с
трудом вытаскивала ботинки из рыхлой почвы, чувствуя, как мягким тяжелым
комом наваливается на плечи усталость.
   Шелковые нити летучей паутины осели  на  ресницы,  цепко  приникли  к
щекам.
   Попытки снять их  кончались  ничем  -  освободившееся  место  тут  же
занимала новая паутина, ее было слишком много.
   К полудню проглянуло солнце.
   Золотистые стрелы света ударив, пронзили кровлю листвы, сделали явной
чуть  заметную  усталость  Стрижа,  упали  на   небритое,   осунувшееся,
иссушенное многодневной тревогой лицо Майера.
   - Долго еще?
   - Не знаю, мы вышли за рамки карты.
   В еще густой пожелтевшей траве шуршал мелкий грызун.
   Беглецы сделали привал возле пышно разросшихся кустов.
   Майер возился, насвистывал, поддевал мертвые стебли  носком  ботинка,
что-то высматривая и подбирая среди перистых листьев.
   - Чего вы там шарите, Хэри?
   - Собираю грибы и собираюсь их съесть.
   Я голоден,  Алекс,  я  сугубо  голоден,  а  голодный  ученый  зол  по
определению.
   Стриж меланхолично посочувствовал:
   - Еще во время  Межгражданского  Конфликта  я  видел  одного  бравого
капрала, который тоже  до  чрезвычайности  любил  грибы.  Дело  было  на
равнине.  Леса  там  нет,  эти  грибы  он  соскребал  с  тыльных  стенок
крестьянских сараев - знаете, там иногда  растут  такие  белесые  мягкие
внутри круглые штуки...
   - Только не говорите, Алекс, что этот несчастный умер от  отравления,
вы меня не запугаете.
   - А я и не говорю, что он умер.
   - Да?
   - Не умер.
   Как я сказал, дело было среди изумительной красоты степных  пейзажей,
на открытой, плоской, как тарелка равнине.
   "Рубиновые закаты" и т.д., все как в положено в таких случаях.
   Видимость, между прочим, во все стороны прекрасная...
   Так вот, он там, спустив штаны, две недели просидел "орлом".
   Свист Майера прекратился так внезапно,  что  встревожился  не  только
вечно настороженный Дезет, но и впавшая в усталое оцепенение Джу.
   - Эй, Майер! Вас так проняла эта история?
   - Нет. Идите все сюда, скорее.
   Белочка раздвинула упругие стебли.
   В небольшой ложбине, среди угольно-черного пятна выгоревшей до корней
травы лежал человек, точнее, то, что от него осталось - огонь изуродовал
тело до  неузнаваемости.  Следы  гари  казались  совсем  свежими.  Стриж
сумрачно оглядел находку.
   - Мы не станем тратит время и выяснять, кто на кого поохотился.
   Майер торопливо затоптал не успевший разгореться  походный  костерок,
они ушли, не оглядываясь, оставляя  за  спиной  настороженное,  недоброе
молчание чащи.
   Белочка  лопатками  чувствовала  чей-то  цепкий  взгляд,   но   снять
пси-барьер и  "прощупать"  кусты  так  и  не  решилась  -  почему-то  ей
казалось, что неизвестный наблюдатель только того и ждет.
   Барьерный лес  кончился  внезапно,  словно  его  кромку  скосил  удар
гигантской мотыги. Равнина простиралась во все  стороны,  местность  шла
пологими, широкими холмами.
   Четкими линиями тянулись низкорослые живые изгороди,  полотно  дороги
струной прорезало холмистую равнину.
   Беглецы шли вдоль дороги до тех пор, пока их  не  нагнала  повозка  -
облегченный путем съема всего  лишнего  остов  кузова  битой  машины,  в
который предприимчивый владелец впряг четверню упитанных пони.
   В подстриженных длинной щеткой гривах пестрели цветные бантики.
   Флегматичный фермер кивнул, разрешая попутчикам влезть поверх  грудой
сваленных мешков. Через час он нехотя обернулся:
   - Туле. Приехали.
   Контур пологого холма напоминала сутулую спину спящей собаки.
   С вершины открывался вид на  аккуратные  квадратики  убранных  полей,
день выдался пасмурным - витые нити ручьев,  сливаясь  в  реку,  темнели
остывающей на ветру водой.
   Дома Туле оказались  широко  разбросанными  по  склонам  -  аккуратно
расчищенные  площадки,  стандартные  постройки  цвета  терракоты  -   из
самодельного кирпича, серые - деревянные, цветные - из пластикофанеры.
