лане на полы. Один жест,  означавший самку, сразу поставил его на
место.  И,  когда  он  начал  понимать  кое-что  из  того,  что  крылось  за
услужливыми и обходительными манерами, самцы начали нравиться ему.

     В огне  потрескивали обглоданные кости: саску, набив животы, дремали на
солнце. Керрик вышел из ханане и уселся у костра. Саноне открыл глаза.
     -  Мандукто  саску,  нам есть  о чем  поговорить! -  официальным  тоном
обратился к старику Керрик.
     - Я слушаю.
     Прежде  чем начать говорить, Керрик постарался привести в порядок  свои
мысли.
     - Мы  выполнили все, зачем  явились  сюда. Мургу  погибли, нам ничто не
грозит. Теперь ты со своими охотниками можешь возвращаться в свою долину,  к
своему народу. Но я должен остаться здесь, - хотя причины такого решения еще
не  совсем ясны и  мне  самому.  Я  - тану, но  я  же и иилане,  часть  меня
принадлежит мургу, вырастившим этот город. Здесь много ценного для тану. И я
не  могу  уйти,  не попытавшись все увидеть и понять.  Я думаю  о стреляющих
палках, без которых мы никогда бы не победили  мургу. - Он умолк, потому что
Саноне остановил его движением руки.
     - Я слышу  твои слова, Керрик, и начинаю  понимать многое из  того, что
тревожило  меня  самого.  Мой  путь  не  был прям  и  становится  еще  более
запутанным. Теперь  я понимаю:  когда Кадайр  принял обличье мастодонта,  он
тяжело топнул о скалу и оставил в ней глубокие следы. Эти следы привели тебя
к нам и мастодонта вместе с тобой, чтобы мы  не забыли, откуда мы и куда нам
идти. Карогнис наслал на нас мургу. Но Кадайр послал мастодонта, переведшего
нас  через  ледяные горы,  чтобы в  этом месте вкусили  мы  месть.  И  мургу
погибли, их город сожжен. Ты ищешь здесь мудрость,  а значит,  как и  мы, ты
идешь  по  следам мастодонта. Теперь  я  знаю, что  наша долина  лишь  часть
долгого пути, по которому ведет нас Кадайр. Мы останемся здесь,  и все саску
присоединятся к нам.
     И  хотя  Керрик  не понимал причины, побудившие мандукто принять  такое
решение  -  глубина  познаний  старика  была  от  него  сокрыта,  -  но   он
приветствовал его с радостью.
     - Конечно  же...  ты  сказал  именно то, что я думал. Здесь в Алпеасаке
сокрыто столько, что человеку  не понять и за сотню жизней. Твой народ умеет
делать шкуры из зеленых растений,  камень из жидкой грязи, вы знаете  новое.
Алпеасак будет жить.
     -  Есть  ли  смысл  в  звуках,  что  ты  издаешь,  и  в  движениях, что
производишь? Было ли имя у этого города?
     - Его звали  местом  тепла, света...  Я не  знаю,  как  сказать это  на
сесеке... пески вдоль побережья.
     - Деифобен, "золотые берега". Удачное имя. Хотя даже мне, привыкшему  к
тайнам и поискам их разгадок, трудно постичь, что мургу одарены речью, а эти
звуки и есть их язык.
     -  Выучиться  было так  сложно. - Подумав  об  иилане, Керрик  не  смог
удержаться от воспоминаний...
     Саноне с пониманием кивал.
     -  И  это след, оставленный  нам Кадайром,  трудный,  нелегкий  путь...
Теперь расскажи о пленных мургу. Почему мы не можем убить их?
     - Мы  воевали вовсе не с ними, они не  хотят нам  зла.  Это самцы,  они
никогда  не  выходили  из  этой  рощи.  В  действительности  они  сами  были
пленниками самок. Когда  я разговариваю с ними, возникает  чувство общности,
иное,  чем  при  разговоре с охотниками.  Но  это касается меня одного. Куда
важнее  -  они  могут  помочь нам понять этот  город, ведь они - часть его в
большей степени, чем я.
     - Путь Кадайра - все существа  идут им, даже мургу. Я поговорю с саску.
Твоим мургу не причинят вреда.
     - О Саноне, мудрейший из мудрейших, Керрик благодарит тебя.
     Саноне невозмутимо выслушал панегирик и кивнул.
     - Я скажу это саску прямо сейчас, а потом ты покажешь мне Деифобен.

     ...Они  ходили  по городу, пока не стемнело, и уже  нельзя  было видеть
дороги перед собой, а потом возвратились к приветливому костру возле ханане.
