вно на  берегу
могли услышать его.
     - На берегу, чуть к северу отсюда.
     Скалистое  побережье сменилось песчаными пляжами, за которыми виднелись
рощи деревьев. Береговая линия изогнулась, открывая вход в гавань, в которой
на фоне светлых деревянных причалов застыл целый ряд темных силуэтов.
     -  Это, - сказал  Керрик,  -  их живые  иккергаки, вроде  того, что  мы
видели. Вот и город. Считай, что я знаю его, все они выращены на один манер.
Тут родильные  пляжи,  прямо за городской  стеной,  потом амбесид,  открытый
лучам утреннего солнца так, чтобы эйстаа, восседая на почетном месте, первой
встречала его теплые лучи. Это Икхалменетс.
     Его речь Армун не понравилась: Керрик издавал какие-то странные звуки и
дергался. Она отвернулась, но Керрик окликнул ее.
     -  Видишь  сухое русло,  выходящее в  океан? Тут  мы  высадимся, тут  и
встретимся.  Правь  к  берегу,  Калалекв.  Высаживаемся,  здесь удобно  -  и
недалеко от города, и не за его стеной.
     Берег  был покрыт песком и  глиной,  смытыми  с  горы  ливнями во время
сезона дождей.  Лодка  уткнулась  носом в  берег, покачиваясь  на  невысоких
волнах,
     - Здесь мы проведем большую часть ночи, - сказал Керрик. - Только выйти
придется задолго до рассвета.  Армун, ты  останешься здесь, дождешься, когда
рассветет, и попытаешься забраться повыше.
     - Я могу идти и в темноте, - возразила Армун.
     - Нет, это  опасно. У  тебя хватит  времени, но  придется забраться как
можно выше. Приготовишь все, что я велел.
     - Сухие сучья для большого костра и зеленые листья для дыма.
     -  Помни,  подкидывать  в  костер листья начнешь,  когда солнце  на две
ладони  поднимется   над  океаном.  Разведи  костер  побольше,   пусть  угли
раскалятся добела. Потом сразу  завалишь его листьями,  чтобы было  побольше
дыма. А потом спустишься сюда, к Калалекву. Он  будет ждать  здесь.  Я пойду
вдоль берега и скоро вернусь. Все понятно?
     - По-моему, все это безумие, и я безумно боюсь.
     - Не бойся. Все будет, как я задумал. Если ты сделаешь все правильно, я
буду чувствовать  себя в безопасности. Но ты должна делать все  точно, как я
велел. Ни раньше, ни позже. Понятно?
     - Я поняла.
     Керрик казался таким чужим, в холодном голосе звучали нотки мургу. Он и
думал, как  они,  и  действовал точно  так  же.  Он  требовал от нее  только
повиновения.  Пусть  будет  так...  Только бы скорее все  кончилось.  Мир  -
пустынное место.
     Она задремала  в покачивавшейся  на  волнах  лодке, проснулась от храпа
Калалеква и снова уснула.  Керрик не мог спать.  Широко открывшимися глазами
он смотрел  на медленно двигавшиеся  звезды. Скоро  встанет утренняя*звезда,
предвещая рассвет.  К  ночи  все будет кончено. Сам он может  и не дожить до
вечера.  Он понимал это. Риск был невероятно велик, а победа не сулила столь
блестящих перспектив, которые  наобещал он Армун. На миг Керрик пожалел, что
оставил заснеженные  берега, уютное становище парамутанов.  Он  отбросил эти
мысли  прочь, припоминая, словно со стороны,  словно это было  не с ним,  ту
тьму, в которой он жил так долго. Слишком многие уживались  в нем: и тану, и
иилане, саммадари  боевой предводитель. Он  сжег  Алпеасак, потом  попытался
удержать его, но оставил в руках иилане. А потом  бежал  от всего. Теперь он
понимал, что, возможно, бежал  от самого себя. Все умещалось в его голове. И
теперь он поступал правильно. Единственно правильно. Саммады нужно спасти. И
лишь он  в целом свете способен на  это. Все его усилия должны были привести
его сюда в этот  город. Он  сделает то, что должен сделеть. Звезды поднялись
над горизонтом, и он стал будить спутников.
