но  в  комнате
Бийо.
   С того места, где был Питу, комната была отлично видна.  Питу  разглядел,
как Бийо, войдя к себе, зарядил ружье со всеми предосторожностями, о которых
говорил папаша Клуи.
   Тем временем сумерки сгустились.
   Зарядив ружье, Бийо погасил свет и  прикрыл  ставни  таким  образом,  что
между ними осталась щель; через нее он мог наблюдать за происходящим.
   Из окна Бийо, расположенного во втором этаже, не было видно находившегося
в первом этаже окна Катрин из-за выступа в стене, о котором мы, кажется, уже
упоминали. Однако оттуда открывался прекрасный вид на дорогу из  Бурсона,  а
также на лес, занимавший пространство между горой  Ферте-Милон  и  лесосекой
Ивор.
   Если бы Катрин вылезла через окно и попыталась пробраться в лес, Бийо мог
бы ее увидеть в ту минуту, когда она попала бы в  поле  его  зрения;  однако
ночь становилась все  непрогляднее,  и  Бийо  разобрал  бы,  что  перед  ним
женщина, но вряд ли с уверенностью мог бы утверждать, что это Катрин,  а  не
кто-нибудь еще.
   Мы заранее делаем все эти оговорки, потому что именно так думал Питу.
   Питу совершенно  не  сомневался  в  том,  что,  когда  ночь  окончательно
спустится на землю, Катрин попытается выбраться, чтобы предупредить Изидора.
   Продолжая краем глаза следить за окном Бийо, он перевел  взгляд  на  окно
Катрин.
   Питу   не   ошибся.   Когда   темнота   показалась   девушке   достаточно
непроницаемой, Питу, для которого, как мы уже сказали, ночи не существовало,
увидел, что ставень Катрин медленно отворяется; потом она перешагнула  через
подоконник, прикрыла ставень и скользнула вдоль стены.
   Девушке ничто не угрожало до тех пор, пока она следовала  этим  путем;  и
предположив, что ей необходимо было добраться до Виллер-Котре, можно было  с
уверенностью утверждать, что  она  доберется  туда  незамеченной.  Если  же,
напротив, она двинулась бы к Бурсону, она неизменно попала бы в поле  зрения
отца.
   Дойдя до угла, она постояла некоторое время в нерешительности, и  у  Питу
появилась надежда, что она пойдет в Виллер-Котре, а не в Бурсон.  Но  вдруг,
отбросив сомнения, она,  пригибаясь,  перебежала  дорогу  и  устремилась  по
небольшой тропинке, ведшей к лесу и через четверть мили выходящей на  дорогу
в Бурсон.
   Тропинка  кончалась  на  небольшом,  перекрестке,  -  носившем   название
Бур-Фонтен.
   Когда Катрин  оказалась  на  этой  тропинке,  избранный,  ею  путь  и  ее
намерения стали столь очевидны для Питу,  что  он  перестал  смотреть  в  ее
сторону и поспешил перевести взгляд на приотворенные ставни, через  которые,
как сквозь крепостную бойницу, Бийо не спускал глаз с леса.
   Вся  территория,  находившаяся  в  поле  зрения  Бийо,  была   совершенно
безлюдна, не считая пастуха, ставившего загон для скота.
   Как только Катрин ступила на эту территорию, то, несмотря  на  скрывавшую
ее черную накидку, она не могла не привлечь к себе  проницательного  взгляда
фермера.
   Питу увидел, как ставни приотворились и в окне показалась голова Бийо. На
минуту он застыл в неподвижности, пристально вглядываясь, будто не доверяя в
темноте своим глазам. Однако собаки пастуха, бросившиеся  было  вдогонку  за
этой тенью и несколько раз тявкнувшие, вскоре вернулись к хозяину. У Бийо не
осталось сомнений в том, что это Катрин.
   Подбежав к ней, собаки ее узнали, а узнав, перестали лаять.
   Само собой разумеется,  что  все  происходившее  было  до  такой  степени
понятно Питу, будто он заранее знал все, что должно было случиться.
   Он ждал, когда захлопнутся ставни в комнате Бийо и распахнутся ворота.
   И действительно, спустя несколько минут дверь отворилась, и в  то  время,
как Катрин была уже на лесной опушке, Бийо с ружьем на  плече  шагнул  через
порог и большими шагами направился к лесу по дороге на Бурсон; на нее  через
четверть мили выходила тропинка, по которой шагала Катрин.
   Питу не должен был терять ни минуты, иначе  через  десять  минут  девушка
могла лицом к лицу столкнуться со своим отцом!