Сопровождавших  Керрика саску  удивили  поля-пастбища,  и  люди  с  радостью
обнаружили,  что  почти все они  уцелели.  С  трепетом взирали  на  огромных
ненитесков  и  покрытых  броней  онетсенсастов.  А  потом  все  ели плоды  и
перемазались  соком,  купались  в  теплой воде возле  золотого  берега. Всех
восхитила  живая   модель  города  -  она  уцелела,  выгорела  только  часть
прозрачного  потолка. Керрик с изумлением обнаружил, как  вырос город за эти
недолгие  годы. Голова  его была так  набита впечатлениями и воспоминаниями,
что впервые после расставания с  саммадами он не вспомнил об Армун, о шатре,
утонувшем в далеких северных снегах.

     Саммады тану опять остановились в том же месте - возле речной излучины.
Снова  снег слишком  рано выбелил  землю, слишком рано остановилась река. На
лугу  теперь  стояло  куда больше  шатров. Мастодонты сбились  в  стадо. Они
трубили и пытались разыскать под снегом траву. Но перед зимою звери отъелись
и каждый день получали корм - запасенное осенью сено. Тану тоже были сыты. У
них хватало и  копченого мяса, и вяленых спрутов,  они до  сих пор хранили и
консервированное мясо мургу. Дети играли в снегу,  ведерками из коры таскали
его  в шатры,  чтобы растопить воду. Все было  хорошо, но и  женщины, и дети
ощущали  отсутствие  охотников.  Конечно,   остались  старики  и   несколько
юношей... Но остальные ушли далеко на юг, где с ними могло произойти всякое.
Старый Фракен вязал узлы на шнурках и знал,  сколько времени миновало  с тех
пор, как  они ушли, - но что  значили дни? Выполнили охотники задуманное или
нет?
     Или погибли все до единого?
     Эта мысль сначала  изредка посещавшая умы, теперь Прочно овладела всеми
оставшимися. И  женщины толпились возле старого Фракена, когда он разламывал
совиные  шарики, открывая мышиные косточки, чтобы по ним  прочесть грядущее.
Все хорошо, уверял он. Победа. Все хорошо.
     Женщины хотели чаще  слышать эти  слова и носили  старику  самые нежные
кусочки  мяса,  доступные его  зубам.  По  ночам же,  во  тьме шатров страхи
возвращались. Охотники... где же охотники?
     Армун  так  боялась,  что Керрик  погиб, что  часто  вскакивала  ночью,
задыхаясь  от  страха, и прижимала  к  себе младенца.  Проснувшийся  Арнхвит
громко  вопил с  перепугу, а  потом утихал,  присосавшись к груди. Но  Армун
ничто не могло принести утешения, и,  окаменев  от страха,  она лежала, пока
рассвет  не  вползал на  небо.  Одиночество  возвращалось.  Недавно какой-то
мальчишка  показал на ее  рот и расхохотался. Смех сразу превратился в плач,
когда быстрой рукой она покарала обидчика, но пробудил горькие воспоминания.
Сама  того  не  замечая, Армун  ходила теперь  по  стойбищу.  прикрывая лицо
воротом одежды. Будущее без  Керрика было пустым и  холодным,  она  даже  не
хотела думать о том, что ее ожидает.
     А потом много дней подряд валил снег - столько дней, сколько пальцев на
двух руках. Он безмолвно ложился в  огромные сугробы, и,  когда возвратилось
солнце, невозможно  было понять, где земля,  где река в этом убеленном мире.
Мастодонты сердито трубили и топтались в снегу;  их дыхание белыми  клочьями
исчезало в бледно-голубом небе.
     Прежде чем устроить Арнхвита за спиной,  Армун завернула  его  в оленью
шкуру. Снег завалил шатер, и ей  пришлось раскапывать его изнутри. Кто-то из
женщин уже  выбрался наружу.  Они окликали друг друга по  именам.  Но не ее.
Гнев заставил ее  позабыть отчаяние. и, уложив ребенка  в ременную плетенку,
она  отошла от шатров подальше, чтобы не слышать  приветливых голосов. Снегу
было по пояс, но она была сильна, и так хорошо было на воле. За спиной, явно
наслаждаясь свежим воздухом, гукал Арнхвит.
     Армун шла, пока деревья не  закрыли шатры, и только потом остановилась,
чтобы перевести дух. Вперед белела равнина, где-то под снегом  таилась река.
Вдали  чернели какие-то точки, постепенно  приближаясь, и она  пожалела, что
зашла так далеко. Оружия у нее при себе не было, даже ножа она не прихватила
с  собой.  Но все  равно,  что  смогла  бы сделать  она  одна  с целой стаей
изголодавшихся хищников.
