рез день состоится ее первая встреча с полковником Хиллорианом.
   Двадцатидвухлетний медик неполного статуса, сенс-сострадалист  Джулия
Симониан  без  радости  и  без  печали  примет  место  врача   секретной
экспедиции Департамента  Обзора  -  а  что  ей,  собственно,  оставалось
делать?

Глава IV. Иеремия, Мюф

7005 год.

Северо-восточные поселения Конфедерации.

   Длинное, прямое как стрела,  шоссе  Порт-Калинус  -  Восток  запрудил
поток разноцветных каров - трели клаксонов создавали невыносимый шум, но
это, казалось, ничуть не мешало  седовласому  старику  в  синем  льняном
балахоне. Старик сидел, поджав ноги, прямо на  разделительной  полосе  и
покачивался в такт произносимым про себя словам.
   Рядом терпеливо слонялся мальчик лет  восьми  -  крепкий  густобровый
паренек.
   Дорогу перегораживал развернутый трак шипастой стальной "гусеницы".
   Вертолет дорожной безопасности завис над  полосой  асфальта,  взбивая
винтами рукотворный ветер.
   Вихрь трепал развевающийся балахон проповедника, флажки  на  антеннах
каров, темные волосы мальчишки. Новые машины все прибывали,  скопище  их
блестящих тел сверху напоминало ячеистый панцирь гигантской черепахи.
   - Четвертый, четвертый! Как слышишь меня, Либиан? Прием.
   - Слышу отлично. Как обстановка, Мисти?
   - Все так же. Старый перец крепко заткнул дорогу.
   - Я удивляюсь, как его до сих вор не разделали в лепешку водилы.
   - Он у них что-то вроде священного вола, Либби.
   Как бы ни чудил этот Иеремия, ему все сходит с рук.
   - Можете сесть поблизости и снять его с трассы?
   - Поблизости - никак.
   Тут и воробью пристроиться негде.
   Попробую это сделать на.., приемлемом расстоянии.
   - Как знаешь. Удачи! Конец связи.
   Патрульный Мистиан вернул стандарт-уником в сумку-гнездо на поясе.
   Летчик двуместной патрульной машины  повернул  к  нему  полуприкрытое
прозрачным  забралом  лицо  и  понимающе  кивнул.  Машина  накренившись,
заложила крутой вираж.
   - Вот туда... Видишь, где упавший менгир, левее, левее... Оп...
   Вертолет жестко  сел  на  поле,  испещренное  проплешинами  скошенной
люцерны. Патрульный Мистиан пинком ноги выдвину трап, тяжело спрыгнул на
землю, поправил кобуру с полицейским парализатором  и  деловито  зашагал
туда, где в облаке пыли и переливчатого воя продолжала копиться дорожная
пробка.
   Водитель крайней с  обочины  машины,  не  реагируя  на  полицейского,
сосредоточенно прильнул к уникому.
   Остроносое  сухое  лицо  напряглось  в  пристальном  внимании,   кожа
загорелого, с залысинами, черепа пошла от усердия складками.
   Мистиан  вынул  собственный  коммуникатор  и   криво   усмехнулся   -
мини-экранчик на всех каналах забивали голубые волны помех.
   Звук, впрочем, был прекрасный - голос тревожно  рокотал  надтреснутым
барабаном, взвизгивал свирелью, шелестел,  шуршал  и  даже  поскрипывал,
оставаясь, тем не  менее,  вполне  связной  речью.  Смысл  проповеди  не
оставлял сомнений в роде занятий оратора:
   - Верно говорю я вам - ибо приходит последний  час,  и  призовете  вы
горы рухнуть и укрыть на вас - но не будет вам прощения, и  выйдут  реки
из берегов!
   Смрад и пепел будут властвовать над жилищем вашим!
   Псевдо-медведи придут пожрать останки  стад  ваших,  и  жен  ваших  и
младенцев ваших! И падет Селена-прим, и, став черной,  закатится  Сестра
ее. Прольются бурые тучи кровью, черви станут войском и саранча собьется
в стаи...
   Поэтому говорю я вам - покайтесь!
   Вы, забывшие свою душу ради мертвого железа!
   Вы, продавшие свою душу Машине!
   Вы, ходячие мертвецы!
   Опомнитесь!
   Разбейте порождения Пустоты - проклятых , железных  тварей,  или  они
отнимут ваше место и под солнцем, и оком Разума. Сколь  прекрасно  идти,
попирая стопой зеленую травку, столь омерзительно, теша  ленность  вашу,
забираться  в   пасть   зверя,   смердящего,   урчащего,   крутящего   и
соблазняющего.
   Ибо сказано пророком - что входит в брюхо  через  пасть,  то  выходит
наружу через жерло иное, скверное...

