любишь рыбу, можешь жить с ней в воде! - отрезал Херилак.
- Тану охотники, а не рыбоеды...
   - Но здесь и охота недурна.
   - На юге охота лучше, - перебил всех Ханат, - а Керрик сделал для всех
доброе дело.
   - Подарил нам жизнь, - подхватил Моргил. - Пойдем с Херилаком - он
решил отыскать Керрика.
   - Ступайте! Кому вы нужны! - негодующе бросил Келлиманс. - Надо же было
вам красть у мандукто порро, из-за вас и все эти хлопоты. Многие из нас с
радостью увидят ваши спины. Уходите с Херилаком. А я останусь. Мне незачем
уходить,
   - Как это? - Херилак вскочил и махнул рукой во тьму в сторону юга. -
Разве есть здесь хоть один охотник, который не знает, что там, на юге,
Керрик спас всех нас? - Он дернул и разорвал шкурок, на котором висел
металлический нож. Херилак швырнул нож под ноги охотникам. - Это нам
отдали мургу. Все знают нож, который носил Керрик. Это знак. Этот нож
говорит, что Керрик остановил занесенную над нами руку мургу. Он послал
его нам, чтобы тану узнали о победе.
   Война кончилась, они ушли. Это Керрик заставил мургу уйти. Или
кто-нибудь посмеет сказать, что я говорю неправду? - Он бросил яростный
взгляд на саммадаров. Те поспешно закивали. Потом он посмотрел на
притихших охотников и женщин. - Все знают, что это правда. И я говорю: мы
должны идти на юг, чтобы найти Керрика, чтобы помочь ему, если он еще жив.
   - Если он жив, зачем ему помощь? - возразил Келлиманс. Послышался
одобрительный ропот. - Херилак, Керрик из твоего саммада, хочешь искать
его - ищи. Но мы поступим по-своему.
   - Мы хотим остаться, - подтвердил Хар-Хавола.
   - Медузы с мозгами из мокрой грязи!
   Херилак подобрал нож из небесного металла.
   К огню шагнула Меррис. Уперев кулаки в бока и сверкая глазами, она
оглядела охотников.
   - Вы мальчишки, что объявили себя взрослыми и тут же обмочились от
страха. Говорите прямо: вы боитесь мургу. И лучше забудете Керрика и
будете есть одну рыбу. Чтоб ваши тхармы утонули в морской воде и никогда
не поднялись на небо!
   Раздались гневные крики.
   - Зачем ты так? При чем тут тхармы? - недовольно отозвался Херилак.
   - Я сказала и не стану брать назад своих слов. Если вы, охотники,
считаете, что у нас, глупых баб, не может быть тхармов - почему я должна
беспокоиться о ваших? Ты уходишь утром?
   - Да.
   - Со своим саммадом?
   - Да, мы все обсудили - они согласны.
   - Твои мастодонты умнее этих саммадаров. Я пойду с тобой.
   Херилак признательно кивнул.
   - Согласен. - Он ухмыльнулся. - Сильный охотник никому не помеха.
   - Охотник, но и женщина - не забывай этого, саммадар.
   Все было сказано, и оставаться у огня было незачем.
   Пройдя мимо темных горок шатров, Меррис вышла на луг к стреноженным
мастодонтам. Старая самка Дооха, заслышав шаги хозяйки, задрала хобот и
принюхалась, потом забурчала, приветствуя Меррис, и принялась ощупывать ее
кончиком тяжелого хобота. Меррис ласково похлопала по волосатой шкуре.
   - Знаю, ты не любишь ходить по ночам, но на сей раз путь будет
недолгим. Стой-ка смирно,
   Меррис решила уйти задолго до разговора у костра.
   Она разобрала шатер, привязала его и прочие пожитки к шестам травоиса.
Дооха ворчала, но не противилась хозяйке. Узнав, что Херилак уходит,
Меррис сразу же начала собираться. Пусть эти саммады торчат у реки, пусть
жиреют на своей рыбе. Она уйдет на юг с саммадом Херилака. Хорошо снова
путешествовать, к тому же ей нравилась Малаген. Меррис не о ком было
заботиться - и никто не заботился о ней. Подогнав Дооху, впряженную в
травоис, к шатрам, Меррис привязала ее к дереву и отправилась к костру
Херилака.
   Заметив ее, Малаген радостно заулыбалась.
   - Ты тоже пойдешь с нами?
   - Пойду. Здесь все провоняло рыбой.
   Малаген нагнулась и зашептала:
   - И не ты одна. Алладжекс Фракен тоже уходит с нами. Это очень хорошо.
