью  скрылась  за
горизонтом и над озером Фимиш спустились сумерки.  Вот  позади  остались
Мойнал и Друри, впереди, в центре Уигал-тауна,  Герсен  увидел  знакомую
желтую вывеску "Сени Тинтла". Желтый и красный  свет  струился  из  всех
окон верхнего этажа здания, то и дело в них  мелькали  движущиеся  тени:
веселье в "Сени Тинтла" было  в  полном  разгаре!  Кварталы  Уигал-тауна
сменились кварталами  Дандиви,  затем  Тары  и  вот  показались  высокие
прожекторные мачты космопорта Слэйхек, заливавшие ярким сиянием и  низко
нависшие облака, и взлетно-посадочное поле.  Герсен  даже  подался  всем
телом вперед, в  тщетной  попытке  силой  своего  желания  ускорить  ход
кэба... Вдруг все вокруг полыхнуло ярко-белым пламенем световой  вспышки
немыслимой   интенсивности,   а   через   несколько   секунд    раздался
оглушительный взрыв. На фоне ярко-желтого зарева  были  отчетливо  видны
взметнувшиеся высоко вверх и  во  все  стороны  какие-то  черные  то  ли
осколки чего-то, то ли отдельные предметы, которые в воображении Герсена
приняли почему-то очертания человеческих тел.
   Вспышка погасла, ее заменило,  закрывшее  полнеба  клубящееся  облако
черного дыма.
   - Что мне делать, сэр? - в страхе вскричал возница.
   - Продолжайте движение! - распорядился Герсен, однако через мгновенье
переменил решение. - Остановитесь здесь!
   Выбравшись из кэба, он стал рассматривать взлетно-посадочное поле.  В
том месте, где должна  была  стоять  "Эттилия  Гаргантир",  громоздилась
груда дымящихся обломков. Герсен весь аж обомлел от ярости  и  отчаянья.
Ведь все это вполне можно было предотвратить! Скрежеща зубами от  злости
на  самого  себя,  он  в  какой  уже  раз  воочию  убеждался,  насколько
неистощима  изобретательность  Ленса  Ларка  в  проделывании  совершенно
немыслимых трюков! Он одним махом отделывается и от судебного  процесса,
и от злополучного звездолета, и сполна получает всю сумму страховки!  Уж
в  данном  случае  Оттиль  Пеншоу  никак  не  мог  упустить  возможности
застраховать столь ценное имущество!
   - Я стал чересчур самонадеянным, - прошептал Герсен. - Совсем потерял
бдительность! - Испытывая крайнее недовольство  по  отношению  к  самому
себе, он вернулся к кэбу.
   - Вы можете выехать на территорию взлетно-посадочного поля? - спросил
он у возницы.
   - Нет, сэр, нам категорически запрещено выезжать на поле.
   - В таком случае протяните еще немного вперед вдоль дороги.
   Кэб покатился вдоль самой кромки поля. На территории ярко  освещенной
площадки перед ремонтными мастерскими Герсен заметил целую толпу  людей,
находящихся в состоянии, близком к истерике, или совершенно  потрясенных
случившимся.
   - Сверните на эту боковую дорогу, мне  нужно  подъехать  к  складским
помещениям, - велел он вознице.
   - Я не имею права покидать общественное шоссе, сэр.
   - В таком  случае  ждите  меня  здесь,  -  бросил  вознице  Герсен  и
выпрыгнул из экипажа.
   Из-за здания, в котором располагались мастерские, вынырнул  небольшой
пикапчик и понесся, не разбирая дороги, прямо через поле по  направлению
к дороге, выходившей на  шоссе.  Толпа,  собравшаяся  возле  мастерских,
мгновенно среагировала  на  его  появление.  Одни  пустились  за  ним  в
преследование просто бегом, другие стали вскакивать в первые  попавшиеся
под  руку  транспортные  средства,   всегда   в   изобилии   заполнявшие
пространство, примыкающее к взлетно-посадочному полю любого  космопорта.
Пикап, выехав на дорогу, помчался на полной скорости к шоссе.  Когда  он
проезжал мимо одной из прожекторных матч, Герсен увидел  лицо  водителя,
широкое, красно-бронзовое мясистое лицо Тинтла. Он явно не справлялся  с
вождением пикапа и уже через несколько десятков метров угодил  в  кювет.
