не подозревал, что видит Барта в  последний  раз,  что  через  три
месяца   глава   Каленусии   будет   расстрелян   в   упор   неизвестным
террористом-смертником, а в Калинус-Холле с общего  согласия  утвердится
новый президент, безмерно популярный генерал, герой нации, он  же  Юлиус
Вэнс.
   А сейчас - сейчас каленусийцы вместе шли к вертолету.
   Зимний  дождь  со  снегом   поливал   стекло,   беспощадно   смазывая
картинку...

***

   ...Оттон Иллирианский вошел, заметно стараясь придать оплывшему  телу
некое подобие статного вида.
   Завитые виски чуть взмокли от пота, яркие глаза гневно сверкали.
   Он демонстративно не принял вежливо протянутую руку Стрижа  и  тяжело
упал в кресло.
   Секунды шли - иллирианский диктатор молчал.
   Стриж припомнил другое место и свое  собственное  молчание,  брань  и
угрозы принцепса, но на лице бывшего сардара не отразилось ничего, кроме
холодно-вежливого внимания.
   Хозяин Иллиры неожиданно грустно вздохнул, вытащил  смятый  платок  и
по-стариковски вытер взмокшее лицо.
   - Ну что, сынок, добился своего?
   Рад? По глазам вижу - да. Махнул из грязи в консулы,  решил,  что  со
мною сравнялся?
   Оттон тяжело закашлялся - губы диктатора посинели, он сердито сплюнул
в драгоценную ткань.
   - Врешь.
   Себе врешь, сынок. Был ты шавкой для поручений, ею и остался.
   В драке хорош, не спорю, а в политике тебе шею свернут.
   Ты справедливости хочешь - дурак, справедливость - это когда ничья.
   Ничья противна сердцу человека.
   Власть - наркотик,  власть  -  ошейник  золотой,  теперь  прощайся  с
прежней долей, сынок - ты о ней еще пожалеешь.
   Честной жизни хочешь? Не будет тебе покоя.
   Хочешь добра?
   А кто его не хочет - только добро у каждого свое.
   Твое добро - большое, оно еще подрастет, оно  людишек  придавит,  вот
когда их косточки хрустнут, тогда мы сравняемся в мудрости, сынок...
   Унижению моему радуешься?
   Нет?
   Врешь - радуешься, хоть на донышке души, но рад.
   Смотри-смотри... Смотри на меня хорошенько. Нравится?
   Дряблые, безобразные щеки Оттона тряслись как  студень,  подкрашенные
брови болезненно заломились, будто диктатор  собирался  заплакать,  хотя
яростные карие глаза оставались сухи и чисты.
   - Смотри получше. Я - это ты, я - это лучшее  будущее  твое.  Лучшее!
Если тебе, подкидыш, повезет, если тебя свои не пристрелят, не  отравят,
не выкинут обратно в грязь, где место  тебе  отроду  отведено,  во  веки
веков, во имя Звезд и Разума. Dixi.
   Стриж встал, прошелся по просторной, полупустой комнате,  остановился
у окна,  скрестив  руки  на  груди.  Диктатор  мучительно,  астматически
кашлял.
   - Налить вам воды?
   Оттон вяло махнул рукой.
   - Гуманист хренов.
   - А вы все также цветисто ругаетесь, вашество.
   - Ругаюсь, значит, жив.
   - Что, настолько плохо?
   - Устал я, сынок, устал, исчерпан и истощен.
   Принцепс иронически  всхохотнул,  колыхнув  жирным,  оплывшим  телом.
Стриж налил подогретой ключевой воды в бокал.
   - Подпишите мировую?
   - А ты ожидал, что я отвечу "нет"?
   Разочаруйся - повода не дам, подпишу, мерзавец.
   Вообще-то, я рад видеть тебя, ты лучшая поделка в моей жизни.
   Оттон выпил воду, вытер дряблые губы платком и крепко стиснув дорогое
перо, подписал документ.
   - Возьми и утешься, щенок.
   Все бумаги относительны - надежны только хорошие солдаты. Иногда. Ха!
   Стриж убрал договор, незаметно подавив улыбку.
   Принцепс тяжело поднялся с кресла.
   - Не провожай меня - без суррогатного почета обойдусь.
   А насчет того, что я сказал, веришь ли, не веришь, но  помни.  Помни,
тебе полезно, сынок...

