уз, Лайнус повторил, но  теперь  более  низким  и  холодным
голосом:
   - Я сказал: бобровые шкурки!..
   Харви колебался - он все еще не избавился от подозрений, но и  угрозу
в тоне Ролингза хорошо расслышал.
   - Что это вы такой обидчивый... - раздраженно сказал он.
   - На западе,  -  отвечал  Лайнус,  -  слово  человека  не  подвергают
сомнению. - Увидев в глазах Харви недоверие и понимая, что это новичок в
здешних местах, он добавил более дружелюбным тоном:
   - Там, к  западу  от  здешних  мест,  у  нас  маловато  законников  и
нотариусов, так что если человек дает вам слово, вы ему верите.  А  если
оказывается, что слово человека ненадежно, то этот человек - конченый...
ему никто не станет доверять, никаким бизнесом он заниматься не  сможет,
нигде... Поэтому, - продолжал Лайнус,  продвинув  каноэ  вдоль  плота  и
выходя на берег, - если назовешь человека лжецом,  то  без  стрельбы  не
обойдется.
   Он привязал каноэ, а когда выпрямился, то увидел, что рядом со вторым
мужчиной стоит девушка. Она была тоненькая, но этак красиво округленная,
и осанка  такая...  уверенная,  гордая  -  это  ему  понравилось...  она
напоминала молодую олениху на краю поляны.
   - Мне никогда не доводилось видеть бобровый мех,  мистер  Ролингз,  -
сказала Ева. - Вы не могли бы показать мне одну из ваших шкурок?
   - Ну-у, мэм, в таком случае...
   Он встал на колени на краю плота, отвязал сыромятные ремешки, которые
держали попону из оленьих кож, и вытащил из-под нее бобровую шкурку. Мех
был густой, коричневый, блестящий. Когда Лайнус  выпрямился  и  протянул
шкурку Еве, она в первый раз поняла, какой он высокий.
   В его лице просвечивал добродушный, слегка подтрунивающий юморок -  и
это ей сразу понравилось,  но  была  в  нем  и  какая-то  хладнокровная,
спокойная сила-такой она раньше не видела ни в ком.
   - Какой мягкий, - сказала Ева, - вот уж действительно мягкий!..
   - Это первосортная шкурка.
   - А мы боялись, что вы окажетесь пиратом, - сказал Харви. -  Нам  про
них столько наговорили...
   - Проходите, поужинаем, - добавил Прескотт, - да и познакомимся.  Нам
будет здорово интересно послушать рассказы про западный край.
   Ева протянула шкурку Лайнусу, но он мягко оттолкнул ее обратно.
   - Это подарок. Оставьте ее себе, мэм.
   Слишком ошеломленная, чтобы поблагодарить его, она  стояла,  прижимая
мех к щеке, и смотрела, как он идет к костру рядом с ее отцом - высокий,
сухой...
   Рядом появилась Лилит.
   - Здорово! - прошептала она. - Ты времени даром не теряешь! Это  что,
тот самый охотник, из-за которого у тебя мозги набекрень? Только сдается
мне, на Востоке его ждут жена и шестеро детишек.
   Сэм вернулся из-под дерева и подошел к костру. Лайнус поднял на  него
глаза.
   - Из тебя выйдет толк. Осторожность всегда окупается.
   Сэм покраснел - смущенно и гордо.
   -  Мистер,  отличная  у  вас  винтовка...  Вы  добирались  до  гор  с
сияющими... снежными вершинами?
   - Я там жил. Я четырнадцать лет, как из дому.
   Он сел, скрестив ноги по-турецки, чуть в стороне  от  костра  и  взял
тарелку, которую подала ему Ребекка Прескотт. Затем  пришли  все  Харви,
принесли свои кастрюли, чайники и поставили их к огню.
   - Как там земля, на  западе,  -  спросил  Харви,  -  хороша  она  для
фермерства?
