пока мог.
   На четвертый день, после  того,  как  снайпер  из  засады  подстрелил
Каннигема, Дезет выбросил содержимое заплечного  мешка  и  посадил  туда
ребенка - в руки он взял излучатель.
   Рыжее мохнатое, такое знакомое солнце каждое  утро  выныривала  из-за
ломаной линии восточного  хребта,  однако,  горы,  казалось,  совсем  не
приближались.
   На пятый день кончилась вода.

***

   Колодец нашли на шестой день.
   Возле этого колодца, в ложбине, их и окружил  "отряд  безопасности  и
зачистки", высаженный накануне с каленусийских вертолетов...

***

   - ..Эй, Стриж! Что будем делать?
   Дезет отнял от глаз окуляры бинокля.
   - Они подтащили излучатели большого радиуса.
   Ждут.
   Думаю, предложат нам сдачу, после отказа откроют  огонь  -  и  привет
твоим, дружище, замшелым предкам. Сколько у нас зарядных комплектов?
   - По половине на человека. Нас всего семеро, командир...
   - Хочешь сдаться, Фисби?
   Стандарт-медик отчаянно помотал головой и отвел глаза.
   - Эта телега уже проехала мимо, Стриж.
   Дезет с ужасом понял, что по  ошибке  назвал  Хауни  именем  мертвого
солдата: "Фисби". Хауни помялся и добавил.
   - Я бы... я бы сдался, командир. Что бы там не говорил принцепс - мне
все равно.
   Но, понимаешь, я боюсь - боюсь после того  поселка  и  после  других,
помнишь?
   От излучателей... это хотя бы быстро.
   Больно, ну так это несколько минут - и ты в раю.
   Стриж на  минуту  закрыл  глаза.  Потом  посмотрел  на  завернутую  в
походное одеяло Нину.
   - Давай свое полотенце.
   Он, не обращая внимания  на  изумленного  стандарт-медика,  пристроил
белую тряпку к стволу излучателя, высунул конструкцию за кромку  ложбины
и помахал импровизированным флагом перемирия.
   - Эй! Подойдите для переговоров.
   - Они не придут.
   - Посмотрим.
   Секунды ожидания падали тяжелыми, черными каплями.
   Парламентер показался через десять минут...

***

   Стриж  вышел  навстречу,  решительно   шагнув   в   зябкое   ощущение
беззащитности.
   Каленусиец - майор с  худым  равнодушным  лицом,  молча  ждал.  Стриж
облизал  пересохшие  губы,  потом  произнес,  пытаясь   придать   голосу
спокойствие, которого вовсе не ощущал.
   - С нами гражданские.
   - Ну и?
   - Они (она!
   - подумал Стриж) тут не причем.
   Разрешите им выйти в безопасное  место.  Потом  начнем  нашу  с  вами
разборку.
   Длиннолицый майор задумался на минуту.
   - Ничего не выйдет.
   - Почему, колонель?
   - Я не хочу класть ни единого - слышите, не единого!
   - солдата Каленусии, выбивая нечисть из щелей.
   Мирные жители в  рядах  -  стандартная  отговорка.  Мои  условия:  вы
сдаетесь все - даю на сборы пять минут. Не уложитесь -  открываем  огонь
на поражение.
   Стриж в бессильной ярости смотрел в плоскую длинную спину уходящего.
   - Постойте!
   Каленусиец даже не оглянулся.

***

   Стриж в два прыжка достиг края  ложбины  и  сполз  на  дно  -  вслед,
однако, не стреляли.
   Сардары подняли на него глаза - белки ярко блестели  на  закопченных,
припорошенных серой пылью лицах.
   - Мы сдаемся, парни.
   - Ка-какого черта, командир?!
   Лицо Хауни перекосила гримаса.
   - Заткнись. Так надо.
   - Надо?!
   Стриж почувствовал опасность спиной  -  почувствовал  и  развернулся,
принимая на руку удар приклада.
   Полыхнуло болью, выбитая левая  рука  мгновенно  повисла,  излучатель
покатился на землю.
   - Он предатель. Кончай его, ребята!
   Дезет увернулся, пропуская мимо второй удар, в следующий миг  близкий
выстрел опалил ему бровь.
   - Бей сзади!
   Стриж упал ничком, сбитый подсечкой, но мгновенно перекатился:  врага
лучше встречать лицом к лицу, а не затылком...
   Прямо ему в глаза смотрело вороненое дуло излучателя Хауни.
   Дезет нащупал забытый, прижатый бедром пистолет.
   Глаза стандарт-медика в это момент показались ему совсем безумными.
   Стриж увидел, как медленно  подается  курок  под  скрюченным  пальцем
бывшего товарища и - выстрелил первым.

