ять
нельзя. Лучше продолжать путь и найти место для стоянки.
   - Папа, а как ты встретил мою маму? Поглощенный мыслями об  апачах,  Дэйв
вздрогнул от вопроса дочери.
   - Ну... Она с мужем приехала на Запад. Он схватил лихорадку и умер. Я жил
поблизости и мимоходом заезжал к ней посмотреть, как она одна справляется  с
хозяйством. Твоя мама была настоящей леди... образованной...
   Она взяла с меня обещание проследить, чтобы ты  тоже  окончила  школу.  Я
никогда не мог понять, что она нашла во мне? Конечно, я был моложе тогда.  И
уважал ее больше всех, кого когда-либо встречал.  Она  хорошо  прожила  свою
жизнь, очень хорошо.
   Разговаривая  с  Ленни,  он,  однако,  продолжал  внимательно   за   всем
наблюдать, ничего не упуская. Вдруг он сказал очень спокойно:
   - Ленни, достань винчестер. Не торопись... и будь наготове.
   - Индейцы, папа?
   И тут произошло непредвиденное. Ее не слишком хорошо выезженный  мустанг,
испугавшись гремучей змеи, выползшей на тропу, взвился в воздух и понес.  Он
ринулся в камни, потом вырвался на простор, летя на пределе своих  сил.  Но,
огибая огромный валун, конь попал  ногой  на  обломок  скалы,  застрявшей  в
оползне, и камень начал двигаться под его  копытами.  Несмотря  на  яростные
усилия, животное упало и покатилось вниз.
   Услыхав грохот сползающих камней и  пронзительный  крик  дочери,  Спэньер
пустился за ней, изрыгая проклятья.
   Уклоняться от тропы было опасно. Обогнув скалы,  он  остановился,  быстро
оценил обстановку и соскочил на землю. Дэйв то бежал, то съезжал по камням к
Ленни. Она уже поднималась. Девушка ушиблась и содрала  кожу,  но,  кажется,
обошлось без переломов. Даже падая, она не выпустила из рук винтовку.
   Еще издали он угадал, что лошадь сильно разбилась и сломала ногу. К  тому
же несчастное животное укусила змея. Не желая привлекать внимания выстрелом,
Спэньер быстро наклонился и ножом перерезал горло мустанга.
   Ленни кинулась к нему, но отец остановил ее.
   - Отойди, - сказал он резко, чтобы скрыть свой страх  перед  тем,  что  с
ними случилось. - Нога сломана. Я должен так поступить.
   - Но, папа! - Слезы ручьем лились из ее глаз. - Он такой славный!
   - Ты с ума сошла? Это была  пугливая,  тупоумная  тварь  с  хвостом,  как
метла. И хоть бы унция пользы! - Он помолчал. - Но все же мы почувствуем его
потерю.
   Теперь у них была одна лошадь на двоих  и  сотни  миль  впереди,  большей
частью по пустыне.
   - Ничего, - утешал дочь Дэйв, когда они поднимались по склону. - Садись!
   Прищурившись, Ленни смотрела на колышущиеся волны  теплого  воздуха.  Она
понимала, что  тревожит  отца,  но  помочь  ему  ничем  не  могла.  Без  нее
определенно у него было бы меньше проблем.
   Спэньер не сомневался,  что  апачи  где-то  рядом  и  представляют  собой
реальную опасность. Но сейчас его больше беспокоило то, что Ленни так  остро
нуждается в защитнике. И он не знал, как быть. Такие невеселые мысли роились
в его голове, когда  он  брел  впереди  лошади  в  горячем  мертвом  воздухе
полуденной пустыни.
 
Глава 8 
 
   Дэйв Спэньер не помнил себя без оружия. На границе,  где  он  вырос,  оно
входило в число предметов первой необходимости. Что бы ни думали  о  здешних
аборигенах на Востоке, индейцы, - прежде всего воины. Их правила и обычаи не
имеют ничего общего с законами, по которым живут белые. И только немногие из
белых, обосновавшиеся рядом с  индейцами  и  постоянно  общавшиеся  с  ними,
понимали их достаточно хорошо.
   Именно непонимание индейских правил и обычаев принесло  так  много  вреда
переселенцам - людям с добрыми  намерениями,  но  плохо  информированным  об
истинной обстановке, когда они двинулись на Запад.
   Одна из главных ошибок в общении с людьми другой культуры  -  приписывать
им свои собственные представления о жизни. Например, что  такое  милосердие,
ясно каждому белому, а у американского индейца нет даже такого понятия.