   Меррис громко фыркнула.
   - Старый Фракен. Лишняя обуза. Только зря чужую еду переводит.
   Малаген разволновалась.
   - Но это же алладжекс. Он всем нужен.
   - Алладжекс нужен, а не этот пустомеля. Я позабыла больше лечебных
отваров, чем он умел приготовлять. Его не сравнить с вашими мандукто. Те
мудры и умеют вести за собой. А этот стар и глуп. Скоро он умрет, и
парень-без-имени займет его место.
   - А разве неправда, что Фракен умеет читать будущее по совиным шарикам?
   - Кое-кто верит в это. А я думаю, какая польза в шкурке и костях мышей.
Я и без них предскажу будущее.
   - А ты умеешь?
   - И тебя научу. Херилак не сказал, но знай: Нивот оставит ваш саммад
еще до рассвета.
   - Да хранит тебя Кадайр. - В широко открытых глазах Малаген отражалось
пламя костра. - Ты ведь не была здесь, ничего не слышала - Нивот только
что забрал свой шатер.
   Громко расхохотавшись, Меррис хлопнула себя по бедру.
   - Я знала об этом. Нужно было только немного пошевелить мозгами. Раз мы
идем искать Керрика, значит можем найти и Армун, убежавшую к нему из
саммада. Она тогда ударила Нивота кулаком по лицу и сломала ему
переносицу, потому у него такой кривой нос. И он вовсе не горит желанием
встретиться с ней.
   Было бы неплохо увидеть его спину.
   - Значит, ты все знаешь о саммадах? А мне расскажешь?
   - Я знаю не все, но достаточно.
   - Ты поставишь здесь шатер?
   - Не сегодня. Все собрано, уложено на травоис и готово к отбытию.
   - Тогда иди спать в мой шатер.
   - Нет, это шатер твоего охотника Невасфара. А в шатре должна жить
только одна женщина. Лягу у костра. Не впервой.
   К утру костер угас, угли остыли, но ночь была теплой. Меррис лежала,
завернувшись в шкуры, и смотрела, как утренняя звезда тает в розовой
полоске над океаном.
   Она уже поднялась и привязала шесты травоиса, когда из шатров начали
вылезать остальные.
   - Эй, Херилак, будете спать до полудня, далеко не уйдете, - сказала
она, едва саммадар вышел из шатра и стал принюхиваться.
   Тот нахмурился.
   - Твой язык зол с самого утра, Меррис.
   - Мой язык говорит правду, великий саммадар.
   Правда, что Фракен пойдет с нами? Прежде он не любил Керрика...
   - Он тепло любит. И здешней зимы боится.
   - Понимаю. Далеко ли пойдем?
   - Сегодня дойдем до речушки, возле которой уже стояли. А если ты
спрашиваешь, далеко ли придется уйти, чтобы отыскать Керрика, - отвечу:
пройдем столько, сколько потребуется.
   - К городу мургу?
   - Если придется. Я чувствую - он где-то там.
   - Я уже много дней не ходил туда, - сказал Керрик, стараясь казаться
спокойным.
   - Это неважно, - ответила Армун. - Ты - охотник, а охотник волен идти,
куда вздумается. Ходи туда хоть каждый день. Но Арнхвит останется со мной.
   Усевшись в тени раскидистого дуба, Керрик смотрел через поляну на воду.
   Остров оказался великолепным. Оба шатра надежно скрывали деревья. Охота
была отменной. За пресной водой не нужно было даже ходить. Утки: рыбу хоть
рукой бери. Ягодами остров прямо усыпан. Армун и Даррас ходили за грибами
и корешками и всегда возвращались с полными корзинами. Все чувствовали
себя хорошо, малышка подрастала. Даже привычно ворчавший Ортнар как будто
поздоровел. Счастью Армун мешал только Надаске', и она не собиралась
мириться с его присутствием. Почему-то кроме Армун его никто и не видел.
Для нее он был словно болячка, с которой она все время срывала корочку.
   - Он же не причинит мальчишке вреда, - уже в который раз объяснял
Керрик. - Арнхвит же сам хочет.
   Керрик смотрел на сына. Всякий раз, когда родители ссорились, тот
убегал к Харлу. Проследив за направлением его взгляда, Армун постаралась
взять себя в руки.
   - Ты думай о том, чего я хочу, а не он. Вырастет каким-нибудь не таким:
наполовину тану, наполовину мараг. Как...
   - Как я, - с грустью закончил Керрик. - Ни то ни се.
   - Я вовсе не это хотела сказать... а может быть, именно это. Ты же сам
говоришь, что и мараг из тебя не вышел, и охотника не получилось. Прошу
тебя, пусть хотя бы он вырастет охотником.
