зла их отсюда в моем
урукето. С тех пор их не видели и не слыхали о них.
   - Сильная охотница Фафнепто поведала мне об этом и спросила, не слыхала
ли я чего-нибудь. Мы поговорили и, объединив познания, решили, что ты тоже
должна узнать об этом. И я сама решилась говорить с тобой, потому что
другим запрещено делать это в твоем присутствии.
   - Не без причины. Гнев разрушает, если глаза не видят его причин.
   - Я знаю, ибо сама ощущаю то же.
   - Говори все, что знаешь.
   - Урукето уплыл, и в городах Энтобана его больше не видели и не слыхали
о нем.
   - Значит, они погибли?
   - Не думаю. Энге бывала в Гендаси и пережила гибель Алпеасака. Не стань
она Дочерью Смерти, она могла бы быть эйстаа. И я думаю, что она далеко
увела урукето.
   - В Гендаси? А это возможно?
   - Возможно и вероятно. Ни один город в Энтобане не принял бы
смертоносный груз, который увез урукето. Но Гендаси велика, тепла и полна
хорошего мяса.
   Энге уплыла туда. А с ней и предательница Амбаласи. Я не видела этого и
не знаю, видел ли кто-нибудь. Но я всем телом чувствую это.
   Саагакель принялась в волнении расхаживать тудасюда, дергаясь всем
телом и щелкая зубами.
   - Что же делать? - воскликнула она. - Ты подумала, что нам теперь
делать?
   - Надо их отыскать. Я знаю земли Гендаси, потому что искала и била там
убийц-устузоу. В Алпеасаке иилане' науки знают как искать и находить.
Только до сих пор они следили за устузоу. Но что им помешает отыскать
иилане'?
   Саагакель успокоилась, ярость утомила ее.
   - Я должна подумать и принять решение. Рада, что мы поговорили,
Вейнте', теперь я могу хоть как-то утихомирить душащий меня гнев. Иди,
поговори с Остуку. Скажи ей, что утром мы будем обсуждать вопросы, долго
считавшиеся запретными. Если рана болит - ее надо очистить. А потом начнем
действовать - и кое-кого настигнет смерть. Я была слишком доброй.
   - И я тоже. Я относилась к ним, как к иилане', но теперь они стали
опасны. Они достойны смерти.


                           Глава двадцать третья

   Ноаm ham tina grunnan,
   sassi репа та lorn
   skermom mallivo.

   В несчастье всякий как на ладони,
   а вот каков ты в добрые времена...

