там  водились
морские чудовища, чешуйчатые волки тундры, ужасающие  дназды  в  горах  на
севере Миска.
     Современная технология и образ жизни были неизвестны на Фамбере. Даже
Бурые Берсальеры,  гвардия  Кокора  Хеккуса,  были  вооружены  палицами  и
кинжалами, а рыцари Миска - мечами и арбалетами. Между Миском  и  Вадрусом
шла перемежающаяся краткими  передышками  война,  причем  Жантильи  обычно
находилось в союзе с Вадрусом. Сион Трамбле был настоящим героем,  но  ему
никогда не удавалось одолеть Берсальеров. В знаменитой битве  ему  удалось
отбросить варваров Скар Сакау, которые после этого обрушили свою ярость на
юг, на Миск, где они грабили деревни, разрушали крепости, сеяли  смерть  и
опустошение.
     Герсен слушал ее, как зачарованный. Романтические легенды  о  Фамбере
ничего не преувеличивали, скорее даже наоборот, преуменьшали. Он сказал об
этом Ифигении, которая в ответ лишь пожала плечами:
     - Фамбер, конечно, мир романтических деяний. В замках  есть  огромные
залы, где поют барды, и павильоны, где девушки танцуют под звуки лютни. Но
внизу расположены темницы и камеры пыток.  Рыцари  в  полной  броне  и  со
стягами - величественное зрелище, но потом, в заснеженных скарских  степях
кочевники отрубают им ноги, и они лежат беспомощные,  ожидая,  пока  волки
разорвут их  в  клочья.  Колдуньи  варят  волшебные  зелья,  и  волшебники
посылают с дымом сновидения, а заодно насылают погибель на врагов.
     Двести лет назад жили великие герои. Тайлер Трамбле завоевал Вадрус и
основал город Каррай, где ныне правит Сион Трамбле.  Когда  Джадаск  Дуско
пришел в Миск, это была страна скотоводов, а Аглабат  -  простой  рыбацкой
деревушкой. За десять лет он создал первые Бурые Отряды, и война с тех пор
не прекращалась.
     Она вздохнула.
     - В Драззане жизнь еще сравнительно спокойная. У нас четыре старинных
колледжа, сотни библиотек. Жантильи - древняя миролюбивая страна, но  Миск
и Вадрус - совсем другое дело. Сион Трамбле хотел, чтобы я вышла  за  него
замуж и стала королевой - но принесло бы это мне покой и счастье?  Или  он
вечно воевал бы со Скадолаками, Тадоуско Ой и Морскими Шлемами? И вечно  -
Кокор Хеккус, который теперь станет неумолимым...
     Герсен промолчал. Ифигения вновь заговорила:
     - На Обменном Пункте я читала  книги  -  о  Земле,  со  Скопления,  с
Алоизиуса. Я знаю, как вы живете. И вначале  я  удивлялась,  почему  Кокор
Хеккус так долго оставался  в  Аглабате,  почему  он  сражается  мечами  и
стрелами,  когда  он  легко  мог  бы  оснастить  своих  Бурых  Берсальеров
энергетическим оружием.  Но  здесь  нет  никакой  тайны.  Он  нуждается  в
эмоциях, как другие люди нуждаются в пище. Он жаждет возбуждения и  ужаса,
ненависти и похоти. И он нашел все это в стране Миск. Но  когда-нибудь  он
зарвется, и Сион Трамбле убьет  его.  -  Она  грустно  улыбнулась.  -  Или
когда-нибудь Сион Трамбле попытается совершить особенно нелепый  подвиг  и
Кокор Хеккус убьет его - к большому моему сожалению.
     - Хмм, - проворчал Герсен. - Вы неравнодушны к этому Сиону Трамбле?
     - Да. Он добр, великодушен,  отважен.  Ему  бы  не  пришло  в  голову
ограбить даже Обменный Пункт.
     Герсен горько улыбнулся.
     - Я, пожалуй, ближе к Кокору Хеккусу... А что вы  можете  сказать  об
остальной части планеты?
     - Везде свои обычаи и особенности. В Бидзуле Годмас содержит гарем из
десяти тысяч наложниц. Каждый  день  он  забирает  в  гарем  десять  новых
девушек и отпускает десять - или, если он в плохом  настроении,  велит  их
утопить. В Галастанге Божье Око возят по  городу  в  окрашенном  киноварью
алтаре десяти метров длиной и десяти - высотой. В Латкаре дворяне содержат
беговых рабов - специально выращенных и обученных  для  Латкарских  Бегов.
Тадоуско  Ой  строят  свои  деревни  на  самых  неприступных  вершинах   и
сбрасывают в пропасть  больных  и  калек.  Это  самые  яростные  воины  на
Фамбере. Они заключили союз, чтобы сокрушить стены Аглабата. И преуспеют в
этом, ибо Бурые Берсальеры не могут им противостоять.
     - Вы когда-нибудь видели Кокора Хеккуса вблизи?
     - Да.
     - Как он выглядит?
     - Дайте мне карандаш и бумагу, и я покажу вам.
     Герсен принес  ей  принадлежности  для  рисования.  Ифигения  провела
несколько пробных линий, затем принялась за  работу.  Линия  следовала  за
линией, и постепенно на бумаге появилось лицо. Оно было  интеллигентным  и
настороженным, с высоким лбом, большими пристальными глазами. Волосы  были
пышными, темными и блестящими, нос - коротким и  прямым,  рот  -  довольно
маленьким.  Ифигения  несколькими  штрихами  набросала  туловище  и  ноги,
изобразив человека несколько выше  среднего  роста,  с  широкими  плечами,
узкой талией и длинными  ногами.  Тело  вполне  могло  принадлежать  Билли
Уиндлу  или  Зеуману  Отуалу;  но  лицо  нисколько  не  напоминало  резкие
проницательные черты Зеумана Отуала, а  Билли  Уиндла  Герсен  никогда  не
видел вблизи.
     Пока Герсен изучал рисунок, Ифигения наблюдала за ним. Вздрогнув, она
прошептала.
     - Я не могу понять жестокости - ненависти - убийства. Вы пугаете меня
почти как Кокор Хеккус.
     Герсен отложил рисунок в сторону:
     - Когда я был ребенком, мой дом был разрушен, а  вся  семья  -  кроме
дедушки - перебита. Уже тогда я понял, что мой жизненный путь определен. Я
знал, что я должен одного за другим убить тех  пятерых  негодяев,  которые
организовали налет. Это - моя жизнь, и другой у меня нет. Я не зло;  я  за
пределами добра  и  зла  -  как  механический  убийца,  созданный  Кокором
Хеккусом.
     - И я имела несчастье оказаться нужной вам, - вздохнула Ифигения.
     Герсен улыбнулся:
     - Возможно, вы предпочтете быть нужной  мне,  а  не  Кокору  Хеккусу,
поскольку я всего лишь прошу указать мне путь к Фамберу.
     - Вы  очень  галантны,  -  ответила  Ифигения,  и  Герсен  не  понял,
иронизирует она или нет.
     Впереди  ослепительно  пылал  белый  Сириус,  а  рядом  с  ним  мягко
светилась желтая звезда, которая  взрастила  человеческую  рабу.  Ифигения
грустно разглядывала ее, затем повернулась к Герсену, как будто  собралась
просить его о чем-то, но затем подумала хорошенько и придержала язык.
     Герсен указал на Ахернар, источник Реки Эридан.
     - Вот линия, соединяющая Сириус и Ахернар. Но  стихотворению  минимум
тысяча лет - так что сначала нужно определить, где были Сириус  и  Ахернар
тысячу лет назад. Это несложно. Потом нужно определить видимое тысячу  лет
назад положение Ахернара. Используем эти две новые точки, возьмем к северу
от этой линии и будем надеяться на везение. А  поскольку  я  уже  закончил
вычисления... - Он осторожно подкрутил верньеры, и Сириус на экране  резко
сместился   в   сторону.   Расщепитель   отключился.   Герсен    тщательно
сориентировал корабль и вновь  включил  его.  Старскип  и  его  пассажиры,
освобожденные  от  инерции  и  эйнштейновских  ограничений,  начали  почти
мгновенное скольжение вдоль  создаваемого  расщепителем  разрыва  в  ткани
Вселенной.
     - Теперь мы должны ждать появления шести  красных  звезд.  Они  могут
стремиться к голубой звезде или нет, они могут быть по правому  борту  или
нет - мы  не  знаем,  как  должна  быть  сориентирована  вертикальная  ось
корабля...