Грузовичок тряхнуло, подбросило, затем он  осел  набок  и  перевернулся.
Удар вышвырнул Тинтла из кабины, нелепо размахивая руками и  ногами,  он
взлетел высоко в воздух,  а  затем  упал  на  спину  и  по  инерции  еще
перевернулся набок, после чего его тело какое-то время лежало совершенно
неподвижно. Затем с огромным трудом он все-таки поднялся на ноги, бросил
исполненный дикой злобы взгляд через  плечо  и,  шатаясь  из  стороны  в
сторону, попробовал было побежать к шоссе. Преследователи  настигли  его
прямо под одной из прожекторных  мачт  и  в  ярком  бело-голубом  круге,
образованном светом многих десятков мощных прожекторов,  набросились  на
него с кулаками  и  различными  металлическими  инструментами.  Какое-то
время Тинтлу еще удавалось оставаться на ногах, раскачиваясь из  стороны
в сторону, затем он повалился на землю.  Разъяренные  мужчины  били  его
ногами по туловищу и голове до тех пор, пока он весь не покрылся кровью,
дернулся в последний раз и испустил дух.
   Герсен, подоспевший к месту действия, когда разборка уже закончилась,
спросил у одного из молодых рабочих в комбинезоне механика:
   - Что здесь происходит?
   Механик ответил ему взглядом, в котором некоторая  тревога  при  виде
незнакомца странным образом сочеталась с вызывающей дерзостью:
   - Неужели вы не  были  свидетелем  катастрофы,  которая  произошла  с
кораблем, стоявшим в дальнем конце поля?  Его  взорвал  вот  этот  самый
мерзавец и заодно еще убил полдюжины наших товарищей! Нахально  подогнав
свой пикап прямо  под  люк  грузового  отсека,  он  выгрузил  из  кузова
здоровенный ящик, начиненный доверху очень мощной взрывчаткой - вот  что
я вам скажу! Затем он отъехал, а через минуту раздался взрыв такой силы,
что взрывною волной посбивало с ног даже  тех,  кто  находился  рядом  с
мастерскими. На борту корабля находились четверо  охранников  и  шестеро
рабочих-ремонтников, занимавшихся профилактикой и собравшихся  было  уже
разъезжаться  по  домам.  Все  они  до  единого  погибли!  -  Охваченный
негодованием, молодой механик, осознав  всю  важность  ситуации,  теперь
весь свой пыл обрушил на Герсена. - А вы кто такой, чтобы  спрашивать  у
нас, что здесь происходит?
   Герсен тотчас же ушел прочь, даже не удосужившись ответить на  вопрос
рабочего, и поспешил к кэбу, где дожидавшийся его возница разнервничался
не на шутку.
   - А теперь куда, сэр?
   Герсен повернулся, чтобы бросить последний  взгляд  на  поле,  где  в
ярком свете прожекторов группа  рабочих,  размахивая  руками,  оживленно
жестикулируя и негодующе топая ногами, все еще окружала труп Тинтла.
   - Назад, в город, - распорядился Герсен.
   И кэб покатился на юг по  Пилкамп-Роуд,  пересек  Тару  и  Дандиви  и
углубился в Уигал-таун. Все это время Герсен невидящим  взглядом  только
отмечал  проплывающие  мимо  уличные  фонари,  выстроившиеся   изогнутой
светящейся вереницей  вдоль  всего  пути  к  Старому  Городу.  Тягостное
течение невеселых размышлений Герсена было прервано неожиданно возникшей
непосредственно перед его взором вывеской "Сень Тинтла". Как и раньше, в
окнах верхнего этажа мелькали какие-то тени и ярко  мигали  разноцветные
огни. Сегодняшним вечером, пока мертвое тело Тинтла валялось в Слэйхеке,
здесь в "Сени Тинтла" через край бурлило веселье.
   Какое-то  странное,  несколько  даже  жутковатое  возбуждение   вдруг
охватило Герсена, еще не  до  конца  осознаваемый  трепет  перед  чем-то
загадочным, чему  суждено  случиться  вот  здесь,  сейчас.  На  какое-то
мгновенье он замер в нерешительности, затем велел вознице остановиться.
   - Подождите меня. Я скоро вернусь.