   - Ну, я в этом не разбираюсь, но, полагаю,  некоторые  места  хороши.
Сложность в том, что люди на востоке двести лет учились,  как  осваивать
лесистые места, а когда увидели равнинные  степи,  тут  же  объявили  их
пустыней. А на самом деле - ничего подобного. Просто там жить по-другому
надо, вот и все.
   Он очистил тарелку и с  удовольствием  принял  добавку.  Лилит  взяла
аккордеон и начала играть "Хочу быть одиноким". Играла  она  потихоньку,
чтобы не мешать разговору.
   - Вы припозднились в дороге, - заметил Харви.
   - Не терпится  добраться  до  Питтсбурга.  Много  лет  уже  не  видел
большого города, охота малость погулять.
   - А эти горы, там, далеко, они что,  и  вправду  такие  высокие,  как
говорят? - спросил Сэм.
   - Ну, насчет этого... - Лайнус  задумчиво  сдвинул  брови  и  очистил
тарелку, - если по чести... точно не могу сказать. Мы с Джимом Бриджером
(Джим Бриджер - известный траппер, первопроходец, проводник и  разведчик
на службе армии. Был  дружен  с  индейцами,  носил  среди  них  прозвище
"Одеяло".) вдвоем... полезли  мы,  значит,  как-то  на  махонький  такой
пригорочек, так, вроде  как  подножие  горы.  Тогда  только-только  июнь
начинался. Где-то около середины июля мы уже подобрались довольно близко
к настоящим горам  -  как  вдруг  встречаем  парня  с  красивыми  белыми
крыльями и с арфой в руках. "Джим, - говорю я Бриджеру, - что-то мне  не
нравится, как этот парень на нас глядит". Посмотрел Джим -  и  отвечает:
"Да и мне тоже". Ну,  мы  тут  же  развернулись  на  месте  -  и  задали
драпака... так что я и по сей день не могу точно сказать,  какой  высоты
эти горы.
   Наступило молчание. Зебулон откашлялся, прочищая  горло,  но,  прежде
чем он успел что-то произнести, Ребекка сказала:
   - Ну, Зебулон, а ты помолчи. Хватит в компании и одного брехуна.
   Лайнус передал свою тарелку Ребекке, она, не спрашивая, наполнила  ее
снова, и Лайнус сказал:
   - Спасибо, мэм. Здорово вкусно.
   - А что вы еще сказать можете? - отрывисто бросила она. - Вы ведь уже
две тарелки умяли.
   - Конечно, нажираться на пустой желудок - вредно для  здоровья,  мэм,
только я не могу припомнить, чтоб когда-нибудь ел чего вкуснее.
   Зебулон поднялся на ноги.
   - Спать пора... мы  утром  поднимемся  рано.  Позавтракаете  с  нами,
мистер Ролингз?
   - Спасибо, мистер Прескотт, но временами я с  постели  подхватываюсь,
будто силой что поднимает, и тут же в дорогу. К восходу солнца уже  могу
быть черт знает где... Так что спокойной ночи.
   Лайнус Ролингз взял винтовку и пошел прочь от костра. Отойдя немного,
оглянулся, чтобы запомнить,  как  что  расположено  в  лагере.  Неохотно
признал, что эти новички разбили лагерь разумно, а  когда  заметил,  что
Сэм Прескотт устраивается сторожить, повернулся и пошел к своему каноэ.
   Его внимание привлекло какое-то движение под деревом, он присмотрелся
и увидел, что это Ева Прескотт-опустившись на  колени,  она  расправляла
одеяла, постепенные поверх куч и аккуратно нарезанных веток.  В  тусклом
свете, доходящем от костра, можно было разглядеть на  одеялах  индейский
рисунок.
   - Кажется, это мои одеяла.
   - Ваши.
   - Тогда я малость не понял. Это кому будет постель?
   - Вам.
   - И вы все эти ветки нарезали?