   Принять участие в военных  действиях  -  радость  для  него.  Уничтожение
врага, конокрадство и охота - вот что  приносит  ему  уважение  сородичей  и
богатство, а ловкий конокрад даже в  большей  чести,  чем  хороший  охотник.
Много миль может пройти краснокожий, чтобы увести чужих лошадей или  принять
участие в большом сражении.
   Где бы ни случилось поселиться Дэйву, с  ним  по  соседству  всегда  жили
индейцы, обычно враждебно настроенные. И хотя они часто вместе охотились,  и
он понимал их, но воевать с ними ему тоже случалось. Старик  знал,  что  для
апача слово "жестокость" не имеет смысла.  Пытка  -  просто  забава.  Он  не
испытывает сочувствия к пленному врагу. Апач ценит мужество, стойкость, силу
и хитрость, потому что благодаря этим качествам  и  выжил  сам.  К  индейцам
Спэньер относился даже с большим уважением, чем ко  многим  знакомым  белым.
Несмотря на частые стычки, они отдавали друг другу должное.
   Хотя разные племена воевали между собой, они хорошо понимали друг  друга,
потому что их обычаи и верования во многом  совпадали.  Белые  же  появились
среди них с превосходящим по силе оружием, другими представлениями о жизни и
непонятным упорством в захватнической войне. Сами они  воевали  обычно  ради
развлечения, за честь и добычу, и очень редко ради расширения владений.
   В борьбе с индейцами нелегко было выбирать место для схваток, потому  что
они знали каждый дюйм своей пустынной земли, и  в  тактике  ведения  боя  не
имели себе равных.
   Однако пространство к югу от Гилы и Солт-Ривер-Велли Дэйв изучил  так  же
хорошо, как любой из апачей.
   Сейчас он не сомневался, что индейцы наблюдают за каждым его шагом и  уже
приняли решение, где ему предстоит принять сражение. Теперь они, несомненно,
представляли себе, что он за человек, потому что от опытного воина ничто  не
может укрыться. Мужчина на тропе в стране индейцев проявляет себя во всем  -
и в том, какой путь выбирает, и насколько осторожно  приближается  к  месту,
где может быть засада, и как использует рельеф  местности,  чтобы  облегчить
дорогу  или  устроить  стоянку,  читает  следы  и  контролирует   окружающую
обстановку. Осознавая, что нападение неизбежно, Дэйв хотел  занять  наиболее
выгодную  позицию,   чтобы   хорошо   прицелиться   и   выстрелить   первым.
Врага-одиночку, выскочившего из укрытия, убить легче.
   Когда начинается сплошная стрельба, человек становится осторожнее.
   День клонился к вечеру. Если найти такое место,  где  легко  обороняться,
они смогут продержаться до темноты, а ночью ускользнуть.
   Гора Пэксэдл, Вьючное Седло, была южнее, до пещеры на  Кастл-Доум  им  не
добраться. Тогда он подумал о каньоне  Хай-Лоунсэм.  Получив  отпор  в  этом
скалистом, мрачном месте, преследователи могли и отстать, потому что  каньон
располагался гораздо западнее тех путей,  которыми  обычно  ходят  апачи,  а
индейцы папаго и пима, обитающие южнее и восточнее, - их смертельные враги.
   На юге хозяйничали юмы, а на севере - мохавы.
   Спэньер взглянул на солнце. До захода оставалось часа два.
   - Пойдем к Хай-Лоунсэм, - решил он.
   - Папа! Консидайн... что, плохой человек? Прежде он сказал бы ей  все  об
этом бандите, но теперь задумался. Опытный боец, он  не  питал  иллюзий.  Им
предстоит  жестокое  сражение  с  апачами,  так  пусть  все,  что  она  себе
нафантазировала, облегчит ее участь, поддержит ее.  Кроме  того,  Консидайн,
как говорят, лучше многих, личность, которую нельзя мерить обычной меркой.
   Отвергнутый обществом, он, насколько знал Спэньер,  был,  тем  не  менее,
человеком чести, если не принимать во внимание  его  участие  в  ограблениях
поездов. Банками и дилижансами он занимался лишь изредка.
   - Нет, - произнес Спэньер наконец. - Консидайн неплохой парень. Хоть и не
в ладах с законом. У него задатки очень хорошего человека.
   И Ленни, что было не принято между ними, благодарно  коснулась  отцовской
руки  и  некоторое  время  ехала  рядом,  не  отпуская  ее.  Чуждый   всякой
чувствительности, Спэньер, для которого его  неожиданно  повзрослевшая  дочь
была тайной, почувствовал, что глубоко тронут.