   Пословица тану


   Карабкаясь по крутому косогору у ручья, Керрик поскользнулся на мокрой
от дождя траве, упал и покатился в колючие заросли ягодного кустарника. Он
весь исцарапался и, помогая себе копьем, встал на ноги. Перед тем, как
упасть, он думал о том, что пора навестить Надаске' на острове. Размышлял
он, естественно, на иилане'. Этот язык лучше, чем марбак, подходил для
выражения неудовольствия, и, вылезая из кустов, Керрик шипел и дергался.
   Вечер был таким же унылым, как день.
   Ливень помешал охоте, разогнал дичь по норам. Тех немногих, кого
удалось спугнуть, сразили чужие стрелы,
   Выбравшись из колючей чащобы, Керрик спустился к ручью и, положив на
влажный мох копье и лук, стал обмывать царапины. В кустах затрещало, и он
поднял копье.
   - Я тану, а не мургу, - объявил Ханат, увидев прямо перед носом копье.
- Пощади меня, храбрейший из саммадаров, я тебе пригожусь.
   Что-то буркнув в ответ, Керрик зачерпнул пригоршню воды и выпил. Обычно
общество весельчака Ханата радовало его, но не сегодня. Заметив, что
охотник погрузил в воду большой горшок, Керрик, не сдержавшись, ехидно
сказал:
   - Воду носят женщины, а охотники - мясо.
   - Ты прав, - спокойно согласился Ханат, не обращая внимания на выпад. -
Этот самый охотник целую гору мяса перетаскал маленькой Малаген, чтобы она
обожгла этот горшок. Только она умеет делать такие большие и прочные.
   - Охотнику не нужны горшки.
   - Нужны и еще как. Хороший горшок для этого охотника ценнее стада
оленей.
   Керрик так удивился, что разом позабыл о плохом настроении.
   - Почему?
   - Почему? И это спрашиваешь ты, сидевший с мандукто саску и узнавший
вкус порро. Порро лучше, чем печенка молодого оленя, слаще лона женщины,
пить его приятнее, чем есть оленью печенку, лежа на женщине...
   - Помню - Херилак говорил мне. Это ты и Моргил повздорили с мандукто в
долине. Он сказал, что вы украли и выпили их порро.
   - Никогда! - Подскочив, Ханат изо всех сил стукнул себя в грудь. -
Никогда мы не были ворами. Да, мы попробовали, конечно, самую малость. А
потом смотрели и запоминали, как делают порро. Секрет невелик. А затем мы
сделали собственное порро и пили его.
   - И вам было тошно.
   - Было. - При этом воспоминании Ханат опустился на траву и отхлебнул из
горшка воды. - Сделать порро - дело нехитрое. Главное - правильно все
смешать. И мы никак не можем открыть этот секрет.
   - До сих пор? Значит, горшок вам нужен, чтобы делать порро?
   - Да и нет. Мандукто делали свое порро из тагассо, но все наши запасы
кончились. Теперь мы ищем способ обходиться без тагассо. А это нелегко.
   - Но еще труднее понять, зачем вам это нужно.
   - Я скажу тебе. Ты пил порро и знаешь, что это доброе питье! - Пыл
Ханата пропал. Он вздохнул. - Порро бывает и скверным - если все
перепутаешь.
   Мы размешиваем в воде сушеный осадок порро. Добавляем мох, закрываем
горшок и держим его в тепле - через несколько дней порро готово! Иногда. -
Он снова вздохнул.
   - А зачем мох?
   - Не знаю, но без него ничего не выходит. Получается просто прокисшая
похлебка. А с мохом зелье начинает бродить, булькать, словно живое. Вверх
поднимаются пузырьки, как из болота...
   - Звучит ужасно.
   - Нет, что ты, иногда выходит просто великолепно.
   В болотной воде пузыри вонючие, а в порро - щекочут нос. Очень вкусно.
Но с тагассо получается лучше.
   А от других зерен нам бывало очень плохо. - Ханат встал, поднял полный
горшок и просиял. - Но сегодня есть новое порро. По-моему, оно уже готово.
Иди попробуй.
   - Только после тебя, - рассудительно ответил Керрик.
   Он взял оружие и отправился за охотником, к которому при мысли о новом
пойле вернулось хорошее настроение.
   - Мы делали так. Растертые зерна тагассо похожи на любые растертые
зерна. Зерно и зерно... какая разница? На сей раз мы срезали верхушки
травы, из которой женщины готовят похлебку. Добыли зерна.
   Замочили его, добавили мха и поставили на солнце. И сегодня утром,
приложив ухо к горшку, я уже не услыхал этого сладостного бульканья.
Сегодня горшок весь день простоял в тени. Моргил поливал его водой, чтобы
как следует охладить. Сейчас попробуем!
   Керрик еще не бывал у них в шатре и не понимал, каких усилий стоила
охотникам новая прихоть. Они разбили шатер в открытой ложбине, вдали от
