огда не будет править здесь.
Алакенши умрет: ее назначение станет ее смертью. Детали плана пока не
ясны, но будущее покажет. Когда зима придет в Инегбан, над Альпесаком
взойдет солнце. Слабость будет править там, пока здесь растет сила.
Альпесак принадлежит ей, и никто не сможет отнять его.
  Вайнти покинула присутствующих и прошла через город окольными путями,
где ее могли видеть только фарги, но и они разбежались от ее гневного
взгляда. В каждом движении тела была смерть.
  Когда-то здесь был пост охраны, перенесенный сейчас выше порта. Вайнти
пришла сюда и стояла в удлиняющейся тени, пока погрузка урукето не была
закончена. Последним грузом, который он принял, были безвольные тела
многочисленных оленей. Ваналпи улучшила некий препарат, используемый для
обездвиживания крупных животных. Новый наркотик не повергал животных в
транс и не убивал их, но приводил в состояние, очень близкое к смерти. При
этом пульс едва прослушивался, а дыхание было крайне замедлено. Получив
дозу этого вещества, они могли пересечь океан и достичь Инегбана, не
нуждаясь в пище и воде, и снабдить необходимым мясом голодных жителей
Инегбана. Вайнти горячо желала и высказала это желание вслух, хотя ее никто
не мог слышать, чтобы Малсас тоже получила бы дозу. Внешне мертвая, она
будет жить, пока не кончится ее время.
  Когда урукето скрылся в сумерках, Вайнти молча вернулась через
сгущающуюся тьму, и, несмотря на то, что гнев все еще душил ее, немедленно
уснула.
  Сон очистил ее голову от ненависти, но утром она еще таилась на краю ее
мыслей. Тем, кто видел ее в амбесед, она показалась такой, как обычно, но
стоило ей мельком увидеть прошедшую мимо Алакенши, ненависть снова
вернулась. В то утро многие почувствовали ее характер, и одной из них была
Энги.
  - У меня есть маленькая просьба, Эйстаи, - сказала она.
  - Нет. От тебя и твоих ходячих мертвецов мне нужна только работа.
  - Ты никогда прежде не была жестокой без всяких причин, - спокойно
ответила Энги. - В моем понимании, для Эйстаи все граждане равны.
  - Вот именно. Я решила, что Дочери Смерти больше не будут гражданами.
Они теперь рабочие животные и будут трудиться, пока не умрут. Вот их
судьба. Что касается тебя, то ты учишь говорить устозоу. Как обстоят дела
с этим? Время уходит, очень много времени.
  - Его и нужно много, и в этом заключается моя просьба.
  - Объясни.
  - Каждое утро я начинаю работать с устозоу в надежде, что это будет
день взаимопонимания, и каждый вечер я покидаю их с твердой уверенностью,
что все это напрасный труд. Самка умна, но это ум элиноу, который
подкрадывается к городу, разглядывает его и убивает мышей. Эти действия
похожи на разумные, хотя и не являются ими.
  - А что с самцом?
  - Глуп, как и все самцы. Не реагирует даже, когда его бьют, просто
молча сидит и смотрит. Но самка, подобна элиноу, реагирует на доброту, и
ей это нравится. Однако за все время она научилась произносить всего
несколько фраз, как правило, не к месту и всегда плохо. Ее нужно учить
этому, как учат лодку, и фразы эти, несомненно, ничего для нее не значат.
  - Эти новости меня не радуют, - сказала Вайнти, и это действительно
было так. Все это время Энги могла работать на полях, а теперь ее труд
потерян. В данный момент контакт с устозоу был бы слишком важен.
Дальнейшей угрозы от этих существ пока не было, зато были неприятности с
другими видами. Если же опасность придет... она оборвала эту мысль и
спросила вслух:
  - Если существа не могут выучить наш язык, почему бы тебе не научиться
их языку?
  Конвульсивными движениями тела Энги выразила отчаяние и сомнение.
  - Это вопрос, на который я не могу ответить. Сначала я думала о них,
как о бездомных, которые не могут общаться между собой, но теперь вижу,
что это не так...
  - Невозможно! - Вайнти полностью отвергла эту идею. - Как может
существо любого вида общаться, но не давать или не получать информации? Ты
задаешь мне загадки, вместо того, чтобы отвечать на них.
  - Я знаю, но мне очень жаль, и я не могу придумать этому другого
названия. Их звуки и движения не похожи одно на другое, и, чтобы научиться
говорить, я должна запомнить не одну сотню их. И все они бессмысленны. В
конце концов, я могу поверить, но только теоретически, что они обладают
другим уровнем общения, который никогда не станет доступен нам. У меня нет
никаких идей, что это может быть. По теории психологического излучения
один мозг может обращаться прямо к другому. Может это радиоволны? Если бы
у нас в городе был психолог, который мог ответить на это!
  Энги молча слушала, как Вайнти выражает отчаяние, сомнение и неверие.
  - Ты не перестаешь удивлять меня, Энги. Твоя первоклассная память была
потеряна для города, когда ты посвятила свою жизнь этой омерзительной
философии. Но сейчас я думаю, что твои эксперименты и надежды кончились.
Я навещу твоих устозоу и решу, что с ними делать. - Вайнти заметила
проходящую Сталлан и сделала ей знак следовать за ней.

