е как в
Браунс Хоул.
   - Он убил человека, - начал возражать Голландец. -  К  западу  отсюда  он
убил человека.
   - И правильно сделал, - голос Эм Тэлон был холодным. -  Я  все  знаю  про
Бентона Хэйза, трусливого убийцу, который заслужил смерть еще несколько  лет
назад. Если бы Логан не пристрелил его, я сама бы это сделала.
   А теперь, Голландец, поворачивай своих лошадей и убирайся  вон.  Если  ты
еще раз тронешь ковбоя с "Эмпти", я приколочу твою шкуру к воротам.
   Я помню, как ты впервые приехал сюда,  и  помню,  как  ты  в  первый  раз
клеймил свой скот. Сейчас ты зазнался и воображаешь себя большим  человеком,
но если хочешь ворошить прошлое,  Голландец,  я  могу  рассказать  несколько
историй.
   Бранненбург покраснел:
   - Видите ли, миссис Тэлон, я...
   - Убирайся, Голландец, или я сама тебя пристрелю.
   Голландец был зол. Ему противостоит женщина! Но  эту  женщину  он  хорошо
помнил, и если она заведется - берегись!
   - Мне нужен Логан, - настаивал Бранненбург. - Он вор. Почему же иначе  он
от нас убегал?
   - Ты бы тоже убегал от тех, кто хочет тебя линчевать,  Голландец.  -  Она
поглядела на него с крыльца, а потом неожиданно сказала:
   - Тебе он действительно нужен? Тебе в самом деле нужен Логан?
   Почувствовав неладное, Бранненбург внимательно поглядел на нее,  стараясь
отгадать, что она задумала.
   - Мы за этим и приехали, - упрямо повторил он. - Мы приехали за ним.
   - Я все знаю про то, что ты линчуешь скотокрадов или тех, кого принимаешь
за них, и я слышала, что двоих ты поджег. Ладно, Голландец, тебе нужен Логан
- ты его получишь.
   - Что? - Бранненбург уставился на нее. - Что такое?
   - Логан Сакетт, - спокойно сказала  она,  -  мой  родственник.  Мы  одной
крови. Я из клана Сакеттов, как и он. И я знаю своих  родственников.  А  вы,
ребята, верите в честную игру? - обратилась она к всадникам.
   - Да, мэм. Конечно, мэм. Да, мэм.
   - Ладно, Голландец. Тебе нужен Логан Сакетт. Я слышала,  что  ты  о  себе
высокого мнения и не боишься стрелять. Ты уже несколько лет ходишь  королем,
потому что большинство из этих парней живут здесь  не  слишком  долго  и  не
знают, Каким ты был в самом начале. Сойди с лошади. Тебе нужен Логан  -  так
возьми его. Возьми его голыми руками вот тут, перед крыльцом,  а  первый  из
твоих парней, кто захочет помочь, получит пулю в лоб.
   Я вышел на крыльцо и остановился:
   - Как тебе это предложение, Голландец? Если хочешь  меня  взять,  сделай,
как говорит Эм. Возьми меня сам, своими руками и без помощи.
 
Глава 8 
 
   На  него  стоило  посмотреть,  можете  мне  поверить.  Он  разъярился  до
сумасшествия, но ему ничего не оставалось делать - только драться. Голландец
сидел на лошади и знал, что другого выхода у него нет. Эм Тэлон  приготовила
ловушку, и он не мог ее избежать, не потеряв лицо  перед  своими  людьми,  а
этого не может позволить себе ни один хозяин ранчо.
   Он спешился и бросил поводья  на  землю.  Затем  снял  оружейный  пояс  и
повесил его на луку, а сверху пристроил шляпу.
   Тем временем я отстегнул револьвер и нож и спустился с крыльца. Когда  он
повернулся ко мне, я понял, что мне придется несладко. Я  выше  его,  но  он
толще и плотнее и весил фунтов на пятнадцать больше. Он ниже, но сильнее,  и
поэтому сразу же двинулся вперед, работая руками.
   Я пошел на него, может быть, слишком  уверенный  в  себе,  но  он  быстро
охладил мою уверенность. Он неожиданно рванулся вперед, пригнувшись и нанося
удары обеими руками. Одной заехал в мое  левое  плечо,  и  впечатление  было
такое, словно хорошо ударили кирпичом.
   Я сразу понял, что, кем бы ни был Голландец,  за  эти  годы  он  научился
драться. Он нырнул под удар, боднул меня головой,  поставив  подножку,  и  я
упал на спину. Я перекатился на живот, а он, прежде чем я  успел  подняться,
двинул меня ботинком по ребрам и глубоко поцарапал шпорой, разорвав  рубашку
и оставив кровавую полосу на груди. Я вскочил, но он рванулся  ко  мне.  Да,
это не просто драка. Он хотел меня убить.