   Пейзаж  вокруг  них  изменился.  Мертвенно-белый  и  тускло-желтый  песок
приобрел более глубокий тон, скалы потемнели, там и тут языки лавы, сползшие
с гор в незапамятные времена, вклинивались в песок.
   Деревья юкки, словно в мольбе, протягивали искривленные  ветви  к  пустым
небесам. Казалось, они  внезапно  окаменели  в  мучительных  корчах.  Справа
тянулся уступ почти гладкой скалы длиной в полмили,  вздымающейся  вверх  на
несколько сот футов,  -  величественное  сооружение  природы,  обточенное  и
выглаженное ветром, дождем и песком.
   Перед большим каньоном Хай-Лоунсэм есть каньон поменьше.  Широкий  обзор,
открывавшийся оттуда, делал это место идеальным  для  засады.  Поэтому  Дэйв
резко повернул под прямым углом, оставив горы  за  спиной,  и  направился  в
беспорядочное нагромождение валунов. Там он снова взял направление на запад.
   - Такие, как Консидайн, - неожиданно продолжил  Спэньер,  -  не  очень-то
считаются с правилами, по которым живут люди, а дисциплина нужна каждому.
   Он - не мальчик,  должен  держать  себя  в  узде.  Кода-то  ошибся,  взял
неверное направление, а изменить  его,  видно,  ему  трудно.  Но  порвать  с
прошлым человек может только сам.
   - Тебе это удалось.
   - Без твоей матери... без нее и я, быть может, не сумел бы.
   - Консидайн сильный, - сказала она уверенно.
   - Иногда нужен толчок. Внешний толчок.
   - Папа... Серый хромает.
   Пропуская лошадь вперед, Спэньер почувствовал, как холодная  рука  смерти
коснулась его. Да, Серый действительно хромал.
   Остановившись в тени валуна, осмотрел  копыто.  Подкова  сломалась.  Одна
половина ее отвалилась, другая едва держалась. Он подцепил ее ножом, а затем
расчистил нижнюю часть копыта.
   Путь, который избрал Дэйв, пролегал через заросли юкки. Солнце  пылало  и
слепило, купая путников в обжигающем зное. Все  кругом  замерло.  И  пыль  и
трава...
   Вдруг на тропу выпрыгнул кролик и, увидев их, умчался прочь.
   Мгновенно выхватив  револьвер,  отец  пригнул  Ленни  к  спине  лошади  и
повернул обратно под прикрытие скал. Однако вокруг по-прежнему царило полное
безмолвие. Убрав револьвер в кобуру, он вынул из седельного чехла винтовку.
   - Что-то вспугнуло его, - размышлял он вслух. - Кролик не станет  прыгать
ни с того ни с сего в такую жару.
   Присев  на  корточки,  Дэйв  стал  медленно  и  бесшумно  взводить  курок
винчестера,  даже  поскрипел  каблуками  по  песку,  чтобы  заглушить   звук
последнего щелчка. Крутанувшись на  цыпочках,  прижался  спиной  к  камню  в
боевой готовности. В этот момент появился индеец. Винчестер вздрогнул в руке
Спэньера, и горло апача превратилось в сплошное красное месиво,  потому  что
пуля,  пройдя  насквозь,  совершенно  разворотила  его  шею.  Звук  выстрела
отразился эхом от скал и затерялся в песках.
   Ленни отпрянула от тела, которое упало  рядом.  Он  был  молод,  погибший
апач, и очень нетерпелив, а слишком рьяные долго не живут.
   Наступила тишина... Кто  им  встретился  -  индеец-одиночка,  вырвавшийся
далеко вперед, или поблизости  есть  и  другие?  У  апача  был  винчестер  и
мексиканский патронташ. Спэньер вытащил патроны из гнезд один  за  другим  и
наполнил ими свои карманы.  Винчестер  оказался  старый.  Дэйв  размахнулся,
разбил его о валун и выбросил.
   Ленни взглянула на индейца.
   - Он совсем юный, - прошептала она.
   - Старше уже не станет, - сухо ответил отец.
   Старик  отличался  терпением.  Враги,  по-видимому,   скрывались   где-то
поблизости,  и  он  занял  прежнюю  позицию,  затаившись  и  обдумывая,  как
выпутаться из создавшегося положения.
