руку.
Герсен подошел ближе, поднял оброненное воином  оружие,  низко  пригнулся,
увернувшись от удара ногой, и сам ударил воина в голову  чуть  повыше  уха
плоской стороной его же  собственного  кинжала.  Воин  пошатнулся,  Герсен
ударил его еще раз. Так и не оправившись после меткого попадания  Герсена,
парень рухнул наземь.
     Герсен подобрал свой нож, учтиво вернул кинжал молодого воина на  его
прежнее место в кожаных ножнах, после чего вернулся  к  Ифигении  и  начал
спокойно одевать на себя ту часть одежды, что сбросил перед схваткой.
     Только сейчас, впервые за все это время  среди  зрителей  прошелестел
шум приглушенных голосов. Не было  ни  аплодисментов,  ни  неодобрительных
возгласов - только тихий ропот, в котором перемешались некоторое удивление
и неудовлетворенность результатом схватки.
     Все  теперь  смотрели  на  вождя,  который  тут  же  вышел  вперед  с
торжественным видом.
     - Бледнолицый, -  громким  голосом,  нараспев,  начал  вождь  и  этот
тягучий ритм тщательно поддерживал в продолжение всей  своей  речи,  -  ты
одержал верх над этим молодым воином. Я не  вправе  упрекать  тебя  за  не
совсем обычный способ, с помощью  которого  ты  этого  добился,  хотя  мы,
тадоскои, считаем, что только тот, кто не очень-то надеется на свою силу и
умение, захочет решать судьбу поединка одним-единственным броском.  И  вот
это-то как раз не доказывает ничего иного, кроме того,  что  тебе  удалось
одолеть молодого и не очень-то опытного воина. Придется тебе сразиться еще
раз.
     Взгляд его начал скользить по лицам воинов, но тут заговорил Герсен.
     - Скажите вождю, - сказал он Алюз Ифигении, - что только с ним я могу
уладить разногласия в отношении того, где вы будете проводить эту ночь,  и
поэтому именно его я вызываю сразиться со мной.
     Алюз  Ифигения  тихим  голосом  перевела  слова  Герсена.  Услышанное
совершенно ошеломило собравшихся. Даже  сам  вождь  был  удивлен  подобным
предложением.
     - Он действительно так считает? Неужели он не понимает, что здесь мне
нет равных, что я - повелитель всех тех людей, с кем мне доводилось до сих
пор сталкиваться? Объясни ему, что я  -  вождь  и  что,  поскольку  он  не
принадлежит к моему клану, то схватка между нами должна закончиться только
смертью одного из нас.
     Алюз Ифигения все это передала Герсену, на что тот ответил:
     - Поставьте вождя  в  известность  о  том,  что  я  не  имею  желания
доказывать свое высокое положение. Что я с  большей  охотой  предпочел  бы
спать, а не сражаться, если он не станет настаивать на вашем обществе.
     Алюз Ифигения объяснила вождю намерения Герсена, но вождь решительным
жестом швырнул наземь свои доспехи, после чего произнес:
     - Вопрос, кто из нас более достойный, мы уладим очень быстро, так как
в боевом отряде не может быть двух предводителей. Чтобы судьбу схватки  не
решал один случайный бросок,  борьба  будет  вестись  голыми  руками,  без
применения любого оружия.
     Герсен окинул вождя придирчивым взглядом.  Он  был  высок,  несколько
тяжеловесен, но очень подвижен. Темная кожа его казалась  задубевшей,  как
дерево. Взглянул на Алюз Ифигению, которая зачарованно следила  за  каждым
его жестом, затем двинулся вперед. По сравнению с  телом  варвара,  темный
цвет  кожи  которого  рельефно  оттенял  многочисленные   бугры   стальных
мускулов, его собственное тело казалось мертвенно бледным и дряблым. Чтобы
проверить реакцию вождя, Герсен нанес как  бы  невзначай  удар  кулаком  в
сторону  головы.  Мгновенно  стальные  пальцы  перехватили  его  запястье,
взметнулась одна из ног. Герсен выдернул руку и  мог  бы,  поймав  ступню,
опрокинуть вождя наземь, но вместо этого позволил носку противника  слегка
коснуться его бедра, после чего нанес с размаху еще один удар левой рукой,
который пришелся почти как бы  случайно  в  шею  вождя.  Впечатление  было
такое, будто костяшки пальцев уткнулись в ствол дерева.