     Армун  молча побрела к берегу. Ей  столько нужно было  сказать Керрику,
что  проще  было  не  говорить  ничего. Остановившись  по  колено  в  воде и
обернувшись, она  прижала  к  себе  коробочку,  глядя, как исчезает  во тьме
силуэт  лодки.  Луна уже села, и  в  свете звезд она уже  не видела Керрика.
Только черное  пятно, исчезавшее во мраке... Она отвернулась и снова побрела
к берегу...
     - Мертвые мы, мертвые,  - стуча зубами, бормотал Калалекв. - Сейчас нас
сожрут огромные мургу.
     - Бояться  нечего.  Ночью они  спят, - успокаивал его Керрик. -  Теперь
высаживай меня на берегскоро рассвет. Ты помнишь, что должен сделать?
     - Помню, ты говорил.
     -  Я  повторю  еще  раз, чтобы не  вышло  ошибки.  Ты  уверен,  что яд,
предназначенный для уларуаква, может убить одно их этих существ?
     - Считай их мертвыми. Они не больше уларуаква. Один мой удар - и смерть
им.
     - Сделай же это быстро, сразу, как только я выберусь на берег. Убей их,
но только двух, не более. Запомни, это очень важно. Пусть умрут двое.
     - Они умрут. Иди... Иди же!
     Керрик еще не  добрался до сухого песка, а лодка уже быстро отплыла  от
берега.  Над горизонтом,  в светлеющем небе  горела утренняя  звезда.  Время
пришло.  Сняв  меховую  одежду  и  кожаные  поножи,  он  остался  в  кожаной
набедренной  повязке.  Копье  осталось в  лодке,  он  был безоружен.  Тронул
металлический нож на груди - тупой, всего лишь украшение.

     Подняв  голову   и   расправив   плечи,  слегка   растопырив   локти  с
высокомерием, подобающим высшей, в полном одиночестве он  двинулся вперед, в
город Икхалменетс, город иилане.



Глава сорок третья

                                           Ninlemeistao halmutu eisteseklem.

                                           Выше эйстаа только небо.
                                                   Апофегма ишане

     Громкие  крики  разбудили  Ланефенуу,  мгновенно  повергнув  в  ярость.
Прозрачный  диск  в  крыше  ее  опочивальни едва посветлел,  рассвет  только
начинался. Кто же осмелился  издавать  подобные звуки на амбесиде?  Это  был
возглас,  призывающий  к  вниманию, громкий  и  надменный.  В  один  миг она
вскочила на ноги  и, оставляя когтями  глубокие борозды  в полу,  потопала к
выходу.
     Посреди   амбесида  стояла   какая-то  странная   иилане,  уродливая  и
непонятного цвета.  Заметив Ланефенуу, она выкрикнула (немного  неразборчиво
из-за отсутствия хвоста):
     -  Ланефенуу,  эйстаа Икхалменетса! Иди сюда,  чтобы я могла говорить с
тобою!
     Явное оскорбление - Ланефенуу  зарычала  от ярости. Первые  лучи солнца
упали на  землю,  и она застыла, изогнув от удивления  хвост. Говорят только
иилане, но это...
     - Устузоу! Откуда?
     - Я Керрик. В великой силе и гневе.
     Онемев и  не  веря своим  глазам,  Ланефенуу шагнула  вперед.  Это  был
устузоу,  с отвратительно бледной  шкурой,  посередине  его  тело охватывали
меха,  на  лице и голове тоже была шерсть. Металлическое  кольцо блестело на
шее. Керрик-устузоу, таким и описывала его Вейнте.
