на ходу поедая пряники и облизывая сразу четыре
леденца.
   Никогда, никогда в жизни он не позволял себе  подобного  расточительства;
впрочем, как уже известно читателю, благодаря щедрости доктора Жильбера Питу
был богат.
   Проходя через площадь, он вскарабкался на решетку фонтана, припал  губами
к одной из четырех струй и минут пять пил не отрываясь. Спустившись вниз, он
огляделся и заметил неподалеку нечто вроде театрального помоста.
   Тогда он вспомнил, что перед его отъездом горячо обсуждался вопрос о том,
чтобы собраться  в  Виллер-Котре  и  обсудить  возможности  для  объединения
главного города кантона с близлежащими деревнями.
   Разнообразные события личного свойства заставили  его  забыть  о  событии
политическом, имевшем, однако, немалое значение.
   Он вспомнил о двадцати пяти луидорах, пожалованных ему перед отъездом  из
Парижа доктором Жильбером на обмундирование Национальной гвардии Арамона.
   Он с гордостью поднял голову, представив себе во всем блеске  бывших  под
его началом гвардейцев.
   Это помогло ему переварить два пряника и четыре леденца  вкупе  с  пинтой
воды, которые могли бы, несмотря на его прекрасный  желудок,  причинить  ему
неприятность, если бы  не  отличное  средство,  способствующее  пищеварению:
удовлетворенное самолюбие.

Глава 22

ПИТУ-ГЕОГРАФ

   В то время как Питу пережевывал сладости и пил воду, размышляя  о  своем,
тетушка Коломба опередила его и зашла на почту.
   Но Питу нимало не обеспокоился. Почта находилась  напротив  Новой  улицы,
небольшой  улочки,  выходившей  в  ту  часть  парка,  где  проходила   аллея
Влюбленных, связанная с  нежными  для  Питу  воспоминаниями;  он  мог  бы  в
несколько прыжков нагнать тетушку Коломбу.
   Он поднялся на крыльцо в тот самый момент, как тетушка Коломба выходила с
почты с пачкой писем в руке.
   Среди  всех  этих  писем  было  одно  в   изящном   конверте,   кокетливо
запечатанное воском.
   Письмо это было адресовано Катрин Бийо. Очевидно, именно этого  письма  и
ждала Катрин. Как и было условленно, г-жа Коломба вручила письмо  покупателю
леденцов, и он в ту же минуту поспешил в Писле, обрадованный и в то же время
опечаленный: он был рад оттого, что осчастливит Катрин,  а  печален  потому,
что источник счастья девушки на его вкус был слишком горек.
   Но Питу был удивительный человек: несмотря на испытываемую им горечь,  он
так торопился доставить это проклятое письмо, что с шага постепенно  перешел
на рысь, а с рыси - в галоп.
   В пятидесяти шагах от фермы он внезапно остановился, разумно полагая, что
если  он  прибежит  вот  так,  запыхавшись  и  в  поту,  папаша  Бийо  может
заподозрить неладное, а он и так  уже,  казалось,  вступил  на  скользкий  и
тернистый путь недоверчивости.
   Итак, молодой человек решил пожертвовать несколькими минутами ради  того,
чтобы остаток пути пройти не спеша. Он важно зашагал к дому.
   Вдруг, проходя мимо комнаты юной больной, он заметил, что сиделка, желая,
по-видимому, проветрить комнату, приотворила окно.
   Питу сначала просунул в щель нос, потом заглянул... Это все, что  он  мог
сделать: ему мешала оконная задвижка.
   Однако он мог заметить, что Катрин проснулась и ожидала его  возвращения,
а Катрин увидела Питу, подававшего ей таинственные знаки.
   - Письмо!.. - пролепетала девушка. - Письмо!
   - Тише!.. - предостерег Питу.