***

   Вечером того же дня Стриж шел по дороге, убегающей от окраины  Арбела
в сторону холмов.
   Охрана  отстала,  обманутая  одним  из  тех   приемов,   которыми   в
совершенстве владел бывший сардар.
   Стриж шел, оставляя одинокую цепь  следов  на  тонком  белом  полотне
снега.
   Он знал,  что  среди  бесчисленного  множества  укрытых  этим  снегом
могильных холмиков нет того,  самого  дорогого.  Прах  сострадалистки  -
невесомый пепел - давно смешался с речной водой.
   Дезет дошел до вершины  холма  и  остановился  там,  вдыхая  холодный
чистый воздух. Река медленно несла  свинцово-серую,  не  тронутую  льдом
воду на север.
   Я хотел спасти ее - подумал Стриж.
   Хотел, стремился всей душой и не сумел, и никто в  этом  не  виноват,
никто, кроме меня самого.
   И я получил то, чего не  хотел,  чего  не  заслуживаю  и  к  чему  не
стремился никогда - власть. Прав  ли  в  своем  изощренном  цинизме  его
величие, принцепс иллирианский?
   Наверное, по-своему прав, за ним грязь и опыт десятилетий  правления.
И все-таки я не верю ему, не хочу верить, не буду верить, пока  остается
моя надежда.
   Пока остается spes.

Эпилог, которого могло и не быть.

Лимб, безвременье

   Груды клубящихся облаков прогнал прочь  резкий,  колючий,  порывистый
ветер, он же унес прозрачные лоскутья изодранной пелены тумана.
   Широкое,  просторное  поле   у   подножия   скалы   сплошь   усеивали
разномастные обломки - осколки  портиков,  руки,  ноги  и  прочие  члены
статуй, каменное кружево, сбитое с арок, битый мрамор  запорошила  едкая
пыль разрушения.
   Ближе  к  центру  этого  отчаянного  беспорядка,  у   нелепого   вида
конструкции примостились четверо -  толстый  старик  в  черной  рубашке,
тощий старик в балахоне проповедника,  крепкий  мужчина  средних  лет  в
сдвинутой  на  ухо  кепи  военного  образца  и  долговязый   насмешливый
подросток.
   В странной конструкции при ближайшем  рассмотрении  без  труда  можно
было опознать громоздкий сайбер, соединенный шнуром  с  велосипедом  без
колес.
   - В седло, Септимус!
   Крутите педали, наша новая система отчаянно нуждается в питании.
   Полковник Хиллориан (а кепи носил именно он), нехотя проворчал:
   - Как пыльная работенка, так сразу - Септимус.
   С тех пор, как Разум с  огромными  потерями  отыграли-таки  последний
раунд у Оркуса, имидж Лимба подозрительно изменился...
   - Я бы не сказал однозначно, что в худшую сторону -  улыбнулся  уютно
расположившийся в удобной автоматизированной каталке Аналитик.
   Иеремия гневно затряс ежиком седых волос:
   - И горестно мне в Лимбе самом видеть технический разврат и всяческое
непотребство!
   Рослый, с виду пятнадцатилетний Мюф ухмыльнулся и засвистел с лукавой
иронией подростка.
   Мигнул и осветился монитор сайбера, Элвис Миниор устало вздохнул:
   - Смотрите сами, господа, вот что значит  раздавать  кому  ни  попало
свободную волю  и  предоставлять  авантюрную  историю  ее  естественному
развитию.
   Что мы видим?