   Единственная улица оказалась пустой, лишь возле придорожного  деревца
отиралась пегая, со сломанным рогом коза.
   Животное приподнялось на задних копытах и грудью налегло на растение,
с хрустом сломало тонкий ствол и принялось обгладывать сочные  листья  и
гроздья ягод с рухнувшей в грязь кроны.
   Лиловая раздувшаяся туча закрыла полнеба.
   - Это и есть искомое Туле?
   Тройка чужаков в одиночестве шла по пустой, неприветливой улице,  Джу
снова спиной почувствовала взгляд - на этот раз иной, чем в лесу, скорее
изучающий, чем враждебный.
   Она немного  приподняла  ментальный  барьер,  встречая  волну  чужого
жгучего, яркими цветами полыхающего любопытства.
   Эмоция неизвестного существа была детской, непосредственной  и  столь
яркой, что  казалась  чуть  ли  не  осязаемой,  потом  медленно  угасла,
осталась позади.
   Они прошли еще немного и остановились.
   Дочерна загорелый парень стоял перед ними, небрежно  облокотившись  о
забор.
   Руки его оставались на виду и  без  оружия,  зато  за  спиной  вожака
устроились еще двое мужчин, эти откровенно держали излучатели  не  виду.
Стволы, все-таки, чуть опустили.
   - Заходите поболтать.
   Белочка напряглась, изо всех сил стараясь не выказывать страха - аура
места вопила о прямой, грубой и открытой физической опасности.
   На миг она увидела себя чужими глазами.
   Среди  пустого  двора  стояли  трое  -  черноволосый,  настороженный,
готовый к драке мужчина, его  слегка  помятый  рослый  спутник  с  лицом
интеллектуала, и коротко стриженная женщина с заострившимися скулами.
   В  ее  видении  над  ее  собственной  головой  отчетливо  сияла  аура
пси-активности. "Тот, что стоит впереди - сенс.
   Боевой псионик высшей пробы", - поняла Джу.
   Она легко воспринимала настроение загорелого незнакомца: равнодушие -
для Майера, чуть презрительное, окрашенное сочувствием  внимание  к  ней
самой и холодная, яркая как блеск клинка ненависть - для Стрижа.
   "Нам нельзя идти с ними..." -  она  шептала  едва  слышно,  почти  не
шевеля губами.
   "Нельзя,  но  придется"  -  так  же  беззвучно  прошептал   в   ответ
иллирианец.
   Загорелый принужденно, как-то деревянно улыбнулся и помахал рукой.
   - Меня зовут Ральф. Пошли?
   Пришельцы  свернули  в  гостеприимно  распахнутую   калитку,   плотно
утоптанная дорожка вела к низкому крыльцу, сбитому из широких деревянных
плах.
   Высокому Майеру пришлось пригнуться, чтобы не удариться лбом о низкую
притолоку.
   Середину просторной комнаты занимал пустой,  чисто  струганный  стол,
его обступили  табуреты,  сложный,  витой  рисунок  неизвестного  дерева
подчеркивала шлифовка.
   Комната выглядела странной, через полминуты Джу поняла, в чем дело  -
на стенах не было светильников - не только пси-управляемых, никаких.
   На краю стола стояла самая  настоящая  свеча  в  медном  подсвечнике,
рядом валялся коробок спичек.
   Белочка поймала взгляд иллирианца и молча, взглядом же, показала - на
свечу, на табуреты, на Ральфа. Стриж чуть заметно кивнул. "Луддиты".
   Ральф  широко,  белозубо  улыбался,   но   улыбка   получилась   чуть
асимметричной и не очень искренней ("кривая ухмылка негодяя").
   Двое других луддитов топтались у дверей, отрезая отступление во двор.
   - Садитесь, гости, - радушно объявил Ральф.
   И тут же без обиняков добавил:
   - Стволы на стол. Оба ствола.
   "Он вытащил информацию из мозгов растяпы Майера".
   Белочке  мучительно  захотелось  чуть-чуть  сдвинуть   пси-барьер   и
пройтись по Ральфу той самой наводкой, прелести  которой  в  свое  время
сполна изведал жестоко посрамленный Хастерс Буллиан.
   Она с сожалением отказалась от  идеи  -  о  ментальной  расправе  над
человеком, способным на чтение даже не эмоций - мыслей, не приходилось и
мечтать.
   Стриж медленно выложил на столешницу оба пистолета - свой и  Доктора,
Ральф тут же прибрал  их,  спутники  Ральфа  придвинулись  поближе.  Джу
показалось, что тяжеловатые фигуры напрочь загораживают свет.