***

   - Чертов старый красноречивый хрен - сплюнув,  сквозь  зубы  процедил
задетый за живое Мисти.
   Он выключил уником.
   Остановленные "гусеницей" кары создавали вокруг проповедника сплошной
непроходимый барьер. Патрульный вспрыгнул на капот  машины  остроносого,
и, перебираясь с  крыши  на  крышу,  двинулся  в  сторону  облюбованного
новоявленным луддитом
пятачка шоссе.
   Мистиан держал направление так, чтобы появиться  как  раз  за  спиной
мечущего словесные громы проповедника.
   Задумку испортил бдительный густобровый паренек.
   Он осторожно, но решительно подергал деда за  рукав  и  молча  указал
грязным пальцем в сторону запыхавшегося стража порядка.
   Старик перестал покачиваться, встал, и с неожиданным  достоинством  в
каждом движении, повернулся к полицейскому.
   Лицо Иеремии густо загорело.
   Светлой кожи не осталось  даже  в  самой  глубине  резких  как  шрамы
морщин.
   Глаза   прозрачной,   пронзительно-прозрачной   голубизны    смотрели
спокойно. Греческий нос  старика  придавал  ему  сходство  с  мифическим
прорицателем.
   Мисти отметил про себя, что дед еще крепок и держит спину удивительно
прямо.

***

   - Патрульный Мистиан. Ваш жетон, свободный гражданин.
   Старик не торопясь открыл сумку на поясе, вынул  блестящий  квадратик
на синтетическом шнурке. Мистиан сунул гладкий жетон в щель полицейского
уникома и мизинцем набрал личный код доступа.
   То, что спустя  минуту  появилось  на  экранчике,  до  самой  глубины
полицейской души поразило Мистиана. Еще минуту  он  ошалело  перечитывал
четыре рубленые строчки, потом  козырнув,  повернулся  и  побрел  прочь.
Уходил он так же, как и пришел - по крышам каров.
   Еще через пять минут мягко вертолет оторвался от поля люцерны.

***

   - Пятый, пятый! Как слышишь меня, Мисти? Прием!
   - Слышу отлично.
   - Ну как - взяли вашего "священного вола"?
   - Нет.
   - Что? Плохо слышно... КАК ЭТО НЕТ?! Какого глюка, сержант Мистиан?!
   - Заткнись, Либби. Мы в большой, упитанной заднице.
   - Не понял. Что у вас там, происходит, вы, отходы мирового разума?
   - Почему ты не сказал мне, что старичком интересуются "глазки"?
   - ЧТО?!
   - Войди в систему с центрального терминала...
   Мистиан  слышал,  как  на  том  конце  хрипло  дышит  ковыряющийся  в
информации Либби.
   - О, Мировые Яйца...
   - Вот и я сказал то же самое.
   - Но ведь полчаса назад в его досье по этой части было чисто и  пусто
как в сортире моей тетушки.., и...
   - Отбой. Поговорим позже.
   Полицейский выразительно поглядел на  напрягшегося  пилота  -  тот  в
смущении отвернулся.
   Мистиан  откинулся  в  кресле  и  еще  раз  прокрутил  в  уме  четыре
пресловутые  строчки,  ранившие  его   представления   о   возможном   и
невероятном.

