ваны пенящимися волнами.
     Каждое утро Элилилеп в компании  еще  одного самца, которому доверялось
нести кисти и  краски, прибывал из ханане в занавешенном  паланкине обновить
росписи на ее теле; Ланефенуу прекрасно знала, что самцы более чувствительны
и  артистичны;  к  тому  же  каждое  утро пользоваться  самцом  полезно  для
здоровья.  Для этих  целей  и предназначался кистеносец  Элилилепа;  сам  же
Элилилеп представлял собой слишком  большую  ценность, чтобы  держать его на
пляже. Ланефенуу была твердо убеждена, - хотя и не высказываема это Укхереб,
зная, что ученая начнет язвить,  - что ежедневное сексуальное удовлетворение
и было причиной ее долголетия.
     Но сегодня она ощущала свой возраст:  зимнее солнце  не  грело, и  лишь
тепло живого плаща на плечах  позволяло не  впасть  в  оцепенение. И ко всем
прочим бедам добавилось  еще  и  отчаяние  от  известия  капитана прибывшего
урукето.  Умер  Алпеасак -  драгоценность  Запада, надежда  ее  города.  Его
погубили  безумные устузоу,  если верить  словам  Эрефнаис.  Но  приходилось
верить, ведь говорила она сама, а не йилейбе фарги,  получившая сообщение из
вторых-третьих   уст.   Эрефнаис,   капитан   урукето,   облеченная   высшей
ответственностью, побывала там и видела все своими  глазами. Как и Другая из
уцелевших, Вейнте,  та,  что  вырастила  город  и увидела  гибель  его.  Она
поведает обо  всем  подробнее,  она знает больше, чем  капитан,  которая все
время  провела в урукето и так и не ступила на берег. Ланефенуу шевельнулась
на  высоком  троне и  потребовала  внимания. Подручная Муруспе,  никогда  не
оставлявшая се, гразу же подвинулась ближе, ожидая приказа.
     - Муруспе, я хочу  видеть вновь прибывшую по имени Вейнте, что приплыла
сегодня на урукето. Доставь ее ко мне.
     Сделав   знак   немедленного   повиновения,   Муруспе   заторопилась  к
прислуживающим  фарги и в точности передала  им распоряжение  Ланефенуу. Она
велела  им  повторить  приказ;  некоторые  путались  -  от  забывчивости или
неумения говорить, неважно. Таких  она  отослало с глаз  долой.  Они исчезли
со-стыдом-неудачи. Оставшихся  она заставляла  повторять распоряжение эйстаа
до тех пор, пока они не справились с делом в точности.
     Наконец  фарги  разбежались  с амбесида  во  все  стороны  с  радостной
поспешностью,  -  ведь  они  несли распоряжение эйстаа.  И каждая, кого  они
встречали,  передавала сообщение  другим  встречным,  и очень  скоро одна из
помощниц торопливо вошла к Укхереб, делая жесты информации-большой-важности.
     - Эйстаа разослала слово по  городу. Требуется присутствие твоей гостьи
Вейнте.
     - Иду. - поднимаясь, ответила Вейнте. - Веди меня.
     Укхереб жестом отослала помощницу.
     - Я пойду  с  тобой, Вейнте. Так будет уместнее. Эйстаа знает мои труды
на благо Икхалменетса, и, боюсь, я знаю, о чем пойдет речь. Мое место  возле
нее.
     Амбесид был  пуст,  словно  была  ночь, а не пасмурный день.  Суетливых
фарги прогнали, и  во всех  дверях  расставили  помощниц,  не  пускавших  их
внутрь.  Они  стояли  спиной  к  эйстаа,  чтобы  не  нарушить ее  уединения.
Ланефенуу  правила твердой  рукой,  это  был ее город,  и  если  она  желала
уединиться на  амбесиде, а не в собственных  небольших  покоях, значит,  это
было необходимо.  Мощь, исходящая от строгой и суровой фигуры под расписными
рельефами, восхищала. Вейнте ощущала в ней равную.