   Чем это обернулось, где мораль, где воспитание юношества, что  скажут
об этом безобразии беспристрастные наблюдатели?
   Девушку убили, военный преступник обелен...
   - Джу и Холодная Пустота - две вещи крутые, но несовместные -  твердо
заявил Мюф.
   - Полностью согласен с Аналитиком, отдать власть в руки Стрижа - хуже
развязки не придумаешь. - отрезал полковник, продолжая  яростно  крутить
педали.
   - шесть метров площади и двадцать пять лет в  хорошей  строго  режима
тюрьме - вот то, что пристало  негодяю.  Я  бы  с  удовольствием  увидел
иллирианца повешенным, но тогда призрак Дезета явится Лимб  и  нам  всем
придется постоянно сносить его наглость.
   - Не любите Стрижа?
   - Терпеть не могу - честно и скромно признался Хиллориан.  -  Он  мой
стратегический противник.
   Мюф перестал насвистывать мотив песенки "и что она в нем нашла":
   - Ну, это точно, стратегический!
   Он незаметно подкрался  к  Хиллориану  сзади,  и  растопырив  пальцы,
приставил к макушке полковничьего кепи рожки.
   Аналитик отрешенно посмотрел на облака:
   - Что будем делать, господа? Мы сами отказались от своих прав  и  нам
уже не подправить события.
   Разве что запустить повтор...
   Не радуйтесь, Септимус, вам-то все равно ничего не светит.
   Призрак Хиллориана, не прекращая  крутить  педали,  ловко  вытащил  и
закурил сигарету, выпустил  облако  дыма  в  сторону  облаков,  а  потом
добавил совершенно серьезно:
   - Да я и не надеялся.
   Аналитик задумался,  отвернулся  от  неба,  склонил  на  плечо  лысую
голову, тени туч тут же лениво разбрелись по развалинам Лимба.
   - Мы не можем отнять у человека свободную волю.
   Она и так прожила  слишком  долго  для  сострадалистки,  да  и  исход
выбрала сама...
   Разве что...
   А почему бы и впрямь не переиграть наудачу?
   Кроме свободной воли существует множество крошечных  случайностей.  В
конце концов, Линдер мог промахнуться.
   - Ха! Стреляя в упор?
   - Допустим, он поскользнулся в луже.
   - Бред. - отрезал полковник.
   - Всякое бывает. - возразил Иеремия.
   - Жаль, что мне нет ходу из Лимба. Я бы сам  его  уронил.  -  добавил
Мюф.
   Призрак Аналитика пошарил под каталкой, наполнил из  пузатой  бутылки
крошечный, граненого хрусталя стаканчик, с наслаждением отпил  маленький
глоток золотой жидкости, потом посмотрел на обломки портиков  и  статуй,
на обвалившуюся скалу, на облака и дымку  призрачного,  не  знающего  ни
рассвета, ни заката неба Лимба.
   Серый купол небес с одной стороны слинял пурпуром, как будто там,  за
плотной завесой туч нехотя  и  грозно  все  же  вставало  несуществующее
солнце.
   - Вы знаете, Септимус, глупо заботимся о судьбах  отдельных  людей  -
они только мелкие винтики Вселенной.
   Но никто, никакой Мировой Разум,  не  запрещает  нам  дать  им  самим
второй шанс.
   Разыграем все  снова,  начиная  с  критической  точки,  если  события
повторятся - это просто справедливая неизбежность, а если нет.., что  ж,
просто назовем это чудом!