   - Он и так будет великим охотником - ведь его воспитывали не мургу, как
меня. Не бойся. Но уметь с ними говорить, уметь понимать их - это же так
важно! Мы с ними живем под одним небом, и среди тану лишь я знаю пути
мургу. Когда он вырастет, нас будет двое, умеющих разговаривать с ними.
   Керрик видел, что ему не убедить жену. Однако он снова и снова пытался
это сделать, чтобы она наконец поняла: несчастный самец не должен быть
преградой между ними. Но она не хотела его понять - или же не могла.
   Взяв хесотсан, он встал.
   - Пойду поговорю с Надаске', вернусь до темноты. - Армун резко
повернулась к нему. - Арнхвит пойдет со мной. И не спорь.
   Он повернулся и торопливо отошел от костра, чтобы не слышать ее
возражений.
   - Возьмем с собой Харла, - радостно проговорил Арнхвит, потрясая своим
копьецом.
   - Что скажешь, Харл?
   - Вы рыбачить или охотиться?
   - Как получится. Но сначала поговорим с Надаске'.
   - Да вы ж не говорите, трясетесь и булькаете, - еле сдерживая
раздражение, сказал юноша. - Без вас поохочусь.
   Керрик посмотрел вслед Харлу. С каждым днем парень все больше
становился охотником. И чересчур верил горестным откровениям Ортнара. Надо
бы ему поменьше слушать калеку.
   Здесь хорошо, безопасно и сытно, но как-то нерадостно. Керрик
чувствовал себя виноватым, но ничего не мог поделать с собой. Как там
Надаске'? Керрик так давно не видел его.
   На небо медленно наползали тучи, в воздухе запахло грозой. На севере
скоро начнут падать листья, закружатся первые снежинки. Здесь же только
ночи станут прохладнее - и больше ничего не изменится.
   Тропа спускалась к болоту. Местами оно было глубоким - и Керрику
пришлось нести Арнхвита на плечах. Через маленький пролив они переплыли к
другому острову. Арнхвит пронзительно выкрикнул призыв слушать говорящего,
и Надаске' появился из своего убежища. В его движениях была радость от
предвкушаемого разговора.
   - Тому, кто слышит лишь голоса волн, речи друзей кажутся песнями.
   - А что это - песня? - спросил Арнхвит, повторяя движения Надаске'.
   Керрик начал объяснять, но умолк: он взял сюда Арнхвита, чтобы тот
учился и слушал, и не нужно ему мешать.
   - Значит, ты никогда не слыхал песен? Должно быть, я еще не пел при
тебе. Вот эту любил петь Эсетта.
   И, взволнованный воспоминаниями, самец запел хриплым голосом:


   Молодым я иду на пляж -
   и возвращаюсь.
   И второй раз иду, уже постарев,
   вернусь ли?
   Но в третий раз...


   Надаске' внезапно умолк и невидящим взором уставился на воду,
погрузившись в воспоминания.
   Керрику уже приходилось слышать эту песню в ханане, где были заточены
самцы. Тогда он ее не понял.
   Но теперь он знал, как на пляжи приходит смерть.
   - Там что - плавают и тонут? - спросил Арнхвит, подметивший тоску в
песне, но не понявший ее причины.
   Надаске' быстро взглянул на мальчика и промолчал.
   - Ты сьгг? - спросил Керрик. - Если тебе надоела рыба, я принесу
мяса... - и умолк, осознав, что самец не слышит его.
   Арнхвит подбежал к Надаске' и дернул его за один из больших пальцев.
   - Ты не допоешь песню?
   Опустив голову, Надаске' промолвил:
   - Это очень грустная песня... Не надо бь[ло мне начинать ее. -
Высвободив палец из ладошки мальчика, иилане' посмотрел на Керрика. - С
тех пор как я здесь поселился, чувство это все растет. Что со мной будет?
Почему я здесь оказался?
   Тоска мешала ему говорить, но смысл был понятен.
   - Ты здесь потому, что мы с тобой эфенселе и я привел тебя сюда, -
встревоженно ответил Керрик. - Не мог же я бросить тебя одного.
   - Может быть, так было бы лучше. И я бы умер вслед за Имехеи. Два -
это что-то, а один - ничто.
   - Но мы-то здесь, Надаске'. И мы трое - эфенбуру. Арнхвита нужно
многому научить, и это можешь сделать только ты.
   Надаске' шевельнулся и задумался над этими словами. Когда он заговорил,
в его словах и жестах уже не было печали.