***

   Через пару минут все было безнадежно кончено - пять трупов.
   Еще через две минуты в котловину посыпались разъяренные каленусийские
солдаты...

***

   Хиллориан остановился, ошеломленный странностью открывшейся картины.
   Впрочем, эта растерянность длилась лишь долю секунды.
   - Брось оружие!
   Сероглазый иллирианец поспешно уронил  пистолет  и  слегка  приподнял
широко разведенные руки.
   - Я сдаюсь, колонель.
   - Мордой в песок.
   Сардар медленно опустился на колени, потом лег ничком -  ему  тут  же
надели наручники.
   - Еще живые есть?
   - Никого, майор. Погодите.., тут ребенок. Лет двух.
   - Санитар, вы не заняты - возьмите ребенка.  А  этого  -  на  ноги  и
вперед.
   Цепочка людей поспешно выбралась наверх.
   - Загните ему рукав, сержант. Что вы видите?
   - Татуировка корпуса "Сардар".
   - Это те, кого мы ищем.
   Были те.
   Остальные мертвы, и хвала обстоятельствам  -  меня  воротит  от  этой
сволочи.
   Данный экземпляр жив - подсадите пленного в вертолет.
   Уходим, на сегодня хватит. Да, кстати надеюсь, нам попался не сенс?
   Не хватало еще ментальных наводок в полете.
   Померьте ему индекс пси-активности.
   - Он лицо отворачивает, падаль.
   - Сержант, придержите сардара за плечи. Сколько?
   - ..
   - Сколько-сколько? Не может быть. По нулям?!

7005 год.

Каленусия.

Сектор Эпсилон.

Тюрьма строгого режима

Форт-Харай.

   Стриж нехотя оторвал ладони от лица.
   - Поздравляю, колонель.
   На этот раз вы меня достали.
   В живое место - точно и элегантно. Вы это хотели услышать?
   - Да, я благодарю вас, Дезет.
   - А вы не знали?
   - Знал.
   Кое-что знал.
   А теперь вернемся к нашему вопросу - хотите увидеть свою дочь?
   - В первую очередь - не хочу, чтобы она видела меня... Таким.
   - Ладно, допустим - зрелище пока  не  на  высоте.  Но  узнать  о  ней
хотите?
   - Где она сейчас?
   - Еще вчера  была  в  Порт-Калинусе,  в  центральном  детском  приюте
пантеистов. Вы так настойчиво добиваетесь, чтобы  ваша  дочь  выросла  в
приюте?
   - А у меня есть выбор?
   - Cогласитесь на мое предложение - вам отдадут ее. Я обещаю.
   Стриж криво улыбнулся.
   - Ей мое согласие ничего не даст - меня  все  равно  убьют,  толку  в
мертвом отце нет никакого, умри он в  горах  Янга  или  на  иллирианской
эшафоте.
   - Послушайте, с чего  вы  взяли,  что  акция  непременно  смертельна?
Раньше за вами не водился такой пессимизм.
   - Укатали осла дороги Форт-Харая.
   В пыль и грязь. Вы зря явились сюда, я уже не тот, кто вам нужен.
   - Вы нужны нам.
   Нам нужны ваши врожденные  способности  -  их  не  отнял  Форт-Харай.
Послушайте - я максимально откровенен. Вы можете погибнуть.
   - Шансы?
   - Пятьдесят на пятьдесят.
   Если выживете - получите все, что я обещал.
   Все, без исключения.
   Умрете - ваша  дочь  получит  каленусийское  гражданство,  состояние,
статус дочери героя.
   - Кого-кого?
   Вы что, колонель, собрались посмертно сделать героя из такой сволочи,
как я?
   - Способ представления, Алекс, - полезная наука.
   Он мало неразвит  в  вашей  Иллире,  зато  цветет  в  демократической
Каленусии, обещания будут выполнены.
   Даю вам слово - вы сами могли убедиться, я свое слово держу.  Так  вы
согласны?
   Стриж долго - несколько минут - молчал, уперев локти о крышку стола и
положив голову на сцепленные ладони. "Чертов хитрец" - подумал полковник
- не дает мне следить за его лицом.
   О непроницаемое  стекло,  пронизанное  невидимыми  защитными  нитями,
монотонно, то расправляя,  то  пряча  шелковые  нижние  крылышки,  бился
крошечный зеленобокий жучок.
   - Хватит молчать и тянуть время. Ну и?
   - Я согласен.
   - Вот и славно. Так гораздо лучше. Я  привез  вашу  дочь  с  собой  -
хотите видеть ее?
   - Да, чуть попозже. Могу я попросить вас кое о чем?
   - В меру моих возможностей и не нарушая долга - все, что хотите.
   - Когда... то есть, я хочу сказать -  если  -  меня  убьют,  вы  сами
займетесь судьбой моей дочери. Cкажем так - я вам доверяю, сам не  знаю,
почему.
   Идет?
   - Мне очень жаль, Алекс.
   Я постараюсь, но, может статься, не смогу выполнить обещание.
   - Но почему?
   - Я ведь тоже не бессмертен. Я  отправляюсь  в  горы  Янга  вместе  с
вами...