     Время шло. Ближайшие  звезды  скользили  на  фоне  более  отдаленных,
которые в свою  очередь  скользили  на  фоне  совсем  уж  далеких  искорок
звездного света. Герсен  нервничал.  Он  усомнился  в  том,  что  Ифигения
правильно запомнила стишок. Она в ответ лишь  пожала  плечами,  показывая,
как мало это ее заботит, и предположила, что Герсен ошибся в вычислениях.
     - Сколько длилось ваше путешествие на Обменный Пункт?
     Герсен  уже  спрашивал  об  этом  раньше,  но  она  всегда   отвечала
неопределенно. Ничего нового она не добавила и на этот раз:
     - Я много спала. Время летело быстро.
     Герсен начал подозревать, что руководствуясь стишком, они отправились
искать прошлогодний  снег,  что  Фамбер  расположен  совершенно  в  другой
стороне и что Ифигении это прекрасно известно.
     Ифигения  чувствовала  его   недоверие,   и   поэтому   был   оттенок
мстительности в жесте, которым она указала на шестерку  красных  гигантов,
вытянувшихся  в  чуть  изогнутую  линию,  заканчивающуюся  яркой   голубой
звездой.
     Герсен в ответ лишь проворчал.
     - Ну что ж, они вроде бы и впрямь по правому борту, так что и  стишок
и вычисления были недалеки от истины. - Он  отключил  привод  Джарнелла  и
Старскип неподвижно повис в пустоте.  -  Теперь  поищем  скопление  звезд,
похожее на кинжал; возможно, его видно невооруженным глазом.
     - Вот оно, - указала Ифигения. - Фамбер уже близко.
     - Откуда вы знаете?
     - Скопление, похожее на кинжал. В  Жантильи  мы  называем  его  Божья
Лодка. Хотя отсюда оно выглядит немного иначе.
     Герсен развернул корабль к "рукоятке" и  опять  включил  расщепитель;
корабль скользнул вперед. Теперь они летели  прямо  сквозь  скопление.  Со
всех сторон их плотно окружали звезды, пока они не вылетели в более  редко
заполненную область.
     - Это факт, - заметил Герсен,  -  что  мы  на  краю  Галактики:  "под
рукоятку по краю лети...". Где-нибудь впереди должен засиять Фамбер.
     Прямо впереди лежала небольшая россыпь звезд.
     - Звезда должна быть класса G-8, оранжевая, - пробормотал  Герсен.  -
Которая из них оранжевая? Ага, вот она.
     Оранжевая звезда появилась на экране чуть левее и  ниже  перекрестья.
Герсен отключил привод Джарнелла и  настроил  макроскоп,  который  показал
единственную планету. Он прибавил увеличение и на экране появились моря  и
континенты.
     - Фамбер, - произнесла Алюз Ифигения Эперже-Токай.