     - Я пришел с предупреждением, - с  оскорбительной надменностью  объявил
устузоу.
     Гребешок на голове Ланефенуу мгновенно вспыхнул гневом.
     - Предупреждать? Меня? Устузоу, ты ищешь смерти?
     С угрозой в  каждом движении  она  шагнула вперед. но замерла, когда он
ответил жестом уверенности-разрушения.
     - Я  несу  смерть и боль, эйстаа. Смерть  уже явилась сюда,  и  она  не
уйдет, если ты не выслушаешь меня. Смерть двойная. Дважды смерть.
     У  входа в  амбесид  что-то  шевельнулось,  Керрик  и  Ланефенуу  разом
обернулись: появилась какая-то иилане, ее рот был широко открыт.
     - Смерть, - объявила пришедшая с теми же знаками силы и крайней спешки,
которыми воспользовался Керрик.
     Онемев  от  неожиданности,  Ланефенуу   села  на  хвост,  пока  иилане,
жестикулируя, делилась новостью.
     - Послана Муруске... срочное  известие. Урукето, которым она командует,
- смерть. Он погиб этой ночью. И еще один урукето. Он мертв. Двое мертвых.
     Стон  вырвался  из  уст  Ланефенуу. Она сама командовала урукето, и всю
жизнь посвятила этим гигантам, и столько жила среди них... город ее гордился
числом и умением урукето.  И теперь. Двое. Погибли. Страдая, она повернулась
к огромному изображению урукето, к своей собственной персоне, видневшейся на
плавнике. Две смерти. Так говорит устузоу. Она медленно обернулась к ужасной
твари.
     -  Двое  мертвых, - подтвердил  Керрик со знаком,  изображавшим крайнюю
жестокость. - Поговорим теперь, эйстаа...
     Жестом он отпустил вестницу, и та послушно заторопилась  к выходу. Но и
это присвоение  ее  полномочий,  допущенное  на ее  глазах, не могло вывести
Ланефенуу  из состояния  глубокой скорби,  в  которую  повергла ее  весть  о
невосполнимой потере.
     - Кто ты?  -  спросила она,  скорбь мешала  точности речи.  - Что  тебе
нужно?
     - Я  Керрик-высочайший, я  -  эйстаа всех  тану, которых  иилане  зовут
устузоу. Я принес тебе  смерть. А теперь  могу  дать  жизнь.  Это я приказал
убить урукето. Повинующиеся мне исполнили приказ.
     - Почему?
     -  Почему?  Ты  осмеливаешься спрашивать почему?  Ты,  которая  послала
Вейнте убивать тех, кем я  правлю,  гнать их и убивать, убивать без конца. Я
объясню тебе, почему погибли урукето. Одного убили, чтобы показать  тебе мое
могущество, - показать, что я могу делать все, что захочу, и сразить любого,
кто помешает мне. А другого убили, чтобы ты не подумала,  что смерть урукето
- случайность. Две смерти сразу - это не  несчастный случай. Я  мог бы убить
их всех.  И я сделаю это, чтобы ты поняла, кто  я, узнала мою силу и сделала
то, что я потребую от тебя.
     Голос его потонул  в гневном реве Ланефенуу. Выставив  когти  и оскалив
зубы, она шагнула вперед. Но Керрик не шевельнулся, отвечая с надменностью и
высокомерием:
     -  Убей меня - ты будешь жива. Убей. И тогда все твои урукето погибнут.
Этого ли ты хочешь, эйстаа? Смерти всех урукето, смерти города?  Если хочешь
этого - убивай поскорее, прежде чем успеешь подумать и изменить решение.
     Привыкшая   повелевать   Ланефенуу   содрогалась   всем   телом:    ей,
распоряжающейся жизнью и смертью иилане, приказывает устузоу! Чтобы  устузоу
смел обращаться к ней подобным образом! Она теряла власть над собой.
