есто
драмы отчетливо отдавала фарсом...
   Егерь понял все - понял почти в ту же секунду, но было  уже  слишком,
фатально поздно, точная, но не болезненная, не совсем боевая, а, скорее,
психотропная наводка Белочки накрыла засаду.
   Самое страшное - тяжелые, глухие, самые надежные пси-шлемы  почти  не
спасали.
   Егерь рухнул на траву.
   В последний миг, уже сдавшись обстоятельствам, уже лежа навзничь,  он
отчетливо видел, как полностью одетая Минна аккуратно,  не  торопясь,  с
достоинством расправляет складки холщовой блузы.
   Женщина  посмотрела  на  советника  Департамента,   фальшивое   козье
выражение совершенно исчезло из  ее  глаз  -  осталась  только  холодная
ненависть.

***

   Со стороны конфедератов не сразу отследили провал.
   Промедления Стрижу хватило на то,  чтобы  вытащить  связанного  Егеря
из-под огня.
   Почти сразу после этого с левого берега  ударили  излучатели,  сжигая
листву, заставляя пылать  ветви  -  заросли  выгорали  под  корень.  Над
полыхающим кустарником в  облаке  жирного  дыма  заметались  обезумевшие
птицы, но Белочка, Минна, Стриж и плененный Егерь были уже далеко.

Глава XXX. Неразрешимое противоречие мировоззрений

7007-7008 годы, северо-восточный сектор

   ...Шефом оперативного отдела Департамента Обзора Каленусии  занимался
лично Ральф.
   Даже лучший из псиоников в  состоянии  читать  мысли  лишь  в  редкие
моменты высшего душевного напряжения.
   Впрочем, способность свободно ловить эмоции, побуждения и  настроения
нередко вполне сносно  компенсирует  этот  недостаток.  От  псионика  не
скроешь ни лжи, ни страха.
   Егерь лгал  с  каменным  лицом  лишь  до  того  момента,  с  которого
начинается четкое осознание - бесполезно, бесполезно, трижды бесполезно.
Потом он замолчал.
   Пси-наводка может быть довольно болезненной, отличаясь от неприкрытых
пыток лишь  в  одном-единственном  отношении  -  не  получая  физических
повреждений, здоровый человек почти лишен шанса умереть. Ральф знал, что
тратит на разборки с Егерем собственную жизнь, но ему было  наплевать  -
растительное существование в плетеном кресле  давно  тяготило  псионика.
Напротив, мысль о том,  что  ментальное  повреждение  в  некотором  роде
обоюдно, прекрасно решала проблемы с совестью.
   Егерь псиоником не был и широты выбора не имел.
   Он честно вытерпел пять дней, а потом вывалил  на  Ральфа  Валентиана
все, что знал.  В  груде  нужной  и  ненужной  информации  проскользнуло
упоминание о "негативном эффекте Калассиана"
   - под этим названием скрывались результаты незавершенных исследований
о предположительном влиянии норма-людей на быстрое старение псиоников.
   Ральф был достаточно умен, чтобы понять цену  информации,  и  слишком
потрясен, чтобы попытаться утаить ее от Стрижа.
   Сочетание двух факторов неожиданным образом предопределило  некоторые
события грядущего. Но это другая история.
   Помятый   Ральфом   Егерь   мешал   -    новорожденное    государство
северо-востока еще не успело обзавестись тюрьмами, и советника  попросту
некуда было девать.
   Озлобленный Ральф охотно расстрелял бы наблюдателя лично, но  не  мог
покинуть плетеное кресло, больше желающих взяться за казнь не находилось
- каленусийские фермеры в массе  своей  еще  сохраняли  по  отношению  к
Департаменту Обзора слабое подобие осторожного почтения.
   Очередным туманным утром Стриж отворил дверь превращенной в каталажку
кладовой и вытащил заспанного советника наружу.
   - Пошли.
   Они ушли в мутный кисель белой дымки, космы  тумана  оплетали  их  до
плеч.
   Стриж отвел Егеря далеко - почти до того самого места, где несчастный
советник неделю назад сидел в засаде, подкарауливая самого Стрижа.
   Там и состоялся их последний разговор.
   Егерь подергал связанными руками:
   - Может, развяжете напоследок?
   - Обойдетесь. Более разумное последнее желание есть?
   - У меня забрали личные вещи - отдайте, они вам все равно не нужны.
   - Это что ли?
   Стриж вытащил из собственного кармана женские тонкого золота  очки  с
разбитыми стеклами и переложил их в карман мундира советника.
   - Что-нибудь еще?
   - Я ненавижу псиоников, всех, кроме Кравича, а  вас,  хоть  вы  и  не
псионик, считаю подлецом...
   Впрочем, о чем нам вообще говорить? Делайте  свое  дело.  Прощайте  и
будьте вы прокляты.
   -  Как  все  стандартно!  У  вас  совсем  нет  воображения,  или  это
официальный набор каленусийского патриотического героизма?
   Стриж все-таки  перерезал  веревки  на  запястьях  наблюдателя,  взял
излучатель наизготовку.
   - Так вот, советник, река рядом,  даю  вам  шанс.  Лезьте  в  воду  и
плывите на тот берег, засекаю две минуты, потом начинаю стрелять.
   Если не попаду, считайте, вам повезло.
   - Хотите развлечься охотой?
   И этакие отбросы в наши дни претендует на звание воюющей стороны... Я
не стану играть в ваши игры.
   Несмотря на это уверение, Егерь довольно проворно полез в  мутную,  с
прозеленью,  воду.  Стриж  честно  отсчитал  две  минуты  -  наблюдатель
пребывал не в лучшей форме, он неловко барахтался неподалеку от берега.
   Иллирианец подождал еще немного.
   - Эй, советник, вы там не тонете случаем?
   Егерь молча поплыл изо всех сил.
   Стриж  подождал,  пока  наблюдатель  вплотную  подберется  к   берегу
конфедератов и, повернувшись, пошел прочь.
   С полдороги он оглянулся, на той стороне мелькало  серое  пятнышко  -
спина вовсю убегающего Егеря.