  Когда они подошли к тюремной комнате, Сталлаи торопливо вышла вперед,
чтобы открыть комнату. Вайнти прошла мимо нее и стала смотреть на молодую
устозоу, а Сталлаи тем временем стояла рядом, готовая вмешаться в случае
ее возможного нападения. Самка сидела на корточках, но ее губы были
приоткрыты, показывая зубы, и Вайнти почувствовала гнев при такой явной
угрозе. Маленький самец молчал, неподвижно стоя у задней стены.
  Вайнти обратилась к Энги и приказала:
  - Покажи, чего ты достигла.
  Когда Керрик услышал скрежет засова на двери, он метнулся на свое место,
уверенный, что пришел день его смерти.
  Исел начала смеяться над ним.
  - Глупый мальчик, - сказала она, потирая царапины на своем голом
черепе, - глупый и пугливый. Мараг принес нам еду и поиграет с нами.
  - Мургу приносят смерть, и однажды они убьют нас.
  - Глупый! - она бросила в него кожуру апельсина и с улыбкой на лице
повернулась к входящим.
  Первым вошел странный мараг, который тяжело ступал по полу, и ее улыбка
исчезла. Однако за ним следовал другой, знакомый, и улыбка вернулась.
  Она была ленивой и не очень смышленой девочкой.

