ез вежливости - так любила  говаривать
наша мама...
   - Бог мой! - воскликнула Мег. - Да вас узнать нельзя!
   Я покраснел как дурак - это со мной всегда случается, стоит женщине  хоть
слово мне сказать, хоть "да" или "нет". А я, когда краснею,  на  себя  жутко
злюсь, и от этого становлюсь еще краснее. Вот и  стоял  я  там,  красный  до
ушей, как деревенский парнишка, ковыряющий ногой землю от смущения.
   - Я обзавелся кой-каким барахлишком, - выговорил я наконец. А потом  даже
набрался духу добавить:
   - Мы тут решили заняться скотоводством, мы с Галлоуэем и еще Ник Шэдоу.
   - Очень мило! - сказала она чопорно, а после заметила с легкой издевкой:
   - Я удивлена, что у вас достало мужества, после того как вы так спасовали
перед Кудряшом Данном.
   Ну, положим, ни перед кем я никогда  не  пасовал,  и  она  это  прекрасно
знала, но девчонки любят поставить мужчину в неудобное положение, вот она  и
воспользовалась случаем. А я как дурак полез в бутылку.
   - Я никогда, не пасовал перед ним, - говорю, - и ни перед кем другим!
   Она отвернулась от меня.
   - На вашем месте, - отвечает, - я бы ушла отсюда. Кудряш  собирался  меня
здесь встретить..
   Ну вот... здравый смысл говорил мне, что надо уйти, но она  мне  это  так
бросила... ладно, потом уйти было бы просто невозможно. Короче, повернулся я
и зашагал прочь, чувствуя, что пошел не с той масти. Да, никогда  я  не  был
силен в разговорах с женщинами...
   В лавке я с размахом накупил всего, что нам надо было, - муки, соли, кофе
и всякого такого. Еще у них нашлись сушеные яблоки, так  я  взял  пакет;  на
этот раз у меня было чем расплатиться. Свои деньги, все что были, я потерял,
когда индейцы меня захватили, но Галлоуэй тогда вез с собой приличную сумму,
как и я, а у нас с ним так заведено было: если есть у одного, значит, есть и
у другого. А эта провизия вообще для нас всех предназначалась.
   Кроме того, что было в списке, я еще купил четыре  сотни  патронов  сорок
четвертого калибра.
   Лавочник даже глаза на меня поднял:
   - Вы что, затеваете войну?
   - Я - нет, сэр. Но если кто-нибудь захочет поискать случая, то, по-моему,
просто  неприлично,  чтоб  люди  ушли  разочарованными.  Не  в  моей  натуре
оставлять  человека  с  неудовлетворенными  желаниями.  А  кроме  того,  нам
приходится добывать себе мясо охотой.
   - Данны тут появлялись. Ругали вас вовсю...
   - Брань на вороту не виснет, слово шкуру не дерет, - сказал я.  -  Одними
разговорами они нас не возьмут.
   - А вот за этим мы и приехали в город, - произнес у меня за спиной  голос
Кудряша. - Сейчас я с тебя спущу шкуру до самых пяток!
   - Трудновато тебе придется, - ответил я, - носков-то я не ношу.
   Вот тут он меня и ударил.
   Он захватил меня в тот момент, когда я только поворачивался  к  нему,  но
плохо примерился, и от этого удара я даже не пошатнулся.  Я  просто  снял  с
себя револьвер и передал Берглунду, который как раз подошел.
   Думаю, Кудряша малость озадачило, что я с такой охотой соглашаюсь драться
и не психую, не злюсь. Из-за этого, наверно, он и запоздал слегка со  вторым
ударом, так что я его вовремя заметил. Ну,  мне  неохота  было  разносить  в
клочья чужую лавку, поэтому я нырнул под удар, подхватил Кудряша плечом  под
брюхо, одной рукой поймал за ноги и поволок к дверям. На краю крыльца я  его
бросил, он зашатался, и тут уже я его двинул.