   Оглянувшись,  будто  браконьер,  вознамерившийся  сбить  со  следа   всех
смотрителей королевского охотничьего округа, он, убедившись в том,  что  его
никто не видит, бросил письмо в щель, да так ловко, что оно угодило как  раз
в ямку, приготовленную девушкой под подушкой.
   Не дожидаясь благодарности, которая не замедлила бы  последовать  за  его
жестом, он отступил от окна и пошел к двери. На пороге он увидел Бийо.
   Если бы не выступ в стене, фермер увидел бы, что произошло, и одному Богу
известно, что из этого вышло бы, принимая во внимание расположение  духа;  в
котором он в это время находился.
   Питу не ожидал, что нос к носу столкнется с фермером, и почувствовал, как
заливается краской до ушей.
   - Ох, господин Бийо, - пробормотал он,  -  признаться,  вы  меня  здорово
напугали!..
   - Испугал тебя, Питу? Капитана Национальной  гвардии!..  Того,  кто  взял
Бастилию!.. Испугал?!.
   - Что же в этом удивительного? - отвечал Питу. - Бывает и такое, особенно
когда не ожидаешь...
   - Ну да... - кивнул Бийо, - когда ждешь, что  встретишься  с  девицей,  и
вдруг видишь перед собой ее отца, верно?..
   - Нет, господин Бийо, вот тут вы не правы! - возразил Питу. - Я не ожидал
встретить мадмуазель Катрин. Нет! Несмотря на то, что она пошла на поправку,
чему я от всей души рад, она еще слишком слаба, чтобы подняться на ноги.
   - И тебе нечего ей сказать?
   - Кому?
   - Катрин...
   - Ну почему же нечего... Я должен передать ей от доктора Рейналя, что все
идет хорошо и что он зайдет днем; впрочем, передать ей это может кто угодно,
не обязательно делать это мне.
   - Ты, должно быть, проголодался, да?
   - Проголодался?.. - переспросил Питу. - Да нет...
   - Как!? Ты не голоден?  -  вскричал  фермер.  Питу  понял,  что  совершил
оплошность. Чтобы Питу в восемь часов утра не хотел есть?! Это противоречило
закону природы.
   - Конечно, я голоден! - спохватился он.
   - Ну так ступай поешь. Работники как раз  сели  завтракать;  они,  должно
быть, оставили тебе место.
   Питу вошел в дом, Бийо провожал его взглядом, хотя его  добродушие  почти
одержало верх над подозрительностью. Он увидел, как Питу сел во главе  стола
и набросился на хлеб с  салом,  словно  не  ел  до  этого  ни  пряников,  ни
леденцов, словно не пил воды.
   Правда, желудок Питу к тому времени был уже, по всей  вероятности,  снова
пуст.
   Питу не умел делать несколько дел разом, но уж если за что-нибудь брался,
то действовал основательно. Выполняя поручение Катрин, он сделал все, что от
него зависело. Получив от Бийо приглашение позавтракать, он от души взялся и
за это дело.
   Бийо продолжал за ним наблюдать; видя, что  Питу  не  поднимает  глаз  от
тарелки, что он занялся стоявшей перед ним бутылкой сидра, что ни разу он не
взглянул на дверь в комнату Катрин,  фермер  в  конце  концов  поверил,  что
единственной целью предпринятого Питу  похода  в  Виллер-Котре  была  та,  о
которой он объявил.
   Когда завтрак Питу подходил к концу, дверь в комнату Катрин отворилась  и
на пороге появилась г-жа Клеман со смиренной улыбкой на устах,  свойственной
всем сиделкам: она вышла, чтобы выпить чашку кофе.
   Само собой разумеется, это был не первый ее выход: в шесть часов утра, то
есть спустя четверть часа  после  ухода  Питу,  она  появилась  на  кухне  и
попросила стаканчик  водки  -  единственное,  как  она  говорила,  средство,
способное поддержать ее после бессонной ночи.
   При виде сиделки г-жа Бийо поспешила ей навстречу, а Бийо  зашел  в  дом.