   Герсен пересек улицу. Из  дверей  и  окон  "Сени  Тинтла"  доносились
приглушенные звуки буйного празднества: пронзительное завывание  музыки,
перекрываемое  то  и  дело  дружными  выкриками  захмелевших   гуляк   и
дурашливыми визгом и воплями. Толкнув  дверь,  он  прошел  в  вестибюль.
Пожилая  женщина  в  черном  проводила  его   откровенно   недружелюбным
взглядом, но не проронила ни слова.

***

   Войдя в зал ресторана, Герсен обнаружил перед собой три  ряда  плотно
прижавшихся  друг  к  другу  мужских  тел,  головы   и   покатые   плечи
сомкнувшихся тесным кольцом зрителей вырисовывались четкими силуэтами на
фоне ярко-розового свечения, исходившего из противоположной стены.
   В  самом  центре  помещения  полным  ходом  шло  представление.  Двое
музыкантов на эстраде  играли  на  барабанах  и  пронзительно  звучавших
тоненьких трубах. Рядом с эстрадой, в просветах между лысыми головами  и
свисающими далеко вниз ушными  мочками  то  и  дело  мелькал  невзрачный
молодой человек со сморщенным, как высушенная груша, лицом, выделывавший
нелепые прыжки и державший в своих объятьях надувной  манекен  в  наряде
дарсаянки-старухи. В паузах между курбетами он натужно, то и  дело  ловя
воздух ртом, пел  нарочито  гнусавым  голосом  на  дарсайском  диалекте,
который в какой-то мере Герсену был  понятен.  Ему  было  известно,  что
дарсайские  мужчины  и  женщины   очень   часто   прибегают   к   сильно
различающимся для каждого из  полов  идиоматическим  оборотам,  зачастую
богатым весьма красочными метафорами. Знал он также и то, что совсем еще
юные девушки, прежние "челт", в пору взросления, до  тех  пор,  пока  не
вырастут на лице у них усы - а длится эта пора от шести до восьми лет  -
называются "китчет", после чего  могут  заслуживать  от  мужчин  великое
множество  самых  различных  прозвищ,  большей  частью   уничижительных.
Женщины, правда, не остаются в долгу у мужчин и награждают их  не  менее
красочным набором далеко не лестных прозвищ.
   Содержание баллады у Герсена вызвало не  меньший  интерес,  чем  и  у
нескольких десятков слушателей дарсайцев.

   В "Сени Гэггер", в густой тени
   Явился я на свет.
   И пива выпить дали мне
   В неполные семь лет.
   Крючком загнулся мой шалун,
   Болтаясь между ног,
   Но мимо вдруг прошла "китчет" -
   Он строен стал, как бог.
   Тэкс-кэкс, бом-бим-бом,
   Теперь всегда он молодцом!
   Поверьте, трудно было мне
   Терпеть и ждать, когда
   Наступит долгожданный День,
   И я услышу "Да".
   И хочется, и колется
   Скорее мне узнать,
   Где сердцу милую "китчет"
   Удастся мне сыскать.
   Букс-друкс, бом-бим-ксу,
   При ярком свете Мирассу.
   Так все-таки куда "китчет",
   Закрыв глаза, бредут?
   Кого в песках в ночной тиши
   В засадах тайных ждут?
   Какая сила гонит их
   В неведомую тьму?
   Вот этого, ну хоть убей,
   Никак я не пойму!
   Бом-бим-бом, трэкс-кэкс,
   Туда их гонит женский секс.
   Всему приходит должный срок,
   И сам я осмелел,
   И в очень дальние пески
   Лансларком полетел.
   Но юную и нежную
   Я так и не сыскал,
   Зато в объятья злой "хунзы"
   Нечаянно попал.
   Букс-друкс, бим-бом-ски,
   Навек запомню те пески!
   Она меня свалила с ног
   Горою живота,
   В бессилии своем не мог
   Открыть я даже рта.
   Дух забивал чудовищных
   Размеров ее зад,
   А между жирных ляжек ход
   Виднелся прямо в ад!
   Дрэкс-кэкс, букс-друкс, ца-да-ца-да,
   Уродливей, чем у нее, не видел я лица!
   Губами впившись во все то,
   Чем так гордился я,
   Всей тушой терлась об меня,
   Как шалая свинья.
   Плевался я, ругался я,
   Слюною исходил.