   - Я приехала издалека, чтобы увидеть мастера Фалиана...
   Ральф перевел взгляд на Белочку, жесткие, рубленые черты его лица  не
дрогнули, только левая бровь удивленно задралась.
   - Я не знаю такого.
   "Он лжет", - поняла Джу.
   - Зато я точно знаю, что Фалиан уроженец Туле.
   - У меня неважная память.
   "И к тому же издевается".
   Ральф повернулся к Стрижу.
   - Ты пойдешь с нами. Один, прямо сейчас.
   - Сначала мы желаем обсудить частные дела, притом без свидетелей,  то
есть без вас, - вмешалась Белочка.
   Спутники Ральфа уставились на нее  как  на  зачумленную,  сам  Ральф,
напротив, охотно согласился.
   - Только недолго. Время - тоже ценность. Пошли, ребята.
   Луддиты  вывалились  во  двор,  не  затворив  дверей,  это  вслед  им
проделала сама Белочка - невежливым прицельным пинком.
   - Что будем делать?
   Стриж выглянул в окно - троица ждала во дворе.
   - Ничего не будем.
   Вы, леди, остаетесь здесь. Вы, Майер, тоже. Я ухожу с ними и улаживаю
свои дела. Это мои дела. Только мои. Что бы там не произошло, вернусь  я
или нет, никто из вас не должен вмешиваться - ни под каким видом.
   - Они убьют вас, Алекс.
   - Это что - такое пожелание удачи?
   Ну, спасибо.
   Посмотрим. Во всяком случае, я постараюсь максимально  усложнить  эту
задачу - попросту не дам им повода.
   Так не портите мои дела, не вмешивайтесь бестолково,  пожалуйста,  во
имя Разума, в который я не верю.
   Стриж ушел жестко, не оглядываясь, Джу  проводила  взглядом  одинокий
силуэт, опустилась на  деревянный  табурет,  уперевшись  в  доски  стены
стриженным затылком.
   Большая лиловая туча отступила,  унесенная  вечерним  ветром,  солнце
врывалось в окно, нехотя, лениво бросало прощальные лучи на пустой стол.
   Так кончился первый день в Туле.
   Шли часы, Белочка проводила их на табурете, спиной к щелястой стене.
   Лилово-золотой закат медленно угасал на стекле, чернели и  удлинялись
тени предметов.
   Спустя некоторое время тени плотно сомкнулись и пришла  темнота.  Джу
на ощупь нашла  спички,  запалила  свечу  и  долго  смотрела  на  пляску
вертлявого огонька.
   Потом она сняла пси-барьер  и  не  почувствовала  ничего,  оставалось
только слушать тишину. Чуть слышно  скрипели  деревянные  балки  старого
дома, ночь за окном мертво молчала - ни крика, ни шагов.  К  утру,  близ
пасмурного рассвета, в бесцветном сумраке,  сменившем  пробитую  редкими
звездами черноту, вернулись блеклые тени.
   Вместе с ними пришел сон.
   У сна не было ни имени, ни формы, в безвидной  мгле  хаоса  лениво  и
хищно шевелились цепкие серые нити.

***

   Стриж вернулся к полудню следующего дня, когда его  перестали  ждать.
Он чуть нагнулся под низкой притолокой и вошел в комнату, за его  спиной
тут же заперли дверь. Иллирианец придвинул себе табурет и сел, бессильно
облокотившись о стол.
   Пси-философ потер ладонями помятую физиономию и попытался  изобразить
улыбку.
   - Доброго дня, Алекс. Рад видеть вас живым и веселым.
   Мрачный как смерть Дезет посмотрел на  Майера  словно  на  безумца  и
промолчал.
   - Что с вами? Побили?
   - Нет.
   - Выдворяют?
   - Нет.
   - Разговор состоялся?
   - Именно. И не только. Но лучше бы его не было.

Глава XXVIII. Рассказ Стрижа, записанный им самим

7006 год, Каленусийская Конфедерация, поселок Туле.

   Я, Александер Дезет, находясь в здравом рассудке  и  твердой  памяти,
пишу эти заметки, чтобы засвидетельствовать странные события, участником
которых мне пришлось стать по принуждению обстоятельств.
   Вечер дня, которому предстояло оказаться поворотным ключом, я  провел
в компании нью-луддитов, в одном  из  домов  маленького  местечка  Туле,
расположенного на северо-восточных землях Каленусийской Конфедерации.
   Хмурый день медленно брел к закату.