   - Верно говоришь. Правда, эфенбуру очень маленькое, нас только трое, но
это во сто крат лучше одиночества. Придется подумать и припомнить другую
песню, повеселее. Должна быть и такая.
   И он задвигался всем телом, вспоминая забытые слова...


                             Глава тринадцатая

   Efendasi'esekeistaa
   belekefeneleiaa, deenke'deedasorog
   beleksorop eedeninsu.

   Дух Жизни, Эфенелейаа, есть
   высшая эйстаа Города Жизни,
   и мы его обитательницы.

   Третий принцип Угуненапсы

   Неторопливо шагая среди деревьев по залитой солнцем тропке, Энге
наслаждалась покоем. Тяжелые испытания, перенесенные ею, ушли в прошлое,
оставив воспоминания о жестокости и смерти. Настоящее было теплым и
светлым, и будущее казалось лучезарным. И когда она вошла на амбесид,
чувства эти отражались в ее походке и в движениях тела, И все, кто там
был, обрадованно зашевелились.
   - Разделяем твои мысли, Энге, - скачала Сатсат. - Мы видим, что они
просто прекрасны.
   - Не прекрасны, а просты. И пусть они согреют вас, как меня согрело
солнце. Поглядев на город, я поняла, как далеко мы ушли. Подумайте - и
разделите мою радость. Первой была Угуненапса, и она была в одиночестве.
Она творила - и восемь принципов ее преобразили мир. Потом пришло время,
когда иилане' поверили ее слову, но мало их было, и они потерпели за свою
веру. Многие из наших сестер умерли. Были дни, когда всем нам казалось,
что смерть неизбежна. Но вера в Угуненапсу не оставляла нас, и теперь мы
живем в мире, созданном нашей верой
   Прекрасен наш город, и мы трудимся в ладу и согласии, а те, кто
добивался нашей смерти, остались далеко и не ведают о нашем существовании.
И собравшись здесь этим утром, чтобы утвердить нашу веру, мы видим: все
вокруг доказывает ее истинность. Между пальцами Угуненапсы обрели мы здесь
мир и покой.
   Все дружно обратили взгляды к месту эйстаа, и Энге подняла вверх два
сомкнутых пальца.
   - Мы все между ее пальцами, - произнесла она, и все последовали ее
примеру.
   Такая церемония сложилась сама собой и очень нравилась сестрам. Те,
кого избрали руководить городскими работами, каждое утро сходились на
амбесид, чтобы обсудить планы на день. Это был привычный для всех городов
иилане' ритуал. И хотя место эйстаа оставалось пустым, сестры собирались
перед ним.
   Как-то, услышав пересуды сестер на эту тему, Энге объяснила им, что
место эйстаа вовсе не пусто, что это место Угуненапсы. Эфенелейаа, Дух
Жизни, и есть истинная эйстаа нового города, которая незримо правит на
амбесиде. Теперь, собираясь, сестры с уважением смотрели на пустовавшее
возвышение, уже не являвшееся для них пустым.
   Спокойный ход церемонии был нарушен возгласом Фар', привлекшим всеобщее
внимание. Но прежде чем она успела заговорить, вмешалась Элем.
   - Срочное дело, необходимость говорить первой.
   Урукето голоден. Я должна вывести его на несколько дней в океан, чтобы
покормить.
   - Отправляйся сегодня, как только мы закончим, - приказала Энге.
   - Мое дело тоже важно, - возразила Фар'. - И его следует обсудить до
отбытия урукето.
   - Нет, - твердо ответила Элем, - здоровье и безопасность огромного
существа требуют срочности и не допускают споров.
   - Великолепное замечание. Мудрые слова, - вмешалась Амбаласи, медленно
приближаясь к стоявшим на амбесиде. - Мне уже случалась отмечать, что
расположенность к долгим спорам зачастую перевешивает потребности жизни.
   Она прошла мимо и уселась на прогретую древесину места эйстаа, сделав
вид, что не замечает сердитого ропота Дочерей. Она знала об их
предрассудках и теперь наслаждалась, устроившись, образно говоря, на
коленях Угуненапсы.
   - Вот об этой неверной я и хотела вести речь, - вознегодовала Фар'.
   Потрясенное молчание охватило присутствующих: гребень Амбаласи дернулся
и налился кровью. Но прежде чем она успела открыть рот, вмешалась Энге,
стараясь предотвратить очередной поединок.
   - Амбаласи вырастила этот город, и ему дано ее имя. Ты не имеешь права
говорить с ней в столь оскорбительном тоне.
