читался за цитадель.
   Может быть, сказывалась тонкая аура города развлечений.
   Архитектура alma mater  полностью  соответствовала  уклончиво-двойной
сущности постлиберализма: обилие мрамора  портиков  снаружи  и  новейшие
пси-системы внутри.

***

   Джулия полюбила, закрыв глаза, нежиться в мягком библиотечном  кресле
из квази-кожи.
   Сигнал невысказанных предпочтений легко считывается из разума  сенса,
пси-установка хранилища понимала ее "с полумысли".
   На темном экране опущенных век легко складывалась мозаика извлеченной
из машины ментальной самонаводки -  картины,  движение,  мягко  плывущий
текст.
   Джулии нравился "свободный поиск": контролируемый волей разум  задает
лишь общее направление, подсознание добавляет конкретики.
   Результат "библиотечных раскопок" порой оказывался ошеломляющим.
   Например, общементальная проблема накрепко сцеплялась  с  разведением
коричневых  терьеров,  а  древнее  абстрактное  искусство  Иллиры  -   с
вправлением переломов в полевых условиях.
   И   еще...   Нейтрально-инертный,   покорный   человеку   псевдоразум
ментальной машины не заставляет удерживать пси-барьер.

***

   Первый год пребывания в Параду подходил к концу.
   Газеты  топорщились  патриотическими  заголовками  -  полыхал  Третий
межгражданский пограничный конфликт.
   Джу плакала вместе со всеми, стоя  в  непривычно-скорбной  толпе  под
ультрамариновым небом  рукотворного  рая:  полиса  развлечений  достигла
весть о массовых "зачистках" каленусийских колонистов в Ахара.
   Под вечер люди высыпали на улицы, шли  по  широким,  враз  посеревшим
проспектам молча, держась за руки: незнакомец с незнакомцем  -  общность
горя и страха объединяет.
   На главной площади Параду, обсаженной бледно-розовыми магнолиями, под
голыми,  линялыми  звездами  (к  ночи  буйную  россыпь  неоновых   огней
притушили) шел стихийный, искренний в сдержанной скорби митинг.
   Джулия сняла пси-барьер - ее захлестнули волны скорби.
   Визуальная аналогия пришла мгновенно.
   Так в открытом море поднимаются порой штормовые волны -  первозданные
холмы почти черной воды без единого клочка белой пены.
   Джу терпела, сколько могла, мысленно утешая самых отчаявшихся. К утру
усталые люди, выплеснув ярость, разошлись.
   ...Официальный траур длился три дня.
   Потом ("время - деньги") с разрешения властей рекламу  увеселительных
заведений раскочегарили вновь.
   Измотанная пси-перегрузкой студентка Симониан брела по  беломраморным
коридорам Медицинского колледжа, совершенно  придавленная  изменчивостью
людской натуры. Ее окликнули.
   Незнакомый парень, парой лет старше,  белозубо  улыбался,  протягивая
"свободной гражданке" листовку "студенческого инициативного комитета  за
возвращение утраченных территорий".
   Листовку она взяла, нехотя остановилась поболтать с  агитатором.  Так
Джу встретила его.

***

   Авель был великолепен.
   Авель был сама искренность. Авель (несмотря на тщательно удерживаемый
пси-барьер) угадывал ее мысли как свои. Авель был чист и красив красотой
античного трибуна.
   Авель любил ее.
   Они вместе шли в залы Колледжа и на улицы Параду. Он первым назвал ее
"Белочка" - за слитный, коротко  обрезанный  поток  волос  цвета  самого
темного каштана.
   Кипела пеной весна идей.
   Инициативный комитет требовал от властей  активного  вмешательства  в
проблему Ахара.
   Слышали ли власти эти призывы  -  "мировой  разум  весть"  -  однако,
университетских крикунов, несмотря на полувоенное время, по традиции  не
трогали.
   Департамент  Обзора  целомудренно  молчал,   предоставляя   молодняку
Каленусийской Конфедерации свободно выпускать пары.
   Белочка, закрыв глаза, на память диктовала ментальному копировальщику
текст листовки.
   Как только стемнеет, пачку еще теплых, свежих прокламаций  предстояло
разместить в самых пригодных для этого местах.
   Владельцы магазинов  яро  скребли  пятна  клея  на  стеклах,  вычурно
поносили университетских, однако, держать сторожа-человека дорого.
   Увы, ни обученные терьеры, ни дешевые пси-контроллеры не в  состоянии
отличить наглого расклейщика от простого зеваки у витрин.