     Керрик не смел сделать даже шага назад или изменить надменной позы. Миг
слабости - и она  разорвет его в клочья. Может быть, он переусердствовал,  -
но выбора у него не было. Он мельком глянул на горный склон над городом.
     -  Вот что еще я хочу  сказать тебе, эйстаа, - проговорил он,  чтобы не
позволить ей отвлечься, не дать возможности страстям  одолеть в ней разум. -
Великий город  Икхалменетс, жемчужина среди городов иилане, окруженный морем
Икхалменетс.  Ты  есть Икхалменетс,  и Икхалменетс -  это ты. Твоя забота  и
награда одновременно. Ты правишь здесь.
     Он вновь взглянул на склон. Над ним  показалось облачко... или это дым?
Да. Дым. Вырывая  когтями  клочья  земли,  Ланефенуу подступала  все ближе и
ближе. Он громко выкрикнул, чтобы она расслышала его сквозь гнев.
     - Ты есть Икхалменетс, но сейчас Икхалменетс погибнет! Погляди вверх на
склон.  Видишь? Это не облако. Знаешь,  что такое дым? Дым бывает от огня, а
огонь сжигает,  разрушает и жжет. Огонь  погубил Алпеасак и все живое в нем.
Тебе это известно. Теперь я принес огонь в Икхалменетс.
     Ланефенуу оглянулась и, заметив дым, застонала, словно от боли. Высокий
столб  дыма  клубился  над склоном. Керрик снова потребовал  внимания. Одним
глазом она следила за дымом, другим уставилась на Керрика.
     - Я пришел в твой окруженный морем Икхалменетс не один. Пока я восходил
на амбесид, мои воины сразили  урукето. И теперь они  окружают вас  повсюду,
ведь устузоу - повелители  огня. И  он уже наготове,  все  лишь  ждут  моего
сигнала. Если я дам его - гореть будет  Икхалменетс, если погибну или получу
рану - гореть будет Икхалменетс. Выбирай - и быстро, ведь огонь жаден.
     Яростный вопль Ланефенуу захлебнулся мукой. Она покорилась и, бессильно
свесив руки, села на  хвост.  Главное город, главное урукето. Зачем ей жизнь
этого животного, если умрет Икхалменетс.
     - Чего ты хочешь? - спросила она, не униженно,  но в слабости признавая
свое поражение.
     - Я  хочу для моих тану того  же, чего  ты  хочешь  для  своих  иилане.
Возможности спокойно существовать. Ты выгнала нас из Алпеасака. Ты со своими
иилане  и фарги  останешься  в нем, ведь  это  город иилане. Никто не станет
вредить  вам.  Я вижу  снег над головой,  что с каждым  годом опускается все
ниже. Прежде  чем снег придет и сюда,  Икхалменетс должен уйти в  Алпеасак и
спокойно жить под теплым  солнцем.  Пусть  Икхалменетс живет там.  Но  пусть
живут и  мои устузоу. Даже теперь Вейнте, повинуясь твоему приказу, гонит их
и  убивает. Останови  ее,  прикажи  вернуться, прикажи  прекратить  побоище.
Сделай  это, чтобы жил Икхалменетс.  Мы  не хотим  чужого. Пусть твой  город
будет твоим  городом. Нам нужны только наши жизни. Останови Вейнте. Сделаешь
это - и Икхалменетс и все твои иилане будут жить в завтрашнем завтра, как во
вчерашнем вчера.
     Ланефенуу,  не шевелясь, погрузилась в  долгие раздумья, пытаясь  найти
выход  из лабиринта  противоречивых мыслей.  Наконец  она пошевелилась, сила
вернулась к ней, и властным голосом она проговорила:
     - Пусть так. Вейнте остановится. Причины громить мир устузоу у нее нет.
Я позову ее. И  ты  уйдешь отсюда. Будешь жить в своем месте, а мы у себя. Я
не хочу  более ни говорить с тобой, ни видеть тебя. Я бы хотела, чтоб  яйцо,
из которого ты вышел, лопнуло под ногой и ты никогда не появился бы на свет.