   - Хватит их? - обеспокоенно спросила она. - Мне раньше не приходилось
делать подстилку из веток...
   - Вы все хорошо сделали. - Он посмотрел на  нее  с  сомнением.  -  Но
зачем? Зачем вы это сделали? Уж не думаете ли вы,  что  должны  со  мной
расплатиться за ту бобровую шкурку?
   Она поднялась на  ноги  легко  и  изящно,  не  хуже  любой  индейской
девушки.
   - Это не очень... не особенно вежливо спрашивать у девушки, зачем она
что-то делает.
   - Манеры у меня не особенно тонкие, мэм. Мне  уж  довольно  давно  не
приходилось про них вспоминать. - Он аккуратно положил винтовку на ветки
- так, чтобы она была под рукой. - Спасибо вам, мэм, и доброй ночи.
   Она не двинулась с места.
   - Скажите, индейские девушки - красивые?
   - Некоторые - да... некоторые - не очень... Ну, это зависит от  того,
как давно ты в последний раз видел белых девушек. А  они,  сдается  мне,
становятся чем дальше, тем красивее.
   - И давно вы в последний раз видели белую девушку?
   Лайнус держался настороженно. Слишком опытный он был траппер, чтоб не
чуять опасность...
   - Что-то я не пойму, мэм, куда вы клоните... а время уже позднее. Ваш
папаша может...
   - Скажите, я, на ваш вкус, красивая?
   - Не слишком ли вы быстро погоняете, мэм? Я имею в виду... ладно,  вы
здорово красивая девушка даже для человека, который  никуда  не  уезжал.
Вас бы признали красивой где хочешь... только, сдается мне,  разговор  у
нас сворачивает на больно уж вязкую почву.
   - Вы плывете вверх по реке, а я - вниз. У нас не так  много  времени,
чтобы получить ответы на все вопросы.
   - А вы уверены - твердо уверены, что хотите получить эти ответы?
   А она ведь гордая, - внезапно понял он, - страшно гордая.  Не  похоже
это на нее - вот так разговаривать с мужчиной... что ж, голова на плечах
у нее есть, и смелости хватает...
   И славная она... Он до сих пор не  набрался  духу  поглядеть  на  нее
толком - сам-то он был не особенно смел с девушками, и знал  из  долгого
опыта,  что  проезжему   человеку   не   годится   слишком   внимательно
разглядывать чужих женщин. Он неловко переступил  с  ноги  на  ногу.  Уж
слишком сразу это на него свалилось,  а  он  не  привык  в  таких  делах
торопиться с решениями. Будь  это  бизон,  или  там  пума...  или  любой
краснокожий... но это была цивилизованная белая девушка, да еще и  очень
красивая...
   - Вы уверены, мэм? - повторил он.
   - Да.
   - Быть одной в ночное время... в  лесу,  и  вообще...  это  не  самое
безопасное место для девушки. Есть в  лесах  что-то  такое,  мэм...  они
пробуждают в мужчине... стремление...
   - В женщине тоже.
   Он снова переступил с ноги на ногу. Ситуация  ускользала  у  него  из
рук. Он был готов, как любой другой мужчина, но... она  ведь  порядочная
девушка, да и родня ее тут же рядом...
   - Я пришел из далеких мест, мэм, и ухожу дальше. Вряд ли вы еще когда
меня увидите.
   - Пожалуй, да. - Она посмотрела прямо ему  в  глаза.  -  Мне  грустно
будет, если так случится.
   И тогда он взял ее за плечи и привлек к себе. Она подчинилась охотно,
хоть и как-то скованно, и он понял, что это для  нее  что-то  особенное,
необычайное. Он обнял ее, прижал к груди  и  поцеловал.  Он  целовал  ее
крепко, с каждой секундой в нем нарастало желание - но целовал он ее  не
крепче, чем она его.
   Она отступила на шаг, пытаясь перевести дыхание.
   - Господи Боже, вот это да!