Оба они стали ее расспрашивать о здоровье Катрин.
   - Все хорошо, - отвечала г-жа  Клеман,  -  правда,  мне  показалось,  что
сейчас мадмуазель Катрин опять стала бредить.
   - Как бредить?.. - удивился папаша Бийо. - Неужели опять начинается?..
   - Боже правый! Бедная моя девочка! - прошептала г-жа Бийо.
   Питу поднял голову и прислушался.
   - Да, - продолжала г-жа Клеман,  -  она  говорит  о  каком-то  Турине,  о
какой-то Сардинии и зовет Питу, чтобы он ей объяснил, где они находятся.
   - Я готов!.. - воскликнул Питу, допив сидр и вытирая рукавом рот.
   Папаша Бийо остановил его взглядом.
   - ..Если, конечно, господин Бийо ничего не имеет  против  того,  чтобы  я
давал мадмуазель Катрин объяснения... - поторопился прибавить Питу.
   - Почему же нет? - вмешалась тетушка Бийо. -  Раз  бедняжка  тебя  зовет,
ступай к ней, мой мальчик. К тому же доктор  Рейналь  сказал,  что  из  тебя
выйдет толковый врач.
   - Ну еще бы! - наивно проговорил Питу. - Спросите у госпожи  Клеман,  как
мы нынче ночью ухаживали за мадмуазель Катрин... Госпожа Клеман ни на минуту
не сомкнула глаз, да и я тоже.
   Это был ловкий ход по отношению  к  сиделке.  Она  недурно  вздремнула  с
двенадцати часов ночи до шести утра, и утверждать, что она не сомкнула глаз,
значило приобрести в ее лице друга и даже возможную сообщницу.
   - Ладно, - кивнул папаша Бийо. - Раз Катрин тебя  зовет,  ступай  к  ней.
Может, и мы с матерью дождемся такого времени, когда она нас позовет.
   Питу инстинктивно чувствовал приближение бури. Подобно  пастуху,  он  был
готов встретить непогоду, если она застанет его в поле, но если удастся, был
не прочь спрятаться от нее в укрытии.
   Для Питу таким укрытием был Арамон.
   В Арамоне он был королем. Да что там королем!..  Более  чем  королем:  он
командовал Национальной гвардией! В Арамоне он был Лафайетом!
   И его обязанности уже давно призывали его в Арамон.
   Он дал себе слово, что как только он сделает все необходимое для  Катрин,
он немедленно вернется в Арамон.
   Приняв такое решение, а также получив разрешение г-на  Бийо  и  мысленное
благословение г-жи Бийо, он вошел в комнату больной.
   Катрин ожидала его с нетерпением; судя по лихорадочному блеску ее глаз  и
яркому румянцу, можно было подумать, что, как и предупреждала  г-жа  Клеман,
она была не в себе.
   Едва Питу притворил за собой дверь, как Катрин, узнав его походку, -  что
было нетрудно, ведь она ожидала его прихода  уже  около  полутора  часов,  -
торопливо повернула в его сторону голову и протянула ему обе руки.
   - А-а, вот и ты, Питу! - вымолвила девушка. - Как ты долго!..
   - Это не моя вина, мадмуазель, - заметил Питу. - Меня задержал ваш отец.
   - Отец?
   - Да... Верно, он о чем-то догадывается. Да и я сам не стал торопиться, -
со вздохом прибавил Питу, - я знал, что у вас есть то, о чем вы мечтали.
   - Да, Питу.., да, - опустив глаза  долу,  пролепетала  девушка,  -  да..,
спасибо.
   Потом еще тише она проговорила:
   - Какой ты хороший, Питу! Я тебя очень люблю!
   - Вы так добры, мадмуазель Катрин, - отвечал готовый  расплакаться  Питу,
чувствуя, что ее дружеское расположение к нему -  лишь  отзвук  ее  любви  к
другому; как бы наивен ни был славный малый, он чувствовал  в  глубине  души
унижение оттого, что был лишь бледным отражением Шарни.