  - Поговори со мной, - приказала Вайнти, остановившись перед устозоу.
Затем с ударением, медленно и отчетливо, как будто говоря с молодой фарт,
повторила: - Поговори... со мной!
  - Умоляю тебя, позволь мне попробовать первой, - сказала Энги. - Я
смогу добиться от нее ответа.
  - Ничего ты не сможешь. Если это существо не умеет говорить, с ним все
будет кончено. Слишком много времени потрачено впустую. - Повернувшись к
самке устозоу, Вайнти четко и ясно просигналила:
  - Вот мое последнее требование: ты будешь говорить сейчас и не хуже,
чем другие ийланы. Если ты сделаешь это, тебе будет сохранена жизнь.
Разговор означает жизнь, поняла?
  Исел поняла - по крайней мере, угрозу, содержащуюся в словах.
  - Я буду говорить, - сказала она, но слова тану не произвели
впечатления на большое безобразное существо, возвышающееся надпей. Она
должна вспомнить, чему ее учили... И она пыталась, как могла, делая
движения и одновременно произнося слова.
  - ...хес лейбе эна уу...
  Вайнти была поставлена в тупик.
  - И это разговор? Что она сказала? Что значит "Старая самка растет
ловко"?
  Энги тоже ничего не поняла.
  - Возможно, это означает, что гибкость увеличивается у самок с годами.
  Гнев захлестнул Вайнти. Возможно, в другой день она могла бы принять
это объяснение как доказательство того, что устозоу научилась говорить. Но
не сегодня, после вчерашних оскорблений и приводящего в ярость присутствия
Алакениш.
  Этого было слишком много, и она даже не пыталась обходиться с
отвратительным существом вежливо. Наклонившись, она схватила его обеими
руками и подняла в воздух перед собой, тряся глупую тварь и приказывая ей
говорить.
  Однако та даже не пыталась. Вместо этого она закрыла свои глаза, из
которых потекла вода, откинула голову назад, широко открыла рот и
испустила звериный крик.
  Вайнти не успела ни о чем подумать, как ее захлестнула слепая
ненависть. Наклонившись вперед, она вонзила ряды своих острых конических
зубов в глотку устозоу.
  Горячая кровь брызнула ей в рот, она почувствовала ее вкус и резко
отшвырнула труп, выплевывая кровь. Сталлан шевельнулась, выражая
молчаливое одобрение.
  - Вайнти схватила из рук Энги тыкву с водой, прополоскала рот,
сплюнула и выплеснула остаток воды себе на лицо.
  Слепой гнев прошел, она снова могла думать и почувствовала
удовлетворение от того, что сделала. Однако она еще не закончила. Второй
устозоу был еще жив, а с его смертью все его племя будет уничтожено.
Быстро повернувшись, она двинулась прямо на Керрика, свирепо глядя на него.
  - Теперь ты, последний, - сказала она и потянулась к нему. Отступать
было некуда. Он задвигался и заговорил.
  -...эсекакуруд - эсекилшаи - элел лейбе - лейбе.
  В первый момент это показалось бессмыслицей, и Вайнти шагнула вперед.
Затем остановилась и посмотрела на существо в упор. Оно раз за разом
приседало, по крайней мере, пыталось это сделать. Но что означали эти
движения из стороны в сторону? И вдруг пришло понимание - ну конечно, у
него же нет хвоста, и он не может сделать все, как надо! Но если бы хвост
у него был, это могло быть попыткой общения. Отдельные фрагменты
соединились в мозгу вместе, и Вайнти громко вскрикнула:
  - Ты поняла, Энги? Смотри, он делает это снова.
  Неуклюже, но достаточно ясно для понимания, устозоу говорил:
  - Я очень не хочу умирать. Я очень хочу говорить. Очень долго, очень
сильно.
  - Ты не убила его, - сказала Энги, когда они покинули комнату и Сталлан
закрыла дверь. - А прежде у тебя не было жалости к ним...
  - Те ничего не стоили. Ты должна научить этого последнего так, чтобы его
можно было использовать в любое время. Здесь могут появиться другие стаи
этих существ. Однако ты утверждала, что он никогда не говорил?
  - Никогда. Вероятно, он более сообразительный, чем самка. Он все время
следил за мной, но никогда не говорил.
  - Ты лучший учитель, чем тебе кажется, Энги, - великодушно сказала
Вайнти. - Твоей единственной ошибкой было обучение не того устозоу.


                             Глава тринадцатая

  Хотя небо сверху было чисто голубым, ветер гнал через перевал мелкий
снег. Порывы северного ветра поднимали его со склонов внизу, а затем
холодными волнами несли через перевал.
  Херилак, наклоняясь вперед, с трудом шагал через высокие сугробы. Его
правый снегоступ был сломан, и это затрудняло движение, однако,
остановившись для починки, он мог умереть, прежде, чем закончит ее. Потому
он и спешил. Наконец, он почувствовал, что вступил на перевал и миновал
его.
  Когда он пересек крутой склон, серые скалы поднялись из сугробов и
преградили дорогу ветру. Херилак почувствовал, что ветер слабеет. Еще
несколько шагов, и он полностью стих, оставшись за скалами. Человек со
вздохом сел, прижавшись спиной к шершавому камню: подъем потребовал
напряжения всех его огромных сил.
  Его рукавицы покрылись слоем льда и снега и он колотил их друг о друга,
пока они не приобрели прежний вид, а затем теплой внутренней рукавицей
стряхнул с бровей и ресниц хлопья снега, мешавших увидеть долину внизу.
Это было укрытое место, где еще зимовали гигантские олени - он видел
темные пятнышки их шкур в долине.
  Там же стояли высокие деревья, под которыми расстилался луг и бежал
ручей. Этот ручей никогда не замерзал, так же как источник, дававший ему
начало. Здесь был прекрасное место для лагеря и зимовки, известное как
место лагеря саммад Амахаста. Амахаст был женат на сестре Херилака.
  Но долина внизу была пуста.
  Херилак слышал об этом от охотника из своей саммад, который встретил
охотника из саммад Ульфадана, а тот клялся, что был здесь и что говорит
чистую правду. Херилак понял, что должен увидеть все сам. Он взял копье и
лук со стрелами, натер тело гусиным жиром и надел на себя одежду из шкур
бобра мехом внутрь, а затем одежду из шкур гигантского оленя. Со
снегоступами, прикрепленными к тяжелым меховым ботинкам, он был готов к
зиме. Чтобы двигаться быстрее, он должен был идти налегке, и потому мешок
за его плечами имел более чем скромный запас сушеного мяса и смеси
растертых орехов и ягод - эккотаза.