***

   Авель  и  Джулия  отправились  на  задание   вдвоем   -   Аристотель,
кругленький,  очкастый  лидер-политик  восемнадцати  лет,  разрешил  это
энергичным кивком головы: он умел ценить полезные качества сенсов.
   Кварталы  ночных  увеселений  остались  в  стороне.  Цокот  каблучков
Белочки отскакивал от спящих стен,  наполняя  задором  пустое,  чопорное
пространство. Джу верным часовым устроилась на углу.
   Авель окатил из распылителя хрустально-чистое стекло - подклеенная на
мокрое  прокламация  белым  обвиняющим   пятном   устроилась   на   фоне
изысканно-фиолетовых кружевных колгот и каркасных, платиновой  проволоки
(самый шик!) бюстгальтеров.

***

   Борцы за идею успели обработать с полдесятка витрин,  когда  наступил
полный провал.
   По чести сказать, подкачала сама Джу - сказывалась  привычка  держать
пси-барьеры.
   Одинокий полицейский в  форме  уличной  безопасности  вывернулся  как
из-под земли.
   У блюстителя хватило ума не  хвататься  за  свисток  -  он  в  полном
молчании в три прыжка настиг девушку и ухватил  ее  за  то,  что  "ближе
лежало".
   Должно быть, сказались воспитательные навыки,  приобретенные  пожилым
полицейским в  собственном  семействе,  но  ближним  предметом  на  теле
Белочки оказалось ухо.
   Толстые пальцы-сосиски больно вывернули мочку.
   Перепуганная Джу неистово заорала.
   Авель, как всегда, оказался на высоте - струя вонючего  клея  ударила
из распылителя прямо к лицо фараона.
   - ..!
   Как ни странно, полицейский так и  не  выпустил  Джулию,  тогда  она,
извернувшись, полоснула его острыми зубками по запястью.
   - Ах ты, сучка!
   Блюститель обеими руками  скреб  залепленные  безопасной,  но  цепкой
дрянью   глазницы,   потом,   поняв   бесполезность   не   подкрепленных
растворителем усилий, на ощупь ухватился за свисток.

***

   Яркие переливы свиста насквозь пронзили растерянную ночь.
   Эхом отозвались свистки нарядов безопасности.
   Джулия и Авель, схватившись за руки,  пустились  бежать  в  душистую,
прохладную темень парка.
   Магнолии кронами укрыли их от прожекторов.
   В кустах возились разбуженные полуручные птицы.
   Беглецы быстро миновали геометрически расчерченные квадраты сквера  и
углубились в путаницу тропинок "дикой" природы.
   Джулия сбросила туфли и взяла их в руки - так быстрее бежать.
   Пахло мятой и ночными цветами, песок  дорожки  мягко  поддавался  под
босой ногой.
   В почти настоящем лесу что-то тихо потрескивало.
   Белочка  вспомнила,  что  там  устроены  напоказ  настоящие  медвежьи
ловушки  -  уступка  естественному   желанию   всуе   пощекотать   нервы
посетителей. Псевдо-медведи в парке, конечно не водились,  но  почему-то
сейчас в этом не было полной уверенности.

***

   Они потеряли дорогу через полчаса.
   Джу устала наступать на колючие шишки и  попыталась  незаметно  снова
надеть туфли - ноги отекли и не залазили под ремешок.
   Авель потянул ее в сторону, там, между зарослями  остролистых  кустов
смутно желтело пятно.
   - Переждем здесь.
   Пятно оказалось заведением для игры  в  статистический  бильярд:  это
развлечение сочетало в  себе  ловкость  рук  и  подачки  фортуны,  скупо
производимые генератором помех.
   Белочка никогда не играла в стабильярд,  ее  позабавил  большой,  как
ковер, стол на массивных тумбах-ногах.
   Стол покрывала туго натянутая зеленая ворсистая ткань.
   Сверху пологом нависал пресловутый генератор.
   В углу обнаружился запертый бар.
   Они  сидели  на  полу,  прижавшись  спинами  к  тумбе  и  по  очереди
отхлебывали экстазиак из единственной найденной под стойкой бутылки.
   Джулия нервно смеялась, припоминая бегство через лес.
   Здоровенный стол напоминал ей  какой-то  чрезвычайно  смешной  роман,
обнаруженный пси-библиотекарем в "вольном поиске",  но  подробности  все
время коварно ускользали.
   Белочка никогда не  пила  экстазиака  и  понятия  не  имела,  как  он
подействует на ее паранормальные способности.
   Оказалось - удивительно.
   Барьер   смыло   мягкой,   теплой   волной,   пространство    вокруг,
парадоксально  оставаясь  темным,  взорвалось  ярко-розовыми,   смешными
пузырями. Пузыри чуть-чуть светились и  скакали,  упруго  отскакивая  от
стен.
   Джу ахнула - вокруг головы  Авеля  светилось  нежно-бирюзовое  кольцо
ауры.
   Руки самой Белочки мягко мерцали бесчисленными золотыми блестками.
   - Смотри...
   Авель  непонимающе  ловил  ее  взгляд,  классически-правильное  лицо,
оставаясь прекрасным, чуть поглупело.
   - Смотри, это звездная пыль...
   Он медленно провел пальцем по ее руке, сдвинул в сторону  косой  срез
ореховых волос и осторожно поцеловал гладкую щеку возле уха...
   Она была слишком возбуждена, чтобы все-таки припомнить,  в  какой  из
библиотечных историй герои занимались любовью на бильярде.