   Он поторопился прибавить:
   - Я вас побеспокоил, мадмуазель Катрин, потому что мне  сказали,  что  вы
хотите что-то узнать...
   Катрин прижала руку к груди: она искала письмо Изидора, чтобы собраться с
мужеством и задать Питу мучивший ее вопрос.
   - Питу! Ты все знаешь... Ты можешь мне сказать,  что  такое  Сардиния?  -
сделав над собой усилие, спросила она.
   Питу призвал на помощь свои географические познания:
   -  Погодите,  погодите-ка,  мадмуазель...  Я  должен  это  знать.   Среди
многочисленных  предметов,  которыми  пичкал  нас  аббат  Фортье,   была   и
география. Сейчас,  сейчас...  Сардиния...  Сейчас  вспомню...  Ах,  мне  бы
какую-нибудь подсказку, и я сразу бы все вспомнил!
   - Вспоминай, Питу... Ну вспомни, - проговорила  Катрин,  умоляюще  сложив
руки.
   - Черт подери! - не удержался Питу. - Это  самое  я  и  пытаюсь  сделать!
Сардиния... Сардиния... А-а, вспомнил! Катрин облегченно вздохнула.
   - Сардиния, - продолжал Питу, - это  один  из  трех  больших  островов  в
Средиземном море, он находится южнее Корсики, их разделяет пролив  Бонифачо;
он входит в состав Сардинского государства, отсюда и его название;  его  еще
называют Сардинским королевством. Это - остров протяженностью  в  шестьдесят
миль с севера на юг и шестнадцать - с востока на запад.  Население  Сардинии
составляют пятьдесят четыре тысячи человек; столица  -  Кальяри...  Вот  что
такое Сардиния, мадмуазель Катрин.
   - Ах, Боже мой! Какое же  это,  наверное,  счастье  -  так  много  знать,
господин Питу!
   - Просто у меня хорошая память. - отвечал Питу; пусть была оскорблена его
любовь, зато его самолюбие было удовлетворено.
   - А теперь, - осмелев, продолжала Катрин, - после того, что вы рассказали
мне о Сардинии, не скажете ли вы, что такое Турин?..
   - Турин?.. - повторил Питу. - Разумеется, мадмуазель, с  удовольствием..,
если, конечно, я вспомню.
   - Постарайтесь вспомнить: это самое важное, господин Питу.
   - Ах, вот как? Ну, если это самое важное,  -  заметил  Питу,  -  придется
постараться... Но если мне не удастся вспомнить, я разузнаю...
   - Я.., я... Я бы  хотела  знать  теперь  же...  -  продолжала  настаивать
Катрин. - Попытайтесь вспомнить, дорогой Питу, ну пожалуйста!
   Катрин вложила в свою просьбу столько нежности, что Питу охватила дрожь.
   - Да, мадмуазель, я стараюсь... - прошептал он, -  я  стараюсь  изо  всех
сил...
   Катрин не сводила с него глаз.
   Питу запрокинул голову, словно искал ответа на потолке.
   - Турин... - проговорил ой. - Турин... Ну, мадмуазель, это потруднее, чем
Сардиния...  Сардиния  -  это  большой  остров  в  Средиземном  море,  а   в
Средиземном море всего три больших острова: Сардиния,  принадлежащая  королю
Пьемонта;   Корсика,   принадлежащая   французскому   королю,   и   Сицилия,
принадлежащая  неаполитанскому  королю.  А  Турин  -  это  же  всего-навсего
столица...
   - Что вы сказали о Сардинии, дорогой Питу?
   - Я  сказал,  что  она  принадлежит  пьемонтскому  королю;  думаю,  я  не
ошибаюсь, мадмуазель.
   - Все так, именно так,  дорогой  Питу:  Изидор  сообщает  в  письме,  что
отправляется в Турин, в Пьемонт...