     Она шла  твердым шагом возле  Укхереб -  никак не следом,  -  и походка
выдавала ее чувства. Ланефенуу невольно заинтересовалась, поскольку  от яйца
времен никто не обращался с ней, как с равной.
     -  Ты и  есть Вейнте, недавно прибывшая  из  Алпеасака. Расскажи мне  о
твоем городе.
     -  Он погублен,  -  последовали движения,  означавшие боль и смерть,  -
руками устузоу, - жесты во много раз усилили предыдущие знаки.
     -  Расскажи мне все, что знаешь, во всех подробностях с самого  начала,
ничего на скрывая, потому что я хочу знать, как подобное стало возможным.
     Вейнте  пошире расставила ноги, выпрямилась - и долго  не умолкала. Все
это время Ланефенуу ни  разу не пошевелилась, а Укхереб то и дело дергалась,
словно от  боли,  и  слегка  вскрикивала.  И  если  Вейнте  была  не  совсем
откровенна, когда речь зашла о ее отношениях с этим устузоу, особенно тогда,
когда нельзя  было не солгать, - это объяснялось простой  забывчивостью,  не
более. Она сочла неуместными всякие упоминания о Дочерях Смерти, о них можно
было поговорить  и позднее. Она просто  рассказывала, как строила город, как
устузоу  убили самцов  на  родильных  пляжах,  как  она  защищало  город  от
пришельцев и как,  обороняясь, была вынуждена напасть на устузоу. Добравшись
до  конца  повествования,  она,  тщательно  сдерживая все  чувства,  описала
всеобщую гибель, разрушение  города, бегство горсточки уцелевших. Потом  она
умолкла, но положение ее рук говорило о том, что сказано не все.
     - Что еще ты собираешься добавить  к этому ужасу? - спросила Ланефенуу,
безмолвно слушавшая Вейнте.
     - Две вещи. Я расскажу тебе с глазу на глаз кое-что важное  о тех,  кто
покинул  город и  сейчас находится  в Энтобане. Это серьезный, но  отдельный
вопрос.
     - А второй?
     - Он! - громко начала она, подкрепляя слова жестами необходимости, силы
и уверенности. -  Он имеет  отношение ко  всему,  о чем я  говорила.  Я знаю
теперь,  как  защитить город  от  огня.  Я знаю, как  уничтожить  устузоу  в
огромном количестве. Теперь я знаю, в чем ошибались те, кто погиб ради этого
знания.  Я знаю,  что  просторы Гендаси,  пустынные  земли  за морем,  будут
принадлежать иилане. Так  будет. Никогда  еще  от яйца времен не  дули такие
холодные ветры, никогда  не  гибли  северные города  иилане. Никто не знает,
когда придет этому конец. Вот Эрегтпе, только сухие листья  носит ныне ветер
по его улицам; вот Соромсет, где белые кости иилане белеют в белой пыли. Вот
мой  родной  Инегбан,  который  давно умер бы в Энтобане, не отправься  мы в
Гендаси. А  теперь я чувствую, как холодные ветры продувают окруженный морем
Икхалменетс. И я боюсь за него. Что если  холода придут  и сюда? Я не  знаю,
что  будет.  Но я,  сильная  Ланефенуу,  знаю  одно.  Если  придут холода  и
Икхалменетс  будет жить,  он должен жить в Гендаси, ибо  ему  больше  некуда
отправляться.
     Ланефенуу  искала слабость и сомнение в словах  и жестах Вейнте - их не
было.
     - Возможно ли это, Вейнте? - спросила Ланефенуу.
     - Возможно.
     - Когда холодные ветры  ворвутся  в Икхалменетс, сможет ли  Икхалменетс
перебраться в Гендаси?