   Проказник ж мой - вот шалопай! -
   Свое не упустил. Ой-ли, ой-ли, трэкс-кэкс-бра,
   Мной забавлялась она до самого утра.
   Не помню, как остался я
   После такого цел,
   И много лет прошло с тех пор,
   Как сдуру ошалев,
   Рискнул и в дальние пески
   Пустился в путь я вновь,
   Но снова, как и в первый раз,
   Не та была любовь.
   Трэкс-кэкс, букс-друкс, дзынь-дзен-нза,
   Все та же овладела мной замшелая "хунза"!
   Не страшны мне ни зной пустынь,
   Ни мрак, ни холода,
   Динклтаунский большой хадавл,
   Огонь, медь и вода.
   Пугает мысль меня одна -
   Как ноги унесу,
   В ту ночь, когда из-за холмов
   Вдруг выйдет Мирассу!
   Дрэкс-кэкс, букс-трукс, киза-коза-кус,
   Охочей до мужчин "хунзы" смертельно я боюсь!

   Каждый  припев  находил  у  аудитории   самый   восторженный   прием.
Мужчины-дарсайцы громко топали, издавали не всегда  пристойные  выкрики,
раскатисто, с нескрываемым удовольствием отрыгивались.
   Герсен постарался как можно незаметнее, бочком, пробраться поближе  к
входу в кухню,  откуда  можно  было  удобнее  рассматривать  посетителей
ресторана. Некоторые из них были в обычной веганской  одежде,  другие  -
облачены в традиционное дарсайское белое одеяние с таббатом  на  голове.
Особое внимание Герсена привлекли двое  за  столиком  у  противоположной
стены, один из которых был очень внушителен и на удивление спокоен, черт
лица его не было видно за низко опущенным  таббатом,  другой  -  намного
помельче,  сидел  к  Герсену  спиной  и  свои  слова  подкреплял  весьма
невыразительными, даже какими-то робкими жестами.
   Кто-то уткнулся в Герсена и оттащил чуть в сторону. Повернувшись,  он
увидел злобно-язвительное лицо мадам Тинтл.
   - О, это вы, наш пылкий журналист! Вы  пришли  встретиться  со  своим
приятелем?
   - Кого из моих приятелей вы имеете в виду? - вежливым  тоном  спросил
Герсен.
   Хитрая и злобная улыбка мадам Тинтл проявилась не в мимике лица, а  в
движении пышных усов.
   - Откуда мне знать? Для меня все  искиши  на  одно  лицо.  -  Герсену
оставалось только догадываться о том, что на жаргоне дарсайцев  искишами
называют  всех,  кому  не  посчастливилось  родиться  на  благословенной
планете Дарсай. - Возможно, вы его увидите несколько  позднее.  Или  вы,
может быть, пришли полюбоваться искусством Неда Тиккета?
   - Вовсе нет. Просто мне пришло в голову поговорить с вами в отношении
того, о чем мы с вами не так давно договаривались. Вспомнили?  Например,
хотя бы о том, все ли из  находящихся  сейчас  в  зале  являются  вашими
постоянными клиентами? А кто вон те двое,  что  сидят  в  дальнем  конце
зала?
   - Я их не знаю, они совсем недавно прибыли с Дарсая. Может быть,  это
как раз те ваши знакомые, встречи с которыми вы ищете?
   - Зал настолько тускло сейчас освещен, что мне не  удается  различить
их лиц.
   Улыбка  мадам  Тинтл  трансформировалась  в   откровенно   враждебную
ухмылку.
   - А почему бы  вам  не  подойти  к  ним  и  засвидетельствовать  свое
почтение?
   - Неплохая мысль. Обязательно воспользуюсь вашим советом, только чуть
позже. Вам что-нибудь известно в отношении Тинтла? Я прослышал, что  его
отослали отсюда с каким-то поручением.
   - Так это правда? Тинтл был вне себя от ярости. Он  так  плясал  весь
вчерашний вечер, что только пятки сверкали.
   Певец закончил следующую песню и в знак одобрения  получил  очередную
порцию топота и отрыжек. Мадам Тинтл неодобрительно фыркнула.
   - Кто выступает следующим? Сопляк Тиккет? Следите  внимательно.  Этот
номер здорово вас развеселит!