   - А-а, теперь понимаю... - молвил Питу. - Прекрасно, вот,  вот!..  Король
послал господина Изидора в Турин, и именно поэтому вы меня спрашиваете...
   - Зачем же еще я стала бы тебя спрашивать, если не ради него? - удивилась
девушка. - Какое мне дело до Сардинии, Пьемонта, Турина?.. Пока его  там  не
было, я не знала, что это за остров  и  что  это  за  столица,  и  меня  это
нисколько не интересовало. Но ведь он уехал в Турин!.. Понимаешь ли, дорогой
Питу? Вот я и хочу знать, что такое Турин...
   Питу тяжко вздохнул, покачал головой, но  от  этого  его  желание  помочь
Катрин ничуть не уменьшилось.
   - Турин... - пробормотал он, - погодите.., столица  Пьемонта...  Турин...
Турин... Вспомнил! - Турин - Bodincemagus, Taurasia, Colonia Julia,  Augusta
Maurinorum, как его называют древние  авторы;  в  наши  дни  -  это  столица
Пьемонта и Сардинского государства, расположенная на берегах По и Дуары; это
один из красивейших городов Европы с населением в сто  двадцать  пять  тысяч
человек; там находится резиденция короля Карла-Эммануила...  Вот  что  такое
Турин, мадмуазель.
   - А как далеко от Турина до Писле,  господин  Питу?  Вы  же  все  знаете,
значит, и это тоже должны знать...
   - Еще бы! - воскликнул Питу.  -  Я,  конечно  же,  скажу  вам,  на  каком
расстоянии находится Турин от Парижа, а вот от Писле - это уже сложнее...
   - Ну, скажите сначала, как далеко Турин от  Парижа,  а  потом,  Питу,  мы
прибавим восемнадцать миль, разделяющие Париж и Писле.
   - Ах, черт побери, это верно, - согласился Питу. И он продолжал:
   - Расстояние от Парижа - двести шесть миль,  от  Рима  -  сто  сорок,  от
Константинополя...
   - Меня интересует только Париж, дорогой Питу. Двести шесть миль.., и  еще
восемнадцать.., итого -  двести  двадцать  четыре.  Значит,  он  в  двухстах
двадцати четырех милях отсюда... Еще третьего  дня  он  был  здесь,  в  трех
четвертях мили от меня.., совсем рядом.., а сегодня.., сегодня, - продолжала
Катрин, заливаясь слезами и ломая руки, - сегодня  он  от  меня  в  двухстах
двадцати четырех милях...
   - Нет еще, - робко возразил Питу, - он уехал всего два дня тому  назад..,
он едва ли проделал половину пути...
   - Где же он?
   - Этого я не знаю, - отвечал Питу. - Аббат Фортье объяснял нам, что такое
королевства и их столицы, но ничего не говорил о соединяющих их дорогах.
   - Значит, это все, что тебе известно, дорогой Питу?
   - Ну да. Бог мой! - вскричал географ, чувствуя себя униженным оттого, что
так быстро исчерпал свои познания. - Если  не  считать  того,  что  Турин  -
логово аристократов!
   - Что это значит?
   - Это  значит,  мадмуазель,  что  в  Турине  собрались  все  принцы,  все
принцессы, все эмигранты: граф д'Артуа, принц де Конде, госпожа де Полиньяк,
одним  словом  -  шайка  разбойников,  злоумышляющих  против  народа;   надо
надеяться, что всем им когда-нибудь отрубят  головы  при  помощи  гениальной
машины, которую сейчас изобретает господин Гильотен.
   - Ой, господин Питу!..
   - Что, мадмуазель?
   - Вы опять говорите такие же  ужасные  вещи,  как  после  вашего  первого
возвращения из Парижа.
   - Ужасные?! Я говорю ужасные вещи? - переспросил Питу. - Да, верно... Да,
да, да!.. Господин Изидор  -  один  из  этих  аристократов!  И  вы  за  него
боитесь...