   Лошадь надо сохранить, во что бы то ни стало.  Она  еще  понадобится  им,
когда они достигнут цели путешествия. Пища, вода и новая подкова  вернут  ей
силы. Но куда  идти  дальше?  Если  обогнуть  базальтовые  скалы,  то  скоро
окажешься в песках, которые поглотят звуки шагов. А милей  дальше  начинался
вход в Хай-Лоунсэм. Конечно, о безопасности  говорить  не  приходится,  если
кругом индейцы, но все же для стоянки это лучшее место,  к  тому  же  хорошо
знакомое. Кроме того, там есть вода. Он  тщательно  продумал  все,  что  они
должны будут сделать с наступлением темноты, и свернул самокрутку. Больше от
него сейчас ничего не зависело, и он ждал.
   Отдых восстановит их силы... завтра будет долгий, долгий день.
   На закате, когда первые тени поползли от стен утесов, Консидайн наткнулся
на мустанга со сломанной ногой и перерезанным горлом.  Он  натянул  поводья,
остальные подъехали и остановились рядом, глядя на мертвое животное.
   Объяснений не требовалось. Каждый из них понимал, что эта мрачная история
может стать прелюдией  к  другой,  гораздо  более  зловещей.  Без  лошади  в
пустыне, с апачами за спиной шансы выжить  невелики.  Даже  не  принимая  во
внимание индейцев, это не те места, по которым можно путешествовать пешком.
   В этом мире никто из нас не может считать себя совершенно независимым  от
других, все мы оказываем друг на друга влияние, как  бы  мимолетно  не  было
наше общение. А Ленни Спэньер оставила в душе человека  по  имени  Консидайн
отнюдь не мимолетный след.
   Для  каждого  из  четверых  мужчин,  нагруженных  награбленным   золотом,
увиденное несло  некое  персональное  сообщение.  Все  были  расстроены,  но
молчаливые по натуре они не имели обыкновения делиться мыслями с другими, да
и не смогли бы облечь свои чувства в слова. Им  было  тревожно  за  девушку,
потому что там, в лавке Хони, каждый из них обнаружил, что  она  в  какой-то
мере ему не чужая. Ее свежесть, живость, очарование и искренность раскрыли в
их душах нечто такое, о чем они не ведали  прежде.  Ленни  оставила  след  в
сердцах этих мужчин, и к тому, что она в опасности, они не могли  относиться
равнодушно.
   К тому же под влиянием прочитанных когда-то бульварных романов в их  умах
собственный  образ  слился  до  некоторой   степени   с   образом   книжного
рыцаряодиночки. (Ни один человек не свободен от типажей, которые  литература
навязывает ему.) А бульварный  роман  сделал  героем  Запада  странствующего
всадника, защитника слабых и обиженных. Конечно, сознательно они никогда  не
подражали  тому  образу,  но  сейчас  почувствовали   некоторую   склонность
последовать примеру своего книжного героя. Потому что  для  каждого  из  них
Ленни олицетворяла сестру, возлюбленную, жену, которых у них  не  было  и  о
которых иногда мечталось.
   - Это лошадь девушки. - Дэч старательно откашлялся. - Нечего зря  тратить
время. Нам лучше не задерживаться.
   И они не стали задерживаться... А перед ними  в  пыли  тянулись  цепочкой
отпечатки копыт лошади, которую вели под уздцы.
   Мысли каждого из них поневоле крутились вокруг Спэньера. Он  изворотливый
малый, успокаивали они себя, найдет выход... Иначе темные волосы Ленни будут
украшать какой-нибудь индейский вигвам.
   - Не  наше  дело,  -  ответил  Харди.  -  Лично  я  намерен  повидать  ту
мексиканскую молодку на пути в Сонору.
   - Недалеко Тинахас, что в Педрагосе, - сказал Консидайн. - Едем.
   И они повернули на юг, в пустыню, отделявшую их от мексиканской  границы,
оставив позади следы Ленни и Дэйва.
   Прежде чем село солнце,  путники  увидели  последний  на  сегодня  дымок,
который сначала был сплошным и поднимался в  небо  столбом,  а  затем  резко
прервался дважды. До того, как тьма  накрыла  землю,  он  кому-то  о  чем-то
напомнил.
   Ночь наступает в пустыне быстро, почти без сумерек.  Летучая  мышь  резко
снизилась и начала порхать над ними, зажглась первая  звезда...  Зазубренные
гребни гор словно вгрызались в  удивительно  глубокую  синеву  неба.  Тишину
вечерней пустыни нарушали  только  голос  койота,  где-то  далеко  отрывисто
тявкающего на луну, дробь копыт их лошадей да скрип седел.
   Харди не выдержал молчания:
   - У нас около шестидесяти тысяч! Шестьдесят тысяч золотом!