***

   Милорад не провожал Хиллориана -  полковник  вежливо,  но  решительно
отказался от жеста любезности cо стороны коменданта.
   Кей Милорад сидел в нише  своего  удивительного  панорамного  окна  и
смотрел, как через взлетное  поле,  к  сухопарой  механической  стрекозе
медленно бредет кучка людей.
   Одна фигурка - ее вел за руку Дезет - была совсем маленькой.
   Комендант отвел глаза. "Ну что ж, я  не  знаю,  справедливо  ли  это,
наверное - нет. Но так будет лучше. Надеюсь, что лучше. Пусть будет так,
как лучше" - мысленно попросил-помолился он.

***

   Стриж шел к вертолету, подставив лицо свежему ветру вельда.
   Нина  держала  его  указательный  палец  в  своем  маленьком,  теплом
кулачке.
   Оранжевое мохнатое солнце наполовину село.
   Он  посмотрел  на  бурую  шкуру  равнины,   ленту   дороги,   облачко
подсвеченной закатом пыли над песчаным карьером, и обостренной интуицией
логика понял, что никогда не вернется сюда. "А  не  пришлось  бы  мне  с
сожалением вспоминать о  времени,  проведенным  на  каторге"  -  не  без
парадоксального озорства подумал Дезет.

***

   И лишь полковник Хиллориан был доволен безоговорочно - пусть это и не
нарушало замкнутого выражения  на  длинном,  жестком  лице.  Его  миссия
удалась.

***

   Машина оторвалась от  грунта,  мощно  набрала  высоту,  свист  винтов
совсем заглушил прощальный лай спец-терьеров.

Глава III. Белочка.

Каленусия.

Сектор западного побережья.

Полис

Параду .

Салон "Виртуальные приключения" и другие места.

   Белочка  вышла  из  салона  в  теплую  метель  цветочного  пуха,  под
прокаленный купол нежно-жемчужного городского неба.
   За семь знойных дней  последней  недели  асфальт,  казалось,  поплыл,
сделавшись мягким от жары - едва ли не увязали каблучки.
   Крупные шары "пуховичков" на клумбе наполовину облезли  -  парашютики
семян разлетелись в стороны и теперь лежали у  поребриков  уютным  слоем
поддельного снега.
   Джулия щелкнула замочком плоской голубой  сумочки,  ручное  зеркальце
охладило горячие пальцы.
   Круглый кусочек стекла метнул  солнечного  зайца  и  отразил  матовое
лицо, точеный носик и  длинные  пушистые  ресницы  над  теплыми  глазами
чайного цвета. Под глазами залегли едва заметные серые круги. Пока  едва
заметные...
   Белочка поправила литую массу  волос,  остро  срезанных  чуть  пониже
ушей, и убрала зеркало.
   Проспект Обретенного Покоя разворачивался вдаль, раскаленный  тротуар
серел бесконечной лентой.
   Ни одного такси...
   Она повесила  сумочку  на  плечо  и  неторопливо  побрела  в  сторону
зеленого флажка остановки стандарт-каров.
   День кончен.
   Еще один день - который?
   Проспект перебежала,  смешно  взбрыкивая  задом,  молоденькая  черная
собачка - жалкий гибрид оскорбленных мезальянсом благородных пород.
   Белочка едва не рассмеялась - ее разума  коснулась  яркая  ментальная
аура щенка.
   Прикосновение было слишком слабым, чтобы вызвать боль, но достаточным
для создание четкой пси-картинки.
   В мыслях песика фигурировала ласковая смесь цвета,  звуков,  запахов:
катящийся желтый мяч, хруст  карамели  на  клыке,  свист  сурово-гордого
своими семью годами загорелого мальчугана.
   Собака была счастлива...
   Джулия вздрогнула и выставила пси-барьер.
   Солнце в вечернем безветрии палило нещадно, но  Белочка  шла  вперед,
сжавшись, словно от удара ледяного, ветра и охватив плечи руками...

