е
требовалось.
   В Бонди граф пересел на свежую лошадь и помчался дальше.
   В остальном по дороге все было спокойно.
   Королева нашла предлог протянуть графу руку: за  столь  добрые  вести  он
заслужил этой милости.
   Шарни почтительно поцеловал королеве руку.
   Почему королева побледнела?
   От радости, что Шарни поцеловал ей руку?
   От горя, что не пожал?
   Вернулись в карету.  Карета  тронулась.  Шарни  галопом  скакал  у  самой
дверцы.
   На ближайшей почтовой  станции  нашли  приготовленных  лошадей,  не  было
только коня под седлом для Шарни.
   Изидор не знал, что брату понадобится конь, и не приказал его подать.
   Итак, ему пришлось задержаться из-за коня; карета тронулась. Спустя  пять
минут Шарни был в седле.
   Впрочем, было предусмотрено, что он поедет за каретой, а не рядом с ней.
   Однако он ехал на совсем близком расстоянии, чтобы  королева,  выглядывая
из кареты, всякий раз могла его  увидеть  и  чтобы  на  каждой  подставе  он
успевал обменяться несколькими словами с августейшими путешественниками.
   Переменив коня в  Монмирайле,  Шарни  полагал,  что  карета  находится  в
четверти часа езды от него, как вдруг, после поворота,  его  конь  буквально
уткнулся в нее носом: карета  стояла,  а  оба  гвардейца  пытались  починить
постромки.
   Граф спешился, заглянул в карету, посоветовал королю не  высовываться,  а
королеве не беспокоиться; затем открыл особый сундучок, куда заранее  сложил
все предметы упряжи и инструменты  на  случай  дорожного  происшествия;  там
отыскались постромки, которыми немедля заменили лопнувшие.
   Воспользовавшись этой  остановкой,  оба  гвардейца  попросили,  чтобы  им
выдали оружие, но король категорически этому воспротивился.  Ему  возразили,
что оружие понадобится в случае,  если  карету  остановят,  а  он  продолжал
твердить, что не желает, чтобы из-за него лилась кровь.
   Наконец упряжь наладили, сундучок закрыли, оба  гвардейца  взобрались  на
козлы, и карета тронулась.
   Правда, потеряно оказалось более получаса, и  это  при  том,  что  каждая
минута оборачивалась невосполнимой утратой.
   В два часа прибыли в Шалон.
   - Если мы доберемся до Шалона и никто нас не остановит, - сказал  король,
- значит, все будет хорошо.
   До Шалона добрались без помех и стали менять лошадей.
   Король на мгновение выглянул. В толпе, сгрудившейся  вокруг  кареты,  два
человека посмотрели на него с пристальным вниманием.
   Потом один из этих людей поспешно удалился.
   Другой подошел ближе.
   - Государь, - вполголоса произнес он, - не  выглядывайте  из  кареты,  вы
себя погубите.
   Потом обратился к форейторам.
   - А ну, пошевеливайтесь, бездельники! - сказал он. - Разве  так  услужают
добрым путешественникам, которые платят тридцать су за прогон?
   И сам принялся помогать форейторам.
   Это был смотритель почтовой станции.
   Наконец запрягли лошадей, форейторы вскочили  в  седло.  Первый  форейтор
хочет стронуть своих лошадей с места.
   Обе лошади падают.
   Лошадей поднимают ударами кнута, пытаются привести карету в движение; тут
падают другие две лошади.
   Одна из лошадей придавила собой форейтора.
   Шарни, который молча ждал поодаль, потянул форейтора на себя,  высвободил
его из-под лошади, под которой остались его ботфорты.
   - Сударь! - вскричал Шарни, обращаясь к смотрителю станции и  не  зная  о
его предательстве. - Каких лошадей вы нам дали?
   - Лучших во всей конюшне! - отвечал тот.
   Просто на лошадях были так туго натянуты постромки, что  чем  больше  они
старались встать, тем сильнее запутывались.
   Шарни бросился распускать постромки.
   - А ну-ка, - сказал он, - распряжем и  запряжем  снова,  так  оно  выйдет
быстрее.
   Смотритель, плача от отчаяния, берется за работу. Тем  временем  человек,
приметивший путешественников, бросается к мэру: он сообщает, что в это время
король и все королевское семейство меняют лошадей  на  почтовой  станции,  и
просит отдать приказ об их аресте.
   На счастье, мэр оказался не слишком ревностным  республиканцем,  а  может
быть, просто не желал брать на себя такую ответственность. Вместо того чтобы
пойти и убедиться самому, он ударился в бесконечные расспросы, стал уверять,
что такого не может быть, и в конце концов, выведенный из себя,  явился-таки
на почтовую станцию в тот миг, когда карета скрылась за поворотом дороги.