***

   ...Они расстались через три дня.
   Джу  тупо  смотрела  на  классически-правильные,  искаженные  нервной
судорогой черты любимого.
   Он говорил много - и убедительно: о долге, том, почему они  не  могут
пожениться, когда страдает Каленусия.
   Белочка прекрасно знала, что это ложь, но спорить не хотелось - она и
так знала правду. "Ты вошла в мою душу и сердце мое. Я не знал, что  это
может быть так страшно" - его первые слова после той ночи объясняли все.
"Вы бы позволили чужаку ковыряться в своей душе, если бы могли  обойтись
пилюлькой?".
   Белочка сама не заметила, как произнесла вслух афоризм  "черепка"  из
давно уже ледышкой истаявшего Центра Калассиана.
   Пораженный  Авель  остановился  на  полуслове,   дернул   плечом   и,
беспомощно скривив рот, пошел прочь...

***

   Преподанный урок Белочка усвоила.
   Не  то,  чтобы  собственная  природная  сущность  стала  казаться  ей
уродливой - нет, студентка Медицинского колледжа университета Параду  не
разделяла фобий Реджинальда Симониана.
   Просто сознание трагической исключительности сделалось для нее второй
натурой.
   А исключительность (в отличие от избранности) - она  ведь,  из  круга
избранных, из среды ли иной, но исключает...
   Белочка вернулась в библиотеку - старое кресло из синтекожи терпеливо
и верно ожидало ее возвращения. Зима придавала бурному веселью  морского
курорта иной колорит - ярче  пылали  вывески  казино  и  ночных  клубов,
завывали саксофоны на фешенебельных танцульках.
   Серый песок пляжа, вымокший под мелким,  настойчивым  зимним  дождем,
пустовал.
   Она сдвигала  на  лицо  прозрачный,  испещренный  водяными  потеками,
капюшон широкого пластикового плаща.
   Черные волны размеренно били в берег.
   У самой кромки прибоя из песка выступал крутобокий зеленый от морской
травы валун.
   Белочка устраивалась на непокорном стихии камне, подстелив от сырости
старый экземпляр "бюллетеня инициативного комитета".
   Иногда, если море оставалось спокойным, ловко  метала  вдаль  плоские
голыши.
   Камешки беззаботным пунктиром скакали по воде, но в конце концов  все
равно тонули.
   До полудня Джу много работала -  пришлось  наверстывать  упущенное  в
пустом коловращении студенческой политики.
   Она, стиснув зубы, спускалась  в  виварий  -  бусинки  звериных  глаз
смотрели с немым укором.
   В анатомичке было полегче - аура мертвых тел  давно  угасла,  оставив
лишь подобное невесомой пыли дрожание где-то на самой границе  изощренно
отточенного восприятия...
   Семестр отщелкивался за семестром, трехлетний,  предварительный  цикл
медицинского образования кончался.
   Сито бюрократического отбора замаячило перед студенткой Симониан  еще
раз - попасть в привилегированную обойму высшего цикла считалось трудным
делом.
   Джулия не спала ночей - в уголках чайных глаз залегли синеватые  тени
- но умудрилась набрать восемьдесят пять процентов стандарт-рейтинга.
   Результат более чем приличный.
   Она то и дело поправляла жесткую  форменную  конфедератку,  стояла  в
тесной группке взволнованных студентов - листок со списком  переведенных
долговязый секретарь приколол слишком высоко, приходилось  запрокидывать
голову.