   Скажу вам, мы, сакеттовские  парнишки,  с  раннего  детства  орудовали  и
топором, и лопатой, и плугом. До седьмого пота трудились всю жизнь, так  что
кулаки у меня здоровые и тяжелые, а мускулы на руках такие, что поискать.  В
общем, когда я ему врезал, он отлетел на середину улицы и свалился.
   Я шагнул с тротуара и двинулся к нему. Тут он вскочил  на  ноги.  Он  был
парень крупный, фунтов на двадцать тяжелее меня, и в куда лучшем  состоянии,
ему-то не пришлось хлебнуть такого, как мне, зато виски он хлебал  вовсю,  а
пить виски - не самое подходящее занятие для кулачного бойца.
   Пошел он на меня - теперь  он  уже  чуток  поумнел,  потому  что  он  уже
схлопотал от меня и почувствовал мою силу. Но он еще не тревожился всерьез.
   Он ведь не в одной драке победил, с чего ж ему эту проиграть?
   Мы с Галлоуэем у себя в горах, можно сказать, выросли в  драке;  а  после
приходилось драться и на речных пароходах, и в компаниях возчиков,  так  что
большую часть того, что знали, мы выучили на практике.
   Он кинулся на меня  с  широким  замахом,  но  я  от  его  бокового  удара
уклонился, отскочил в сторону и засадил ему кулака живот. Я хорошо  попал  -
прямо под ложечку. Лицо  у  него  побелело  и  перекосилось,  его  повело  в
сторону, и тогда я вмазал ему еще раз.
   Он тяжело грохнулся на землю; только тут я заметил, что вокруг  собралась
толпа и орет на него, чтоб вставал. Если б не люди, думаю, он бы  больше  не
стал дергаться. Мег здесь тоже была,  побледнела  вся,  однако  лицо  у  нее
этакое любопытное было, она на него пялилась, как будто первый раз  в  жизни
увидела, но что-то она не казалась  ни  перепуганной,  ни  рассерженной.  Ни
капли.
   А вот про что я только потом узнал, это что там в толпе были Олли  Хаммер
и Жестяная Кружка, но они пока просто глядели на все это.
   У Кудряша за спиной были дружки, перед которыми он, конечно, не раз и  не
два хвастался, какой он боец, так что теперь приходилось ему это доказывать.
   Первый раз он промахнулся, но второй удар  пришелся  мне  по  лицу,  и  я
покачнулся. Он тут же попер вперед, молотя обеими руками, и достал меня  еще
раз. Мы сцепились, я кинул его захватом через бедро и отскочил на шаг.
   Только тут я понял, до чего крепко выкачали меня эти блуждания в лесах  -
у меня сил совсем уже не  оставалось.  А  он  снова  надвигался,  размахивая
кулаками. И снова я от одного удара смог уйти, но зато вторым он угодил  мне
прямо в подбородок. Больно было. Ну, тут я набычился и пошел работать обеими
руками. Иногда я промахивался, но больше попадал,  и  при  каждом  ударе  он
отступал.
   Вот так мы топтались  в  пыли  минуты,  может,  три-четыре,  и  тогда  он
вспомнил про мои ноги и с размаху наступил мне прямо на пальцы каблуком.
   Вот теперь по-настоящему больно стало! Боль такая страшная была, я думал,
сейчас свалюсь, сам не знаю, как устоял. Увидев это, он  снова  бросился  на
меня. Только на этот раз, когда у него нога кверху  пошла,  я  его  подцепил
носком за лодыжку и рванул кверху и вбок, и он опрокинулся в пыль. Тут  я  к
нему подскочил, схватил за ворот и за ремень, раскрутил и швырнул. Он,  весь
раскоряченный, пролетел по воздуху и врезался в  водяной  желоб,  где  коней
поят.