   Трое конвоиров, мучаясь подавленной ненавистью, проводили меня в  дом
с верандой, стоявший на отшибе.
   Есть ситуации легко предсказуемые, которые,  тем  не  менее,  получив
статус свершившегося факта, поражают нас мучительной досадой, в тот день
в подобной ситуации оказался я: Иеремия Фалиан собственной персоной ждал
меня за порогом.
   Ждал  не  в  одиночестве,  компания,  составленная   из   полудесятка
вооруженных фермеров расселась  вдоль  стен.  Их  красные,  обветренные,
героические лица еще  более  раскраснелись  от  обеденной  дозы  чаки  -
крепкого напитка местной возгонки.
   Я вошел.
   Хозяева, против ожидания,  держались  почти  корректно.  Быть  может,
хороший псионик прочел бы за их твердокаменными лбами весьма  интересные
способы моей финальной утилизации, но, хвала фортуне, псиоником я не был
никогда.
   Говорил в основном Фалиан, по обычным  меркам  обычного  человека  не
слишком  много,  скупо  роняя  слова  с  примесью  архаичного   диалекта
восточных территорий.
   Я слушал внимательно,  всячески  изображая  спокойствие  -  не  знаю,
насколько мне это удавалось.
   Крестьяне Каленусии - люди здравомыслящие.
   Впрочем, природная смекалистость  не  вполне  заменяет  теоретические
познания в психологии.
   Меня запугивали не слишком умело, но  тщательно,  с  размахом,  и  не
вполне безуспешно - я прекрасно знал, что они способны осуществить любую
из предложенных фантазий.
   Альтернативу назвали в  свой  черед,  я  уже  приготовился  к  такому
повороту.
   Усталость последних недель достигла предела, я не мог  ни  полноценно
бояться, ни слишком  радоваться,  поэтому  только  вяло  согласился,  до
глубины души  поразив  людей,  чьим  пленником  оказался.  Должно  быть,
кое-кто из них принял мое пассивное отчаяние за холодный  расчет  злодея
крупного масштаба.
   Они хотели на первый взгляд немного -  моего  участия  в  мистическом
ритуале, которые практикует эта секта. Плоские, обдуваемые всеми ветрами
холмы северо-востока, грубая жизнь, множество переселенцев из  выжженной
конфликтами последнего столетия Ахара, все это  делало  северо-восточные
территории питательной средой для религиозного брожения.
   Ереси, отколовшись от Церкви  Разума,  кишели  и  множились  там  как
бактерии в бульоне.
   Вечерний лиловый свет, проходя  сквозь  окна,  пятнал  руки,  лица  и
одежду - и этих людей, и мою.
   На минуту я подумал о  возможности  жертвоприношении,  но  постарался
избавиться от назойливых опасений.
   Есть ожидания, которые при всей своей нелепости  мистическим  образом
оправдываются.
   Я - нулевик, человек без внешних проявлений пси-активности.
   Не знаю, почему, но в эзотерических верованиях луддитов это  качество
играло важную роль.
   Мне  что-то  объясняли,  добросовестно  пробиваясь   сквозь   скепсис
завзятого атеиста, я, не желая спорить и понимать, тем не менее,  охотно
соглашался,  должно  быть,  под   воздействием   мучительного   ожидания
растратив остатки здравого смысла.
   Вечер полыхал золотом и пурпуром, черные тени холмов распластались по
земле - таким вечерам присуща тонкая аура иррационального.
   Для свершения действа компания покинула дом с верандой.
   Меня то ли то ли тащили, провожали - со  стороны  это,  должно  быть,
гляделось забавно. Помощник Иеремии Фалиана,  Ральф,  высокий  загорелый
парень, шел за мною след в след, этот, в отличие от иных, был трезв  как
стеклышко и явно искал повод для драки.
   Широкая песчаная тропа обогнула возвышенность, ветхий мост без перил,
переброшенный через мелкий ручей, угрожающе затрещал под ногами...
   Стояла осень.
   Тропа закончилась круглым, низким лазом в стене наполовину облетевших
кустов - раздвинутые ветви прижали колышками.
   За лазом открылась круглая  поляна,  покрывающая  ее  трава  пожухла,
стены заменяли колючие заросли.
   Чернело костровище, потолком своеобразной комнате служило небо.
   Холодный ветер насквозь пробивал редкую стену растительности.
   В сгустившейся темноте люди рассаживались по раскиданным  там  и  сям
бревнам, скоро все импровизированные сидения оказались заняты.
   Разожгли костер, ветер трепал пламя, я и  Ральф  настороженно  сидели
бок о бок, довольно долгое время попросту не происходило ничего....