   Еще раз тяжко вздохнув, он продолжал:
   - Не будем об этом больше говорить... Давайте поговорим о вас, мадмуазель
Катрин, а также о том, чем еще я могу быть вам полезен.
   - Дорогой Питу! - отвечала Катрин. - Письмо,  которое  я  получила  нынче
утром, будет, вероятно, не единственным...
   - И вы хотите, чтобы я опять сходил за ними?..
   - Питу.., раз уж ты был так добр...
   - ..То не действовать ли мне и дальше таким же образом?
   - Да...
   - С удовольствием!
   - Ты же Понимаешь, что пока за мной следит  отец,  я  не  смогу  выйти  в
город...
   - Должен вам сказать, что за мной папаша Бийо тоже поглядывает;  я  понял
это по его глазам.
   - Да, Питу; но он же не может выслеживать вас до  самого  Арамона,  а  мы
можем условиться о каком-нибудь местечке, где вы оставляли бы письма.
   - Прекрасно! - ответил Питу. - Можно, например, прятать их у большой  ивы
недалеко от того места, где я вас нашел без чувств.
   - Вот именно, - подхватила Катрин. - Это недалеко от  фермы  и  в  то  же
время это место не видно из окон. Так договорились: вы будете  оставлять  их
там?..
   - Да, мадмуазель Катрин.
   - Только постарайтесь, чтобы вас никто не видел!
   - Спросите у лесников из Лонпре, Тай-Фонтен и Монтегю, видели ли они меня
хоть раз, а ведь я утащил у них из-под носа не одну дюжину зайцев!..  А  вот
как вы, мадмуазель Катрин, собираетесь ходить за этими письмами?
   - Я?.. -  переспросила  она.  -  Я  постараюсь  поскорее  поправиться!  -
уверенно закончила Катрин.
   Питу не смог подавить вздоха.
   В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появился доктор Рейналь.

Глава 23

ПИТУ-КАПИТАН

   Появление доктора Рейналя было весьма кстати для Питу.
   Доктор подошел к больной, сразу отметив  про  себя,  как  она  изменилась
всего за сутки.
   Катрин улыбнулась доктору и протянула ему руку.
   -  Ах,  дорогая  Катрин!  Если  бы   мне   не   доставляло   удовольствия
прикосновение к вашей прелестной ручке, - молвил он, - я  даже  не  стал  бы
щупать пульс. Могу поспорить, что у  нас  будет  не  более  семидесяти  пяти
ударов в минуту.
   - Мне и впрямь  гораздо  лучше,  доктор:  вашим  предписаниям  я  обязана
настоящим чудом!
   - Моим предписаниям... Хм, хм! Я не прочь, как вы  понимаете,  дитя  мое,
приписать себе успех вашего выздоровления. Однако как бы ни был я тщеславен,
я не могу не отдать должное и моему ученику Питу.
   Подняв глаза к небу, он продолжал:
   - О, природа, природа! Всемогущая  Церера,  таинственная  Изида,  сколько
тайн ты еще приберегаешь для того, кто умеет с тобой обращаться!
   Повернувшись к двери, он пригласил:
   - Ну, входите же, суровый отец, встревоженная  мать!  Взгляните  на  нашу
милую больную! Чтобы окончательно поправиться, ей нужны лишь ваша  любовь  и
ваши ласки!
   Отец и мать прибежали на зов доктора. Папаша Бийо так и не смог стереть с
лица подозрительность, а тетушка Бийо сияла от радости.
   Пока они входили в комнату, Питу, кивнув  в  ответ  на  многозначительный
взгляд Катрин, направился к выходу.
   Оставим Катрин теперь, когда письмо Изидора покоится у нее на  груди,  ей
не придется прикладывать ни лед к голове, ни горчицу к ногам. Итак,  оставим
Катрин в окружении