   Джу  просмотрела  список  раз,  другой  -  фамилия  Симониан  там  не
обнаружилась.
   Белочка потрясенно замешкалась, поймав на себе  сочувствующий  взгляд
Диззи, толстенького, кругленького студента-фармацевта годом младше ее.
   Хэмп, секретарь деканата, подошел сзади  и  осторожно  тронул  ее  за
плечо:  "Тебя  к  Птеродактилю".  "Птеродактиль",   декан   медицинского
колледжа, сухой костистый старик  с  седой  клиновидной  бородкой  долго
молчал,  протирая  зачем-то  и  так   чистые   до   пронзительно-ледяной
прозрачности очки (припомнились материнские чашки).
   Джулия настороженно жалась в гостевом кресле.
   Птеродактиль, наконец,  окончил  чистку  очков,  сковырнул  еще  одно
незримое пятнышко и гортанно откашлялся.
   - Я понимаю, вы удивлены, Симониан.
   Прошу вас выслушать меня со вниманием. Я не стану скрывать - ваш балл
позволяет перевести вас, но я не буду этого делать.
   Птеродактиль постучал по столу длинными, жесткими бледными пальцами и
уставился куда-то в верхний угол, поверх головы Белочки.
   - Вы молчите,  Cимониан?  Осуждаете?  А  вы  не  торопитесь  осуждать
старого, упертого ретрограда.
   Знаете, сколько средств отрывают нам  от  сердца  власти  Параду?  Не
знаете - я вам не скажу. Но поверьте мне на слово, это очень мало. И вот
я, старый ретроград, оказываюсь перед выбором, кем заместить вакансию  -
упорным середнячком, который с неба Селену-прим не тащит, но  через  три
года станет прекрасным военным стандарт-лекарем Конфедерации.
   Или умненькой, талантливой  девочкой,  из  которой,  увы,  не  выйдет
ничего...
   Белочка подняла на Птеродактиля чайные глаза в пушистых ресницах.
   Старик на миг поперхнулся.
   - Я знаю, вам обидно, вы не верите мне.
   Поверьте, девочка, сенс - плохой врач.
   Что вы делали до сих пор?
   Потрошили лягушек, тщательно укрывшись за пси-барьером?
   Вскрывали трупы? Делали инъекции в учебной клинике? Милая моя  -  это
так мало...
   Вы их жалели - всех, всех и трупы тоже.
   Там, где смерть больного врач встречает лицом к лицу, там  нет  места
жалости.
   Милая, пожалеть больного, которого нужно резать - все равно что убить
его. Я один раз взял  на  душу  грех  перед  медициной,  приняв  вас  на
начальный цикл.
   Пусть мировой разум простит старика - я не повторяю своих ошибок.
   - Меня отчисляют?
   - Нет.
   Я не такой негодяй, дорогая моя девочка, и не пойду  на  подлог  -  я
прошу, слышите, смиренно прошу вас уйти добровольно.
   Не занимайте чужого места, этим вы спасете больше жизней,  чем,  если
паче чаяния, все-таки сделаетесь врачом.
   А сейчас - ступайте, подумайте.
   И простите меня, старого дурака...

***

   Выйдя от Птеродактиля она выбросила жесткую  конфедератку  в  пустую,
стерильно-чистую мраморную урну.
   Джулия навсегда покидала белый портик и яркое солнце  сушило  дорожки
слез на ее щеках...

***

   Скрип тормозов на повороте, рушится калейдоскоп, летят прочь  пустые,
легкие стекляшки мыслей.
   Джейк, на  выпуская  руля,  на  секунд  озабоченно  поворачивается  к
девушке:
   - Эй, Белочка, что с тобой?
   - Ничего. Все в порядке.
   - Может, скорость сбросить?
   - Нет, не надо, со мной все в порядке.
   - Ну, как знаешь.
   Летит кар, шуршат колеса.