   Что-то неуловимо переменилось.
   Я не могу описать это явление - быть может,  разрушалась  сама  ткань
бытия.
   Такое бывает, когда в отдалении, искажая предметы, дрожит  перегретое
зыбкое марево.
   Наверное, оно дрожало лишь в моем разбуженном  воображении  -  вокруг
быстро сгущалась прохладные сумерки.
   Порыв ветра налетел, сбил струю дыма, поляну, костер и людей  как  бы
заволокло серой завесой, туман уплотнялся все сильнее,  звуки  глохли  в
бесцветном мареве. Слух отказал первым. Зрение - потом.
   Меня окатил иррациональный страх - я продолжал сидеть рядом с ярко  и
честно ненавидевшим меня Ральфом, на отполированном до блеске бревне, и,
тем не менее, знал, что нахожусь в совершенно другом месте.
   Свистел  ветер,  скопище  перистых  облаков  неслось  мимо,  неистово
погоняемое ударами холодного воздуха.
   Скользкий камень под подошвами ботинок доверия  не  внушал  -  совсем
рядом скала обрывалась отвесным уступом.
   Пропасть уходила глубоко, сквозь пленку тумана просвечивали крошечные
крыши нижнего города. За  моей  спиной  что-то  молчало,  существо  было
маленьким и словно бы лишь наполовину живым, я чувствовал  его  молчание
лопатками, но физически не мог оглянуться...
   Оглядываться было по крайней мере глупо.
   Рядом со мною топтался озлобленный Ральф.
   Сейчас я удивляюсь собственной беспечности, тогда оно  воспринималась
как нечто само собой разумеющееся.
   Он молча махнул рукой в сторону перистой массы  облаков,  я  понял  с
полуслова, мы начали спуск, цепляясь за выступы скалы.
   Пожалуй, в реальности мне не проделать подобного эксперимента,  здесь
же все совершалось с легкостью, обычной для  снов.  Несмотря  на  это  я
нисколько не сомневался -  стоит  лишь  сорваться  вниз,  смерть  придет
неизбежно, так же, как приходит она к сломавшему шею альпинисту.
   Ральф пару раз замешкался потом отстал, задержавшись чуть  повыше,  я
слышал, как он тяжело дышит, цепляясь за камень.
   Город в Долине ждал.
   Я не видел его, уткнувшись в серую массу  скалы,  и,  тем  не  менее,
каждым суставом, каждым нервом чувствовал равномерный, упрямый зов.
   В эти минуты, в ирреальном мире Лимба я понял то, чего не мог  понять
до сих пор - я понял тоску псиоников.
   Дно тем временем приближалось, я отвлекся, выбирая удобный  уступ,  и
получил удар по пальцам и предплечью.
   Ральф, по-видимому,  метил  в  голову,  однако,  опасаясь  сорваться,
промахнулся.
   Не знаю, было ли  это  неожиданной  инициативой  или  частью  заранее
подготовленного плана.
   Не сомневаюсь, что у ахарианского беженца достаточно  весомых  причин
для мести.
   Тогда я удержался только чудом.
   Дуэль без правил завязалась в воздухе, среди влажных обрывков тумана,
две  букашки,  прилепившиеся  к  отвесной   стене,   отчаянно   пытались
уничтожить друг друга.
   Не стану описывать подробности. Моей заслуги тут нет  -  исход  решил
случай.
   Достаточно  сказать,  что  сорвавшийся   Ральф   пролетел   некоторое
расстояние, кувыркаясь словно тряпичная кукла, пока не скрылся в тумане.
Я так и не понял тогда - рухнул он на дно или застрял ниже по склону.
   Лимб ждал, и я продолжил сползать по почти отвесной стене.
   Не помню,  сколько  это  длилось,  в  конце  концов  подошвы  ботинок
встретили каменистое дно Долины.
   Я сделал первый шаг, он дался с трудом, словно приходилось  брести  в
плотной прозрачной субстанции. Потом стало полегче.
   Что я могу сказать?
   Город в Долине воистину прекрасен. Вспомните все,  что  вы  видели  в
невероятных снах детства, добавьте то, что вы хотели бы увидеть,  но  не
увидите никогда. Блеклость красок, присущая миражу, сохранялась.
   Преобладал серо-розовый цвет.
   Острые  шпили  колоколен  уходили  ввысь,   ажурные   арки   казались
невесомыми игрушками.
   Улицы оставались пусты.
   Мозаика мостовых сама стлалась под ноги, мягко выгибались  мосты  над
каналом.
   К тому