     Точки приближались, Армун уже решила бежать... и замерла.
     Точек становилось все больше, они выстроились в цепочку...
     Охотники! Неужели?
     Застыв, она следила за ними,  и  наконец  стало  ясно  - это охотники в
шкурах  и на снегоступах. Могучая фигура  впереди могла  принадлежать только
Херилаку.  Он  вел охотников,  прокладывая путь. Прикрыв глаза ладонью,  она
попыталась увидеть  среди них Керрика, сердце  ее бешено колотилось в груди.
Она  громко  засмеялась  и   замахала  руками.  Ее  заметили,  над  равниной
прокатился  громкий приветственный клич. Она не могла  шевельнуться и только
следила,  как они приближаются. Наконец она  разглядела заиндевевшую  бороду
Херилака, и он услышал ее крик:
     - Керрик, где ты?
     Но молчал Херилак, и никто  из идущих не  отозвался - она покачнулась и
едва не упала.
     - Он погиб! Я умру! - зарыдала она, когда Херилак подошел ближе.
     - Жив твой Керрик. Жив и здоров. Мы победили!
     - Почему же он не ответил мне?. Керрик!
     Она метнулась вперед, но охотник задержал ее.
     - Его нет  здесь. Он  не вернулся. Остался в спаленном городе мургу. Он
попросил меня позаботиться о тебе. Ты останешься в моем саммаде.
     - Керрик! - закричала она, пытаясь вырваться.
     Но не смогла.



Глава четвертая

     Слова Херилака в один миг прогнали все невысказанные страхи Армун.
     "Он не вернулся. Остался  в спаленном  городе  мургу.  Он попросил меня
позаботиться о тебе, и ты останешься в моем саммаде. Мир и так суров, нечего
представлять  его  более жестоким". Молча  она  отвернулась от  охотников  и
побрела по глубокому снегу к своему костру.
     Мимо,  громко крича,  спешили  охотники.  Услышав со  стоянки  знакомые
голоса, они припускали еще быстрее.
     Армун слышала это... но не разбирала  слов, вслушиваясь  только  в свой
внутренний голос.  Жив. Он жив. Если Керрик не  вернулся, значит для этого у
него были более чем веские причины.  Она все выспросит у Херилака, но позже,
когда уляжется  радость  возвращения.  Значит,  тану одержали победу.  Мургу
наконец уничтожены. Бесконечный бой закончится. Он вернется - и они заживут,
как все. Она что-то забормотала себе под нос, и Арнхвит за плечами  радостно
засмеялся.
     Когда ребенок  уснул,  Армун вышла  послушать разговоры  охотников. Как
сожгли город  мургу, как поубивали их всех и как  возвратились с победой. По
протоптанным в снегу тропкам она  добралась до костра  Херилака.  Он стоял у
шатра и,  заметив  ее, отвернулся.  Она  окликнула  его, и слегка  помедлив,
Херилак взглянул на нее.
     - Нужно поговорить, Херилак. Расскажи, что с Керриком.
     - Я жз сказал, он остался в городе мургу.
     - Но ты не объяснил,  почему он это сделал, почему он не возвратился со
всеми.
     -  Не  захотел.  Может, ему  лучше там,  возле мургу. Может, он  больше
мараг, чем  тану. Там  остались живые мургу, а он не  стал убивать  их  и не
позволил нам это сделать. Тогда мы ушли - нам незачем было там оставаться.
     Она почувствовала недоброе, и все страхи немедленно возвратились.
     -  А он  говорил,  когда  вернется?  - Уходи, я  все сказал,  - ответил
Херилак
     и, войдя в шатер, опустил за собой полог.
     Гнев разогнал все страхи Армун.
     - А я не  все  сказала! - закричала она так  громко,  что  к  ней стали
поворачиваться, прислушиваясь. - Выходи, Херилак, и все расскажи мне! Я хочу
знать, что случилось. Ты что-то скрываешь.
     Ответом было молчание, и Армун сердито ударила  в шкуру. Но Херилак уже
успел зашнуровать вход изнутри.  Ей захотелось высказать все, что она думает
о таком поступке... но она овладела собой. Это только развлечет окружающих.
     Она повернула назад, и бывшие неподалеку  поспешно отходили,  чтобы  не
попасть под  горячую руку. Но она уже шагала между шатрами к  саммаду Сорли.
Тот сидел  возле  огня со своими охотниками; из рук  в  руки  они передавали
каменную трубку.  Армун подождала,  пока  трубку выкурили и  положили, потом
шагнула вперед, стараясь сдерживаться.