***

   ...Белочка вышла в ясное утро, пустую улицу  Арбела  заливали  потоки
света, тонкий слой снега почти стаял, лишь на ветвях  деревьев  кое  где
оставались белые клочья.
   Зима обманчиво обернулась весной, Джу оставила куртку  в  резиденции,
свежий ветер с холмов развевал край ее желтого плаща...

Конец

   Пермь, 2001 год.



    Елена ДОЛГОВА
    ЦЕНТУРИОН II
    МАСТЕР МИРАЖА

OCR Андрей Бестужев; вычитка - Вячеслав Яшин




Анонс

     Смертельное противостояние обитателей планеты Геония достигло наивысшего накала. Безжалостно истребляются псионики - люди, наделенные Даром, - за то, что они не такие, как все. Кажется, что цивилизация подошла к трагическому финалу. Мастер Миража Цертус считает, что человечество исчерпало себя. Он пытается создать новую, совершенную во всех отношениях расу. И в затянувшуюся борьбу вмешивается третья сила...

     Давно, когда тень не отличалась от света, не источенные временем крутые горы уступами обрывались в море, а города еще не построили, жил на свете воробьиный король...
     Каленусийская ?Мифологическая Хрестоматия?.

Часть I

Замыслы под запретом

Глава 1

НАЧАЛО ОТ МАРКА

     Не ссорься с человеком без причины.
     Поговорка

     7010 год, начало лета, Конфедерация, Порт-Калинус
     Пустой переулок заполнила тишина. Прозвенело и испуганно умолкло эхо осторожных шагов. Луна незаметно продвинулась, и косая тень, которую отбрасывал мусорный контейнер, острым углом выползла на отшлифованный миллионами ног, усеянный кусками пластика асфальт.
     В этой тени, спиною к стене, сидел на корточках беглец. Из своего укрытия он хорошо видел залитую мертвым неоновым светом площадь, сомкнувшиеся вокруг нее стены домов и клочок иссохшего до каменной твердости газона.
     Стояла безветренная ночь, одна из тех, что приходят на смену самым знойным дням в разгаре южного лета. Раскаленный асфальт опалял нерастраченной жарой. Свет в окнах давно погас, где-то поблизости монотонно тявкала бездомная собака. Этот лай повторялся снова и снова, ритмично и однообразно, как будто работала электронная игрушка, но не мог спрятать ни приглушенного шума двигателя, ни шороха колес по асфальту.
     Периметр площади неторопливо объезжал низкий, хищного силуэта легковой фургон. Темное стекло машины не позволяло рассмотреть лицо водителя. Человек в укрытии плотнее прижался к стене, пытаясь слиться с теплым, безопасным камнем.
     Машина притормозила в десяти метрах, дверца сухо щелкнула и отворилась - избегнувший пепельницы окурок полетел в мертвую траву газона.
     - Оставайся в фургоне. Я проверю тупики.
     Один из преследователей покинул машину и мягко, слегка косолапо ступая, двинулся вперед с обманчиво-ленивой грацией зверя. Сходство усиливал тяжелый шлем пси-защиты, его форма напоминала плоский череп мифического ягуара.
     Беглец скорчился, подтянул колени к подбородку и переместился немного влево, прячась за ребристой коробкой мусорного бака. Под подошвами охотника захрустело Витое стекло.
     - Здесь темно, какая-то сволочь переколотила фонари.
     Преследователь прошел несколько шагов и замер, вслушался в едва различимые подозрительные звуки - шорохи, неровное дыхание, потрескивание старого пластика. Круг света от карманного фонарика шарил по стенам.
     - Есть там кто-нибудь?
     - Возможно. Сейчас узнаем...
     Что-то мягкое и большое шевельнулось в груде бумажной стружки, со стуком упал грязный кусок фанеры.
     Растрепанное существо, помесь болонки и терьера, опрометью метнулось в сторону, унося в темноту свою спутанную шерсть и свой почтительный страх. Выстрел карманного излучателя опалил асфальт у самых собачьих лапок.
     Охотник с досадой пнул каблуком металлическую решетку водостока, металл глухо загудел, человек энергично выругался и опустил оружие.
     - Из-за ночных дежурств у меня совсем никудышные нервы. Бездна с ними, с тупиками - там все равно нет никого, кроме тощих псов и откормленных крыс. Уезжаем, нужно проверить проспект Процветания.
     Мелькнула алая точка зажженной сигареты и тут же исчезла, отрезанная от затаившегося наблюдателя непроницаемо-черным стеклом кара. Ритмично заработал мотор, машина удалилась, заложив вираж.
     Беглец, терпеливо, по собственному пульсу, отсчитал безопасное время, потом на всякий случай подождал еще немного - машина не возвратилась.
     - Пора.
     Он выбежал из укрытия под едкий свет неоновых фонарей, опустился на колени, обдирая пальцы, приподнял решетку водостока и ловко спрыгнул вниз с полутораметровой высоты. Потом, поднявшись на цыпочки, ухватил решетчатую крышку и поставил ее на место, в пазы - прямо у себя над головой. После жаркой сухой городской ночи темный туннель веял сыростью и прохладой. Влажная грязь чавкала под ногами. Беглец прошел несколько шагов, на ощупь отыскал лаз в просторную нишу и перекинул в нее ловкое тело.
     - Лин? Это Марк, я вернулся.
     Фонарик освещал мрачные лица. Пришелец, назвавшийся Марком, крепкий широкоплечий парень, провел рукой по коротко стриженной светлой макушке, стирая паутину, потом бросил в угол пустую сумку и устроился рядом на груде стружки и расплющенных картонных коробок.