   Было потеряно более двадцати минут.
   В королевской карете царило смятение. Эти лошади, падавшие одна за другой
без всякой видимой причины, напомнили королеве  о  свечах,  которые  угасали
сами по себе.
   Тем не менее, выезжая  из  городских  ворот,  король,  королева  и  Мадам
Елизавета хором сказали:
   - Мы спасены!
   Но через сотню шагов какой-то человек бросился к карете, заглянул в  окно
и крикнул августейшим путешественникам:
   - Вы плохо подготовились: вас арестуют!
   У королевы вырвался крик, человек метнулся в сторону и скрылся в лесу.
   К счастью, до Пон-де-Сомвеля оставалось не больше четырех лье, а там ждут
г-н де Шаузель и сорок его гусар.
   Беда только в том, что было уже три часа дня и они опаздывали  на  четыре
часа!

Глава 24

СУДЬБА

   Как мы помним, герцог де  Шуазель  укатил  в  почтовой  карете  вместе  с
Леонаром, который был в отчаянии от того, что не запер дверь своей  спальни,
увез плащ и шляпу своего брата и нарушил обещание г-же де л'Ааж  сделать  ей
прическу.
   Беднягу Леонара утешало только одно: г-н де Шуазель  твердо  обещал  ему,
что увезет его только за два-три лье и даст ему особое  поручение  от  имени
королевы, а потом он будет свободен.
   И вот в Бонди,  чувствуя,  что  карета  останавливается,  он  вздохнул  с
облегчением и приготовился выходить.
   - Потому что Катрин больше нет.
   - Мы еще не добрались до места.
   Лошади были заказаны заранее; за несколько секунд их  впрягли,  и  карета
стрелой помчалась дальше.
   - Но все-таки, сударь, - спросил бедный Леонар, - куда же мы едем?
   - Не все ли вам равно, - возразил г-н де Шуазель, - если завтра утром  вы
будете дома?
   - В самом деле, - согласился Леонар, - лишь  бы  мне  быть  в  Тюильри  в
десять утра, чтобы причесать королеву.
   - Ведь вам только того и надо, не правда ли?
   - Разумеется. Только не худо бы мне вернуться пораньше, я тогда успел  бы
успокоить брата и объяснить госпоже де  л'Ааж,  что  не  по  своей  вине  не
сдержал данного ей слова.
   - Если дело только в этом, успокойтесь, любезный Леонар,  все  будет  как
нельзя лучше, - отвечал г-н де Шуазель.
   У Леонара не было никаких оснований  предполагать,  что  г-н  де  Шуазель
хочет его похитить, поэтому он успокоился, во всяком случае на время.
   Но в Кле, видя, что в карету вновь впрягают  свежих  лошадей,  а  о  том,
чтобы остановиться и речи нет, несчастный вскричал:
   - Что это, ваша светлость? Разве мы едем на край света?
   - Послушайте, Леонар, - с важным видом сказал ему г-н  де  Шуазель,  -  я
везу вас не в дом под Парижем, а на самую границу.
   Леонар испустил вопль, уронил руки на  колени  и  в  ужасе  уставился  на
герцога.
   - На... на гра... на границу? - пролепетал он.
   -  Да,  мой  дорогой.  Там,  в  моем  полку,  меня  будет  ждать  письмо,
представляющее чрезвычайную важность  для  королевы.  Поскольку  я  не  имею
возможности передать его ей собственноручно, я нуждался в надежном человеке,
который мог бы его доставить. Я попросил ее указать мне такого  человека,  и
выбор ее пал  на  вас,  поскольку  в  силу  вашей  преданности  вы  наиболее
заслуживаете ее доверия.
   - Ох, сударь, -  воскликнул  Леонар,  -  конечно,  я  заслуживаю  доверия
королевы! Но как же я вернусь? На мне легкие башмаки, белые шелковые  чулки,
шелковые кюлоты. У меня при себе ни белья, ни денег.
   Милейший парикмахер совсем  забыл,  что  в  карманах  у  него  бриллианты
королевы на два миллиона.
   - Не беспокойтесь, дружище, - сказал ему г-н  де  Шуазель.  -  У  меня  в
карете припасены сапоги, одежда, белье, деньги - словом, все, что вам  может
понадобиться, и вы ни в чем не испытаете недостатка.