     Вождь прыгнул вперед, оттолкнувшись сразу обеими ногами, а для вящего
устрашения еще и раскинул пошире руки. Кулак  Герсена  как  бы  сам  собой
уткнулся в незащищенное лицо варвара, угодив прямо в левый  глаз,  но  при
этом и сам Герсен нарвался на такой захват  руки,  какой  прежде  ему  еще
никогда не встречался. Еще секунда - другая, и  противник  сломал  бы  ему
локтевую кость. Герсен чуть присел, затем резко распрямился, как  пружина,
совершил что-то вроде безрассудного в данной ситуации  кувырка  назад,  но
при этом с размаху ударил противника ногой  в  лицо  и  рывком  высвободил
руку. Когда Герсен снова начал наступать  на  вождя,  его  самоуверенности
куда поубавилось. Он медленно поднял обе руки, принимая  защитную  стойку,
но Герсен опередил его и снова ударил в левый глаз.  Еще  раз  взметнулась
нога варвара, и еще раз Герсен воздержался от того, чтобы схватить его  за
лодыжку. Носок снова едва коснулся бедра Герсена. Левый глаз вождя опух  и
налился кровью. Отпрыгнув назад  после  выпада  противника  ногой,  Герсен
воспользовался секундной  передышкой  для  того,  чтобы  образовать  ногой
углубление в песке. Вождь кружил около него, но напасть не решался.  Тогда
Герсен сам отскочил чуть в сторону и сделал ложный выпад рукой.  Противник
поймал его руку одной рукой, а  другой  нанес  рубящий  удар  по  затылку.
Герсен моментально поднырнул вперед  и  уткнулся  плечом  в  твердый,  как
гранит, живот  варвара.  Ответным  ударом  тот  смахнул  в  сторону  плечо
Герсена, но Герсен, низко пригнув  голову,  продолжал  на  него  наседать.
Вождь взметнул вверх колено и с силой ударил им в  грудь  Герсена.  Герсен
поймал колено, резко выпрямился, перехватил руки, вцепившись в  лодыжку  и
крутанул ее. Вождю пришлось даже упасть,  чтобы  воспрепятствовать  вывиху
коленного сустава, но как раз в это мгновенье Герсен нанес сильнейший удар
ногой точно в правый глаз и тотчас же отпрянул назад, едва увернувшись  от
мощного взмаха темно-красной руки. Какое-то мгновенье он стоял неподвижно,
тяжело дыша и сопя, страшно болела грудь, но правый глаз вождя  совершенно
заплыл. Герсен пригнулся, тщательно расширил углубление в  песке.  Свирепо
сверкая глазами, как разъяренный вепрь, вождь внимательно следил за каждым
движением Герсена.  Затем,  отбросив,  по-видимому,  всякую  осторожность,
ринулся вперед. Герсен сделал шаг в сторону - порядок ответных действий на
как раз вот такое притворное безрассудство был им тщательно  отработан  на
выдававшихся  от  случая  к  случаю  тренировках.  Не  задумываясь  ни  на
мгновение, он нанес прямой колющий удар кулаком точно в левый глаз  вождя,
однако  молниеносный  удар  левой  руки  варвара  едва  не  раздробил  его
запястье, вызвав острую  боль  и  полностью  лишив  возможности  осознанно
владеть левой рукой. Это была серьезная потеря, но правый глаз  вождя  уже
совсем закрылся, а левый опух еще больше. Не  обращая  внимания  на  боль,
Герсен с размаху шлепнул теперь уже  бесполезной  левой  ладонью  по  лицу
противника. Снова, как и в аналогичном случае  раньше,  взметнулась  левая
рука варвара,  чтобы  рубануть  Герсена  по  затылку,  но  тот  изловчился
ухватиться за ее запястье своей правой рукой, ногой нанес удар  чуть  ниже
левого колена, а головой - в  шею,  после  чего  вождь  решил,  что  лучше
несколько присесть, но сохранить свободу действий и координацию  движений.
Выдохнув с громким хрипом из легких весь  воздух,  Герсен  изо  всей  силы
рубанул по открывшемуся всего лишь на какое-то  мгновенье  затылку  вождя.