***

   После  этого  случая  уполномоченный  Департамента  странным  образом
умиротворился.
   Он  покинул  сектор  северо-востока  и  как  мог  избегал  крайностей
гражданской войны. Впрочем, мемуары о причинах молчат.

***

   Посланец  Иллирианского  Союза   был   корректен,   сух   и   чуточку
презрителен.
   Он  с  вежливым  недоумением   рассматривал   отведенный   пришельцам
деревенский дом.
   Переодетый в гражданскую куртку эмиссар принцепса все равно  гляделся
истинным преторианцем, Стрижу даже показалось, что он  видит  на  плечах
гостя несуществующие эполеты.
   Разговор был трудным для обеих сторон.
   Но  сперва  переодетый  офицер  прето   протянул   Дезету   тщательно
запечатанный непромокаемый пакет.
   - Это вам.
   Я хотел бы иметь вашу личную  визу,  свидетельство  для  его  величия
принцепса Иллиры, что вы получили послание.
   - Хорошо. Я забираю это с собой.
   - Нет, я сам должен удостовериться,  что  ознакомление  с  содержимым
состоялось.
   Стриж разодрал упругую оболочку.
   Записка, видимо, была написана рукой  Оттона  Иллирианского,  строчки
крупного старческого почерка разухабисто завалились:

   "Здравствуй, беглый сынок!
   Посылаю тебе в подарок твоего щенка.
   Повесь его вместо медали себе на шею.
   Это не затем, чтобы ты опять кому-нибудь сдался, сопляк. Это чтобы  у
тебя была еще одна причина держаться. С милостивыми пожеланиями  успеха,
все еще твой хозяин."

   Стриж  невольно  восхитился  предусмотрительностью  старого   тирана,
записка  не  была  уликой  -  если   не   считать   почерка   (возможно,
измененного), авторство и адресат из текста не следовали никак.
   Позади пятерки иллирианцев терпеливо ждала сутулая женщина в  лиловом
монашеском колпаке.
   Она мягко подтолкнула ребенка за плечи:
   - Иди.
   Девочка восьми лет серьезными серыми глазами  смотрела  на  оружие  ,
неуютную комнату чужого дома, хмурые лица незнакомых, равнодушных людей.
   Монашка, молодая рыжеволосая и испуганная, снова отступила  за  спины
преторианцев.
   - А где мать Наан? - спросил Стриж, - Я оставлял попечительство ей.
   Иллирианцы молчали с каменными лицами. Рыжеволоска смутилась.
   - Я не помню такой сестры, мы не знакомы... - Этого не может быть.
   Мать Наан, настоятельница  одиннадцатого  храма  сестринства  Святого
Разума... Если вы привезли Нину, вы должны были встретиться с Наан.
   Монашка поправила лиловый клобучок  и  спрятала  костлявые  пальцы  в
широких рукавах.
   - Простите, мастер, я получила вашу дочь в управлении прето.
   - Погодите, леди, но ваш орден - сплоченная организация, вы не  могли
не знать мать Наан. Скажите правду.
   Женщина затравлено молчала, на ее верхней  губе  выступили  крошечные
бисеринки пота. Выждав паузу, вмешался рослый командир преторианцев:
   - Не трудитесь зря, Дезет, оставьте ее, сестры -  всего  лишь  слабые
женщины.
   Мне кажется, я могу легко разрешить недоразумение. По нашим сведениям
мать Наан скоропостижно скончалась месяц назад.
   Посмертно у нее нашли z-поражение мозга, это  фатальная,  неизлечимая
болезнь. Если полжизни тратишь на проповедь веры среди босяков  и  нищих
подонков, нетрудно подхватить редкостную заразу.