***

   Перспектива воспоминаний уходит назад трубкой калейдоскопа.
   Цветные кусочки стекла - обломки  несостоявшейся  мозаики  складывают
прихотливый узор реализованного случая.  Тот,  другой  щенок  остался  в
прошлом. Коричневый гладкий, он скулил от боли и обиды.
   Маленькая Джу  положила  пальцы  с  обломанными  ногтями  на  розовый
животик, и щенок умиротворенно затих.
   Зато самой Джу стало плохо - можно терпеть, конечно, но яркие  краски
мира словно бы потускнели, задернутые частой черной сеточкой.
   Когда  восемнадцать  лет  назад,  флегматичный  Реджинальд  Симониан,
впервые заподозрил у четырехлетней дочери паранормальные  способности  и
сказал только "Ух".
   Это "ух" позволило ему десять лет  питать  изысканные,  но  тщательно
замалчиваемые надежды, за год пережить горькое разочарование,  два  года
вести глухую борьбу с судьбой, после  чего  махнуть  рукой  на  пропащее
потомство.
   Белочка,  измученная  постоянным   компромиссом   между   собственной
сущностью  и  страхом  отторжения,  основательно  подзабыла  детство   -
остались так, обрывки. Красные, сухие и сильные руки матери, некрасивой,
молчаливой и во всем согласной с образованным супругом.
   Чеканный стиль отца баланс между официальной элегантностью и добавкой
точно просчитанной небрежности ученого-либерала.
   Гулкие, просторные - стекло,  сталь,  пластик  -  лаборатории  Центра
Калассиана, которые  заместили  в  ее  жизни  зелень  пригородных  лугов
Параду, желтый мяч и черного щенка.
   Джулия, тогда еще не Белочка, оказалась в Центре в двенадцать  лет  -
минимальный возраст, дозволяющий обследование. Отец сам отвез ее туда на
своем низком, бесшумном, раскрашенном под малахит каре - последний  писк
моды для граждан средней руки.
   Джулия,  придавленная  ожиданием,  молча  лизала  холодный,  розовый,
шершавый цилиндрик мороженного,  больше  всего  боясь  измазать  сиропом
хрусткую кожу сиденья.
   Центр   с   равнодушным   дружелюбием   принял   ее   в    необъятную
стеклянно-блестящую    утробу,    ярко    полыхнул    контроль-индикатор
пси-турникета.
   Женщина в белоснежном тугом колпачке (и ведь  ни  одного  волоска  не
разглядеть!) под расписку приняла потомство Реджинальда.
   Родитель по традиции на несколько  минут  остался  с  ребенком-сенсом
наедине.
   Он что-то говорил: о даре, долге, блестящих перспективах,  но  с  тех
пор время беспощадно опустошило память Белочки.
   Зато она точно помнила, почему плохо слушала  отца:  по  пластиковому
стеклу панорамного окна полз, расправляя зеленые  крылышки,  твердобокий
круглый жучок.
   Отец ушел не оборачиваясь - прощально мелькнула сутуловатая  спина  в
вельветовом пиджаке и блестящие задники остроносых ботинок.
   В Центре Калассиана она провела год...

***

   Скрип  тормозов  -  и  воображаемый  калейдоскоп  сломался,  а  яркие
стеклышки воспоминаний бойко разлетелись во все стороны.
   - Привет, Белочка!
   - лохматый тип высунулся из окна притормозившего кара - Подвезти?
   - Джейк?
   Полузнакомый клиент салона "Виртуальных приключений" весело кивнул  и
распахнул дверцу.
   Климатическая  установка  машины  обдала  Белочку  свежестью,  легким
ветерком и запахом горного озона.
   - Куда - юго-восток? Нет проблем. Поехали.
   Ментальная аура Джейка приятно успокаивала - по тем  же  соображениям
людям порой нравится искусство примитивистов.
   Тихо жужжал двигатель.
   Белочка   закрыла   глаза,   подставляя   лицо   фальшивому   ветерку
кондиционера - незаметно вернулся калейдоскоп.