   Вот что понял Питу.
   Он вскочил, бросился сквозь лесную поросль, как  испуганный  козленок,  и
побежал напрямик через лес в направлении, противоположном тому,  которое  он
избрал в первый раз. Он выскочил на тропинку и  услышал  торопливые  шаги  и
сбивчивое дыхание девушки.
   Питу притаился за стволом дуба.
   Спустя несколько мгновений Катрин была в двух шагах от этого дуба.
   Питу вышел из укрытия, преградил девушке путь  и  поспешил  назвать  свое
имя.
   Он решил, что необходимо все  это  проделать,  чтобы  Катрин  не  слишком
испугалась.
   Она едва слышно вскрикнула и затрепетала от пережитого волнения.
   - Вы.., здесь, господин Питу!.. Что вам угодно? - спросила она.
   - Ни шагу больше, небом заклинаю вас, мадмуазель! - взмолился Питу.
   - Почему же?
   - Потому что ваш отец знает, что вы вышли из дому; он идет по  дороге  на
Бурсон, прихватив с собой ружье; он поджидает вас на перекрестке Бур-Фонтен.
   - А как же он, он!.. - потерявшись от страха, пролепетала Катрин. -  Его,
стало быть, никто не предупредит? И  она  рванулась  вперед,  вознамерившись
продолжать путь.
   - Разве будет лучше, если вас перехватит отец? - возразил Питу.
   - Что же делать?
   - Возвращайтесь назад, мадмуазель Катрин, ступайте в свою комнату; я буду
ждать в засаде неподалеку от вашего окна и, когда увижу  господина  Изидора,
предупрежу его.
   - Вы сделаете это, дорогой господин Питу?
   - Ради вас я готов на все, мадмуазель Катрин! Ведь я так люблю вас!
   Катрин пожала ему руки. Подумав с минуту, она проговорила:
   - Да, вы правы, отведите меня домой.
   Ноги у нее подкашивались; она взяла Питу под руку, и  они  направились  к
ферме.
   Десять минут спустя Катрин незамеченной вернулась  к  себе  и  притворила
окно, а Питу указал ей на  ивы,  среди  которых  он  собирался  затаиться  в
ожидании Изидора.

Глава 29

ЗАСАДА НА ВОЛКА

   За ивами, росшими на пригорке в  двух  десятках  шагов  от  окна  Катрин,
проходил ров, в котором на глубине семи или восьми футов журчала вода.
   Этот ручеек, протекавший вдоль дороги, скрывался то там, то здесь в  тени
ив, похожих на те, за которыми  прятался  Питу;  они  напоминали  в  темноте
карликов с растрепанными огромными головами на чахлом теле.
   В дупле крайнего из этих деревьев Питу и оставлял каждое утро письма  для
Катрин, а та забирала их, улучив минутку, когда ее отец уходил из дому.
   И Питу и Катрин действовали с такой предосторожностью, что тайна не могла
открыться с этой стороны. Это была чистая случайность, что  пастух  с  фермы
встретил утром на дороге Изидора и, не придавая этому значения, рассказал  о
возвращении виконта. Эта встреча  пастуха  с  виконтом  в  пять  часов  утра
показалась Вийо крайне подозрительной.  Со  времени  своего  возвращения  из
Парижа, со времени болезни Катрин, с той поры, как доктор  Рейналь  запретил
ему входить в комнату больной, пока она бредила,  он  уверился  в  том,  что
виконт де Шарни был любовником его дочери.  Будучи  уверен,  что  виконт  де
Шарни никогда не женится на Катрин, он не видел в этой связи  ничего,  кроме
бесчестья. Вот почему он решил смыть позор кровью.
   Вот почему все описанные нами подробности, которые  могли  бы  показаться
несведущему человеку незначительными, представлялись Катрин столь страшными,
а когда Катрин поделилась своими соображениями с Питу, он вполне разделил  с
ней ее опасения.
   Догадываясь о намерениях отца, Катрин предприняла  попытку  противостоять
им, предупредив Изидора о грозившей ему опасности. К счастью,  ее  остановил
Питу, потому что вместо Изидора она встретила бы на своем пути отца.
   Она слишком хорошо знала ужасный характер отца, чтобы и не  пытаться  его
уговорить. Это лишь ускорило бы развязку, только и  всего;  она  бы  вызвала
бурю вместо того, чтобы ее отвести.
   Она  же  стремилась  к  тому,  чтобы  помешать  столкновению   между   ее
возлюбленным и отцом.