   "Иеремия Фалиан, 71 год, полноправный гражданин Каленусии.
   Доступ к информации закрыт.
   Полная   физическая   неприкосновенность   -   запрещение    активных
пресекающих контактов без санкции Департамента Обзора."

   Вертолет  шел  низко,  отбрасывая  на  поле  люцерны   стремительную,
распластанную тень.
   Успокоившийся было сержант Мисти сочинял в уме шедевр  казуистической
отчетности - победный рапорт о собственной неудаче.
   И тут неспешный ум стража порядка отметил нечто, едва не  раздавившее
последний бастион полицейского здравомыслия.

***

   ...Иеремия,  вещая  через  стандарт-уникомы  для  сотен   потрясенных
владельцев каров, вещая пронзительно, гневно  и  по-своему  убедительно,
сам уникома НЕ ИМЕЛ!

***

   Мальчишка помог деду закончил сворачивать "гусеницу",  они  задвинули
тяжелый скаток в придорожные кусты и забросали сухой травой - получилось
неплохо.
   За спиной медленно, взвизгивая гудками, рассасывалась "пробка".  Кары
тыкались как слепые котята, пытаясь побыстрее вырваться на волю, но  это
только увеличивало общую сумятицу.
   - Мюф, не отставай.
   Иеремия,  не  оглядываясь  на  внука,  уходил  через  поле   широким,
размашистым шагом.
   Трасса, мертвая аура перегретого асфальта и железа,  вскоре  остались
далеко позади.
   Стерня колола ноги сквозь веревочные сандалии.
   В кристальной пустоте кобальтового, без единого облачка, неба журчала
монотонная песенка остроклюва.
   - Не отставай, Мюф.
   Они еще прибавили шагу, неся  в  душе  радостное  единство  праведных
заговорщиков.
   Ветерок мешал запахи земли, скошенной,  подсыхающей  травы,  коров  и
доброго, домашнего дыма.
   Поле сжатой люцерны кончилось, уступив место пологому  склону  холма,
зарослям колючего кустарника. В ложбине меж двух пригорков  поблескивало
серебряное крошечное озеро.
   Над зелеными, кожистыми  листьями,  над  водой,  вилась  стая  мелких
мошек.
   Старик устал.
   Мюф догнал деда и теперь шел, держась за край синего балахона.
   Вид с вершины ближнего холма открывался потрясающий.
   Чаша горизонта прогнулась под тяжестью неба.
   Ее края слегка голубели легкой дымкой.
   До  самых  краев  чашу  наполняли  бледно-палевые  квадратики  полей,
терракотовые стены домов, витые нитки ручьев и речушек,  плотные  клочки
яркой, сочной зелени. Мюф остановился на секунду, переводя дух.
   Чуть пониже холма, на  широкой,  ровной  площадке,  стоял  их  дом  -
стандартная постройка, возведенная по излюбленному крестьянами Каленусии
образцу: сильно скошенная крыша с мансардой, веранда, стриженные  кусты,
решетчатый заборчик мешал скоту обгладывать зелень.
   Не было только одного - гаража.
   Вместо гаража на чистом заднем дворике пристроилась конюшня.
   Как раз сейчас в распахнутую дверь высовывалась любопытствующая морда
рослого пони.
   Из-за сарайчика появилась миловидная женщина лет тридцати, с  ведром.
Ее волосы были по-фермерски убраны в три косы.
   Фермерша поставила посудину с молоком на землю и смотрела  в  сторону
холмов, приставив ладонь  "козырьком"  к  изогнутым  правильными  дугами
бровям.
   - Привет, мама!
   - Привет, Мюф. Здравствуйте, отец. Вы сегодня вернулись рано.
   - Не рано, Минна, а в самый раз. У нас гости.
   Старик не спрашивал - утверждал.
   Женщина смущенно потупилась и убрала завиток со щеки.
   - Да. К вам пришли, отец.
   Старик сверкнул прозрачно-голубыми глазами.
   - Ты проводила их в дом?
   - Да, все как вы говорили.
   Старик удовлетворенно кивнул.
   - Ты поступила правильно, послушавшись меня.
   А теперь - иди.