   Думаете, такое невозможно? Я сам с полдюжины  раз  видел,  как  в  драках
убивают людей, к тому же Голландец не знал жалости, и его парни тоже.  Да  и
Эм Тэлон, раз уж зашла об этом речь.
   Он рванулся ко мне напропалую, бодаясь, напирая, нанося  удары  руками  и
ногами, полосуя щиколотки шпорами и подошвами. И мне понадобилось  несколько
секунд, чтобы прийти в себя.
   Голландец дрался как бык. У него под рубашкой были  мощные  плечи,  и  он
стремился сойтись вплотную, бодая меня в подбородок. Я отпихнул его.  Но  он
снова кинулся вперед. Мне удалось въехать ему по  ребрам,  но  он,  напирая,
знал, что сможет победить только вблизи, где я со своими длинными руками  не
имею преимущества.
   Он нанес несколько тяжелых ударов в живот, а я локтем двинул его в  лицо,
раскроив мясо до кости. Когда  у  него  полилась  кровь,  Голландец  потерял
голову. Это было все равно что ловить торнадо с помощью  лассо.  Он  бил,  и
каждый удар отзывался болью. Он дрался, чтобы убить. Я оттолкнул его,  попав
кулаком в лицо, а потом ударил встречным правым.
   Этот удар потряс и  остановил  его.  Я  двинул  левой,  затем,  когда  он
пригнулся, попал правой по ране на щеке, разбив ее еще шире.
   Он пару раз ударил меня по ребрам, бросился головой вперед, и я оступился
и упал. Голландец упал на меня, стараясь схватить за горло. Я перехватил  по
диагонали его плечо, дернул, он  скатился  на  землю,  и  я  успел  вскочить
первым. Я кинулся на него, когда он начал переворачиваться. Он хотел двинуть
меня обеими ногами в живот, и я еле успел увернуться, но он-таки рассек  мне
шпорой запястье. Голландец вскочил, и я ударил его в рот.
   Этот удар размазал ему губы по зубам. Он снова рванулся ко мне, а я левой
разбил ему ухо, наполовину развернув его. Он схватил меня за  руку  и  хотел
бросить через плечо, но я пошел вместе с броском и  коленями  ударил  его  в
спину. Он тяжело упал, я на него. Воткнув  его  лицом  в  пыль,  я  чуть  не
задушил его, но потом отпустил и отскочил. Я хотел избить его, но не убить.
   Он, шатаясь, поднялся с земли с трудом, увидел меня и вновь рванулся.
   Левой я ударил его в лицо, а ладонью правой - под подбородок,  запрокинув
ему голову.
   Надо отдать Голландцу должное: он не хотел сдаваться. Он был  силен,  как
бык, и крепок, как железо, и его удары в живот пользы мне  не  приносили.  Я
оттолкнул его, нанес сокрушительный удар правой, когда  он  снова  попытался
сблизиться, и, чуть развернувшись, бросил через бедро. Он тяжело грохнулся в
пыль.
   - Голландец, - сказал я. - Ты прекрасно знаешь, что я не воровал  у  тебя
лошадей. И ты знаешь, что те двое мне незнакомы.
   Не обращая внимания, он встал  на  четвереньки,  затем  прыгнул,  пытаясь
схватить меня за ноги. Я ударил его  коленом  в  лицо,  он  упал,  но  опять
перекатился на живот и встал.
   - Ты хорошо  дерешься,  Голландец,  но  чтобы  стать  большим  человеком,
недостаточно иметь много коров. Вешая всех  подряд  или  тех,  кто  тебе  не
нравится, ты не станешь никем, кроме убийцы. Ты станешь ниже, чем те, за кем
охотишься.
   Он рукавом утер кровь и уставился на меня. Его  щека  была  рассечена  до
кости, губы висели лохмотьями. Над одним глазом набухла большая серая шишка,
но он стоял, сжимая и разжимая кулаки, со свирепой ненавистью в глазах.
   - Если хочешь еще, Голландец, подходи - получишь.
   - В следующий раз, - сказал он, - я буду с оружием.
   Ему было мало. Я избил его, но не остановил. Ему  слишком  нравилось  то,
что он о себе вообразил. Ему  нравилось  чувство  власти,  нравилось  твердо
ступать по деревянным тротуарам скотоводческих городишек, нравилось, что его
сопровождают крутые наездники, что ему уступают дорогу.