   - Конечно, ваша светлость, я-то рядом с вами могу не беспокоиться, у меня
все будет, но как же мой бедный брат, у которого я забрал шляпу и  плащ,  но
как же бедная госпожа де л'Ааж, которую никто, кроме меня, не  умеет  толком
причесать... Боже, Боже, чем все это кончится?
   - Все будет хорошо, любезный Леонар, по крайней мере я на это уповаю.
   Они неслись как ветер; г-н де Шуазель  велел  своему  курьеру  приказать,
чтобы в Монмирайле,  где  им  предстояло  провести  остаток  ночи,  для  них
приготовили две постели и ужин.
   Прибыв в Монмирайль, путешественники убедились, что  и  постели,  и  ужин
ждут их.
   Если не считать плаща и шляпы, заимствованных  у  брата,  да  горя  из-за
неисполненного обещания причесать г-жу де л'Ааж, Леонар вполне утешился.
   Время от времени он даже отпускал радостные восклицания, из которых легко
было заключить, что гордость его польщена: как-никак сама  королева  избрала
его для выполнения какой-то, судя по всему, весьма важной миссии.
   После ужина оба путешественника легли спать. Г-н де Шуазель распорядился,
чтобы карету подали в четыре утра.
   Если они заснут, без четверти четыре в дверь к ним должны были постучать.
   В три часа г-н де Шуазель  еще  не  сомкнул  глаз,  как  вдруг  из  своей
спальни, расположенной прямо над входом в почтовую станцию, он услыхал  стук
кареты, сопровождаемый щелканьем кнута, которым путешественники и  форейторы
возвещают о своем приезде.
   Спрыгнуть с кровати и подбежать к окну было для  г-на  де  Шуазеля  делом
одной секунды.
   У дверей остановился кабриолет. Из него  вышли  двое  мужчин  в  мундирах
национальной гвардии и настойчиво потребовали лошадей.
   Что это были за люди? Что им  надо  в  три  часа  утра?  И  откуда  такая
спешка?
   Г-н де Шуазель кликнул слугу и приказал распорядиться, чтобы запрягали.
   Потом он разбудил Леонара.
   Оба путешественника улеглись спать одетыми. Поэтому мгновение спустя  они
были готовы.
   Когда они сошли вниз, обе кареты уже запрягли.
   Г-н де Шуазель велел форейтору пропустить экипаж с солдатами национальной
гвардии вперед, а самому ехать следом, так, чтобы ни на минуту не терять  их
из виду.
   Потом он осмотрел пистолеты, которые были в  карманах  внутри  кареты,  и
засыпал в них свежий порох, чем изрядно встревожил Леонара.
   Так проехали от  одного  до  полутора  лье,  но  между  Этожем  и  Шентри
кабриолет свернул на проселок, в сторону Шалона и Эперне.
   Двое солдат национальной гвардии, которых г-н  де  Шуазель  заподозрил  в
дурных намерениях, были добрые граждане,  возвращавшиеся  к  себе  домой  из
Ла-Ферте.
   Успокоившись на этот счет, г-н де Шуазель держал путь дальше.
   В десять часов он проехал Шалон, в одиннадцать прибыл в Пон-де-Сомвель.
   Он навел справки: гусары еще не прибыли.
   Он остановился у почтовой станции, вышел из  кареты,  спросил  комнату  и
переоделся в мундир.
   Леонар   с   нескрываемым   беспокойством   следил   за    всеми    этими
приготовлениями, сопровождая их вздохами, которые тронули г-на де Шуазеля.
   - Леонар, - обратился он к парикмахеру, -  настал  час  открыть  вам  всю
правду.
   - Как это, всю  правду!  -  возопил  Леонар,  которого  ждал  сюрприз  за
сюрпризом. - Да разве я еще не знаю правды?
   - Знаете только ее часть, а я поведаю сам все остальное.
   Леонар умоляюще сложил руки.
   - Вы ведь преданы вашим хозяевам, не правда ли, милый Леонар?
   - На жизнь и на смерть, ваша светлость!
   - Так вот, через два часа они будут здесь.
   - Боже всемогущий, возможно ли? - вскричал бедняга.
   - Да, - продолжал г-н де Шуазель, - будут  здесь,  с  детьми  и  с  Мадам
Елизаветой. Вам  известно,  каким  опасностям  они  подвергались?  -  Леонар
утвердительно покивал головой. - Каким опасностям все еще подвергаются?
   - Леонар возвел глаза к небу.  -  Так  вот,  через  два  часа  они  будут
спасены!
   Леонар не мог отвечать, он  плакал  в  три  ручья.  Еле-еле  удалось  ему
пролепетать:
   - Здесь, через два часа? Вы в этом уверены?