   Мадам Тинтл брезгливо отвернулась и направилась к кухне,  расталкивая
плечами зрителей и не удосуживаясь не только извиняться перед ними, но и
вообще не удостаивая их каким-либо вниманием, будто это были  деревянные
колоды,  мешающие  ей  пройти.  Герсен   же   снова   стал   внимательно
разглядывать тех двоих, что сидели напротив.  Худощавый,  действительно,
по всей вероятности, был Оттилем Пеншоу. Но кто был второй?
   Раздалась громкая барабанная дробь, и в круг, образованный  зрителями
в центре ресторанного зала, выбежал высокий худой дарсаец  с  под  стать
туловищу длинными тонкими ногами, в плотно облегающем все тело  трико  в
черных  и  горчичных  ромбах.  У  него  были  длиннющие  жилистые  руки,
продолговатый, судорожно подергивающийся нос спускался  едва  ли  не  до
самого кончика далеко выдающегося подбородка.
   -  Вот  и  подошло  время  нашей  главной  потехи,  -  стал  нараспев
декламировать длинноногий, в такт  своим  словам  ритмично  рассекая  со
свистом  воздух  ударами  кончика  плети,  приводимой  в  движение  едва
заметными движениями жилистой кисти. - Зовут меня  Никити  Тиккет.  Вкус
воды впервые в жизни ощутил у Источника Уобберс, а подчинять своей  воле
непослушный ремень научился у Роли Тэтвина. Плеть поет в моей руке.  Она
не знает усталости, - кто желает сплясать под ее мелодию? Кому  по  душе
радостно прыгать под музыку, исполняемую тщательно выделанной кожей? Эта
музыка нежна и изысканна. О - вот они, наши танцоры!
   Как зачарованный, Герсен не сводил глаз с двух  дарсайцев  в  дальнем
конце помещения. Теперь он уже совершенно отчетливо видел, что  один  из
них - Оттиль Пеншоу. Другой - он даже про себя не отваживался произнести
это имя - может быть, вот это и есть сам Ленс Ларк?
   Из ниши в стене позади столика, за которым сидели эти  два  дарсайца,
вышла мадам Тинтл.  Зайдя  к  столику  сбоку,  она  низко  склонилась  в
почтительной и одновременно с этим надменной позе и  что-то  прошептала,
сделав при  этом  отрывистый  жест  оттопыренным  большим  пальцем.  Оба
дарсайца, как по команде, повернули головы в сторону  Герсена,  но  тот,
своевременно поняв смысл жеста мадам Тинтл, мгновенно спрятался за спины
других зрителей.
   - .. Гоп, гоп, гоп! -  кричал  Нед  Тиккет  танцорам,  громко  щелкая
кончиком длинного бича у самых их ног. - Ну-ка живее, живее! Пляшите под
музыку кожи! Повыше колени! А теперь  повыше  пятки!  Вот  так,  хорошо!
Ну-ка еще выше! Покажите-ка нам свои пяточки! А теперь подбросьте повыше
мишени - так чтоб все видели!  -  На  танцорах  были  короткие  трусы  в
обтяжку с вышитыми сзади  ярко-алыми  дисками.  Двое  из  танцоров  были
дарсайскими мальчишками, третьим был Максел Рэкроуз, плясавший с  особым
проворством. - Гоп, гоп, гоп! - Нагнетал темп Нед Тиккет. -  Вот  так  у
нас танцуют в "Сени Дудэм"! Как радостно ощущать прикоснование  ласковой
кожи! Такой упругой, такой звонкой! Гип-гип-ура! Так - вот так - еще раз
вот так! Все выше и выше! И еще  задорнее!  А  теперь  каруселью!  Нашей
родной дарсайской каруселью! Оборот и шаг, прыжок и вперед!  Как  сладок
вкус кожи! О, вот это настоящий праздник моей души! Как  великолепно  вы
пляшете! Вы на самом деле парень, что надо! Шаг - прыжок, шаг -  прыжок!
Устали - так быстро? А разве имеем мы право портить такую потеху?  Ну-ка
живее, еще живее! О!!! Точно в яблочко! И откуда  только  силы  берутся?
Еще раз в яблочко! Больше нет сил? Сказки! Ну-ка повыше! Не сбивайтесь с
ритма! Четко держите ритм! Разве можно прекращать  забаву  на  середине?
Ну-ка выше! Вот так получше! Еще лучше! Прекрасно! А  разве  может  быть
иначе после трех попаданий в яблочко? Плачь