***

   ...Оставалось лишь подавить вспышку бессильного, бесполезного гнева.
   "Не творите насилия в ответ на насилие.
   Жизнь любого человека равно бесценна"...
   Стриж на минуту отвернулся, вспоминая сильные руки  и  умные,  птичьи
глаза старухи.
   "Ее заразили" - понял он. "Или убили и состряпали  заключение  задним
числом.
   Это еще один привет нам от его величия Оттона Иллирианского.
   Принцепс косвенно дает понять, что он мог бы сделать с моим ребенком.
   Мог, но не сделал, милостивец наш, показав мне  только  контур  такой
возможности. Он метит в  меня  ядовитой  стрелой,  одновременно  заявляя
права хозяина, это маленькое напоминание  о  том,  что  нельзя  изменить
прошлое.
   И это стоило жизни честной Наан."
   Дезет повернулся к рыжей монашке:
   - Мне очень жаль, леди.
   Примите мои искренние соболезнования - ваш орден постигла  отнюдь  не
пустячная утрата...
   Преторианец с непроницаемым видом ждал.
   Стриж обратился к нему c бесцветной вежливостью:
   - Мастер посланник, прошу располагаться на отдых.
   Вам и вашим людям дадут все необходимое. Мы поговорим завтра.

***

   ...Он думал остаток дня и вечер,  пытался  представить  лицо  ушедшей
навсегда Наан, но так и не смог.
   Грузный силуэт  принцепса  бесцеремонно  оккупировал  память  Алекса,
циничный смешок хозяина лез в уши.
   Принять помощь диктатора,  укрепив  тем  самым  незримую  шлейку,  на
которой держат его, Стрижа?
   Отвергнуть? - но это подобно смерти для северо-восточных территорий.
   Выбирать между меньшим и большим злом легко, дружок,  а  ты  попробуй
побегать между злом и грязью...
   ...северо-восток,  это  место  теперь  -  единственный  и   последний
оставшийся у тебя дом. Ты будешь защищать свой дом любыми средствами?
   Ночь упала занавесом, отделяя от зрителя доигранную сцену.
   Тьма строила уродливые гримасы, Стриж иронично и  понимающе  улыбался
тьме. Интересно, что бы сказал по этому поводу сатана-Аналитик?

***

   ...Соглашения с Порт-Иллири не доверили бумаге, и, тем не менее,  они
состоялись. Повозка истории сменила колею.