   Лайнус с удивлением заметил, что и у него дыхание слегка нарушено,  и
это его обеспокоило.
   - Мэм... похоже, т а к вам раньше не приходилось целоваться.
   - У меня... никогда  раньше  не  было  постоянного  парня,  чтоб  так
целовать меня.
   Он неловко покосился на костер - ему почти хотелось, чтобы отец начал
искать ее и пришел сюда. Лайнус Ролигз никогда не  задумывался  особенно
над словами "постоянный парень", и теперь они  возродили  в  нем  старые
опасения - он нутром чуял опасность, угрозу для своей свободы.
   - Послушайте, мэм, я хочу, чтоб вы  одного  не  забывали:  я  уплываю
вверх по реке, вы - вниз.
   - И раньше бывало, что возлюбленные разлучались - но они  встречались
вновь.
   Так они теперь уже возлюбленные?! Лайнус колебался в нерешительности,
не зная, что сказать. Он чувствовал, что надо развернуться  на  месте  и
удирать во все лопатки... как последнему  трусу.  Бросить  эту  постель,
свои одеяла... даже винтовку, если на то пошло.
   - Мэм...
   - Ева...
   - Ева, я старый грешник. Закоренелый, черный грешник. И в Питтсбург я
еду, чтобы грешить снова. Жду не дождусь, пока попаду  туда.  Ты  пойми,
скорее всего, весь первый месяц я буду пьяный в дым, не смогу  вспомнить
шлюшку, с которой развлекался, или  человека,  которого  порезал  просто
так, потому что У него морда противная - а уж тебя и подавно не вспомню.
   В глубине души Ева знала твердо, что это - ее мужчина. Как-то девушки
умеют это определять. И сейчас она сражалась за того, кто  ей  нужен,  о
ком она всегда мечтала. Она вовсе не была уверена,  что  пустила  в  ход
именно то оружие, что нужно, у нее не было опыта, который бы  помог  ей,
но она знала, что должна выиграть свою битву здесь и сейчас.
   "Я поступаю бесстыдно", - подумала  она,  но  ей  припомнились  слова
одной женщины: мужчина женится по случайности, женщина выходит замуж  по
своему плану; каждый мужчина в душе бродяга, странник, и не  захочет  по
доброй воле расстаться со своей свободой, с правом бродяжничать.
   Каждой женщине нужен дом, защита для себя и для  детей,  которых  она
выносит... поэтому, когда встречаются мужчина и женщина, всегда идет эта
битва, не столько за то, чтобы завоевать мужчину, сколько за  то,  чтобы
удержать его, когда он уже завоеван. А у нее на это не было  ни  недель,
ни дней, ни даже часов... у нее были только минуты.
   - Лайнус, скажи мне... ты еще чувствуешь на губах этот  поцелуй?  Или
это только у меня так? Хочешь ты забыть его? Хочешь ты уйти прочь?
   - Что ж ты со мной делаешь? Я  чувствую  себя  как  человек,  который
повстречался с медведем  гризли  на  узкой  тропе...  тут  уж  никак  не
сделаешь вид, что не заметил...
   Он снова шагнул к ней, а она не сдвинулась с места -  стояла,  подняв
лицо, спокойная, уверенная, гордая... и тряслась от страха...

Глава четвертая

   За час до рассвета было тихо и холодно.  Зебулон  Прескотт  осторожно
выбрался из-под одеяла, так, чтобы не разбудить Ребекку. Он сделал это с
ловкостью, выработанной за многие годы,  потому  что  привычка  вставать
рано глубоко въелась в его натуру. А жене нужно отдыхать...  путешествие
для нее - тяжкий труд, как си ни пытается облегчить ей этот труд...
   В штанах и нижней сорочке, со спущенными  помочами  он  направился  к
реке с жестяным тазиком для умывания в руках. Оба плота были  на  месте,
как и положено, но каноэ исчезло. Он прошел по плоту, наклонился,  чтобы
зачерпнуть тазиком воды, и замер - его поразила неожиданная мысль.