   Ах, как горячо она в этот момент желала, чтобы отсутствие  возлюбленного,
из-за которого она чуть было не  лишилась  жизни,  продлилось  бы  еще  хоть
немного! Она благословила бы голос, который бы ей сказал: "Он уехал!" - даже
если бы голос прибавил: "Навсегда!" Питу понимал  это  так  же  хорошо,  как
Катрин; вот почему он предложил ей себя в качестве посредника. Придет виконт
пешком или прискачет верхом, Питу надеялся увидеть или услышать его вовремя,
броситься ему навстречу, в двух  словах  обрисовать  положение  и  уговорить
бежать, пообещав на следующий день передать от Катрин весточку.
   Питу так крепко прижимался к иве, словно  сроднился  с  деревьями,  среди
которых он прятался, призвав на помощь все чувства, необходимые ночью как на
открытом месте, так и в лесу, чтобы разглядеть  тень  или  уловить  малейший
звук.
   Вдруг ему почудились шаги; они раздались у  него  за  спиной  со  стороны
леса. Человек шел  неровно,  спотыкаясь  о  борозды.  Шаги  показались  Питу
чересчур тяжелыми для молодого элегантного виконта. Он медленно  и  неслышно
обошел вокруг дерева и в тридцати футах от себя разглядел фермера  с  ружьем
на плече.
   Как и предвидел Питу, тот караулил  на  перекрестке  Бур-Фонтен;  однако,
видя, что на тропинке никто так и не появился, он  подумал,  что  ошибся,  и
теперь возвращался в засаду, как он  и  предупреждал,  под  окно  к  Катрин,
убежденный в том, что именно через это окно виконт де Шарни попытается к ней
пробраться.
   К несчастью, случай пожелал, чтобы он выбрал для  засады  те  же  ивы,  в
которых прятался Питу.
   Питу разгадал  намерения  фермера.  Не  ему  было  оспаривать  место.  Он
скатился с пригорка и исчез в канаве, спрятав голову  среди  размытых  водой
корней ивы, к которой привалился плечом Бийо.
   К счастью, поднялся ветер, иначе Бийо непременно бы услышал, как отчаянно
стучит сердце Питу.
   К чести нашего героя следует заметить,  что  его  беспокоила  не  столько
угрожавшая  ему  опасность,  сколько  приводила  в  отчаяние   невозможность
исполнить данное Катрин обещание.
   Что она подумает  о  Питу,  если  г-н  Шарни  придет  и  с  ним  случится
несчастье?
   Вероятно, подумает, что он ее предал. Питу предпочел бы  скорее  умереть,
нежели допустить мысль о том, что Катрин поверит в его предательство.
   Но ему не оставалось ничего иного, как притаиться там, где он  находился:
малейший шорох мог его выдать.
   Так прошло четверть часа; ничто не нарушало ночной покой. Питу тешил себя
надеждой, что виконт задержится, а Бийо надоест ждать, и, усомнившись в том,
что виконт вообще придет, фермер вернется домой.
   Вдруг Питу, оказавшийся в силу обстоятельств прижатым  к  земле,  услышал
конский топот. Если он не ошибался и это был действительно конь, он,  должно
быть, скакал по той самой тропинке, которая вела из леса.
   Вскоре у него не осталось сомнений, что это был конь. Он  пересек  дорогу
футах в шестидесяти от пригорка,  поросшего  ивами,  и  копыта  зацокали  по
щебенке, а когда конь наскочил подковой на большой камень, посыпались искры.
   Питу увидел, как фермер пригнулся  у  него  над  головой,  вглядываясь  в
темноту.
   Однако ночь была настолько темная, что даже глаза Питу, привыкшие  видеть
в потемках, различили только тень, мотнувшуюся через дорогу и исчезнувшую за
углом каменного забора фермы.
   Питу ни на минуту не усомнился в том, что это Изидор, но он понадеялся на
то, что виконт изберет другой путь, нежели окно, для того  чтобы  пробраться
на ферму.
   Бийо тоже было так подумал, потому что у него вырвалось ругательство.
   Минут десять протекло в пугающей тишине.
   Спустя  десять  минут  Питу,  приглядевшись,  заметил  на   углу   забора
человеческую фигуру.
   Привязав коня к дереву, всадник возвращался назад пешком.
   Темнота была такая непроницаемая, что у Питу появилась надежда, что  Бийо
не заметит эту тень или увидит ее слишком поздно.
   Он заблуждался: Бийо ее увидел; Питу  услышал,  как  фермер  дважды  сухо
щелкнул собачками, заряжая ружье.