                                    10

                     "Среди  присущих  людям  качеств  имеется  и   такое,
                которому трудно даже дать точное название.  Не  исключено,
                что это наиболее благородное из всех человеческих качеств.
                Оно включает в себя нечто  большее,  чем  просто  доброту,
                душевную чуткость, щепетильность,  глубину  и  постоянство
                чувств, полнейшую самоотверженность. Это сопричастность ко
                всей совокупности ощущений, испытываемых человечеством как
                единым целым, это память всей истории человеческого  рода.
                Такое  качество   является   неотъемлемой   чертой   любой
                гениальной творческой  личности,  оно  никоим  образом  не
                может быть приобретено в процессе обучения, ибо обучение в
                данном  случае   сродни   переходу   от   возвышенного   к
                комическому  -  как,  например,  препарированию   бабочки,
                спектроскопии заходящего  солнца,  психоанализу  хохочущей
                девушки. Попытка воспитания  подобного  качества  обречена
                изначально - когда  приходит  ученость,  исчезает  поэзия.
                Насколько зауряден интеллектуал, не способный чувствовать!
                Какими банальными  кажутся  его  суждения  в  сравнении  с
                мудростью  простого  крестьянина,  черпающего  свою  силу,
                подобно  Антею,  из   эмоциональной   сокровищницы   всего
                человечества! По самой сути  своей  вкусы  и  предпочтения
                интеллектуальной элиты, выработанные в процессе  обучения,
                насквозь лживы,  искусственны,  схоластичны,  оторваны  от
                жизни, неглубоки,  безапелляционны,  путаны,  бесплодны  и
                лицемерны".
                             (Анспик, Барон Бодиссейский. "Жизнь", том IV)