других, где были и солнце, и тень, необходимые для булькающего зелья.
Огромные горшки грелись на солнце, прохлаждались в тени, валялись
заброшенные или разбитые... Последние, видно, были виноваты в том, что
состав не удался. Моргил лежал на земле и обнимал горшок, прислушиваясь к
доносящимся изнутри звукам.
   - Умолк, - удовлетворенно сказал он, поливая водой еще влажную глину. -
Попробуем?
   - Керрик поможет.
   - Он храбрый охотник - пусть попробует первым.
   - Не настолько храбрый, - сказал Керрик, отступая. - Вы победили порро,
вам и пить его первыми.
   Моргил перерезал плетеный шнурок, удерживавший на горле горшка листья;
Ханат торопливо скомкал их и бросил. Нагнувшись над горшком, он принюхался
и обернулся с улыбкой.
   - Давно так хорошо не пахло.
   - Ив последний раз пахло неплохо, - с мрачной практичностью сказал
Моргил. - А мы болели два дня.
   Вспомнив об этом, они не без колебаний опустили в горшок глиняные
чашки. Моргил пришел в полное расстройство, а потому пить не стал и лишь
смотрел, как Ханат понюхал порро и отхлебнул. Потом задумчиво скорчил рожу
- и расплылся в улыбке.
   - Лучше еще не получалось! Как у мандукто, даже вкуснее.
   Допив оставшееся в чашке, он вздохнул и удовлетворенно рыгнул. Моргил с
довольной миной последовал его примеру. Последним зачерпнул Керрик и
нерешительно пригубил.
   - Не хуже, чем у саску, - согласился он. - Даже лучше - их порро в
далекой долине, а это рядом - под боком.
   Ответом ему было дружное бульканье.
   После третьей порции Керрик обнаружил, что дурацкие шутки Ханата
приводят его в восторг... или, может быть, они стали не такими глупыми?
Действительно смешно! И он так хохотал, что расплескал четвертую чашку, и
ее пришлось наполнять вновь. Моргил, выпивший столько, сколько Керрик с
Ханатом вместе, уже лежал и храпел. Керрик выпил еще - и отставил чашку.
Теперь только он понял, почему мандукто позволяли пить порро лишь по
особым случаям. Ханат что-то бубнил себе под нос, громко смеялся над
собственными шутками и даже не заметил, как Керрик поднялся на ослабевшие
ноги и отправился домой. Снова пошел дождь, но это уже не беспокоило его.
   Керрик медленно брел между беспорядочно разбросанными шатрами,
наслаждаясь будничной суетой. Серые струи дыма поднимались из дымовых
отверстий к небу, тая в таком же сером небе. Перекликались женщины, кто-то
смеялся.
   Неподалеку от стоянки вскопали небольшой луг, сняли дерн. Этим
занимались только женщины - такой труд не для охотников. В землю высадили
зерна харадиса, которые Малаген прихватила из долины. Женщинам нравились
мягкие ткани из его волокна, и они не жалели сил. Охота была хорошей,
птицы было в избытке. Можно было уделить время и харадису. Ткани, крепкие
горшки, - приятно было видеть, что тану сумели перенять секреты саску.
   Из шатра появился Херилак и окликнул проходившего мимо Керрика.
   - Хороша ли была охота?
   - А ты разве не ходил?
   - К северу отсюда я заметил следы двух крупных мургу. И пошел по ним со
стреляющей палкой.
   - Она не болеет?
   - Я слежу за ней, берегу, сытно кормлю. Так я убил обоих. А когда
уходил, трупоеды уже сидели на тушах.
   - Слишком сильный дождь для охоты. Я не принес ничего. А некоторым
повезло. А стреляющие палки в порядке - я спрашивал.
   Теперь этот страх был неразлучен с охотниками, они даже привыкли. Жива
стреляющая палка - жив и охотник.
   Керрик быстро повернулся - и, чтобы не упасть, ухватился за дерево.
Херилак нахмурился.
   - Ты заболел?
   - Нет. Только выпил свежего порро.
   - Понятно. Я тоже пробовал его. Эта парочка скоро пропадет, если не
остановится.
   - А в новом горшке - очень вкусное порро.
   Охотников окликнул чей-то женский голос; они повернулись и увидели
Меррис, которая протянула им что-то завернутое в листья. Под листьями
обнаружились еще дымящиеся клубни.
   - В костре испекла, - сказала она. - Я их вчера нарыла.
   Разломив обугленную корочку, охотники поплевали на пальцы и стали есть
сладкую мякоть. На их благодарность женщина одобрительно кивнула. Керрику
такие отношения были все еще в новинку, хотя для тану это дело привычное.
В саммаде так и живут, а для него такая жизнь была непривычной. Когда
саммады жили вместе, как сейчас, и было вдоволь еды и питья, всегда было
много разговоров и угощений. Это была жизнь, которой Керрик не знал в