   Человек, пробиравшийся вдоль стены, тоже, несомненно, услышал этот  звук,
который не мог обмануть слух охотника. Он остановился, вглядываясь в  ночную
мглу, однако различить что-либо было невозможно.
   В это мгновение Питу увидел, как  Бийо  поднял  ружье;  однако  с  такого
расстояния фермер мог бы промахнуться или  угодить  не  туда.  Вскинув  было
ружье, Бийо опустил его.
   Тень снова заскользила вдоль стены.
   Она заметно приближалась к окну Катрин.
   На сей раз Питу услышал, как забилось сердце Бийо.
   Питу  спрашивал  себя,  что  он  может  сделать,  как  ему   предупредить
несчастного молодого человека, каким образом его спасти.
   Но ничего не приходило ему на  ум.  От  отчаяния  он  вцепился  руками  в
волосы!
   Он увидел, как ружье снова поднимается и опять опускается.
   Жертва была пена слишком далеко.
   Прошло не больше минуты. За это время  молодой  человек  прошел  двадцать
футов, отделявших его от окна.
   Подойдя к окошку, он тихонько стукнул три раза с равными промежутками.
   На сей раз сомнений быть не могло: это был условный знак любовника.
   Ружье поднялось в третий раз, а Катрин  тем  временем,  услыхав  условный
стук, приотворила окно.
   Питу, задыхаясь, скорее почувствовал,  как  сработала  в  ружье  пружина.
Раздался щелчок, это камень ударил по кресалу. Вспышка, похожая  на  молнию,
осветила дорогу, однако выстрела не последовало.
   Сгорела лишь затравка.
   Молодой дворянин понял, какая опасность ему угрожала.  Он  рванулся  было
туда, откуда пытались  стрелять,  однако  Катрин  схватила  его  за  руку  и
притянула к себе.
   - Несчастный! - прошептала она. - Это же мой отец!,. Он все знает!..  Иди
сюда!..
   Она с нечеловеческой силой рванула его на себя, помогая перескочить через
подоконник, и заперла ставень.
   У фермера был еще один выстрел. Но юноша и девушка были, несомненно,  так
тесно прижаты друг к другу, что он боялся, выстрелив в  Изидора,  угодить  в
дочь.
   - Пусть только выйдет! - прошептал он. - Уж тут-то я не промахнусь.
   Не теряя времени даром, он буравчиком от пороховницы  прочистил  запал  и
насыпал новую затравку, чтобы  не  повторилось  чудо,  которому  Изидор  был
обязан жизнью.
   В течение пяти минут было совершенно тихо. Не было слышно дыхания Питу  и
фермера, даже сердца их словно перестали стучать.
   Вдруг тишину разорвал лай собак, сидевших во дворе фермы на привязи.
   Бийо топнул в сердцах, прислушался и снова топнул.
   - А-а, она решила провести его через сад, - проговорил  QH.  -  т-Это  на
него собаки лают.
   Прыгнув через ров, в котором  притаился  Питу,  он  упал  по  другую  его
сторону и, несмотря на темноту, он, хорошо зная местность,  скоро  исчез  за
углом.
   Он надеялся обогнуть ферму и перехватить Изидора.
   Питу понял его маневр. Обладая прекрасным чутьем, он выпрыгнул из канавы,
бросился через дорогу напрямик,: подбежал к  окну  Катрин,  рванул  на  себя
ставень, забрался  в  пустую  комнату,  вышел  в  освещенную  лампой  кухню,
выскочил во двор, побежал по направлению к саду и, очутившись там, разглядел
в темноте две тени; одна из них занесла над забором ногу,  а  другая  стояла
под забором, простирая вперед руки.
   Прежде чем спрыгнуть по другую сторону забора, молодой человек  обернулся
в последний раз.
   - До свидания, Катрин, - молвил он, - помни, что ты всегда со мной.
   - Да, да, - отвечала девушка. - Беги же, беги!
   - Да, бегите, бегите, господин Изидор! - прокричал Питу. - Бегите!
   Стало слышно, как молодой человек спрыгнул на землю; потом  заржал  конь,
узнавший хозяина; скоро раздался стук  копыт  подгоняемого  всадником  коня.
Прогремел один выстрел, потом другой.
   Заслышав первый выстрел, Катрин закричала и рванулась на помощь  Изидору.
Когда она услышала второй выстрел, она вздохнула, силы  покинули  ее  и  она
упала на руки Питу.
   Тот, вытянув шею, прислушивался к стуку копыт и вскоре  убедился  в  том,
что конь не замедлил бег.