Лицо варвара побагровело, и он нанес хлесткий ответный удар слева  тыльной
стороной руки. Герсен, который  теперь  уже  начал  терять  первоначальную
подвижность, отразил удар правым предплечьем. С  таким  же  успехом  можно
было подставить руку под кувалду, и теперь от обеих рук, как левой, так  и
правой, пользы уже не было никакой. Противники разошлись в разные стороны,
оба сильно вспотели и тяжело дышали. Оба глаза  вождя  теперь  были  почти
полностью  закрыты.  Ничего  так  не  желал  сейчас  сильнее  Герсен,  как
каким-угодно способом утаить от противника  непригодность  своих  рук  для
продолжения схватки.  Проявление  подобной  слабости  стало  бы  для  него
роковым. Собрав последние силы, он  пригнулся  и  начал  подкрадываться  к
вождю, держа руки  так,  будто  готовился  нанести  удар  кулаком.  Варвар
взревел и повторил свой коронный бросок, оттолкнувшись одновременно обеими
ногами. Герсен пригнулся, чтобы устоять на  ногах,  правым  локтем  ударил
наотмашь в почерневшее от ушиба место на шее вождя. Руки варвара  обвились
вокруг туловища Герсена, боковыми ударами  головы  он  начал  долбить  его
висок. Герсен присел еще ниже и ударил головой  вождя  под  подбородок,  а
затем нанес еще несколько ударов ногами по коленям. Они  оба  опрокинулись
наземь, варвар предпринял попытку подмять под себя Герсена,  тот  поначалу
не стал ему в этом препятствовать,  даже  поддался  ему,  но  в  последнее
мгновенье вывернулся и оказался на нем сверху, хотя и  в  цепких  объятиях
влажных темно-коричневых рук. Герсен с размаху ударил головой противника в
подбородок, затем в нос. Варвар в ответ каждый раз пытался укусить Герсена
в лицо и продолжал приподнимать и  опускать  туловище  и  извиваться  всем
телом,  чтобы  вывернувшись,  самому  оказаться  наверху,  однако   Герсен
пресекал эти попытки, упираясь  в  землю  широко  разведенными  ногами.  В
очередной раз ударил противника головой - зубы варвара  оставили  шрамы  у
него на лбу. Тогда  он  ткнул  головою  в  нос  и  почувствовал,  как  тот
сломался. Затем снова, как молот, опустил голову на подбородок -  и  снова
зубы противника вырвали кусок кожи у него на лбу. Однако на большее  вождь
уже  не  был  способен.  В  последней  отчаянной   попытке   противостоять
настойчивым ударам головы Герсена, он, отпустив туловище, высвободил  руки
для того, чтобы упереться локтями в  шею  Герсена,  но  тот  именно  этого
маневра и ждал. Рывком выпрямившись, он расположился на животе у вождя,  а
затем, собрав последние силы, нанес сокрушительный удар  головой  прямо  в
переносицу.
     Вождь поперхнулся, тело его обмякло,  он  уже  ничего  не  соображал,
ошеломленный болью, усталостью и ударами в шею и голову. Герсен,  шатаясь,
поднялся на ноги, руки его висели безвольно, как плети. С ужасом он глядел
на распростертое перед ним гигантское  темно-коричневое  тело.  Никогда  в
жизни ему еще не приходилось иметь дело  со  столь  необыкновенно  сильным
противником. Не умертвил ли он его? Даже не столь  сильные  удары  убивали
людей послабее.
     Спотыкаясь на каждом шагу, Герсен подошел к тому  месту,  где  сидела
все еще продолжающая всхлипывать Алюз Ифигения, и  произнес  заплетающимся
языком:
     - Скажите воинам, чтобы они позаботились о своем предводителе.  Он  -
выдающийся боец, и враг моего врага.
     Алюз Ифигения передала его слова воинам. Раздалось  несколько  унылых
вздохов и негромкий, быстро притихший ропот. Несколько  воинов  подошли  к
лежавшему без сознанья вождю, затем повернули головы в сторону Герсена. Он
стоял, пошатываясь из стороны в сторону. Перед глазами хаотически  плясало
пламя костров, лица все слились в одно кошмарное пятно. Он  открыл  пошире
рот, чтобы заглотнуть побольше воздуха, и, подняв на мгновенье вверх взор,
увидел, как мелькнуло скопление звезд,  напоминавшее  своей  конфигурацией
ятаган...
     - Пойдемте, - сказала, поднявшись,  Алюз  Ифигения  и  повела  его  к
палатке. Никто не посмел заступить им дорогу.