***

   ...Домой, к отцу, бывшая студентка не вернулась.
   Через три недели сидения в номере и скитаний по дешевым ресторанчикам
предместья кончились деньги - теперь их не хватило бы даже  на  билет  в
стандарт-кар до Порт-Калинуса.
   Еще через неделю, в  скромной  забегаловке  на  углу  к  ней  подошел
угрюмый, плотно сбитый тип с пестро татуированными фалангами.
   - Скучаешь, крошка?
   Белочка, уже наученная горьким опытом, сжалась, стараясь принять  вид
замухрышки и тщательно избегая смотреть в  наглые  глаза  верзилы.  Тот,
однако, не отставал - придвинул поближе круглый табурет и расположился с
удобствами, вытянув бревноподобные  ноги:  явно  приготовился  к  долгой
осаде.
   Джулия прикинула, как бы шмыгнуть  прочь  -  получалось,  что  только
перепрыгнув через задранные ходули громилы. Татуированный насупил брови,
что, видимо, было у него эквивалентом  доверительного  вида,  и  спросил
вполголоса:
   - Ищешь работу? Могу помочь.
   Джу затошнило.
   Характер предлагаемой работы не вызывал сомнений.
   Она отодвинула бумажную  тарелку  с  недоеденной  сосиской,  схватила
плоскую сумочку и бросилась  к  выходу,  ловко  перепрыгнув  через  ноги
сутенера.
   Крутящаяся дверь отрезала ее от полутемной забегаловки.
   Белочка торопливо пошла, почти побежала, торопясь уйти подальше, пока
"слон" не очухался и не пустился вдогонку.
   Он догнал ее уже за углом.
   - Ты чего испугалась? Подумала что?
   "Cлон" приглушенно заржал, однако, вид имел слегка смущенный.
   - Ты о себе много не воображай - ни на панель, ни  в  бордель  ты  не
годишься, куколка.
   - Тогда свали и не приближайся.
   Громила обиженно хмыкнул.
   - Не пыли.
   Работа для тебя есть - чистая работенка.
   Ты сенс-сострадальщик?
   Белочка едва не до истерики расхохоталась - то, в  чем  ей  отказывал
сначала  Конфедеральный  ментальный  Центр,  потом  университет  Параду,
просто вот так, на заплеванной,  пыльной  улице,  предлагает  человек  с
лицом и силуэтом вышибалы.
   "Слон" примирительно трубил:
   - Ты не подумай чего, куколка, я тебя не в шлюхи приглашаю -  кому  ж
ты в шлюхи-то нужна, от девок с такими мозгами  парни  как  от  звездной
чумы бегают.

***

   - И что я должна делать, если не в шлюхи?
   Верзила помялся и вывалил назревшую идею разом:
   - Ты приключения, такие, чтоб дух захватывало, чтобы мурашки по шкуре
и сердчишко в ходилки падало - любишь?..

***

   Так Белочка познакомилась Дереком.
   "Cлон" Дерек содержал салон виртуальных приключений.
   Идея заведения оказалась гениальной в  своей  простоте  -  посетителя
помещали в гидрокресло, чуть подкачивали слабым растормаживающим,  после
чего в дело вступал наемный сенс.
   Салон  предлагал  скромный   стандарт-список   пикантных   ментальных
наводок: путешествие в горах (с лавиной  и  лохматым  горным  монстром),
пустынные приключения (с песчаной бурей  и  почему-то  голым  монстром),
охоту на иллирианских диверсантов (с  обильной  стрельбой  до  победы  и
торжественным приемом в Калинус-Холле).
   Список потихоньку пополнялся - по мере процветания бизнеса.
   Узко-сексуальных наводок в заведении не  держали  -  услуга  псионика
обходилась подороже хорошей девки.
   Из-за этого благополучие экзотического салона подвергалось колебаниям
сродни зубцам ментаграмма, но громила не желал сменить профиль  дела  на
более традиционную проституцию.
   Дерек гудел низким басом, мучительно очерчивая проблему:
   - Ты пойми, куколка, я ж художник.
   Мастер иллюзий в натуре.
   По молодости хотел сенсом стать - башка  подкачала,  не  годен  ни  с
какого конца.
   Теперь дело держу.
   А ты мне нужна - позарез.
   У вашего брата, сенса поиметого, претензий ого-го и еще немножко.
   А клиент, он натура тонкая, с пришибом, подавай, чтобы и  страшно,  и
хорошо, и с шиком, и кажный раз новое - и за те же  бабки.  Раз  кинули,
два кинули - потом ни ногой...
   Джулия с трудом пробивалась сквозь корявую  речь  "мастера  иллюзий",
ловя главное: свое место в комбинации.
   Место обнадеживало.
   Проблема Дерека оказалась не надуманной.
   Средний посетитель, зашуганный невротик в  реальном  мире  Каленусии,
хотел от заведения Слона ярких и - самое главное - новых  и  каждый  раз
неожиданных переживаний.
   Нанятый Дереком  псионик-классик  честно  отрабатывал  свое,  загоняя
монстров и террористов в изнуренные сидением  в  офисе  и  расслабленные
наркотиком мозги посетителей.
   Реальность и качество  цв