   - Он снова поднялся - лицо все в крови, сам трясется. А я уже завелся.
   Мне надо было рассчитаться с ним сейчас или никогда. Я кинулся к  нему  и
замахнулся как следует, от бедра. Прямо в зубы, да так, что губы ему  просто
расквасил. Следующим ударом я ему разбил ухо, а потом  врезал  в  живот.  Он
попытался схватить меня рукой, но  я  должен  был  сделать  это  сейчас  или
никогда, и я его руку отбросил и засадил ему апперкот в брюхо.
   У него начали подгибаться колени, но я снова  кинулся  вперед,  подхватил
его левым предплечьем под челюсть, так что у него голова запрокинулась, и  с
размаху врезал снова в живот.
   Кто-то схватил меня сзади, но тут Берглунд рявкнул:
   - А ну, брось, Хаммер! Назад, а то пристрелю!
   Он стоял наверху, на крыльце, с моим "дансом" в руке,  и  они  его  слова
приняли всерьез.
   Ну, я выпустил Кудряша и отступил, а он обмяк, повалился на землю да  так
и остался лежать - рубашка вся разорвана, морда в крови - по крайней мере, с
того боку, где мне видно было.
   Я сам на ногах качался, чуть не свалился в желоб,  но  устоял  и  плеснул
себе воды в лицо и на грудь.
   Повернулся, посмотрел на толпу - ни одного дружелюбного взгляда. Кажется,
было там двое или трое Даннов - рожами Кудряша напоминали.
   - Он на это напросился, - сказал я. - А теперь можете отвезти его домой.
   И тут заговорил здоровенный пожилой мужик - он на гнедой лошади сидел.
   Голова тяжелая, квадратная, с  целой  шапкой  волос,  а  лицо  как  будто
высечено из гранита.
   - Эй, парень, - сказал он, - меня зовут Бак Данн, а это - мой сын. Садись
на коня и скачи во всю прыть, может, целым уйдешь. А если останешься  здесь,
я тебя убью.
   - Мистер Данн, я остаюсь, - сказал я, - так  что  придется  вам  заняться
этим делом.
   Он повернул взгляд ко мне, и на мгновение мы встретились глазами. Я был в
страшно плохом состоянии, в эту минуту мне никак не  хотелось  заводиться  с
ним. Кулаки после драки ободраны, не знаю, сумел бы я сейчас держать в  руке
револьвер, даже если б он у меня был... а я сильно опасался, что придется.
   Но тут из салуна вышел Рыжий и прислонился к столбу.
   - Мистер Данн, - сказал он, - лучше бы вам слегка поразмыслить.  Попал  я
как-то в одну компанию, которая пыталась  припереть  к  стенке  этих  ребят,
Сакеттов... так они нас  в  козий  рог  загнали,  пришлось,  как  говорится,
удирать через узкий конец...
   Но Данн его как будто не заметил. Только повторил:
   - Убирайся отсюда, пока можешь.
   А потом повернул коня, и  все  остальные  за  ним.  Последним  ехал  Олли
Хаммер, он повернулся ко мне и улыбнулся, но это не слишком любезная  улыбка
была. И они уехали из города.
   Тут на тротуар вышел лавочник.
   - Пожалуй, - говорит, - стоит вам взять еще сотню  патронов.  И  в  самом
деле похоже на войну.
   Что ж, сэр, зашел я в салун и шлепнулся на  стул,  плохо  мне  было.  Эта
драка вычерпала меня до дна. Сила то ко мне вернулась, но я еще  был  совсем
не тот человек, что раньше.
   Берглунд принес мне выпить, и я малость  приободрился.  Потом  он  принес
кофе и начал обрабатывать мою физиономию,  латать  ссадины.  Он  вернул  мне
револьвер, как только я вошел внутрь,  я  сидел  и  все  сгибал  и  разгибал
пальцы, хотел вернуть им гибкость.