                                    11

     Перед рассветом жизнь  лагеря  снова  забила  ключом,  воины  раздули
пригасшие головешки, поставили на  медленный  огонь  котелки  с  остатками
вчерашнего ужина. Вождь, чья голова вся была в ушибах и  ссадинах,  сидел,
прислонясь спиной к скале,  и  угрюмо  смотрел  куда-то  вдаль.  Никто  не
заговаривал с ним, да и он сам хранил молчание. Из палатки  вышел  Герсен,
сразу же за ним вышла Алюз Ифигения. Она перевязала левое запястье Герсена
и сделала  массаж  правого  предплечья.  Если  не  считать  многочисленных
синяков, ломоты  по  всему  телу  и  растяжения  связок  левого  запястья,
состояние его было не таким уж плачевным. Пройдя к тому месту,  где  сидел
вождь, он попробовал заговорить с ним на грубом наречии Скар Сакау.
     - Ты сражался достойно.
     - Ты сражался достойнее, - с трудом ворочая языком, произнес вождь. -
С самого детства никто не мог одержать надо  мной  верх.  Я  обозвал  тебя
трусом. Я был неправ. Ты не убил меня. Это  дает  тебе  право  стать  моим
соплеменником и вождем. Каковы будут твои распоряжения?
     - Предположим, я отдам приказ отряду провести нас к нашему кораблю?
     - Тебя никто не послушает. Воины бросят  тебя.  Я  был  тем,  кем  ты
являешься сейчас - предводителем боевой дружины. Во всех остальных случаях
я имел только такую власть, какую  был  в  состоянии  поддерживать  силой.
Такую же власть имеешь и ты.
     - В таком случае, - сказал Герсен, - будем считать события вчерашнего
вечера не более, чем дружеским поединком. Ты -  предводитель,  мы  -  твои
гости. Мы покинем отряд, когда представится удобный для нас случай.
     Вождь, слегка пошатываясь, вскочил с места.
     - Пусть будет так, как ты пожелаешь. Мы  же  двинемся  дальше  против
нашего врага Кокора Хеккуса, Правителя Миска.
     Вскоре отряд был готов выступить в путь. Посланный  вперед  разведчик
почти тотчас же вернулся.
     - Дназд!
     - Дназд! - прошел приглушенный ропот по цепи воинов.
     Прошел час, небо озарили яркие лучи солнца. Вперед  снова  отправился
разведчик и вернулся с сообщением, что путь свободен. Отряд воинов покинул
свое убежище среди скал и вскоре уже снова спускался извилистой цепью вниз
по долине.
     К  полудню  долина  расширилась,  и  после  очередного  поворота   со
скалистых склонов открылась на много миль  вперед  залитая  ярким  солнцем
местность, покрытая буйной растительностью.
     Десятью минутами позже отряд вышел к  такому  месту,  где  стояли  на
привязи примерно шестьдесят - семьдесят других многоножек. Воины сидели на
корточках неподалеку от животных. Вождь,  не  спешиваясь,  провел  летучее
совещание с другими вождями, равными ему достоинством. Вскоре объединенные
силы нескольких союзных кланов двинулись дальше вниз по долине. За час  до
захода солнца они окончательно покинули предгорье  и  теперь  их  со  всех
сторон окружала холмистая саванна. Здесь паслись  стада  небольших  черных
жвачных под наблюдением мужчин и мальчишек, скакавших верхом  на  животных
примерно того же рода, только более высоких. При виде  тадоскоев  все  они
тотчас же  обратились  в  бегство,  однако  обнаружив  отсутствие  погони,
остановились и с удивлением смотрели вслед грозным силам горцев.
     Постепенно местность стала более населенной. Сначала на  глаза  стали
попадаться отдельные две-три хижины, затем круглые дома с низкими  стенами
и высокими коническими крышами, затем  целые  деревни.  Население  повсюду
спасалось  бегством.  Никому  не  хотелось  столкнуться  лицом  к  лицу  с
тадоскоями.
     На закате появился  Аглабат,  будто  бы  выросший  прямо  из  зеленой
равнины. Город со всех  сторон  окружали  стены  из  коричневого  камня  с
многочисленными парапетами и бойницами. Издали он  производил  впечатление
плотно спрессованного нагромождения высоких круглых башен.  В  центре  его
над самой высокой из башен развевался черно-коричневый вымпел.
     - Кокор Хеккус в настоящее время  пребывает  в  своей  резиденции,  -
сказала Алюз Ифигения. - Когда его здесь нет, вымпел не вывешивается.
     Двигаясь  теперь  по  идеально  ровному  травяному  покрову,   скорее
напоминающему газон хорошо ухоженного  парка,  воины  все  ближе  и  ближе
подступали к городу.
     - Нам лучше бы  расстаться  с  тадоскоями,  -  с  тревогой  в  голосе
заметила Алюз Ифигения, - до того, как они обложат со всех сторон город.