                     Отзывы критиков на труд Барона Бодиссейского "Жизнь":
                     "Монументальное  произведение,  если  вам   по   душе
                монументы. Перед глазами неотвязно возникает  скульптурная
                группа  "Лаокоон"  с  нашим  добрым  Бароном   в   центре,
                мучительно корчащимся в попытках разорвать  путы  здравого
                смысла, в компании стремящихся к тому же  самому  наиболее
                ревностных его почитателей".
                              ("Всеобщее Обозрение", Сан-Стефано, Бонифас)

                     "Чудовищно  громоздкий  агрегат  проглатывает  знания
                целыми тюками, весь дрожит и  стонет,  перемалывая  их,  а
                затем выплевывает результат своей  бурной  деятельности  -
                тощие клубы разноцветного едкого дыма".
                                          ("Эскалибур", Патрис, Крокиноль)

                     "Шесть томов бредней, настоенных  на  розовой  водице
                мечтаний".
                                               ("Академия", Лондон, Земля)

                     "Отъявленный вздор, изложенный топорным и  напыщенным
                слогом, совершено неудобоваримый..."
                                         ("Ригелианин", Авента, Альфанор)

                     "Когда он завистливо фыркает,  отмечая  деяния  более
                достойных людей, невозможно не испытывать искренний гнев".
                         ("Галактический ежеквартальник", Балтимор, Земля)

                     "Очень  трудно  противостоять   соблазну   изобразить
                Барона Бодиссейского на фоне аркадской идиллии в окружении
                баранов, восторженно внемлющих его поучениям".
                                            ("Эль-Орхид", Серль, Квантика)