своем одиночестве, и он радовался ей.
   Надо бы сходить к Надаске', он давно уже не бывал у иилане'. Эта мысль
явилась сама собой. Зачем вспоминать о несчастном друге, когда вокруг так
прекрасно? Почему бы не предаться наслаждению жизни?
   Должно быть, он становится похожим на старого фракена, которому
жаловаться было приятнее, чем наслаждаться. Нет, не так. Все-таки он
привязался к самцу иилане' и слишком хорошо знал цену его одиночества.
   Теперь ему так же одиноко среди тану, как некогда Керрику среди
иилане1. Надо бы его навестить. Как-нибудь...
   - Еще? - спросила Меррис.
   - Да, конечно.
   Он с жадностью набросился на еду, мысли о Надаске' сразу вылетели из
головы. Хорошо жить в саммаде.
   Пока живы стреляющие палки. Ах, эта маленькая подробность, источник
вечного беспокойства.
   Услыхав свое имя, Херилак обернулся, стряхивая с пальцев крошки. Перед
ним стоял парень-без-имени, как всегда грустный.
   - Алладжекс очень болен. Еле дышит. Боюсь, что он умирает.
   Он уже научился скрывать свои чувства. Когда старик умрет, ему быть
новым Фракеном, новым алладжексом. Конечно, он страстно желал этого, с
нетерпением ожидая окончания поры учения и услужения, но лицо его не
обнаруживало даже тени подобных мыслей.
   - Он хочет говорить, нужно выслушать, - тихо сказала Меррис,
   Она не испытывала особого доверия ни к самому Фракену, ни к его
травяным отварам, ни к предсказаниям будущего. Но каждый знал, что слов
важнее, чем перед смертью, уста тану не произносят. Когда рядом смерть -
ложь неуместна. В смерти человек видит многое, что сокрыто от глаз живых.
Предсмертные слова ценили. И когда парень повернулся, все поспешили за ним.
   Кое-кто успел зайти в шатер, другие собрались около. Возле очага
валялись шкуры и кожи. Когда вошедшие приблизились, Фракен слабо кашлянул.
Лицо его осунулось, почти истаяло. Глаза старика были закрыты... может
быть, предсмертных слов не будет. Но парень-без-имени нагнулся к его уху и
зашептал. Фракен что-то забормотал, потом открыл глаза и медленно обвел
взглядом собравшихся. Прежде чем заговорить, старик закашлялся, и парень
стер с его губ выступившую кровь.
   - Вы пришли сюда потому, что я умираю. Я много раз говорил вам, но вы
не слушали. А теперь я умираю, и вам придется слушать. Этот парень будет
Фракеном.
   Он умеет читать будущее по совиным шарикам. Слушайте его - я хорошо
учил. И слушайте меня, потому что я вижу то, чего не видел прежде... - Он
снова закашлялся, откинулся назад и долго лежал, пока силы вновь не
вернулись к нему. - Подыми меня, - сказал он. Кровь стекала струйкой у
него по подбородку.
   Парень приподнял голову умирающего, чтобы он мог видеть тану, молча
стоявших у очага. Глаза его обратились к Херилаку, остановились на
Керрике, и лицо старика исказила гневная тень. - Мы сейчас в стране мургу.
Это плохо. Наше место в горах, среди снегов.
   Там нужно жить. Подальше от мургу, от их мыслей, поступков, подальше от
тех, кто поступает подобно мургу.
   Присутствующие посмотрели на Керрика, но тут же отвели взгляд. Его лицо
оставалось спокойным и невозмутимым. Он знал - старик всегда ненавидел
его. И в словах умирающего была не правда, а лишь последняя месть.
   "Умирай же, - подумал Керрик, - скорее. И никто о тебе не вспомнит".
   - Если мы будем жить рядом с мургу, то сами превратимся в мургу. Мы
тану. Уходите в горы, возвращайтесь к прежним путям.
   Глаза его закрылись - старик снова зашелся в кашле. И больше не
открывались, хотя умер он не сразу.
   Керрик ждал вместе со всеми и, хотя ненавидел старика, не смел выразить
своего чувства. Стемнело. Пареньбез-имени подложил дров в очаг. Дым окутал
Фракена, тот опять закашлялся - и умер. Херилак нагнулся, тронул
старческую шею, приоткрыл пальцами веко и выпрямился.
   - Умер. Вот вам новый Фракен.
   Керрик медленно шел к своему шатру. Ненависть покойного не смущала его
- наконец-то ей пришел конец. Старый Фракен был существом ядовитым. Надо
же, хочет, чтобы они вернулись в горы, к снегам, а сам-то небось не
возражал против жизни на юге...
   радовался даже.
   Там, в далеких горах, нет дичи - одни только снега.
   И саммадам нет дороги назад. Им придется остаться здесь, в тепле, где
хорошая охота.
   Пока живы стреляющие палки, которые держат убийц-мургу на расстоянии.
Эта мысль не давала Керрику покоя.