   - Причин достаточно, - грубо ответила Фар'. - Я все взвесила. Не
думайте, что я говорю в запальчивости. Дождливым днем вчерашнее солнце не
греет - нечего превозносить прошлые победы перед лицом будущих неудач.
   - Если в этих намеках скрывается хоть капля резона, выкладывай, -
заговорила Амбаласи, сопровождая слова оскорбительными жестами. -
Сомневаюсь, однако...
   - Это верно. - Большие глаза Фар' вспыхнули гневом. - Ты во всем
сомневаешься. Уселась перед нами на место Угуненапсы, хочешь показать, что
считаешь себя выше ее. Куда тебе до нее. Ты действуешь против ее воли. Ты
увезла отсюда сорогетсо, в которых она видела наше будущее!
   - Сорогетсо, Дочь Противоречия, не принадлежат к числу сестер и не
будут ими.
   - Но ведь они были нашей надеждой. Их эфенбуру элининйил должны были
породить новых Дочерей, но ты помешала...
   - Первое истинное утверждение среди пустых слов!
   - Так не должно быть. Верни их. Я разговаривала с экипажем урукето, и
никто не знает, где ты их высадила. Ты должна сказать нам.
   - Никогда!
   - Значит, ты обрекаешь нас на смерть!
   Воцарилась гробовая тишина, и лишь на Амбаласи не произвела впечатления
сила эмоций Фар'.
   - Довольно с меня твоей настырности и оскорблений, о Нинпередапса.
Уходи.
   - Ты не смеешь отдавать мне приказы. И тебе не избежать ответственности
за свои злодейства. Смерть, сказала я, смерть и ждет нас. Все мы умрем
однажды, как и все живое. Но когда умрет последняя из нас - умрет и весь
город, а с ним и слова Угуненапсы, и память о ней. Ты губишь нас. Ты
отнимаешь у нас будущее.
   - Слишком сильные слова для такой дохлятины, как ты. - Амбаласи
смягчилась. Ей начало нравиться это состязание - слишком уж спокойной
стала здешняя жизнь. - Это Угуненапса обрекла Дочерей Жизни на смерть,
лишив их братьев. Но я не придираюсь к недостаткам вашей философии. Кто
скажет мне, согласно какому из принципов Угуненапсы необходимо
искусственно разводить сорогетсо для ваших целей? Я немедленно признаю
свою ошибку, если кто-нибудь меня переубедит.
   Фар' открыла рот, но Энге шагнула вперед и встала между спорщицами.
   - Говорить буду я. Хотя грубость Фар' причиняет мне боль, я благодарна
ей за то, что она вновь подняла проблему. Благодарю я и великую Амбаласи,
напоминающую нам, что решение следует искать в словах Угуненапсы - это
истинная правда. Если там не окажется ответа - проблема не найдет решения.
Но такое немыслимо. Мудрость и вдохновение, породившие восемь принципов,
позаботились и об их будущем. Ищи ответ - и ты найдешь его.
   - Я уже искала и нашла, - ответила Фар', - Я только просила Амбаласи
спасти нас. Но Амбаласи - вестник смерти, она не поможет нам. Отвратим же
от нее свои взоры и обратим их к Угуненапсе. Обратимся к восьмому
принципу, Дочери Жизни, ибо на нас возложена важная задача, от нас все
должны узнать о Духе Жизни и о праведном пути. И как в прежние времена, мы
должны вернугься в города иилане', чтобы провозгласить всем нам известные
истины...
   - И умереть заслуженной смертью, - добавила Амбаласи, сопровождая слова
презрительными жестами. - Когда я привезла вас сюда и подарила вам этот
город, где никто не мучает и не убивает вас, вы называли меня
спасительницей. Вы забыли об этом - хорошо, не буду напоминать. Только
попрошу, чтобы Нинпередапса, разрушительница и спорщица, которая прежде
звалась Фар', первой отправилась в города Энтобана.
   Фар' выпрямилась и жестом дала понять, что принимает любые упреки.
   - Я так и сделаю. - Она повернулась к Элем с вопросительным жестом. -
Ты отвезешь меня к городу иилане', где я могла бы проповедовать речи
Угунеиапсы? Меня и тех, кто верит мне?
   Элем нерешительно помолчала и, обратившись к Энге, потребовала
наставлении. Та, как всегда, приняла на себя новую ответственность.
   - Требование твое нельзя отвергнуть, но нельзя и немедленно выполнить.
Необходимо подумать, обсудить...
   - Почему? - грубо перебила ее Фар'. - Все мы равны и свободны. Чтобы
воспрепятствовать мне, тебе потребуется взять в свои руки власть эйстаа,
распоряжающей