   - Вы теперь поостерегитесь, Сакетт, -  сказал  Берглунд.  -  Они  уже  не
одного прикончили из засады.
   Прошло немало времени, пока мне стало полегче,  -  помог  свежий  горячий
кофе.
   Они, по-видимому, наблюдали за нами и знали точно, что Ник Шэдоу уехал.
   Почему он уехал, они, наверно, не догадывались, но наверняка  знали,  что
против них всего два человека, и наверняка думали, что двое - это все  равно
что ничего.
   Ведь сейчас Галлоуэй там наверху  один,  и  они  могли  решить,  что  это
подходящий случай уменьшить силы противника наполовину. Только мой  брат  не
ягненочек Божий и захватить его врасплох - дело не простое.
   - Мне надо вернуться в лагерь.
   - Вам надо отдохнуть, - запротестовал Берглунд.
   Он был прав, конечно, но от этого не легче. Галлоуэй там наверху один, и,
хотя он мог бы отойти выше в горы или укрыться в каньоне Сухостойной  речки,
похоже, не захочет никуда отступать.
   Я одолжил вьючную лошадь, погрузил на нее покупки и собрался  в  обратный
путь. Все у меня болело, я был какой-то одеревенелый, и хотелось мне  только
лечь и отоспаться, но  надо  было  ехать  назад.  Может,  они  прямо  сейчас
готовятся напасть на Галлоуэя всей своей крепкой, подлой, поганой шайкой...
   Пока приедут  остальные  наши,  может  пройти  несколько  дней,  если  не
несколько недель, а до тех пор нам надо любым путем удерживать свою  позицию
или, по крайней мере, не дать  себя  окружить,  чтобы  осталась  дорога  для
Пармали Сакетта и Ника Шэдоу.
   Я вскарабкался на грулью, съехал в долину Ла-Платы, а  потом  с  оглядкой
двинулся вверх по течению. Несколько раз мне попадались следы конских копыт.
   Выходит, они тут были, - конечно, разведывали, что тут и как. Следы  были
оставлены несколько дней назад.
   До корраля оставалась какая-то сотня ярдов, а  Галлоуэя  нигде  видно  не
было. Но когда я подъехал вплотную, он появился из-за деревьев с винчестером
на сгибе руки. Поглядел внимательно мне в лицо.
   - Да, городок, должно быть, что надо, - заметил он самым мягким тоном.  -
Сдается мне они устроили тебе торжественную встречу.
   - Как-нибудь сам поглядишь. Для меня  все  едино,  что  один  город,  что
другой, но этот начинает действовать мне на нервы.
   - Кто это был?
   - Кудряш... и если бы не  тамошний  хозяин  салуна,  они  бы  сейчас  уже
засаливали мою шкуру.
   - Ты его хорошо отделал?
   - Не уверен. Чувствую я себя так, будто это  меня  хорошо  отделали,  но:
только когда все кончилось, он там валялся пластом. Пожалуй, я его отделал.
   Так мне кажется.
   Ну, слез я с коня - скорее, свалился. Галлоуэй повел  моего  мышастого  в
лес, а я остался сидеть у костра, повесив голову. Она жутко  болела,  просто
раскалывалась, словно внутри ее было полно ссадин, да  и  снаружи  все  лицо
саднило.
   - Не думал я, что ему хватит духу, - заметил Галлоуэй, вернувшись.
   - А ему и не хватило. Это его дурные дружки все заводили. Я думаю, он  не
прочь был бы бросить это дело, но боялся, чего говорить станут, а я  боялся,
что свалюсь раньше, чем он бросит, - к тому все и шло.
   Галлоуэй варил суп. Он это у мамы перенял. Что бы, с кем бы и когда бы ни
случилось - рождение или смерть, драка или свадьба - мама варила суп.
   И вдруг что-то промелькнуло на опушке.  Буквально  на  мгновение,  и  мне
показалось, что это волк. Он смотрел назад, на дорогу, по которой я приехал.