                         Глава двадцать четвертая

   Essekakhesi essavalenot.
   essentonindedei uruketobele.

   Там, где океанские течения,
   плавает урукето.

   Апофегма иилане'


   Выйдя из тенистого перехода, Энге услыхала крики, но смысла их понять
не могла, пока не увидела Амбаласи и не разобрала ее голос.
   Развалившись на доске для отдыха, старая ученая кричала помощнице:
   - Ткни ее, только не порань. Пусть кусает палку.
   В дальнем конце прогалины раздавалось страшное шипение и клекот. Энге с
удивлением заметила, что Сетессеи тыкает длинной палкой в какую-то птицу.
Теряя перья, существо яростно било крыльями и хватало палку зубастой
пастью. Значит, не птица, если у нее зубы. Поодаль шипели от страха еще
четыре таких же создания со связанными ногами.
   - Теперь выпускай! - приказала Амбаласи.
   Ноги пленницы стягивала живая повязка. Сетессеи палкой нащупала нервный
узел, нажала на него - пасть живой веревки открылась. Оказавшись на
свободе, странное создание с визгом припустило к деревьям.
   На бегу оно расправило крылья и время от времени подпрыгивало в воздух.
   Наконец оно с воплем исчезло в подлеске,
   - Великолепно, - высказалась Амбаласи, отмечая успех правой рукой. Но
едва острая боль пронзила се перевязанный палец, жест превратился в
осуждениенеудовольствие.
   - Удовольствие присутствовать, - произнесла Энге. - Печаль от раны,
надежда на скорое выздоровление.
   - Разделяю надежду. Случайно занесла инфекцию, порез струнным ножом во
время последнего вскрытия.
   Замедленное заживление свидетельствует о старости организма.
   - Амбаласи обременена годами мудрости.
   - И годами годов, Энге. С возрастом не поборешься. Но о нем можно
забыть, радуясь открытиям и исследованиям. Ты видела, как бежали эти
создания?
   - Видела. Не ясны причины освобождения пленницы. Непонятно, кто она.
Перья, как у птицы, однако зубы, нет клюва.
   Амбаласи одобрила наблюдательность жестами.
   - Оставь только свои бесплодные теории, невидимые мысли Угуненапсы, и я
сделаю из тебя истинную иилане' науки. Не хочешь? Напрасно. Такая трата
способностей. Ты сразу заметила у нинкулилеба зубы.
   Поэтому он так и зовется. Это живое ископаемое, Отпечатки существ,
подобных ему, я видела на камнях, отложившихся неисчислимое время назад.
Но на этом континенте, вдали от Инегбана, оно благоденствует. Ты видела
перья и зубы. Это существо - промежуточное звено между древними ящерами и
великолепно умеющими летать естекелами. А может быть, и нет. Не исключена
параллельная эволюция. Эти создания напоминают нынешних птиц. Крылья есть,
перья есть - только не могут взлететь в воздух. Ты сама видела. Ловя
насекомых и спасаясь от хищников, они быстро бегают, помогая себе
крыльями. Это не континент - это откровение, здешнюю флору и фауну можно
изучать целую жизнь.
   Разговаривая, Амбаласи сняла с руки нефмакел, бросила негодующий взгляд
на заживающую рану и жестом велела Сетессеи наложить новую повязку. Пока
та прилаживала ее, Амбаласи поинтересовалась причинами появления Энге.
   - Беспокойство о ране, желание помочь,
   - Рана болит, но заживает. В чем помощь?
   - Омал говорит, что с контейнерами неладно - мясо портится.
   - Плохие энзимы. Сетессеи позаботится об этом, как всегда. Но зачем
Энге нести весть, с которой могла бы справиться и Омал? Даже любая фарги,
которая хоть чуть-чуть иилане'.
   - Амбаласи видит все мысли собеседницы. Хотя для тебя вопрос интереса
не представляет, я ищу ясности мысли в том, что может ускользнуть от меня.
   - Временами я ощущаю себя единственной иилане' посреди йилейбе фарги. И
как-то мир обойдется без моего разума?
   Хотя вопрос ответа не требовал, Энге ответила с подчеркнутой
уверенностью:
   - Не знаю, как весь мир, но я и сестры погибнем.
   И в полноте времен не забудем об этом. - И она почтительно склонилась,
нижайшая перед высочайшей.
   - Хорошо сказала. Льстиво, конечно, но истинно.
   Итак, для чего же еще потребовалась тебе моя безграничная мудрость?
   - Многие спрашивают меня, и по-разному, но вопрос один и беспокойство
одно.
   - Твоим лентяйкам следует меньше думать и больше работать. Ваши новые
фарги, причисленные к Дочерям Жизни, делают всю работу по городу, невзирая
на то, что они - только фарги, неразумные и бестолковые в невероятной
степени. У прочих остается слишком много времени на разговоры и вопросы.
   - Амбаласи точна, как всегда. Но этот вопрос мучает и меня. Страх за
будущее, которое не наступит.
   Страх окончания. Страх за жизнь этого города.
   Амбаласи сердито фыркнула.
   - Абстрактные думы порождают абстрактные страхи. Все здоровы, город
растет. Опасностей мало, пища в изобилии. Разумная иилане' только
н