     Заспанный Лин Брукс поднял голову, в длинных темных спутанных волосах его застряли мелкие опилки.
     - Все прошло как надо?
     - Я не смог принести продукты.
     - Мать тебя выставила?
     - Дом закрыт, похоже, все они уехали на южное побережье. Подальше от скандала. Наверняка стоило мне сбежать от реабилитаторов, как стариков принялась трясти полиция. Мамочка в бешенстве, а отец поставил крест на таком придурке.
     Марк замолчал и принялся отчищать грязь с рукава дорогой черной куртки.
     Лин присел рядом на корточки, обхватил колени руками. Старый след операции - тонкая светлая нить на коже полукольцом обхватывала шею. Они познакомились три дня назад. Сейчас придавленный неудачей Марк от нечего делать рассматривал случайного приятеля - его слишком худое прозрачное лицо, чистый профиль умницы, серые глаза в обрамлении пушистых девичьих ресниц.
     - Мы не сумеем просидеть здесь долго, - грустно заметил Лин. - Патруль уехал, пошли наверх, лучше вернемся ко мне домой.
     - Ты свихнулся - без конфедеральных жетонов?
     - Сестра не выдаст и не скажет никому.
     - Рано или поздно туда придут из Департамента - твоей сестре засветят срок в колонии за укрывательство.
     - Мы не задержимся, только возьмем продукты и немного вещей. Хочешь рвануть на северо-восток?
     - В Консулярию, к этим предателям...
     Лин опустил длинные ресницы и тихо вздохнул. Под глазами резче проступили тени.
     - Они там принимают псиоников - всех. У консуляров вообще нет конфедеральных жетонов, нет реабилитации. Тебе проще, Марк, - даже если тебя возьмет патруль, ты все равно сможешь жить. Говорят, это очень противно - когда нам, псионикам, стерилизуют мозги, но потом ты получишь этот самый жетон и даже сможешь попасть в университет или найти работу. А я - я просто помру... Я болен. Мне не выдержать ментальной чистки.
     Марк опустил глаза. Его злило сочетание в Лине логичности и вялой покорности судьбе.
     - Ты не мог сказать об этом реабилитационной комиссии?
     - Я сказал. Они все знают.
     - Я не верю, что тебя могут убить. Реабилитаторы - та еще мразь, но не до такой степени, чтобы вводить антидот больному.
     - Конечно. Меня запрут в накопителе ?до выздоровления?. Только мне не выздороветь никогда - такой уж я урод.
     Где-то неподалеку продолжали падать тяжелые звонкие капли. По краю неровного круга света шмыгнула растрепанная крыса. Грязная шубка зверька намокла. Марк метнул в грызуна комок земли, но глина рассыпалась, не ударив. Крыса обиженно пискнула и спряталась.
     Марк замолчал, прокручивая в памяти боль и растерянность последних часов.
     Четыре дня назад, когда жара еще не обрушилась на Порт-Калинус, а только подбиралась к нему исподволь, осторожно вея горячим ветерком, семнадцатилетний псионик Марк Беренгар отворил помпезную дверь Службы Гражданской Реабилитации. Пластиковые скамьи вдоль длинного коридора по большей части пустовали. У самого входа устроилась толстощекая голоногая девушка с ярко обведенными глазами. Ее широкий ротик глуповато приоткрылся, аура сенса буйно полыхала - Беренгар на глаз определил индекс от семидесяти до восьмидесяти.
     - Привет!
     Девушка промолчала, ее расширенные зрачки уставились в белую стену.
     Поодаль, в самом углу, тихо возились малолетки - тринадцатилетние сенсы, скорее всего, заявились на первичную регистрацию. Двое пареньков, похожих как близнецы, развлечения ради награждали друг друга пси-тычками. Со стороны, для норма-ментальных, это гляделось, должно быть, забавно и непонятно. Оба хулигана сидели, сурово выпрямившись и сложив руки на коленях, боком друг к другу. Их неподвижные благопристойные позы и физиономии пай-мальчиков маскировали бурную ментальную драку - в ход шли не настоящие боевые наводки, а ?банановая кожура?. Беренгар хмыкнул, поймав сомнительный смысл картинок.
     У самой двери инспектора Реабилитации в напряженной позе ожидания застыли двое. Парень, ровесник Марка, сероглазый, узкоплечий, утонченного вида брюнет, с длинными девичьими ресницами, и девушка годом старше - с такими же светлыми глазами, с толстой туго заплетенной льняной косой, в открытом на плечах цветном летнем комбинезоне.
     Парень выглядел сенсом средней руки, девушка наверняка была норма-ментальной. ?Привела неженку-приятеля?, - скептически решил про себя Марк. Странная пара вскоре скрылась за дверью, а Беренгар устроился на скамье и закрыл глаза.
     Дрожание ментального эфира само собой сложилось в привычный ритм - на него накладывался стук дверей, шуршание шагов по плитам пола, отдаленные сигналы машин, почти беззвучный шелест сайбера за дверью. К звукам примешивались отблески эмоций прохожих, простые, круглые, как шарики, мысли толстоногой девчонки, высверки взаимных озорных атак близнецов, тонкое сияние ауры сероглазого парня. Эффект получался на стыке звука, цвета и ритма, Марк называл это Песней. В такие моменты мир казался пушинкой, которую можно сдвинуть усилием мысли, хотя Беренгар знал, что впечатление это обманчиво, Песня была красива, но всегда оставалась бесполезной.
     Ритм смешался, Песня пропала, Марк прис