   Я повернул голову и тоже посмотрел в ту сторону.
   Вверх по лощинке ехал всадник. Пока еще он  был  на  открытом  месте,  но
направлялся к нам. Лошадь шла шагом. В руках у него была винтовка.
 
Глава 11 
 
   Еще до того, как этот старик подъехал к нам так близко, чтобы можно  было
разглядеть лицо, я понял, что это индеец - по тому, как он сидел на лошади.
   Он медленно подъехал, натянул поводья, остановил лошадь и,  не  слезая  с
нее, принялся нас задумчиво разглядывать.
   Когда-то он был большой человек; а сейчас от него осталась только тень.
   Большой, я хочу сказать -  физически.  Кости  остались  на  месте,  а  по
старческим мускулам видно  было,  как  когда-то  они,  налитые  силой,  туго
натягивали кожу; эта сила еще светилась у него в глазах и сквозила в осанке.
   Это был гордый человек.
   - Мы тут собрались поесть супу, - сказал я. - Не  хочешь  ли  присесть  к
костру?
   Он долго смотрел на меня, наконец спросил:
   - Ты - Са-кэт?
   Фамилия наша прозвучала непривычно коротко и глухо.
   - Мы оба Сакетты, - ответил я. - Мы братья. Не только по крови, но  и  по
мыслям. Не хочешь ли сойти с коня?
   Он убрал винтовку и слез с лошади. Может, и была в его движениях какая-то
принужденность, но не до такой степени, чтобы стоило беспокоиться. Он бросил
поводья и с достоинством зашагал к нашему костру.
   Я протянул руку ему навстречу.
   - Меня зовут Флэган Сакетт, а это - Галлоуэй.
   - Привет тебе, - сказал Галлоуэй.
   Индеец осмотрел меня с головы до ног и не пропустил ни одной мелочи.
   Когда он снова поднял голову, я увидел у него на левой стороне лица шрам,
похоже, от ожога порохом.
   Когда мы доели, Галлоуэй вытащил кисет с табаком. Ни он, ни я так никогда
и не пристрастились к куреву, но большинство индейцев курят, и кисет этот не
раз делал свое дело, когда мы с ними торговали.  Индеец  выпустил  несколько
клубов дыма, поднял глаза и произнес:
   - Я - Пороховое Лицо. Я - хикарилла. Он дал нам несколько  минут  оценить
это сообщение, а потом сказал, глядя прямо мне в лицо:
   - Ты - воин. Я - воин. Мы можем говорить друг с другом.
   - Я слышал о Пороховом Лице, - сказал я, - и говорить с ним - это честь.
   Его глаза блеснули, он затянулся еще несколько раз и сказал:
   - Ты уходить от моих людей. Ты хороший бегун.
   - Я и боец хороший, - сказал я, - но твои люди не  дали  мне  возможности
доказать это.
   - Ты похож на индейца, - сказал он, - на хикарилла.
   Ну, со мной, значит, все в порядке. Куда все это клонится, я не знал,  но
был настроен посидеть и послушать. Я вырос среди  чероки  и  имел  кой-какое
соображение насчет индейцев и их обычаев. Да, похоже  было,  что  народ  они
вовсе неплохой. Их нравы отличались от наших - так ведь и страна у них  была
не такая.
   - Я приходить к тебе, потому что ты думать как индеец. Ты  сражаться  как
индеец. Может быть, ты будешь говорить с индейцем.
   - Я буду говорить, - сказал я, - и буду слушать.
   - Меня называют отступником, - сказал он. - Мое племя невелико. Некоторые
из  нас  -  хикарилла,  некоторые  -  юта-табегуачи.  Мы  сражаться,  мы  не
сдаваться. Наконец нас есть очень мало, и мы прятаться, в высоких горах.