  Сейчас он нашел то, что искал, и был весьма доволен.
  Наклонившись, чтобы починить снегоступ, Херилак грыз снег и каждый раз,
когда он ненадолго отрывался от работы, пустая долина внизу напоминала о
неприятной правде.

  Был поддень, когда он закончил работу и пожевал немного сухого мяса,
обдумывая, что делать дальше. У него не было выбора. Покончив с едой, он
поднялся на ноги, - большой человек, на голову выше самых высоких членов
его саммад, и посмотрел в долину, куда должен был идти. Там был юг... Он
выбрал себе путь вдоль склона и, двинувшись, ни разу не оглянулся назад на
пустую долину.
  Весь день он шел и остановился тогдаа, когда первые звезды засверкали в
темноте. Завернувшись в шкуры, он смотрел в ночное небо, пока не закрыл
глаза, чтобы спать. Однако тут же открыл их снова и поискал в небе
знакомые созвездия.
  Мастодонт атаковал охотника, который держал свое копье наготове;
изгибался ряд звезд в поясе охотника. Были ли там новые, более близкие к
центру звезды? Не такие яркие, как остальные, и видимые только в холодную,
прозрачную зимнюю ночь? Он не был в этом уверен. Это могли быть души
отважных воинов, помогавшие охотнику. Думая об этом, Херилак снова закрыл
глаза и уснул.

  На третий день после полудня, после трех дней ходьбы от рассвета до
заката, Херилак подошел к деревьям, росшим рядом с быстрой рекой, которая
мчалась с такой скоростью, что до сих пор не замерзла в центре. Он шел, как
обычно ходят охотники, и застал врасплох небольшого оленя, умчавшегося
между деревьями, взметая в воздух снежную пыль. Этот олень был легкой
добычей, но Херилак был здесь не ради охоты. Не ради оленей пришел он
сюда. Пробравшись сквозь чащу, он вдруг остановился и посмотрел на землю.
Петля из внутренностей кролика была натянута между двумя ветвями.