   Иди, отдохни. Можешь сходить к соседке - Кристи давно ждет тебя Минна
Фалиан  замешкалась,  в  жестах,  походке,   движениях   рук   скользила
неуверенность.
   Она аккуратно сняла  фартук,  сложила  в  несколько  раз  замызганное
полотно, долго разглаживала ладонями, поискала взглядом, куда  положить,
не нашла - и пристроила прямо на траву.
   - Мюф. Я хочу забрать с собой Мюфа.
   - Он останется. Я знаю. Так надо, не бойся.
   Женщина медленно, нехотя повернулась.
   - Минна!
   - Что?
   - Что бы ни случилось - не бойся ничего.
   Дай, я поцелую тебя. Вот так.
   А теперь иди.
   Иеремия повернул к дому.
   Распахнутую   настежь   дверь   перегораживала   мелкая,    тщательно
подогнанная по размеру сетка от мух.
   Большую  часть  прохладной  комнаты  с  низким,  почерневшим  потоком
занимал деревянный стол.
   На табурете, спиной к  стене,  лицом  ко  входу  примостился  человек
средних лет в полувоенной куртке без эмблем - такие  вещи  любят  носить
каленусийские отставники.
   Худое, жесткое лицо пришельца не  улыбалось.  Он  поднялся  навстречу
Иеремии и первый протянул ему руку.
   - Полковник Хиллориан. Вы знали, что я приеду?
   Иеремия с достоинством кивнул.
   - Мировой Разум предупредил меня.
   Полковник сравнил облик Иеремии  с  голографическим  изображением  из
архивов Департамента - оживший Фалиан располагал.
   Против расхожего обыкновения религиозных вожаков, вождь  нью-луддитов
не носил длинные патлы, как бы намекающие  на  избранность  и  страдания
обладателя.
   Загорелую кожу головы покрывал короткий ежик седых волос, клиновидная
серебряно-седая борода коротко подстрижена, усы выбриты совсем.
   Хиллориан поискал в лице  старика  тот  трудноопределимый,  но  легко
замечаемый   оттенок   беспокойного   ханжества,   который   свойственен
профессиональным сектантам, поискал - и не нашел.
   Иеремия был  спокоен  как  скала,  бирюзовые  глаза  под  сморщенными
старческими веками смотрели твердо и умно.
   Хитринка в облике Фалиана,  определенно,  присутствовала,  но  скорее
житейского толка - за фигурой пророка не маячил чертенок обмана.
   - Тогда Мировой Разум сообщил вам, зачем я пришел?
   Иеремия принял вызов с завидным хладнокровием.
   - Однако же, я не стану мешать вам выполнить задуманное, Наблюдатель.
   Не в моих  правилах  мешать  живому  существу  следовать  собственной
сущности.
   Вы пришли сказать нечто - говорите.
   Попытайтесь  убедить  меня,  раз  вас  толкает  к  этому   внутреннее
побуждение.
   Хиллориан посмотрел в бирюзовые, умные глаза  -  спокойствие  Иеремии
завораживало.
   В воздухе комнаты пахло  сушеной  мятой,  мягко  гудел  залетевший  в
полумрак дома псевдо-шмель.
   В самом воздухе, казалось, ласково разлился надежный покой - то, чего
годами не хватало полковнику. Хиллориан заколебался, жестко  преодолевая
нестерпимое, невесть откуда взявшееся искушение  без  обиняков  выложить
все старику.
   - Я не стану скрывать, ваша деструктивная деятельность смущает власти
Каленусии. Я не понимаю вас, Фалиан - во многом, хотя и не во  всем.  Вы
знаете - ваши способности позволяют вам это - при  мне  нет  ничего:  ни
записывающей аппаратуры, ни оружия.
   Скажите честно, как уважаемый мною человек - чего вы  надеетесь  этим
добиться?
   Вернуть общество в каменный век?  -  но  вы  сами  знаете,  и  знаете
прекрасно, что это невозможно.
   Прославиться?
   - но вы до сих пор отвергали самые заманчивые предложения масс-медиа.
   Хотите власти?
   Она до сих пор ограничена кучкой таких же фанатиков, как  и  вы  сам,
Иеремия.
   Чего же вы хотите, Фалиан?