   Ему никто не ответил. Они ехали к границе. Четверо  мужчин,  сделавшие  в
жизни ставку на оружие и насилие, готовые однажды от них и  погибнуть.  Один
мечтал о встрече с женщиной в Мексике, другой  хотел  кутить  на  свою  долю
долго и беззаботно, метис вообще ничего не хотел. А последний не знал,  чего
хочет. Впрочем, он начинал опасаться, что уже знает.
   Метис вдруг остановился.
   - Пыль, - шепнул он. - Близко лошади. Сбившись в кучу и застыв в  седлах,
они ждали. Спэньеры  прошли  несколько  часов  назад,  а  другим  белым  тут
неоткуда взяться. Вероятно, индейцы. Где-то  поблизости  они,  должно  быть,
собирались разбить лагерь.
   - Их много. Они на тропе войны.
   - Как ты узнал? - спросил Харди.
   - По запаху, - мягко ответил метис. - Запах боевой раскраски и тех вещей,
которые приносят в бою удачу.
   Прислушиваясь, они подождали еще немного. Одна из их лошадей  нетерпеливо
топталась. С наступлением темноты стало холодно. Разреженный  чистый  воздух
пустыни, не имеющей растительности и воды, быстро теряет тепло.
   Наконец маленький отряд двинулся в путь снова и несколькими часами  позже
остановился в нагромождении валунов, где беглецы могли  чувствовать  себя  в
относительной  безопасности.  Завтра  им  предстояло  найти  воду.   Тинахас
встречались редко, и пропуск хотя бы одного из них мог стать роковым.
   Костер разводить не стали, двигаться старались бесшумно, спать улеглись в
обуви, только сбросили с себя шляпы  и  ремни,  держа,  однако,  оружие  под
рукой.
   Небо было  усыпано  звездами.  Метис  никак  не  мог  угомониться  и  все
прислушивался и принюхивался. Наконец он спокойно сообщил:
   - Дым от горящего дерева... Совсем рядом. Никто не произнес ни слова.
   Консидайн же вспомнил, как' однажды наткнулся на  двух  человек,  которых
индейцы подвесили над кострами вверх ногами и держали так до тех пор, пока у
них не лопнули черепа. А Дэч подумал о бедолаге, привязанном  к  колу  возле
муравейника, доходившего ему до подбородка. Костер, дым  от  которого  учуял
метис, мог быть всего в сотне ярдов от них, но вероятнее  не  ближе,  чем  в
полумиле. Консидайн устал, но спать расхотелось.
   - Отдыхайте, - сказал он друзьям. - Я посторожу.
   И, завернувшись в одеяло, привалился к огромной скале,  вздымавшейся  над
их лагерем. Ночь была холодная, но приятная. Кто-то сломал  ветку,  и  сразу
запахло  совершенно  особенным  острым  запахом  растения,  которое  индейцы
считали колдовским. Консидайн  зажег  под  одеялом  самокрутку,  прикрыв  ее
крошечный красный глазок ладонью, сложенной горстью, и  сухой  горячий  вкус
табака доставил ему настоящее  наслаждение.  Лошади  щипали  траву  -  такой
мирный, успокаивающий  звук...  И  запахи  знакомые  -  лошадей,  индейского
колдовского растения, собственной грязной одежды. Постирает, когда приедет в
Мексику, в дороге не до того.
   Его мысли опять вернулись к Ленни. Почему воспоминания об  этой  стройной
загорелой девушке в платьице, выцветшем от многих стирок, которое она носила
с таким достоинством,  опять  тревожат  его?  Ее  молодое  тело  под  тонкой
рубашкой... Ее холодные губы...  А  может,  он  уловил  в  ней  одиночество,
родственное своему, и в его душе родились более глубокие чувства, чем просто
влечение к особе противоположного пола? Ответов на все эти вопросы у него не
было. Он в последний раз глубоко затянулся самокруткой и погасил ее в песке,
затем  встал  и,  пройдя  между  лошадьми,  зашел  за  скалу,  где  постоял,
прислушиваясь. Было абсолютно тихо.
   Когда на востоке стало сереть, Консидайн разбудил Дэча, а  сам  вытянулся
на земле и заснул.
   Поспать ему удалось не больше часа.  Его  разбудил  запах  кофе,  который
варил Дэч над крошечным бездымным костерком. Харди  седлал  свою  лошадь,  а
метис перед рассветом куда-то ускользнул. Консидайн  тоже  оседлал  лошадей,
свою и метиса, и подошел к костру за кофе.
   Метис вернулся, пробравшись между валунами, и присел на корточки у огня.
   - Их