     Керрик ответил жестом согласия.
     - Но ты должна сделать еще кое-что, если  хочешь  остановить Вейнте. Ты
знаешь ее, знаю и я. Она может не подчиниться твоему приказу. Разве не так?
     - Может, - сурово ответила Ланефенуу.
     -  Значит,  ты   должна  отправиться  к  ней.  Найти  ее   и  приказать
возвращаться.  Тогда она остановится, ведь ее иилане - твои иилане, ее фарги
- твои фарги.
     В глазах Ланефенуу сверкала ненависть, но она держала себя в руках.
     - Хорошо.
     Керрик взялся за нож,  свисавший  с кольца  вокруг  шеи. И,  сняв  его,
протянул Ланефенуу. Она не  шевельнула рукой - и он бросил  нож  в пыль у ее
ног.
     - Отвезешь это Вейнте. Она поймет, что это значит. Она будет знать, что
я сделал и почему. Она узнает, что я не оставил тебе возможности выбирать.
     - Мне нет дела до того, что чувствует и знает Вейнте.
     -  Конечно,  эйстаа,  - неторопливо отвечал  Керрик, сопровождая  слова
знаками холодного  гнева.  - Просто я хочу,  чтобы она  знала,  что  это  я,
Керрик, заставил ее пойти назад. Я хочу, чтобы она  поняла все, до  малейшей
подробности.
     С этими словами  Керрик  повернулся и  зашагал  с амбесида прочь.  Мимо
оцепеневших от ужаса фарги. В страхе они расступались перед ним - все видели
разговор издалека. В чем было дело, они не знали, только понимали: случилось
что-то  ужасное.  Два урукето  были  мертвы,  а устузоу-иилане шествовал  по
городу, и смерть окружала его.
     Пройдя  через  Икхалменетс,  Керрик обернулся  к столпившимся на берегу
иилане и фарги:
     - Именем вашей эйстаа,  приказываю вам уйти отсюда. Она повелевает всем
явиться на амбесид. Немедленно.
     Не  способные  на  ложь существа, повинуясь  приказу,  заторопились  на
амбесид.
     Оставшись один, Керрик прыгнул на песок и поспешил подальше от города.



Глава сорок четвертая

     Ты посылала за мной, - произнесла Энге, - и приказала мне поспешить.
     - Все мои  приказы неотложны,  хотя твои ленивые Дочери не  в состоянии
уразуметь это. Если я не подчеркну,  что следует торопиться,  подвернувшаяся
вестница  тут же примется обсуждать, приличествует  ли  ей  повиноваться мне
подобно фарги,
     - Но это правда, ибо Угуненапса...
     -  Молчать!  - рявкнула  Амбаласи, гребень  ее  опадал и  вздымался  от
ярости.
     Сетессеи, помощница ее, в  панике  убежала,  даже Энге склонилась перед
бурей гнева, охватившей пожилую ученую. Сделав жесты извинения и покорности,
она застыла в ожидании.
     - Маленькая поправка. По крайней мере я  могу рассчитывать на некоторое
внимание,  на  каплю  любезности  с   твоей  стороны.  Ну,  взгляни  на  это
великолепное зрелище.
     Амбаласи указала на сорогетсо, лежавшую в тени. Зрелище могло доставить
удовольствие  только  Амбаласи -  бедняжка Ичикчи,  свернувшись  в  комок  и
зажмурив глаза, ожидала немедленной смерти.
     - Гнев мой, глупое создание, предназначен не для тебя, а  для вот этих,
- пояснила Амбаласи и, с видимым усилием овладев собою, заговорила  на манер
сорогетсо: - Внимание, маленькая.  Дружба  и помощь. - Она погладила зеленый
гребень Ичикчи, наконец  та открыла глаза. - Очень хорошо. Видишь, вот Энге,
она  пришла, чтобы порадоваться  тому, как хорошо  ты  поправляешься,  чтобы
побыть с тобою. Спокойно, болью не сопровождается.