   - Ева! - крикнул он и выпрямился. В  голосе  его  смешались  страх  и
изумление. Он посмотрел в сторону навеса, где спали девочки. - Ева?..
   Из-под  одеял  вынырнули  головы,  Харви  сел,  глядя  на  него.  Сэм
выпростал ноги из постели и принялся натягивать сапоги.
   Зебулон выронил тазик и кинулся  на  берег,  к  навесу.  Его  охватил
страх. Но тут Лилит откинула кусок брезента, который служил занавеской.
   - Что случилось, папа? Что-то не так?
   - Можешь ты мне сказать, где твоя сестра? - спросил он,  и  в  голосе
его звучал нарастающий гнев.
   Брезент снова откинулся, и наружу шагнула Ева, убирая назад волосы.
   - Папа? Что случилось?
   - Э-э... так ты все еще здесь! - сказал  он  запальчиво.  -  А  я  уж
думал, ты уехала с этим... этим траппером!
   Она посмотрела на реку.  Место  рядом  с  плотом  было  пусто.  Каноэ
исчезло. Лайнус уплыл...
   - Я видел, что ты вертелась вокруг него,  но  сказал  себе,  что,  по
крайней мере, ты наконец обратила  внимание  на  мужчину...  пусть  хоть
такого тощака копченого... да разве это мужчина? Так, струйка дыма...
   У нее на глаза навернулись слезы. Лайнус уплыл... "Я пыталась...  что
еще могла я поделать? Я хотела, чтобы он остался, я  старалась  удержать
его рядом с собой..."
   - Так ты по нем слезы проливаешь? Это что же  должно  означать?  -  у
Прескотта вновь нарастали подозрения. Он схватил ее за плечо. -  А,  ну,
говори, - почти кричал он, - что это значит?
   - Ничего, па... Лайнус уплыл, вот и все...
   - Когда ты легла спать?
   - Рано было, - мигом соврала Лилит. - Я еще  не  спала,  Ева  подняла
голову.
   - Нет, не рано. Я легла поздно.
   - Дочка, - голос Прескотта звучал сурово. - Я задам тебе только  один
вопрос. Было что-нибудь такое, из-за чего мы с мамой должны тревожиться?
   - Нет... нет, папа. Ничего такого не было.
   Ева нырнула под навес, взяла тазик и пошла к реке вместе с Лилит. Под
деревом, где она устроила  для  него  ложе,  остались  только  сложенные
ветки. Одеяла исчезли.
   - Лилит... смотри! - Ева обошла вокруг дерева и  показала  рукой.  На
стволе были глубоко вырезаны два сердца - совсем  недавно.  Их  соединял
глубокий разрез в коре. Лилит смотрела с интересом - и с завистью.
   - Ты говоришь...  ты  хочешь  сказать,  что  действительно  заставила
взрослого мужчину сделать это? И эти нелепые слова говорить ты его  тоже
заставила?
   - Да... точь-в-точь как в книге. И, кажется, ему это понравилось.
   - Ева Прескотт, ты врешь почище, чем твой папаша!  Ты  сама  вырезала
эти сердца!
   - Не стану говорить, что мне не пришлось подлизаться, но  все  же  он
это сделал. Он сказал, что это случай серьезный, все равно что проходить
речной порог без весла.
   - Но это все-таки не удержало его рядом с  тобой!  Я  так  думаю,  он
согласился на все эти глупости, лишь бы поскорее от  тебя  отвязаться  и
удрать. Ты ж знаешь, какие они,  эти  бродяги...  вовсе  им  не  хочется
оставаться на одном месте. Считай, тебе повезло, что он  уплыл.  Или  ты
хочешь бродить всю жизнь, как какая-нибудь скво? Как индейская  женщина?
Видать, к таким он только и привык.