***

   Старик размышлял не более полуминуты.
   - Вы сын Мирового Разума, как все люди. Прислушайтесь -  разве  ответ
не очевиден?
   Хиллориан сокрушенно покачал головой.
   - Для меня - совсем и совершенно не очевиден.
   - Хотите его получить?
   Полковник насторожился - что это?
   Приглашение посетить внутреннее собрание секты?
   Очень похоже. К делу об Аномалии такой  визит  прямого  отношения  не
имел, однако для "глазка" предложение звучало любопытно.
   Креатуры  явно  открывались,  соблазнительно  маня   двусмысленностью
перспектив - слишком замкнутыми казались до сих пор луддиты.
   Хиллориан улыбнулся, принудительно смягчив выражение жесткого лица.
   - Конечно. Такие, как я, любят ответы.
   - Вы его получите. Если дождетесь утра здесь.
   Полковник прикинул - время позволяло.
   - Охотно.
   Иеремия оглянулся на силуэт, мелькнувший за москитной сеткой.
   - Минна! Ты не ушла, как я велел?
   Силуэт смущенно отстранился за косяк.
   - Раз ты здесь - принеси гостю обед.
   Хиллориан незаметно проследил за лицом  женщины,  вошедшей  с  полным
блюдом маленьких, четырехугольных пирожков. В глазах крестьянки  блестел
вызов, смешанный, однако, с тщательно, но  не  очень  удачно  скрываемым
страхом.
   - Благодарю вас, свободная гражданка.
   Женщина, не ответив, выскользнула за дверь.
   - Это ваша дочь?
   - Сноха.
   Полковник сделал вид, что его вопрос  не  был  чистой  формальностью,
Иеремия  сделал  вид,  что  не  понял  уклончивой  природы  полковничьей
вежливости (родственные связи Фалиана в Департаменте знали назубок).
   - Сын погиб три года назад в автокатастрофе.
   - Соболезную. Это стало причиной ваших действий?
   - Нет. Не ищите легких ответов. Дождитесь вечера.
   Хиллориан надкусил крошечный пирожок. Начинка пахла вишней.
   - Надеюсь, вы меня не разочаруете.
   Иеремия серьезно покачал головой, вставая.
   - Ожидающему да воздастся.
   Светило медленно ползло от зенита к закату.
   Хиллориан съел вишневые пирожки  и  теперь  ждал,  рассматривая  щели
потолка, наивную кружевную вязь самодельных салфеток на  подоконниках  и
примитивно-талантливую роспись стен цвета блеклой терракоты.
   За окном царственно прохаживались здоровенные рыжие куры с мясистыми,
лениво обвисшими гребнями.
   На дворе удлинялись синие тени.
   Минна несколько раз прошла по  двору,  тревожно  гремя  ведром,  Мюф,
посвистывая, заглядывал в комнаты - полковник чувствовал на своем  виске
пристально-любопытный взгляд мальчишки.
   Наконец, солнце коснулось верхушки холма...