     - Почему? - поинтересовался Герсен.
     - Вы думаете, что Кокора Хеккуса  можно  застать  врасплох?  В  любую
минуту можно ждать вылазки Бурых Берсальеров. Начнется жуткое побоище, нас
могут убить или, что еще хуже, поймать в плен, и нам уже больше никогда не
удастся хоть сколько-нибудь приблизиться к Кокору Хеккусу.
     Возразить ей Герсену было нечем, но так уж сложились  обстоятельства,
что он связал свою судьбу с экспедицией варваров. Оставить их сейчас - тем
более, что он  разделял  мнение  Алюз  Ифигении  относительно  возможности
поражения тадоскоев - казалось равносильным предательству. И все же  -  на
Фамбер он прибыл не для того, чтобы совершать великодушные жесты.
     В двух милях от города отряд остановился. Герсен подошел к вождю.
     - Каков твой план предстоящих боевых действий?
     - Мы осадим город.  Рано  или  поздно,  но  Кокору  Хеккусу  придется
выслать нам навстречу свои войска. Когда такое случалось раньше,  мы  были
слишком малочисленны и вынуждены были оставлять поле  боя.  Нас  и  сейчас
немного - но не так уж и мало. Мы уничтожим Бурых Берсальеров,  мы  сотрем
рыцарей в порошок. Мы привяжем Кокора  Хеккуса  и  будем  таскать  его  по
степи, пока он не умрет. А потом завладеем богатствами Аглабата.
     Достоинство этого плана - в простоте, подумалось Герсену.
     - Предположим, войско не покинет город?
     - Рано или поздно оно обязано  будет  это  сделать,  если  только  не
предпочтет смерть от голода.
     Солнце исчезло в пурпурной дымке, висевшей над горизонтом, на  башнях
Аглабата зажглись огни. В этот вечер, в отличие от предыдущего,  никто  не
проявил непочтительного отношения к Алюз Ифигении.  Как  и  тогда,  Герсен
уединился с ней в черной палатке.
     Ощущение близости девушки привело к  тому,  что  Герсен  окончательно
потерял всякий контроль над собой. Он взял ее за плечи,  заглянул  в  едва
различимое в темноте палатки лицо, поцеловал - она, как показалось сгоряча
Герсену, отвечала ему взаимностью, но так ли это было  на  самом  деле?  В
темноте не было видно выражение ее лица.  Он  снова  поцеловал  девушку  и
ощутил солоноватую влагу на ее щеках. Она плакала.
     - Почему вы плачете? - сердито спросил Герсен, отпрянув от девушки.
     - Наверное, из-за того что больше не в силах сдерживать волнение.
     - Потому что я поцеловал вас?
     - Разумеется.
     Все сразу стало как-то не мило сердцу Герсена. Она всецело была в его
власти, он мог с нею делать  все,  что  вздумается.  Но  он  не  хотел  ее
бессловесной покорности. Он жаждал ответной пылкости.
     -  Предположим,  обстоятельства  были  бы  иными,  -  сказал  он.   -
Предположим, мы были бы в Драззане, предположим, что вам не о чем было  бы
беспокоиться. Предположим, я подошел бы к вам - вот так, как  сейчас  -  и
поцеловал вас. Что бы вы стали делать в этом случае?
     - Я больше уже никогда  не  увижу  Драззана,  -  печально  произнесла
девушка. - Меня одолевает множество тревог. Я - ваша раба. Поступайте, как
вам заблагорассудится.
     Герсен бухнулся на пол палатки.
     - Ладно. Спать так спать.
     На следующий  день  тадоскои  еще  больше  приблизились  к  городу  и
расположились лагерем в миле перед  главными  воротами.  Было  видно,  как
расхаживают по стенам солдаты. В полдень ворота открылись, из города вышло
шесть колонн копейщиков в одинаковых коричневых одеждах, в черных доспехах
и с черными шлемами на головах. Тадоскои встретили их  появление  хриплыми
гортанными возгласами и повскакивали на  своих  животных.  Герсен  и  Алюз
Ифигения наблюдали за ходом  сражения  из  лагеря.  Оно  было  яростным  и
кровопролитным,  противники  были  беспощадны  друг  к  другу.  Берсальеры
сражались  храбро,  но  без  лютой  ненависти,  присущей  горцам.   Вскоре
оставшиеся в живых отступили через  ворота  в  город,  устлав  поле  битвы
многочисленными трупами.
     На следующий день ничего существенного не произошло. На самом высоком
шпиле крепости продолжал трепетать н