  После этого он запел о том, как пришел сюда, и провел копьем по нижним
веткам деревьев, чтобы они загремели. Ни в одном из рассказов стариков не
говорилось о подобных действиях, это стало нужно только сейчас. Тану
убивали тану.
  Мир не был безопасным местом, где охотники могли не бояться охотников.
  Вскоре он почувствовал под ногами тропу и, выйдя на очередную поляну,
остановился, воткнув свое копье в сугроб, и сел на корточки возле него.
Ждать ему пришлось недолго.
  Тихо, как струйка дыма, на другой стороне поляны появился охотник. Его
копье было наготове, но он опустил его, увидев сидящего Херилака. Когда
охотник тоже вонзил копье в снег, Херилак медленно поднялся и пошел ему
навстречу.
  Они встретились в центре поляны.
  - Я здесь на своих охотничьих землях, но я не охочусь, - сказал Херилак.
- Здесь охотится саммад Ульфадана, и ты ее вождь.
  Ульфадан согласно кивнул. Подобно имени, его светлая борода была
длинной, почти до талии.
  - Ты, Херилак, - сказал он. - Моя племянница замужем за Аляосом из
твоей саммад. - Он обдумал их отношения, затем указал рукой себе за спину.
- Возьми наши копья и пойдем в мою палатку. Там теплее, чем на снегу.
  Они шли рядом и молчали, ибо не годится охотникам болтать, как птицам.
Наконец подошли к месту, где река делала изгиб, и на этом изгибе стоял
зимний лагерь - двенадцать больших и крепких палаток. На лугу за палатками
мастодонты рыли снег своими бивнями, стараясь добраться до сухой травы,
скрытой под ним. Из каждой палатки в безоблачное небо поднимались тонкие
струйки дыма. Это была мирная сцена, хорошо знакомая Херилаку: то же самое
можно было увидеть в его саммад. Ульфадан откинул шкуру, закрывавшую вход,
и вошел в темную палатку.
  Они сидели молча, пока старая женщина наливала из ведра, стоявшего у
огня, талую воду в деревянную кружку и добавляла в нее сухую траву,
заваривая вкусный напиток. Оба охотника глотками пили горячую жидкость,
пока женщины, болтавшие друг с другом, завертывались в шкуры и одна за
другой выскальзывали из палатки.
  - Ты будешь есть, - сказал Ульфадан, коща они остались
одни.
  - О гостеприимстве Ульфадана говорят в палатках тану от моря до моря.
  Банальные слова не совсем соответствовали поданной пище - несколько
кусочков сушеной рыбы, явно очень старой.
  Зима была длинной, и до весны еще далеко, и, прежде чем она придет, мог
начаться голод.
  Херилак допил до конца последние капли жидкости и даже ухитрился
вызвать отрыжку, показывая, какой обильной была еда. Он знал, что должен
говорить сейчас об охоте, погоде, миграции стад и только потом переходить
к цели визита. Но этот обычай, поглощавший массу времени, тоже изменился.
  - Мать жены моего первого сына - жена Амахаста, - сказал Херилак.
Ульфадан согласно кивнул. Все саммад в этой горной долине были соединены
друг с другом узами брака. - Я пришел на место лагеря Амахаста, но оно
тоже пусто.
  Ульфадан кивнул и на это.
  - Они ушли на юг прошлой весной, но тропа всегда приводила их в эту
долину. Тогда была плохая зима и половина мастодонтов погибла.
  - Сейчас все зимы плохие.
  Ульфадан что-то проворчал, соглашаясь.
  - Они не возвращались после этого.
  - А раньше они уходили к морю?
  - Каждый год они ставили лагерь на реке у моря.
  - Но в этом году они не вернулись.
  Однако, что бы ни случилось, он этого не знал. Возможно, саммад нашла
другой зимний лагерь. Уже не одна саммад была уничтожена холодом, и их
лагеря стояли пустыми. Это было возможно. Но еще более возможно было то,
что произошло нечто такое, о чем они не имели понятия.
  - Дни коротки, - сказал Херилак, поднимаясь на ноги, - а дорога длинна.
  Ульфадан тоже встал.
  - Это долгий и одинокий путь к морю. Эрманпадар поведет тебя к нему.
  Больше говорить было не о чем. Херилак плотно завернулся в свои меха и
указал копьем на юг. Достигнув равнины, он пошел быстрее, потому что снег
там был более плотным. Сейчас на этом покрытом льдами континенте его
единственным противником была зима. Только однажды за много дней пути он
увидел гигантского оленя, и за этим худым и несчастным существом гналась
стая длиннозубых. Все они двигались через долину в его направлении.
Херилак остановился под деревьями и стал ждать, следя за происходящим.

  Несчастный олень ослабел, его бока были разодраны и с них капала кровь.
Достигнув склона холма, он остановился, слишком уставший, чтобы бежать
дальше, и повернулся, не подпуская преследователей к себе. Гнавшиеся
длиннозубые бросились на него со всех сторон, не обращая внимания на
опасность. Одного из них подцепил острый, как кинжал, рог и отбросил в
сторону, но это оказалось удобным случаем для вожака стаи, который прыгнул
на искалеченного оленя, раздирая ему задние ноги. Замычав, животное упало,
и все было кончено. Вожак - крупный, черный зверь с огромной гривой вокруг
шеи, отступил в сторону, позволив остальным есть первыми. Еды должно было
хватить на всех.
  Отойдя в сторону, зверь вдруг инстинктивно почувствовал, что за ним
наблюдают. Он зарычал, посмотрел на холмы, где стоял Херилак, нашел его
взглядом. Затем подобрался и двинулся в том направлении, подойдя так
близко, что Херилак мог заглянуть в его немигающие желтые глаза.
  Взгляд Херилака был непоколебим, охотник не двинулся и не поднял копья,
но в его молчании таилось невысказанное предупреждение. Пусть они идут
своим путем, а он пойдет своим. Если на него напасть, он будет убивать -
длиннозубый знал, что копья могут это. Желтые глаза смотрели внимательно и,
видимо, зверь понял все, потому что вдруг повернулся и пошел вниз с холма.
Однако, прежде чем погрузить морду в теплую кровь, он еще раз взглянул на
холмы. Под деревьями никого не было. Копьеносное существо ушло. Зверь
опустил голову и стал есть.
  Метель задержала Херилака на целых два дня. Он спал большую часть
суток, стараясь не есть слишком много из своих истощившихся запасов пищи.
Однако нужно было либо есть, либо умерет