   - Да, через два часа. В одиннадцать или в  половине  двенадцатого  вечера
они должны были выехать из Тюильри; в полдень должны были прибыть  в  Шалон.
Положим еще полтора часа на те четыре лье, что мы проделали; самое  позднее,
они будут здесь через два часа. Закажем обед. Я ожидаю отряд гусар,  который
должен привести сюда господин де Гогла. Постараемся растянуть обед как можно
дольше.
   - Ох, сударь, - перебил Леонар, - я совершенно не голоден.
   - Ничего, сделаете над собой усилие и пообедаете.
   - Хорошо, ваша светлость.
   -  Итак,  растянем  обед  как  можно  дольше,  чтобы  иметь  повод  здесь
задержаться... А, поглядите-ка, вот и гусары!
   И впрямь, тут же послышались звуки трубы и стук копыт.
   В этот миг в комнату вошел г-н де Гогла и передал г-ну де  Шуазелю  пакет
от г-на де Буйе.
   В пакете было шесть подписанных бланков и копия приказа  короля,  данного
по всей форме и предписывавшего всем офицерам армии, в любых чинах  и  любой
давности службы, повиноваться г-ну де Шуазелю.
   Г-н де Шуазель приказал привязать лошадей, раздал гусарам хлеб и вино и в
свой черед сел за стол.
   Г-н де Гогла привез  недобрые  новости:  везде  по  дороге  он  обнаружил
сильное брожение. Уже более года слухи о бегстве короля распространялись  не
только  в  Париже,  но  и  в  провинции,  и  отряды  разных   родов   войск,
разместившиеся в Сент-Мену и Варенне, вызывали у людей подозрения.
   Он даже слышал, как в одной деревушке близ дороги били в набат.
   Все это изрядно испортило аппетит г-ну де  Шуазелю.  И  вот,  высидев  за
столом час, он, как только пробило половину  первого,  поднялся  и,  оставив
отряд на г-на Буде, вернулся на дорогу, которая у  въезда  в  Пон-де-Сомвель
взбирается на холм, так что с нее открывается обзор на пол-лье вокруг.
   Ни курьера, ни кареты не было  видно,  но  в  этом  еще  не  было  ничего
удивительного. Как мы уже  сказали,  г-н  де  Шуазель  учитывал  возможность
непредвиденных задержек и был готов к тому, что курьер  появится  не  раньше
чем через час-полтора, а король - через полтора-два часа.
   Между тем время шло, а на дороге не видать  было  ни  души  -  во  всяком
случае, из тех, кого ждали.
   Г-н де Шуазель каждые пять минут вытаскивал из  кармана  часы,  и  всякий
раз, стоило ему достать часы, Леонар начинал причитать:
   - Ох, не приедут они... Бедные мои хозяева! Бедные мои хозяева!  С  ними,
наверно, приключилось несчастье!
   И отчаяние бедняги еще больше усиливало тревогу г-на де Шуазеля.
   В половине третьего, в три,  в  половине  четвертого  -  ни  курьера,  ни
кареты! Мы помним, что король только в три часа выехал из Шалона.
   Но  покуда  г-н  де  Шуазель  ждал  на  дороге,   судьба   подстроила   в
Пон-де-Сомвеле событие, которому предстояло оказать  величайшее  влияние  на
драму, о которой мы повествуем.
   Судьба - повторим это слово - распорядилась так, что несколько дней назад
крестьяне  на  землях,  принадлежащих  г-же  д'Эльбеф,  расположенных   близ
Пон-де-Сомвеля, отказались от уплаты неотмененных  податей.  Им  пригрозили,
что усмирят их при помощи солдат, но  Федерация  уже  успела  принести  свои
плоды,  и  крестьяне  окрестных  деревень  посулили  прийти  на  выручку   к
крестьянам земель г-жи д'Эльбеф, если эти угрозы осуществятся.
   Когда прибыли гусары, крестьяне решили, что они стали здесь с  враждебным
умыслом.
   Из Пон-де-Сомвеля были немедля разосланы  гонцы  в  соседние  деревни,  и
около трех часов на всю округу загремел набат.
   Слыша этот шум, г-н де Шуазель вернулся в Пон-де-Сомвель; он нашел своего
младшего лейтенанта г-на Буде сильно обеспокоенным.
   Против гусар поднялись глухие угрозы: в те времена гусары были  одним  из
наиболее ненавидимых в народе родов войск. Крестьяне  издевались  над  ними,
распевали прямо у них под носом сочиненную на этот случай песенку:

   Мы гусарам цену знаем,
   Дуракам и негодяям!