   - Ну вот, - рассудительно проговорил он, - есть надежда. Ночью хорошо  не
прицелишься, да и рука дрожит, когда стреляешь в человека, а не в волка  или
кабана.
   Подняв Катрин на руки, он хотел отнести ее в дом.  Собравшись  с  силами,
она высвободилась из его объятий и соскользнула на землю, останавливая  Питу
жестом.
   - Куда ты меня ведешь? - спросила она.
   - Я хотел вас проводить в  вашу  комнату,  мадмуазель!  -  изумившись  ее
вопросу, отвечал Питу.
   - Питу! - проговорила Катрин. - У тебя есть такое место, где я  могла  бы
укрыться?
   - Если бы такого места у меня не было, я  бы  его  нашел,  мадмуазель,  -
молвил Питу.
   - Тогда отведи меня туда, - попросила Катрин.
   - А как же ферма?
   - Надеюсь, что через пять минут я расстанусь с ней навсегда.
   - А ваш отец?..
   -  Все  кончено  между  мною  и  человеком,  собиравшимся   убить   моего
возлюбленного.
   - Но, мадмуазель... - осмелился было возразить Питу.
   - Ты отказываешься меня сопровождать, Питу? - спросила  Катрин,  выпуская
руку молодого человека.
   - Нет, мадмуазель. Боже сохрани.
   - Тогда следуй за мной.
   Катрин пошла вперед. Из сада она прошла в огород.
   На краю огорода находилась небольшая калитка, выходившая на равнину Ну.
   Катрин отворила ее без колебаний, вынула ключ,  заперла  калитку  на  два
оборота за собой и Питу и бросила ключ в стоявший у забора колодец.
   Решительным шагом она пошла через поле, опираясь на руку Питу,  и  вскоре
оба они исчезли в долине, раскинувшейся между деревней Писле и фермой Ну.
   Никто не видел, как они ушли, и один Господь знал, где Катрин нашла в  ту
ночь убежище, обещанное ей Питу.

Глава 30

ГЛАВА, В КОТОРОЙ БЕДА УЖЕ МИНОВАЛА

   Бывают в человеческих отношениях бури, подобные природным ураганам:  небо
хмурится, сверкает молния, гремит гром, земля словно сходит  со  своей  оси;
наступает критическая минута, когда кажется, что  вот-вот  погибнут  люди  и
вещи: все дрожат, трепещут, взывают к Богу как к единственной надежде. Потом
мало-помалу приходит успокоение, рассеивается мгла,  наступает  новый  День,
снова светит солнце, распускаются цветы, оживают деревья, люди  отправляются
по  своим  делам,  предаются  удовольствиям,  любви.  Жизнь  возрождается  и
улыбается с обочин дорог и порогов, и никто уж не заботится  тем,  что  там,
куда угодила молния, царит опустошение.
   Так было и на ферме: всю ночь в сердце человека, решившегося и приведшего
в исполнение план мести, бушевала страшная  гроза.  Заметив,  что  его  дочь
сбежала, он тщетно искал в темноте ее следы;  он  звал  ее  сначала  злобно,
потом умоляюще, затем с отчаянием, но ответа не было.  В  это  время  что-то
жизненно важное наверняка было разрушено  в  его  мощном  организме.  Однако
когда эта буря криков и угроз, во время которой были и своя  молния  и  свой
гром, как в природе, сменилась тишиной и усталостью; когда собаки, у которых
не стало причин для беспокойства, перестали выть; когда дождь с градом  смыл
следы крови, тянувшиеся  подобно  оброненному  пояску,  вдоль  фермы;  когда
погода, бесчувственная и молчаливая  свидетельница  разыгравшейся  на  ферме
драмы стряхнула со своих крыльев последние ночные часы, жизнь возвратилась в
привычную  колею:  ворота  проскрипели  ржавыми  петлями,  с   фермы   вышли
работники, одни - отправляясь за семенами, другие - за боронами, третьи - за
плугами. Следом за ними появился и Бийо, не сводивший глаз с равнины. И  вот
наконец наступил день; вся деревня проснулась, и те из  жителей,  что  плохо
спали ночью, с любопытством и беззаботностью говорили:
   - Ох, и выли же нынче ночью  собаки  у  папаши  Бийо!  А  за  фермой  два
выстрела грохнули...
   Вот и все.
   Впрочем, нет, мы ошибаемся.
   Когда папаша Бийо вернулся, как обычно, в девять позавтракать,  жена  его
спросила:
   - Скажи-ка, отец, а где Катрин? Ты не знаешь?
   - Катрин?.. - через силу отвечал Бийо. - Ей вреден воздух фермы,