***

   Они  осторожно  уходили  в  прохладную  темноту  летнего   вечера   -
полковник, Мюф и старик.
   Тропинка ложилась под ноги мелким песком, огибая возвышенность.
   Трухлявый  мостик  без  перил,  переброшенный  через  мелкий   ручей,
угрожающе затрещал под ногами.
   Хиллориан невидимо улыбнулся  в  темноте  -  еще  не  хватало  стоймя
рухнуть в пропахшую головастиками, тинистую воду.
   Пели цикады.
   Густо кудрявились кусты - верхняя  сторона  листьев  кожисто-зеленая,
нижняя - нежная, серебряно-ворсистая.
   Серебряная сторона листьев мерцала в полутьме.
   Вечерние сумерки сгущались, в  зарослях  что-то  безобидно  возилось,
пискнул  и  ускользнул  унося  из-под  ног  длинное  тело,  приземистый,
проворный зверек. В траве зажглись бледно-зеленые огоньки светляков.
   Тропинка обогнула непролазные заросли и закончилась  круглым,  низким
лазом в стене зелени -  дыркой  меж  раздвинутых  и  прижатых  колышками
ветвей.
   Иеремия вошел первым, следом шмыгнул Мюф,  Наблюдатель  пригнулся  и,
защищая руками глаза  и  ушные  раковины,  осторожно  протиснулся  между
колючих сучков.
   За лазом  обнаружилась  круглая  поляна,  устланная  тонкой  травкой,
окружали сплошные зелено-серебряные стены листвы.
   Потолком своеобразной комнате служило звездное небо.
   Посередине чернел круг от костра, очищенные от  коры,  отполированные
прикосновениями  стволы  деревьев  лежали  на  земле,  создавая   вокруг
костровище своеобразный амфитеатр.
   На бревнах присели местные уроженцы - мужчины в одежде  каленусийских
фермеров, четыре девушки, одна из них - с  круглым,  пестрым  как  яичко
перепелки личиком - приветливо улыбнулась Хиллориану.
   Потом, хихикнув, прошептала что-то на ухо подруге.
   Троица вновь прибывших  устроилась  на  гладком,  как  темное  стекло
бревне, возле самого костровища.
   Между тем, собрание исправно пополнялось - сквозь колючий лаз один за
другим  проникали  крестьянки,  подростки,  кто-то  из  детей   притащил
толстого кота  плоскомордого,  с  сердитыми  косыми  глазами.  Участники
собрания  приглушенно   переговаривались,   как   будто   их   подавляло
холодно-прекрасное скопище звезд.
   Места на бревнах  заполнялись,  скоро  стало  довольно  тесно,  кучка
опоздавших  пристроилась  прямо  на  траве,  подстелив  огромный  пустой
бумажный мешок.
   Тем временем стемнело совершенно.
   Край  неба,  видимый  над  верхушками  колючих  зарослей,  больше  не
светился  лилово-пурпурным.  Сонмы  светляков  в  траве  не  без  успеха
соперничали со звездами.
   Кто-то, щелкая зажигалкой, с трудом подпалил  дрова  -  заколыхались,
разгоняя темноту, оранжевые блики.
   Засмеялась укрытая в кустах ночная птица.
   Собрание походило на слишком задумчивый ночной пикник без провизии.
   Хиллориан повернулся к Иеремии.
   - Как это будет выглядеть - что я должен делать?
   - Ничего, ждите. Ищущий найдет.
   Полковник задумался, рассматривая багрово-горячие, медленно оседающие
угли.
   Глаза слипались - наблюдателя всерьез клонило в сон, однако,  жесткое
бревно не позволяло расслабиться.
   Огонь пылала вовсю -  столб  искр  уходил  в  ночь,  таял  в  мирной,
темно-лиловой ночи. Пахло мятой, медоносами, белые  зонтики  неизвестных
цветов белели в темноте.
   Хиллориан вспомнил войну Ахара.
   Там, южнее и еще восточнее, на