***

   ...В Центре Калассиана она  провела  год  -  чистый  стерильный,  как
стеклянные  стены.  "Черепок",  который  выписывал  Джу,  был  краток  -
тринадцать лет пациентки предполагали возможность понимать если не  все,
то главное.
   Реджинальд Симониан, слушая, кусал побелевшие губы. Да, у его дочери,
сильный врожденный дар.
   Нет,  полноценным  псиоником  она  не  будет.   Сорокалетний   доктор
философии попытался оспорить с тридцатилетнего  доктора  пси-медицины  -
палевобровый, словно выцветший "черепок" беззлобно отмахнулся.
   - Оставьте, коллега. Она "сострадалист" - и этим все сказано.
   - ..?
   - Ну да, правильно, правильно... Верх ее возможностей - снять болевой
синдром, стимулировать резерв организма контактера. Словом, все то,  что
история и легенды приписывают знахарям и целителям.  Поздравляю,  у  вас
прекрасная дочь, Симониан - добрая девчушка.
   Но боевым псиоником ей не быть никогда -  она  чувствует,  понимаете,
чувствует боль контактера  как  свою,  мало  того,  воспринимает  его..,
психическую и физическую целостность как собственное благо.

***

   Сухая рука отца жестко, до боли сжала пальцы  Джу  -  она  безуспешно
пыталась выдернуть онемевшую ладонь.
   - ..нет, коллега, ее специфические способности  не  могут  быть  нами
использованы. Сами посудите - кому нужен врач-сенс?
   Техника и препараты лучше справляются с теми же проблемами.
   Вы бы позволили  чужаку  ковыряться  в  своей  душе,  если  бы  могли
обойтись пилюлькой?
   Так не считайте же, прошу вас, дураками других...
   "Палевый" убедительно заломил бровь.
   Симониан уже не слушал нравоучений  -  лакированные  башмаки  доктора
философии  четко  печатали  шаг  на  выход  -   по   стандартной   тропе
неудачников.
   Пойманная за руку Джулия семенила, пытаясь успеть за отцом.
   Штурм  твердыни  пси-карьеры  закончился   для   нее   сокрушительным
поражением...

***

   Калассиановская клиника научила Джу кое-каким полезным вещам.
   Например, ставить  пси-барьеры,  без  этого  жизнь  сострадалиста  со
временем грозила превратиться в зеркало, безвольно отражающее  колебания
чужих желаний и затаенных страхов.
   Родитель глухо переживал крушение надежд - в его глазах  дар  ребенка
фатально обернулся разновидностью уродства. Мать молча уходила на  кухню
- плакала она там или просто еще раз вытирала и так до блеска  протертые
чашки?
   Это не имело особого значения.
   Через год Центр Калассиана оказался жертвой иллирианской  диверсии  -
голубая  дезинтегрированная  пена,  в  которую  превратился   стеклянный
монстр,  пышно  оседала:  на  площади  -   несколько   часов,   в   умах
распалившихся журналистов - недели.
   Еще через два года шестнадцатилетняя Джулия,  покинула  школу,  назло
судьбе, медиком-студентом вступила в университет полиса Параду и съехала
из родительского дома навсегда.
   Выбор  не  в  пользу  родному  Порт-Калинуса  во  многом  определялся
нарастающим нежеланием видеть смуглое, презрительное лицо отца.

***

   Параду, город-курорт на берегу западном  побережье  встретил  Белочку
обольстительным великолепием.
   Когда-то над созданием райского уголка вовсю  потрудились  не  только
архитекторы Каленусии, но и художники.
   Виды  на  залив,  стремительно-легкие  сооружения  и  парки   сначала
рисовали вручную(символ чудовищного излишества  роскоши)  и  лишь  потом
воплощали в зелени и камне.
   Цвели магнолии, шумел белопенный прибой, щебетали капелью генетически
модифицированные  птахи,  и  пели  птицами   подсвеченные   голограммами
фонтаны.
   Обильно натыканные в укромных местах детекторы улавливали  настроение
публики, на ходу меняя программу цвета  и  звука  -  зрелище  получалось
феерическое, от багрово-пламенной страсти, до жемчужно-серой грусти,  со
множеством промежуточных оттенков.
   С заливом тоже поработали на славу. Здесь было все - и "дикий"  берег
с  валунами,  и  рукотворный  риф,  и  водяной  театр,  с   непременными
прогулками верхом на сиренах.
   У причалов покачивались почти настоящие древние парусники  (имитация,
которая дороже оригинала).
   Буйство красок, ограниченное  строгими  рамками  академически-точного
замысла, завораживало. Изнанка роскошных декораций -  дешевые,  насквозь
пропыленные отели и сомнительные притоны  юго-восточной  окраины  -  без
нужды не мозолили глаз фешенебельной публике.

***

   Университет, впрочем, тоже устроился в некотором отдалении от шумного
суетного центра и не участвовал в увеселениях.
   Здесь  царила  деловитая  атмосфера,  присущая  каленусийским  храмам
науки.
   Все университеты Каленусии либеральны.
   Однако, парадуанский по