   Он сделал долгую паузу, потом продолжил:
   - Наши люди быть мало. На юге и на севере  есть  много  индейцев,  но  мы
больше не хотеть сражаться. Мы смотрели с гор, как приходите белые люди.
   Когда-то давно я  ездил  далеко  на  восток,  и  я  видел  города  белого
человека.
   На севере я видел фургон,  который  выдыхает  дым.  Белый  человек  имеет
сильное волшебство. Мы есть двадцать человек. Мы  есть  шесть  воинов,  семь
женщин и семь детей. Скоро будут еще двое. Зима придет, и звери уйдут вниз с
гор, и мы будем голодать. Мы не хотим идти с хикарилла. Мы не хотим  идти  с
юта.
   Может снова быть война, а мы не хотим сражаться.
   Он вдруг поднял глаза, и взгляд его был полон гордости.
   - Мы были великие воины. За свою жизнь мы будем драться, но мы  не  можем
оставить наших детей умирать от голода и холода. Ты - белый  человек.  Ты  -
воин. Ты сильный против боли и ты знать путь индейцев. Я приходить  к  тебе,
как к старшему брату. Ты скажешь нам, что мы должны делать.
   Ну и ну... Он был старше и, без сомнения, мудрее, чем я, и все же  пришел
ко мне за советом. Одно-единственное я знал такое, чего он не знал - или, по
крайней мере, не так хорошо знал. Я знал белого человека. И не  все,  что  я
знал, говорило о белых хорошо, но то же самое можно было  сказать  и  о  его
народе. У всех у нас есть хорошие, и плохие стороны. Белый  человек  нарушал
договоры, индеец убивал невинных людей без всякого предупреждения. Ну, белый
человек тоже вносил свою долю в эти дела...
   Советоваться с Галлоуэем не было нужды. Мы оба понимали друг  друга  так,
как будто одной головой думали. Не знаю, что мог думать Ник Шэдоу,  -  кроме
разве того, что мы должны дела делать как можно лучше. Ну, а что мне делать,
я знал.
   - Мы собираемся устроить  тут  ранчо,  -  я  широким  жестом  показал  на
окрестные холмы. - Мы собираемся разводить коров и лошадей. Нам  понадобится
помощь. Ваши молодые люди умеют ездить верхом?
   - Наши старики тоже умеют ездить верхом, - ответил он гордо.
   - Допустим, ты приведешь свой народ с гор и вы разобьете лагерь вон  там,
- я показал на участок поближе к горе. - Твой народ сможет жить там, а  твои
молодые люди могут работать у нас. Есть тут одна тонкость:  поначалу  твоему
народу придется держаться поближе к нам. Здесь есть некоторые люди,  которым
не понравится, если вы будете жить здесь. Вам придется держаться  поближе  к
ранчо или жить где-то в горах, пока они не привыкнут к вам.
   Старик расположился на ночь неподалеку от нас, а утром его уже не было.
   Галлоуэй посмотрел на меня и хихикнул.
   - Ну, купил ты себе хомут на шею, - сказал он. - В жизни такого не видел.
   - А ты что, по-другому сделал бы? Он улыбнулся.
   - Точно так же. Только я не спрашивал бы у него,  умеют  ли  его  молодые
люди ездить верхом. Это все равно, что спросить, умеет ли рыба плавать.
   - Я действительно спросил, умеют ли они ездить верхом, - сказал я. -  Это
называется "риторический вопрос". По крайней мере, так  бы  это  назвал  Ник
Шэдоу.
   - А как он к этому отнесется?
   - Одобрит. Ник одобрит все, что противоречит предрассудкам окружающих. Да
ему это просто понравится. Он сроду поступает по-своему,  и  ему  наплевать,
что говорят об этом в школе.
   До прибытия скота надо было сделать очень много. Мы разведывали пастбища,
которые собирались использовать, и собирали сушняк на топку.  Обычно  просто
набрасывали на бревно пет