   - Я увижу его снова, - сказала Ева с глубокой убежденностью. - Я знаю
это... и, во всяком случае, у него нет жены и шестерых детишек. Пока что
нет!

***

   Вечер опустил на реку прохладу. Солнце садилось у Лайнуса за  спиной,
косые лучи окрасили потемневшую воду реки угасающими цветами. Обрывистые
берега теперь поднимались  выше,  стволы  лесных  деревьев  сливались  в
сплошную черную стену, хотя верхушки все еще выделялись неровной  линией
на фоне неба.
   День тянулся медленно. Течение казалось более сильным, чем прежде,  а
может быть, он греб не так усердно. Его раздражало,  что  мысли,  помимо
воли, все возвращались к этой девушке на последней стоянке.  Обычно  его
разум  был  кристально  чист  и  открыт  для   восприятия   впечатлений,
предостережений, признаков опасности. Инстинктивно он  улавливал  каждую
перемену света и тени, любой намек на движение...
   - Да, это женщина что надо, - сказал  он  вслух.  -  Будь  я  из  тех
парней, что хотят жениться...
   Он заметил белую надпись раньше, чем смог разобрать слова. Объявление
стояло прямо на берегу, а за ним вверх по обрывистому склону поднималась
тропка к пещере, внутри которой были видны, слабые отблески огня.
   Он подгреб чуть поближе, чтобы прочитать  надпись,  слегка  подгребая
веслом, пока его проносило мимо.

   "ЗДЕСЬ ПРОДАЕТСЯ ДОБРАЯ СТАРАЯ ВЫПИВКА"

   Это было приглашение - и вызов. А  вообще-то,  уже  довольно  поздно.
Если выпить  стаканчик-другой,  можно  будет  крепко  заснуть  и  хорошо
выспаться... а он нечасто позволял себе спать по-настоящему.
   - Н-ну... ладно. - Он ловко повернул каноэ и направил  к  месту,  где
были причалены две лодки-долбленки (Лодки из березовой коры  -  каноэ  -
использовали  индейцы;  белые  обычно  выдалбливали  лодки  из   стволов
тополя.).
   Из пещеры наверху доносились  едва  слышные  звуки  музыки  -  кто-то
наигрывал на гармонике в веселом плясовом ритме.
   - Н-ну!... - повторил он. - Против такого я не стану возражать.  Это,
конечно, не Питтсбург, но выпивка лишней не бывает... один черт, сколько
ни пей, а опохмеляться придется...
   Лайнус привязал каноэ, взял винтовку и пошел вверх по тропке.  Левее,
за деревьями, он заметил остатки  другой  тропы.  Темно  не  было,  хотя
солнце  уже  село  некоторое  время  назад.  Старой  тропой   давно   не
пользовались, но, раз она тут есть, значит, кто-то жил здесь задолго  до
того, как появились эти люди. Скорее всего это была индейская тропа -  а
может, ее оставили какие-то давние охотники.
   А потом музыка наверху замолкла, и кто-то выкрикнул:
   - Посетитель!
   У входа в пещеру  появилась  босая  светловолосая  девушка,  довольно
хорошенькая, хоть и одетая в какую-то рвань.
   - Что, мистер, жажда замучала? - окликнула она. -  Проходите,  тут  у
нас виски первый сорт!
   - Я сухой, как кузнечик на сковородке.
   Лайнус вытер губы тыльной стороной ладони  и  прошел  за  девушкой  в
пещеру. Человек, который играл на  гармонике,  заметил  Лайнус  -  а  он
обычно все замечал - тощий сухопарый парнишка,  глянул  на  него  как-то
странно, с усмешечкой, как будто засчитал себе победу над Ролингзом.
   Изнутри  пещера  была  освещена  пламенем  костра,  который  горел  в
созданном природой очаге - дым  вытягивался  через  отверстие  в  кровле
пещеры. Был зде