***

   Негласное перемирие луддитов с преданными Калинус-Холлу  войсками  не
могло продлиться долго,  Вандея  северо-востока  жила  своей  жизнью,  в
невероятном рывке пытаясь максимально  использовать  отпущенное  судьбой
время.
   Стриж  работал  как  заведенный,  то  лавируя  в   дружеско-вражеских
дискуссиях с мрачным, озлобившимся на весь  свет  Ральфом,  то  принимая
поставки из-за восточных гор.
   Небо Каленусии оставалось чистым и  безмятежным,  никакой  авиации  -
оружие везли перевалами.
   Быстро  разворачиваемые  технологические  модули  наскоро  ставили  в
замаскированных под зернохранилища ангарах.
   Луддиты встали к станкам, подавив  отвращение  привычными  мыслями  о
высшей целесообразности Разума.
   Порт-Калинус  замкнулся  в   яростном   неприятии   свершившегося   -
повстанцев    северо-востока    не    признавали    воюющей    стороной,
проскрипционные списки пополнялись, росли награды, обещанные  за  выдачу
лидеров  мятежа,  вечно  занятый   Стриж   перестал   отслеживать   рост
собственных котировок.
   Лето пришло вместе с войной - шаткий мир взорвался волной насилия.
   Первый раз  за  все  время  "гражданских  беспорядков"  в  ход  пошла
авиация,  горели  заречные  деревни,   Таджо   заволокло   рыжим   дымом
подожженного пластика.
   Центурии повстанцев сражались с отчаянием обреченных.
   Ментальные  наводки,  усиленные  ретрансляторами,  валили   вертолеты
конфедератов, преодолевая защиту - у персонала сдавала психика.
   Всем потенциально боеспособным, но лишенным псионического таланта, по
приказу Ральфа без сантиментов раздали обычное оружие.
   Бои продолжались всего три месяца и кончились  ничем  -  Конфедерация
откатилась от границ фермерской Вандеи.
   Для конфедератов ничья означала поражение - престиж  немедленно  упал
до самой нижней отметки.
   В западных секторах необходимость в  чрезвычайном  положении  отпала,
после восстановления обычной судебной процедуры обнаружили, что  немалой
части арестованных псиоников в  качестве  обвинения  нечего  предъявить.
Затюканные правозащитные общества робко возмутились.
   Фантом  нажал  на  обычные  информационные  рычаги,  но  они   ходили
чрезвычайно туго, "подзаржавев" в крови проскрипций.
   Выжившие сенаторы-сенсы мечтали вернуться на красного дерева скамьи.
   За ними не значилось вины, кроме пресловутого пси-теста, а раз так  -
нашлись и сочувствующие.
   Как следствие, Сенат сотрясали скандалы,  ненависть  и  растерянность
витали  под  сводами  Калинус-Холла,  верхи  удержались  лишь  благодаря
непререкаемому авторитету Барта, который так и не снял траура.
   Наступила пауза событий. Факт  отделения  северо-востока  замалчивали
как  непристойную  болезнь  сына-подростка.  Уцелевшие   в   гражданской
мясорубке псионики нелегально потянулись в мятежный сектор.
   Случалось, их ловили на границе, чрезвычайное положение там  все  еще
действовало - пойманных зачастую расстреливали  на  месте,  трупы  жгли,
словно дело касалось зачумленных.
   Более  везучие  беглецы   прорывались,   чтобы   пополнить   центурии
повстанцев.
   В пределах пока безымянных северо-восточных территорий бродили разные
настроения.
   Затяжная война с Каленусией прельщала отнюдь не всех.
   Мир с метрополией требовал обозначить новые реалии.
   По этому поводу между Ральфом  и  Стрижом  состоялся  небезынтересный
диалог.
   Немного смирившийся со своим состоянием псионик постучал  бесполезной
тростью о стол:
   - Алекс, нам надо определиться со статусом.
   Покрытый серым налетом усталости Стриж легко согласился.
   Сказано  -  сделано,  религиозные  общины  сектора  выставили   своих
представителей.
   Уполномоченные заседали в самом большом здании местечка Арбел,  стены
провинциального храма Разума едва вместили всех.
   Собрание представляло собой странное,  но  яркое  зрелище  луддиты  и
сенсы  -  беженцы  с  запада,  чьим  основным  занятием   стала   война,
соседствовали с  коренными  жителями  заречья,  первые  почти  поголовно
носили потрепанный камуфляж,  вторые  еще  сохранили  характерный  облик
каленусийских фермеров.
   Лица псиоников чуть заметно выделялись в толпе - легким сиянием  ауры
с точки зрения себе подобных и отпечатком  длительной  усталости  -  для
всех остальных.
   Ральфа доставили в кресле.
   Стриж сел рядом, лицом к собранию, нулевик не  чувствовал  осторожных
ментальных прикосновений - он видел только глаза людей.
   Прекрасные, яркие, горящие надеждой глаза женщин,  искристые  взгляды
псиоников, пристальный прищур солдат.
   Дезет повернулся к Ральфу:
   - Начинай, пора.
   Тот улыбнулся, косо вздернув левый угол рта и сказал шепотом:
   - Нет, это на две трети твое дело, Алекс.
   Я, калека, ты здоров, не стану перебегать дорогу приятелю. Удачи.
   Стриж встал, шум собрания накатывал рокотом ветра и прибоя.
   Он помедлил, мысленно навсегда оставляя позади  кипящую  под  ударами
излучателей воду и настороженный лес на берегу Рубиконы, скалы  и  туман
Лимба, пепел навсегда покинутого Туле,  спаленного  мальчишку,  грязь  и
отчаяние отступления, узкий  холмик  на  могиле  Иеремии  и  трагический
профиль матери Наан, мертвых друзей и ушедших врагов.
   Стриж выждал мгновение, воспоминания уходили, тускнея. Он отпустил их
с миром, а потом шагнул навстречу неизвестности:
   - Свободные граждане нового государства...