   Большинство уступали дорогу из вежливости, но он считал, что из страха.
   Голландец любил запугивать людей, принимая их за быдло. И он не собирался
меняться из-за того, что проиграл в драке.
   Один из его всадников заговорил:
   - Когда он еще придет за тобой, Сакетт, он будет не один. Мы все придем с
ним. И захватим веревку.
   - Валяйте, ребята. Ему понадобится много людей. Никто не будет лишним.
   Они развернули лошадей и уехали. У  выезда  с  ранчо  один  из  всадников
спешился, открыл ворота и, когда остальные проехали, закрыл и запер их.  Это
скотоводческая привычка. Никто не оставляет ворота открытыми, если их  можно
запереть.
   - Спасибо, Эм, - сказал я. - Могло обернуться хуже.
   - Вряд ли. Да для меня  это  не  впервой.  Когда  Рид  бывал  в  отъезде,
случалось, что меня навещали индейцы.
   - Логан, - Пеннивелл дергала меня за рукав, - давай я тебя умою.
   Лицо у меня было в синяках, хотя и без порезов. Голландец  оказался  куда
ловчее в драке, чем  я  рассчитывал,  и  здорово  исколошматил  меня.  Я  не
произнес ни слова, когда Пеннивелл умывала меня, хотя было очень больно.
   Позже, вытянувшись на кровати, я тихо выругался. У Эм Тэлон хватало своих
неприятностей. А я ей добавил еще  Голландца  Бранненбурга.  Он  и  сам  был
мстительным, а его  ребята  -  пожестче,  чем  обычная  команда  ковбоев  на
коровьем  ранчо.  Любой  ковбой  не  подарок,  а  эти  -   просто   искатели
приключений. Многие из них были и преступниками, и ковбоями для  убийств,  и
вообще кем придется... совсем как я.
   Вся штука в том, что я сам привел их к Эм Тэлон.
   Заглядывать вперед не умею. Я знаю  людей,  которые  садятся  и  начинают
думать, пока не рассчитают заранее все свои шаги, но я не такой. Я сильный и
жестокий, но не знаю другого пути, кроме прямого, и другого  способа,  кроме
как взять быка за рога. Сидеть и думать для меня муторно. Мне нужны  простые
задачки: вроде как выйти и помахать кулаками. Нолан, тот больше думал,  а  я
люблю действовать, и это как раз то, что мне надо.
   К нам подбиралась беда. Куда бы я ни  взглянул,  везде,  словно  грозовые
облака вокруг черных вершин, сгущались неприятности.  Джейк  Фланнер  что-то
готовил, а теперь к нему прибавился Голландец.
   Именно тогда я решил, что лучше сам займусь ими, чем буду сидеть и ждать,
пока меня не прихлопнут.
   В таких положениях  иные  предпочитают  бежать.  Некоторые  думают,  что,
поступаясь малым, отведут беду. Но такой способ  никогда  не  срабатывал.  Я
проехал по всей Рио Гранде, Моголлонам, Мимбрес, Ла Плата и Меса Верде и то,
что видел, послужило уроком.
   Там жили хорошие индейцы. Индейцы, которые выращивали себе еду. Они очень
долго жили в мире и никого не  трогали,  а  потом  с  севера,  по  восточным
склонам Рокки Маунтин, стали спускаться племена навахо и  апачи.  Они  нашли
дорогу на запад, не переваливая через хребет. Миролюбивые племена вдоль  Рио
Гранде исчезли с земли. Одних перебили, другие убежали на запад в утесы, где
строили себе дома, но нельзя убежать, убегая. Навахо шли за ними, убивали  и
уничтожали. Если бы они собрались все вместе под хорошим вождем, они  смогли
бы сдержать навахо. Однако, как только появлялась опасность, одна семья  или
группа семей тут же снимались с места, пытаясь убежать от беды, а оставшихся
было явно недостаточно, чтобы сражаться с врагом.
   В конце концов почти всех убили. Дома на утесах превратились в руины.
   Начатые ими системы орошения пришли в негодность. Дикие племена из прерий
снова выиграли битву с оседлыми... как всегда.
   Я проезжал по той земле. Видел черепки разбитых горшков и руины деревень.
   Дальше на  запад  их  еще  больше.  Иногда  находил  места,  где  индейцы
собирались в  группы,  но  везде  было  то  же  самое:  вместо  того,  чтобы
сопротивляться, они уходили и смотрели, как рушится все, что они  построили,
как убивают их соплеменников, как рассыпается их мир.