     Амбаласи  осторожно  сняла  нефмакел,   покрывавший  культю.  Сорогетсо
поежилась, но не произнесла ни звука.
     - Гляди, - приказала Амбаласи, - и чтобы я слышала восхищение!
     Энге согнулась над  сморщенной кожей обрубка,  полоски кожи  прикрывали
открытую  кость.  В центре  ее  желтел  какой-то нарост. Вид  его ничего  не
говорил  ей.  Энге не осмелилась признаться в этом, чтобы не навлечь на себя
скорый гнев Амбаласи.
     -  Хорошо  заживает,  -  помолчав,  сказала  Энге.  - Ты,  Амбаласи,  -
владычица науки врачевания. Ампутация не только исцелила ногу, но побудила к
росту. Это самое... в центре и есть предмет восхищения?
     - Несомненно, но, зная твое  невежество, я не  могу ожидать,  чтобы  ты
оценила увиденное во всем значении. Перед тобой у зеленой сорогетсо, которая
на голову  ниже нас, вырастает желтая ступня, покрытая пятнами. Проникает ли
хоть  какая-то  доля этой информации в субмикроскопический  мозг, спящий под
непроходимой лобной костью твоей головы?
     Энге терпеливо снесла оскорбление, по опыту  зная, что с Амбаласи лучше
не связываться.
     - Значение-непонятно, невежество-признано.
     - Требуется внимание. Прежние теории отвергнуты.  Забудь про  тектонику
плит  и дрейф  континентов.  Слишком  давно они разделились. Я усомнилась  в
своей правоте, когда оказалось, что сорогетсо способны понимать нас. Хотя бы
ограничиваясь основными и  примитивнейшими познаниями. Речь не может  идти о
нескольких тенах миллионов  лет, здесь даже  одного миллиона много. Мы можем
обнаружить внешние различия, но генетические отсутствуют. Иначе эта нога  не
смогла бы расти. Тайна сгущается. Кто же они, сорогетсо, и как попали сюда?
     Энге не пыталась отвечать, понимая, что старая ученая рассеянным взором
смотрит  не  на  нее, а  в  глубь познания,  которую  она  не  в  силах даже
представить.
     - Это тревожит меня. Я думаю о тех экспериментах, которые  не следовало
бы проводить. Мне доводилось и прежде обнаруживать результаты неудач, ошибок
в  работе... чаще в морях, чем на суше... уродливые твари, которые  лучше бы
не  рождались.  Пойми, не  все ученые такие,  как  я. В мире кривых умов  не
меньше, чем кривых тел.
     Энге ужаснулась.
     - Неужели такое возможно?
     -  Почему же  нет?  - Амбаласи устала сдерживать свой норов и заботливо
покрыла  нефмакелом ногу  Ичикчи.  Отвернувшись  от  сорогетсо,  она  гневно
фыркнула: -  Всюду есть неумехи. Даже у меня  самой  иногда  не  складывался
эксперимент. Поглядела бы ты на результаты - ужас. Запомни - все, что видишь
вокруг,  удачи.  Ошибки   скроет   усвоительная  яма.  Мы  легко  обнаружили
Амбаласокеи, но  у  нас могли  быть предшественницы. Знания  не  передаются,
теряются. Мы, иилане, безразличны  ко  времени. Мы считаем,  что  завтрашнее
завтра всегда неотличимо  от  вчерашнего вчера, - а  потому не запечатлеваем
события, и все записи - всего лишь дань самоуважению. Что-то сделала, что-то
открыла и ну раздувать крошечное эго! А о неудачах никогда не известно.
     - Значит, ты считаешь,  что сорогетсо появились в результате неудачного
эксперимента?
     -  Может, и удачного... или же такого,  которому лучше и не  быть. Одно
дело возиться  с  генными