     - Сорли, я слыхала о том, каким долгим и трудным был ваш путь. Ты устал
и охотники тоже, вы нуждаетесь в отдыхе.
     Сорли пренебрежительно махнул рукой.
     - Охотник, для которого трудна дорога, не может быть охотником.
     - Рада слышать  это. Значит, великий  охотник Сорли  не слишком  устал,
чтобы поговорить с Армун.
     Прищурившись, Сорли глядел на нее, чувствуя, что попался на слове.
     - Да, я не устал.
     -  Это  хорошо, потому что шатер мой не так уж близок, а я хочу кое-что
показать тебе.
     Сорли огляделся  в поисках поддержки, но  не нашел ее:  охотники заново
набили трубку и передавали ее друг другу, не глядя в его сторону.
     - Хорошо. Идем в твой  шатер. Только помни,  уже поздно, а  у меня  еще
много дел.
     - Ты очень  добр к одинокой женщине. - Она молчала, пока они не подошли
к ее шатру. Запахнув за собой полог, она показала на спящего младенца. - Вот
что я собиралась тебе показать.
     - Дитя...
     - Сын Керрика. Почему он вместе  со всеми не вернулся  в свой шатер,  к
своему сыну? Почему  он не вернулся ко мне? Херилак отворачивается и молчит.
Теперь говори ты.
     Сорли повел по сторонам глазами, но деваться было некуда. Он вздохнул.
     -  Дай  мне  попить, женщина,  и  я  скажу. Теперь  Керрика и  Херилака
разъединяет недоброе чувство.
     - Вот, пей. Я поняла. Объясни почему.
     Сорли вытер губы рукавом.
     -  Я не понимаю причин. Просто расскажу тебе, что случилось. Мы  сожгли
город мургу, и тот,  кто не  погиб в огне, умер сам. Почему - я не знаю. Это
же мургу, как понять  их?  Некоторые спаслись и  уплыли на какойто  плавучей
штуке. А  Керрик говорил с  марагом и не дал Херилаку убить его. Он отпустил
этого марага. А  потом нашлись  и  другие мургу,  и Керрик снова не  дал  их
убить. Херилак воспылал великим гневом и  сказал, что уйдет без промедления.
Нас ждал долгий путь, и мы согласились.
     - Но Керрик остался? Почему? Что он говорил?
     - Он разговаривал  с Херилаком. Я  не слушал его и не знаю... - Неловко
поежившись, Сорли хлебнул воды.
     В глазах Армун отсвечивали угольки костра, она едва сдерживалась.
     - Смельчак Сорли, храбрец Сорли,  ты говоришь  мне не все. Ты крепок, в
силах объяснить, что случилось в тот день.
     - Язык мой говорит правду, Армун. Керрик говорил, что там  нужло многое
сделать.  Я ничего не понял, Вот саску поняли -  они остались, а мы ушли. Мы
все  ушли с Херилаком. Ведь все, что было нужно,  мы сделали. А дорога назад
далека...
     Армун на миг опустила голову, потом встала и откинула полог.
     - Я благодарю Сорли, рассказавшего мне обо всем.
     Он  помедлил,  но  Армун молчала.  Что  мог  он  добавить?  И  Сорли  с
облегчением поспешил назад, радуясь, что освободился.
     Вечерело.  Армун вновь закрыла вход, подкинула  ветвей в  очаг  и  села
рядом. Лицо  ее было гневным и мрачным.  Как легко эти смельчаки отвернулись
от Керрика. Шли  за  ним в бой... и бросили одного. Если саску остались там,
значит,  он  просил  об  этом и  охотников. В  городе  мургу,  должно  быть,
случилось  что-то, из-за  чего  рассорились  двое  предводителей.  Она  сама
выяснит это. Зима закончится,  к весне Керрик  вернется. Конечно он вернется
весной...
     Армун старалась  не сидеть без  дела,  чтобы  не  предаваться горестным
думам. Арнхвиту пошел второй год, и внутри шатра ему уже становилось скучно.
Армун  выскабливала  оленьи шкуры  и шила сыну мягкую одежду, соединяя куски
сухожилиями.  Его  ровесников  матери  еще  носили  за  спиной, а  он  уже с
восторгом играл в снегу. По обычаю детей кормили грудью лет до четырех, даже
до пяти. Армун уже почти  отлучила его от груди,  невзирая  на  укоризненные
взгляды и  явное неодобрение  женщин  -  она привыкла быть отверженной.  Она
понимала, что они просто завидуют ей  и кормят  только затем, чтобы избежать
новой  беременности. И пока  другие младенцы  болтались в  мешках за спинами
матерей и  сосали кулаки, Арнхвит  набирался сил  и  уже  грыз  жесткое мясо
крепкими зубками.