     На материке Деспаз было  утро,  когда  Алюз  Ифигения  начала  давать
географические пояснения.
     - Вытянутая полоса на юге,  между  береговой  линией  и  горами  Скар
Сакау, - Земля Миска. Аглабат различить  трудно  -  он  такого  же  бурого
цвета, что и окружающая местность, и сливается с  нею.  Расположен  он  на
берегу вон того глубоко вклинивающегося в сушу залива.
     - А где ваша родина?
     - Западнее. Сначала, среди отрогов гор - Вадрус. Обратите внимание на
светло-серое пятно - это город Каррай. Затем снова горы, и лишь за ними  -
Жантильи. - Она оторвалась от телескопа. - Но вы, естественно, никогда  не
побываете там. Как и в Каррае.
     - Почему?
     - Потому что ни мой отец,  ни  Сион  Трамбле  не  потерпят,  чтобы  я
оставалась вашей рабыней.
     Ничего не ответив на это, Герсен прильнул к окулярам  и  почти  целый
час изучал все новые  и  новые  участки  поверхности  по  мере  того,  как
вращение планеты подставляло их под солнечный свет.
     - Многое мне ясно,  -  наконец  произнес  он.  -  Однако  столько  же
остается и невыясненным. Например, каким образом выйти на Кокора  Хеккуса,
не подвергая себя угрозе гибели? Он, несомненно,  располагает  радаром  и,
возможно, организовал противовоздушную  оборону  своего  города.  Придется
осуществить посадку где-то за  пределами  дальности  средств  обнаружения.
Наиболее подходящее место для  этого,  скорее  всего,  по  другую  сторону
горного массива.
     - А после того, как вы сядете - что тогда?
     - Чтобы убить Кокора Хеккуса, я должен сначала отыскать его. А  чтобы
найти его, придется отправиться на поиски.
     - А я? - горестно пожаловалась Алюз Ифигения. -  Я  покинула  Фамбер,
спасаясь от Кокора Хеккуса. Вы же вернули меня сюда. После того,  как  вас
убьют, в чем не приходится сомневаться, что мне предпринять в этом случае?
Вернуться в Обменный Пункт?
     - Похоже, наши интересы совпадают, - сказал Герсен. - Мы  оба  хотим,
чтобы не стало Кокора Хеккуса. Для нас обоих нежелательно, чтобы он знал о
нашем присутствии на Фамбере. Вот и будем теперь держаться друг друга.
     Он развернул Старскип к Фамберу, стараясь держаться намного  севернее
гор, называвшихся Скор Сакау. После тщательного обследования местности  он
нашел уединенную седловину под прикрытием могучей вершины и именно на  нее
и сел. Справа и слева вздымались другие столь же могучие пики, до коренных
пород оголенные неистовыми ветрами и  лишь  покрытые  кружевами  ледников.
Ниже  и  к  югу  простиралось  хаотическое  нагромождение  горных  кряжей,
глубоких ущелий,  отвесных  обрывов.  Еще  никогда,  пожалуй,  Герсену  не
доводилось бывать в настолько дикой местности.  Пока  в  переходном  шлюзе
выравнивалось давление, Герсен спустил на поверхность небольшой  ялик,  до
зубов вооружился и накинул на себя плащ. В такой же плащ закуталась и Алюз
Ифигения. Затем открыл люк и спрыгнул на поверхность Фамбера. Ярко светило
солнце, но воздух был прохладным. Ветра, к счастью, почти  не  было.  Алюз
Ифигения присоединилась к нему и в приподнятом настроении осматривалась по
сторонам, как будто, несмотря на все страхи, она была счастлива  вернуться
домой. Повинуясь какому-то не очень ясному для  нее  самой  импульсу,  она
повернулась к Герсену и произнесла:
     - Вы вовсе никакой не злодей, несмотря на  все,  что  рассказывали  о
себе. Вы были добры ко мне - даже более добры, чем я могла ожидать. Почему
бы вам не отказаться  от  осуществления  своего  фантастического  замысла?
Кокор Хеккус в полной безопасности за стенами Аглабата, даже Сион  Трамбле
не представляет для него угрозы. Разве вы в состоянии что-то ему  сделать?
Чтобы убить его, вам нужно каким-то образом  выманить  его,  а  для  этого
придется одолеть все его чертовски коварные уловки. И никогда не забывайте
о том, что больше всего на свете он жаждет встретиться именно с вами.
     - Я прекрасно все это понимаю, - сказал Герсен.
     - И тем не менее, продолжаете  упорствовать?  Вы,  должно  быть,  или
сумасшедший, или волшебник.
     - Нет.
     - Тогда вам придется придумать что-то из ряда вон выходящее.
     - Только вот как это сделать, если в моем  распоряжении  нет  никаких
фактов? И именно этим мы сейчас и займемся. Видите этот ящик? -  Он  ткнул
носком металлический чемодан. - Я могу сидеть на удалении в десять миль  и
с помощью заброшенной в Аглабат потайной микрокамеры  узнавать  обо  всем,
что мне необходимо знать.
     Алюз Ифигения ничем не возразила на это заявление. Герсен внимательно
осмотрел Старскип, затем, обведя взором теснившиеся со всех сторон  горные
склоны, удостоверился в том, что в такую глушь, да еще на такой высоте, ни
при  каких  обстоятельствах  не  забредут  варвары-кочевники.   Интуитивно
догадываясь о его мыслях, Алюз Ифигения заметила:
     - Они держатся к югу от массива, где имеются пастбища для их  стад  и
где рукой подать до амбаров Миска. Если мы полетим на  юг,  то  увидим  их
селения. Это самые свирепые воины из всех,  что  когда-либо  существовали,
хотя и сражаются практически голыми руками да еще кинжалами.
     Герсен поднял черный чемодан на борт  ялика,  который  в  отличие  от
летающей платформы, имевшейся на его старенькой Модели 9-В, был оборудован
прозрачным колпаком и удобными сиденьями. Первой  расположилась  в  кабине
Алюз Ифигения, к ней тут же присоединился  Герсен,  после  чего  захлопнул
колпак. Ялик чуть приподнялся в воздух,  соскользнул  с  седловины,  затем
повернул на юг, продираясь между  вздымающимися  высоко  вверх  утесами  и
отвесными склонами. Никогда еще перед взором  Герсена  не  разворачивалась
столь ужасающая картина местности. Крутые обрывы росли буквально  один  за
другим  над  напоминающим  глубокую  бездну  ущельем,  на   дне   которого
металлической узкой лентой вилась река, различимая только вследствие того,
что оранжевое солнце находилось в самом зените. Одна пропасть  открывалась
в другую. Пронизывающие их ветры сталкивались  друг  с  другом  и  трепали
ялик, швыряя его из стороны в сторону.  То  и  дело  на  глаза  попадались
водопады,  низвергавшиеся  с  высоких  уступов   и   похожие   издали   на
развевающиеся по ветру пряди из серебристого шелка.
     Мимо проносились утес за утесом, гряда за грядой, и исчезали сзади, и
вот уже с южной стороны показалась череда долин. Вдалеке виднелись леса  и
луга, и