***

   ...А говорили тогда много - все, как полагается в  подобных  случаях,
ораторы  оставались   искренни,   не   соизмеряя   дальних   последствий
собственных речей.
   После  первого  часа  дебатов  имя  первого  консула   новорожденного
государства уже не вызывало сомнений.
   Дезет принял первые  поздравления  двусмысленно  улыбавшегося  Ральфа
Валентиана.

***

   Низкое приземистое здание бывшей сельской школы слишком мало походило
на правительственную резиденцию - длинный коридор с дощатым полом,  ряды
деревянных дверей, низкий потолок, едва ли не ложился на макушку.
   У двустворчатой двери Белочку остановила охрана.
   Высокий незнакомый парень загородил проход:
   - Сдайте оружие. Я спрошу, примет ли вас консул.
   У Джу Симониан не было армейского излучателя, она  равнодушно  отдала
парню пистолет.
   Через минуту охранник вернулся, его широкое отчужденное лицо  приняло
чуть более добродушное выражение.
   - Заходите, консул ждет.
   Белочка переступила порог, ширма перегораживала и без того  небольшую
комнату пополам, Стриж устроился в "деловой" половине, стол загромождала
кипа бумаг, в углу приткнулся сломанный сайбер.
   - Здравствуйте, Джу. Рад видеть вас без меры. Не хотите взглянуть?  -
я откопал интересные материалы о сострадалистах...
   Белочка устроилась с другой стороны несуразного стола, мутное  стекло
окна снаружи испещрили засохшие потеки, неподалеку от ее локтя устроился
уником полевого образца. Джу подобрала его и отставила подальше -  вдруг
разобьется?
   - Я пришла не за тем.
   - Да хоть зачем, я все равно рад.
   Джу  придирчиво  присмотрелась  к   профилю   Стрижа   -   в   облике
новоявленного правителя восточной Консулярии ей  не  понравилось  что-то
трудноопределимое, то ли мастер консул немного потолстел, то ли попросту
зазнался.
   - Мне нужно поговорить с вами...
   - Я слушаю, Джу.
   Стриж оставался спокоен -  ясное  лицо,  чистые  руки  с  аккуратными
ногтями, неподвижно сложенные на краю стола.
   Белочка вздохнула и сказала, словно бросаясь в холодную воду:
   - Алекс, куда вы дели Егеря?
   - Ах, вот оно что...
   Дезет помрачнел, встал,  прошелся  от  стены  к  стене,  потом  снова
опустился на стул напротив Белочки.
   - Он перестал создавать проблему - этого достаточно.
   Джу закусила губу,  ногти  у  Стрижа  были  в  вправду  аккуратные  -
чистые-чистые, без следов копоти, коротко остриженные.
   - Это правда, что вы перед расстрелом устроили на него охоту?
   - Кто вас намолол такую ерунду?
   Джу дернула плечом.
   - Этого я, конечно, не скажу.
   Откуда я знаю, что бывает с людьми, которые на беду  свою  рассердили
консула.
   Стриж встал, на этот раз, пожалуй, слишком резко - задетый стул  упал
со стуком, иллирианец поднял его и аккуратно поставил на место.
   - Вы сейчас не в настроении, Джу.
   Давайте, вернемся к разговору попозже. Я не знаю и знать не хочу, кто
наболтал вам такую ерунду, но не думаю, чтобы им двигали честные мотивы.
   Вы устали, вы слишком много работаете  -  не  забывайте,  что  ресурс
псионика не безграничен.
   Бросьте переживать из-за этого несчастного карателя,  он  получил  не
более того, чем заслужил.
   Джу перевела взгляд с чистых рук Стрижа на крышку стола.
   - Егеря мучил Ральф.
   - Ну, если хотите - да.
   Только я не собираюсь из-за этого ссориться с Ральфом.
   Белочка почувствовала, как у нее бешено заполыхали щеки.
   - Вы, Стриж, стали таким же ублюдком, как Валентиан.
   - Что?!
   Джу показалось, что Стриж вот-вот ее  ударит,  но  тот  не  собирался
делать ничего подобного, иллирианец открыто расхохотался.
   - Леди Белочка!
   Я далек от желания оправдываться!
   Но чем настолько уж провинился наш друг Валентиан?
   Джу сцепила тонкие руки.
   - Ральф