   Пару раз, скрываясь в каньонах, находил их обиталища в утесах. Я никому о
них не рассказывал, потому что мне все равно бы не поверили. Для большинства
белых индеец ездит на лошади и сидит в вигваме, завернувшись в одеяло.
   Однако я несколько раз останавливался в их жилищах среди утесов, пил воду
из их источников, находил одичалые остатки их кукурузных полей.
   К этим людям я испытывал теплые чувства и даже ночью иногда долго думал о
них, лежа там, где лежали они. Один раз проснулся от ужаса. Быстро  встал  и
выглянул в проем, служивший окном, на залитые лунным светом каньоны,  и  мне
показалось, что слышу, как идут из далекой глуши навахо,  чтобы  напасть  на
мирные деревушки. Тот ужас, что почувствовал я, был, наверное, их ужасом, и,
даже когда они покидали родные места, они знали, что их гибель - это  вопрос
времени.
   Иногда через каньоны пробирались всего лишь несколько  воинов  и  убивали
земледельца или его жену, убегавшую к дому по лестнице с ребенком в руках.
   Но они покорно ждали, пока нападавших появлялось все больше и больше. Они
сидели наверху и ждали, глядя, как уничтожают их  посевы,  зная,  что  скоро
воины придут во множестве и их скальные убежища потемнеют от крови.
   Некоторые из них перевалят через утесы  и  спасутся  бегством,  некоторые
попытаются сопротивляться и будут убиты.
   Совсем как у Эм Тэлон. Ее мужа убили, ковбоев убили или запугали.
   Мало-помалу они ушли, пока она не осталась одна  против  всех  -  высокая
старуха, живущая одна в старом большом доме. Она тоже ждала дня, когда у нее
не останется сил поднять "Шарпс".
   И вот приехал я - человек без репутации, если не сказать больше,  дикарь,
скиталец. Совсем не похож на оседлого индейца. Я - бродяга, человек, живущий
законом револьвера. Но я остался. Время расплаты пришло.
   Я ждал достаточно. И не собирался больше сидеть и смотреть, как они будут
резать меня со старухой. Я пойду к ним навстречу. Я  их  выкопаю,  выкину  и
сожгу или умру. Просто не по мне было сидеть и ждать.
   Как уже говорил, не умею заглядывать вперед. Мой способ: переть напролом,
а потом уж глядеть, какие выпали фишки. Тем не менее я обдумал, как  попасть
в город незамеченным и как из него выбраться, когда все кончится... если  от
меня что-то останется.
   Даже мышь делает несколько выходов в норе, поэтому я устроился  поудобнее
и вспомнил город, расположение домов и корралей. Незаметно подкрался сон...
   За завтраком Эм разговорилась. Она поднялась перед  рассветом,  выглянула
за ставни, внимательно осмотрела землю.
   - Ты бы видел ее, когда мы с Тэлоном приехали сюда. Здесь не было никого,
совсем никого. До этого Тэлон поднимался на пароходе по Миссури и по  Платту
так далеко, как только можно. Он охотился за бизонами, убил пару  гризли,  и
жил, и кочевал с индейцами, и дрался с ними тоже.
   Когда мы ехали на Запад, он много рассказывал об этом месте. Я выросла  в
горах, и равнина не давала мне покоя: там ничего не двигалось,  кроме  травы
под ветром и одинокой антилопы или стада бизонов на горизонте.
   Потом мы увидели, увидели издалека - наша земля возвышалась посреди  моря
трав, а сзади  поднимались  горы.  Тэлон  оставил  здесь  в  хижине  четырех
человек, но они не понадобились.
   Вначале индейцы приезжали просто  посмотреть,  поглазеть  на  трехэтажный
дом, возвышающийся над прерией. Они назвали  его  деревянным  вигвамом  и  с
удивлением глядели на это чудо: ведь когда  строился  дом,  они  уходили  на
ежегодную охоту на бизонов.
   Когда приехали шайены, Тэлон вышел их встретить. Он провел  их  по  дому,
все показал - от огромного пространства прерии, видимой с крыши, до  бойниц,
через которые можно стрелять, не опасаясь пуль.
   Он знал, что все это станет известно,  и  хотел,  чтобы  они  поняли:  их
увидят задолго до того, как они подъедут к дому, и что по  нападающим  можно
стрелять из любой точки дома.
   - Но у вас так много мебели! - воскликнула Пеннивелл. - Как же вы ее сюда
доставили?