     Однажды  солнечным зимним днем, когда весной еще и не пахло, она отошла
от шатров, а кроха Арнхвит старательно трусил за нею, стараясь не отставать.
Покидая стойбище, она теперь  всегда прихватывала  с собой копье...  Впереди
среди  деревьев  послышалось странное мяуканье.  Выставив вперед  копье, она
стала ждать.  Арнхвит  прижался к  ее  ноге и молча  смотрел  округлившимися
глазами. Армун  вглядывалась  вперед. Вдруг она заметила  уходивший вбок  от
тропы человеческий след. Опустив копье, она направилась по  нему и,  разведя
заснеженные ветви, обнаружила  под  ними мальчишку.  Он обернулся и перестал
всхлипывать; лицо его было перепачкано слезами и кровью.
     - Я тебя знаю, - проговорила  Армун, вытирая  рукавом его лицо. - Ты из
саммада Херилака.  Тебя зовут Харл? - Мальчик кивнул, в  глазах  его  стояли
слезы. -  Однажды  ты  пришел к моему  костру с  убитой  совой. - Когда  она
сказала  это, он  вновь зарыдал, закрыв  лицо  ладонями. Армун  помогла  ему
подняться и отряхнула  от снега.  - Пойдем ко мне в шатер. Я дам тебе попить
чего-нибудь теплого.
     Мальчишка нерешительно упирался, наконец  Арнхвит доверчиво взял его за
руку. Так они  и  вернулись, ведя  Арнхвита за  обе  ручонки. Армун насыпала
сладкой  коры в  горячую воду и дала Харлу. Арнхвит тоже захотел, но крепкий
настой ему не понравился, и по его  подбородку побежали две струйки. Вытерев
кровь с лица мальчика, Армун уселась и показала на синяки на его лице.
     - Расскажи, что случилось?
     Она слушала молча - Арнхвит уснул на ее руках -  и скоро поняла, почему
мальчик разревелся, когда она вспомнила про сову.
     - Я не знал, что это сова. Это был мой первый лук, моя первая стрела, и
мой дядя помог мне сделать  их.  Саммадар  Керрик похвалил меня,  потому что
сова оказалась  не настоящей, а прислужницей мургу, и  ее  можно было убить.
Это было тогда, но теперь алладжекс сказал, что все не  так. Что я  напрасно
убил ее.  Он  сказал это моему отцу, и теперь  он бьет меня и  не  позволяет
сидеть у костра, когда холодно.
     Мальчик всхлипнул. Осторожно, чтобы не разбудить спящего малыша,  Армун
протянула Харлу горсть эккотаца. Он с жадностью проглотил еду.
     -  Ты поступил правильно, - сказала она. - Это старый Фракен ошибается.
Керрик-маргалус все знает о  мургу, их прислужниках, и он правильно похвалил
тебя за то, что ты убил эту созу. Теперь возвращайся в свой  шатер и передай
мои слова отцу. Ты постугил правильно.
     Ветер крепчал, и она  туго зашнуровала вход, когда мальчик ушел. Старый
Фракен чаще все-таки ошибался, чем оказывался прав. С той поры как умерли ее
родители и она осталась одна, Армун понемногу теряла доверие к предсказаниям
Фракена и его совиным комочкам. Керрик тоже смеялся над Фракеном и погадками
сов, - и она освободилась от страха  перед стариком. Недалекий и  глупый, он
только доставлял одни неприятности, как сейчас с мальчиком.
     Ночью  Армун  вдруг  проснулась,  сердце  колотилось от ужаса  - кто-то
скребся в  шкуры снаружи. Она  поискала в темноте копье, но  услышала голос,
назвавший ее по имени. Раздув поярче  угольки, она подбросила в костер веток
и  расшнуровала  вход. Просунув  в отверстие  сначала  стрелы и  лук, внутрь
пролез Харл.
     -  Он  бьет меня, - сказал он с сухими глазами.  -  Он  бьет  меня моим
луком,  когда  я  говорю  ему твои  слова. Он даже не хочет слушать меня. Он
кричит, что Керрик знает  все о мургу, потому что сам  наполовину мараг... -
Он умолк и опустил  голову.  -  И ты  тоже, сказал он и  снова побил меня. Я
убежал.
     Армун  кипела  гневом: не за  себя, ей-то приходилось слышать и  худшие
оскорбления.
     -  Пусть Фракен читает будущее по помету мургу. Твой отец не лучше его,
раз слушает такие глупости. Керрик спас с