   К тому же некоторые, лучше осведомленные или  более  подозрительные,  уже
начали шепотом поговаривать, что гусары прибыли не  для  усмирения  крестьян
г-жи д'Эльбеф, а для того, чтобы ждать короля и королеву.
   Между тем пробило уже четыре часа - ни курьера, ни новостей!
   И все же г-н де Шуазель  решил  подождать  еще.  Он  только  распорядился
запрячь в карету почтовых лошадей, забрал у Леонара  бриллианты  и  отправил
его в Варенн, наказав ему по дороге сообщить г-ну Дандуэну в Сент-Мену, г-ну
де Дамасу в Клермоне  и  г-ну  Буйе-сыну  в  самом  Варенне  обо  всем,  что
произошло.
   Затем, желая успокоить вскипавшее вокруг него  возбуждение,  он  объявил,
что его гусары и он сам находятся здесь вовсе не для наказания крестьян г-жи
д'Эльбеф, а для того,  чтобы  дождаться  и  сопровождать  ценности,  которые
посылает в армию военный министр.
   Но само это слово .ценности., наводящее на разные мысли, если и успокоило
раздражение, с одной стороны, то, с другой, укрепило людей в их подозрениях.
Ведь король и королева тоже своего рода ценность,  и  вот  эту-то  ценность,
очевидно, и ждал г-н де Шуазель.
   Через четверть часа г-на  де  Шуазеля  с  его  гусарами  так  окружили  и
потеснили, что ему стало ясно: долго ему не выстоять и, если,  к  несчастью,
сейчас появятся король с королевой, он со своими сорока гусарами будет не  в
силах их защитить.
   У него  был  приказ  .действовать  таким  образом,  чтобы  карета  короля
продолжала путь без препятствий."
   Но теперь сам его отряд из охраны превратился в препятствие.
   Даже если король вскоре прибудет,  благоразумнее  всего  было  сняться  с
места.
   В самом деле, когда г-н де Шуазель уйдет, дорога расчистится.
   Но для того, чтобы уйти, нужен предлог.
   Смотритель почтовой станции находился в толпе из  пяти  или  шести  сотен
любопытных, которых одно неосторожное слово обратит во врагов.
   Как и другие, он смотрит, скрестив руки, и  торчит  буквально  под  самым
носом у г-на де Шуазеля.
   - Сударь, - обращается к нему герцог,  -  не  знаете  ли  вы  новостей  о
какой-либо крупной сумме денег, которую на этих днях перевозили бы в Мец?
   - А как же, нынче утром, - отвечает смотритель, -  провезли  в  дилижансе
сто тысяч экю; дилижанс эскортировали два жандарма.
   - Это правда? - произнес г-н  де  Шуазель,  потрясенный  такой  нежданной
благосклонностью судьбы.
   - Черт побери, еще бы не правда, - откликнулся один из жандармов, ежели я
сам вдвоем с Робеном был в эскорте.
   - Значит, - объявил г-н де Шуазель, спокойно обернувшись к г-ну Гогла,  -
министр предпочел такой способ переправить деньги, и наше присутствие  здесь
более не имеет оснований, а потому я полагаю, что мы можем уйти  из  города.
Эй, гусары, взнуздать коней!
   Гусары были изрядно встревожены, и приказ этот  пришелся  им  как  нельзя
более кстати. В мгновение ока лошади были взнузданы и гусары сидели в седле.
   Они выстроились в шеренгу.
   Г-н де Шуазель остановился напротив этой шеренги, бросил взгляд в сторону
Шалона и со вздохом скомандовал:
   - Гусары, в колонну по четыре и марш-марш!
   И когда часы пробили половину шестого, отряд гусар во  главе  с  трубачом
вышел из Пон-де-Сомвеля.
   Через две сотни шагов г-н де Шуазель свернул на проселок, чтобы  обогнуть
Сент-Мену, где, по сведениям, царило сильное возбуждение.
   Как раз в этот миг Изидор де Шарни, подгоняя хлыстом и шпорами  коня,  на
котором проделал четыре лье за два часа,  добрался  до  почтовой  станции  и
спросил свежую лошадь; меняя лошадей, он осведомился,  не  видали  ли  здесь
отряд гусар; узнав, что отряд этот четверть часа тому назад  строем  ушел  в
сторону Сент-Мену, он заказал лошадей для кареты,  а  сам  галопом  помчался
вперед на свежем коне, надеясь нагнать г-на  до  Шуазеля  и  остановить  его
отступление.
   Но г-н де Шуазель, как мы знаем, свернул с дороги, ведущей  в  Сент-Ме