   - Что-то смастерил Тэлон.  Я  говорила,  он  умел  плотничать.  Остальное
привезли. Тэлон охотился за мехом, нашел немного золота в  горных  ручьях  и
заказал то, что ему хотелось. Мы привезли с  Востока  целый  караван  вещей,
потому что  Тэлону  нравилось  жить  хорошо,  а  это  та  штука,  к  которой
привыкаешь очень быстро.
   Сидя в удобном кожаном кресле, я представлял то, о чем рассказывала Эм.
   Видел индейцев, проезжающих по своей земле,  на  которой  они  всю  жизнь
кочевали вслед  за  бизонами,  видел  их  изумление,  когда  они  обнаружили
огромный дом, наблюдавший за прериями большими глазами окон.
   Для  них  это  было  волшебство.  Дом  построили   быстро.   Тэлон   умел
распоряжаться, этого у него не отнимешь, а четверо горцев,  помогавших  ему,
были не те люди, чтобы подолгу сидеть на одном месте, ничего не делая.
   Сколько человек ему помогало, Эм не говорила, но она  упомянула  четырех,
которые остались жить в хижине, пока Тэлон ездил на Восток искать невесту.
   Их могло быть и больше.
   Возможно, Тэлон с Сакеттом уже сделали большую часть работы до того,  как
прибыли помощники, и, несомненно, план постройки он придумал, когда  работал
на реках или строил для других хозяев.
   Сидя с полузакрытыми глазами, слушая старый  горный  теннессийский  говор
Эм, я вдруг опять почувствовал нетерпение. Никто не имел  права  отнимать  у
нее то, что построила она с мужем.
   Я-то, наверное, никогда ничего не построю. Никчемный бродяга  вроде  меня
оставляет в жизни такой же след, который  остается  в  воде,  когда  из  нее
вынимаешь палец. Каждый должен что-то оставить в жизни. Должно быть, мне  не
дано строить, но, без сомнения, могу сохранить то, что построили другие.
   Я поеду в Сиваш и устрою им веселую жизнь.  Поеду  и  вышвырну  вон  Лена
Спайви и ему подобных. Я поеду сегодня вечером.
 
Глава 9 
 
   Никогда не утверждал, что у меня много мозгов. Большую часть из того, что
узнал за свою жизнь, вколотили в меня тем  или  иным  образом.  Выучился  на
совесть лишь одному - как остаться в живых.
   Моя стихия - оружие, лошади, удары и броски, но многому  можно  научиться
просто глядя на мир. К тому же, хотя не привык ложиться спать с книгой, умею
слушать других.
   Люди, живущие уединенно: ученые, учителя, владельцы  магазинов,  -  редко
понимают, что они теряют, не разговаривая с  себе  подобными.  Самые  лучшие
разговоры, и самые умные, я слышал у костров, в салунах, ковбойских бараках.
   Странствующий видит многое, а  знание  -  это  возможность  сравнивать  и
делать выводы. Более того,  в  любой  шайке  бродяг  есть  люди,  получившие
прекраснейшее образование, и люди, просто повидавшие и умеющие  сложить  две
двойки.
   Часто у костра я слышал разговор о городах, и как они появились, и о том,
что большинство городов стоит на слиянии рек. Люди встают лагерем возле  рек
и речушек, чтобы вода была рядом. Переправиться через большую  реку  -  дело
трудное, поэтому они разбивают лагерь и отдыхают после переправы.  Но  после
переправы отдыхают люди бывалые. А те, кто  разбил  лагерь,  чтобы  пересечь
реку утром, часто ждут по несколько недель, потому что за  ночь  вода  может
подняться на несколько футов.
   Рим, Лондон, Париж, все возникли у переправ, и  обычно  тут  же  крутился
какой-нибудь пройдоха, который за переправу требовал денег. Если есть  люди,
сильно желающие что-то сделать, всегда найдется ловкач, который будет за это
брать с них деньги.
   Когда  люди  останавливаются   у   переправы,   они   разбивают   лагерь,
осматриваются, и, держу пари, что кто-то уже поставил магазинчик,  где  есть
все, что им нужно.
   Городок Сиваш возник так же. Река,  конечно,  не  ахти  какая,  но  рядом
оказался хороший источник, и один парень, проезжающий мимо, остался  и  стал
разводить овец. Через несколько месяцев  на  него  набрел  другой  смельчак,
собиравшийся за золотом в Колорадо. Он увидел это место и,  зная,  что  вода
иногда дороже золота, подождал, пока овцевод повернется  к  нему  спиной,  а
потом топором раскроил ему голову, похоронил и посеял кукурузу и дыни.
   Этот древний конфликт - конфликт между фермером и скотоводом  -  начался,
наверное, во времена Каина и Авеля. Каин, по Библии, был  не  только