     -  Этот  теплый  мир  дожидается  вас.  Ты  отвезешь туда  Икхалменетс,
Ланефенуу, я  вижу в тебе силы для  этого. Я прошу  только разрешения помочь
тебе. А когда мы  переберемся туда, я попрошу лишь твоего разрешения убивать
устузоу, которые убивают нас. Позволь мне служить тебе.
     Как  требовала  вежливость,  и  Вейнте  и  Укхереб  отвернулись,  когда
Ланефенуу  застыла в глубоком раздумье. Но каждая  одним  глазом поглядывала
назад,  - чтобы вовремя отозваться  на  любое движение. Шло время, Ланефенуу
должна  была многое обдумать.  Облака  рассеялись,  солнце уже  спускалось к
горизонту, а  трое застыли, словно  вырезанные  из камня,  как  могут только
иилане.
     Когда Ланефенуу  наконец шевельнулась,  они повернулись  к  ней, полные
внимания.
     -  Следует принять  решение. Но  оно  слишком важное, чтобы  можно было
торопиться.  Пусть  сперва  Укхереб  доложит  мне,  о чем  сообщают ученые с
севера.  Вейнте  должна рассказать  о  том,  другом,  деле,  которое  нельзя
обсуждать при всех. Имеет ли оно отношение к теплой Гендаси?
     - Косвенно, но может статься, в значительной степени.
     - Следуй за мной, поговорим.
     Ланефенуу  двигалась  медленно,  тяжелые  размышления  отягощали  тело.
Спальня ее была  невелика, темная комната напоминала  внутренность  урукето.
Слабый  свет  лился от пятен фосфоресцирующей  краски,  в стене было круглое
окошко, за которым виднелся красивый морской пейзаж. Ланефенуу взяла водяной
фрукт,  наполовину осушила  его  и опустилась на ложе для отдыха. Для гостей
предназначались еще  два  ложа: одно у задней  стенки, другое  возле  входа.
Ланефенуу знаком велела Вейнте опуститься на то, что у входа.
     - Говори, - приказала Ланефенуу.
     - Сейчас. Я буду говорить в Дочерях Смерти. Знаешь ли ты о них?
     Ланефенуу вздохнула понимающе, но без отчаяния.
     - Я знаю о них. Из того, что говорила Эрефнаис, следует, что именно они
были  теми ее пассажирами.  И теперь они  могут  разливать яд своих мыслей в
теплом Иибейске. Как ты относишься к ним?
     Этот простой вопрос  выпустил  наружу всю ненависть, которую так  долго
сдерживала Вейнте.  Жесты  хлынули  потоком.  Она  не  в  состоянии  была ни
сдержаться,  ни  остановиться.  Ее  тело  и  конечности  дергались,  выражая
неприязнь, неприятие, ненависть... и только нечленораздельные звуки вылетали
с пеной гнева  сквозь стиснутые зубы. Она не  сразу овладела собой, но стала
говорить, только полностью успокоившись.
     - Мне трудно выразить всю  свою  ненависть  к этим созданиям. Я стыжусь
этой вспышки гнева. Но  я  здесь по  их вине. И я  хочу  поведать тебе об их
развращенности,  предупредить  об опасности,  если ты еще  не слыхала о них.
Хочу спросить  еще,  добрался ли этот духовный яд и носительницы его сюда, в
Икхалменетс?
     - И да и нет. - Хоть Ланефенуу  даже не шевельнулась, в  ее  интонациях
слышалось ощущение  смерти  и разрушения. - Я давно узнала об этих тварях. И
решила,  что  эта  болезнь  не  проникнет сюда. Не без  причины  Икхалменетс
называют окруженным морем. Только те, кто рождается  здесь, остаются  в этом
городе, из других  городов фарги к нам не приходят. Только урукето связывают
нас с остальным миром. И  обо  всем, что привозят они,  я  немедленно узнаю.
Приезжали сюда и Дочери  Смерти, я сразу же отправила их  назад, не позволив
даже ступить на берег. Так можно поступать с не имеющими ранга.
     -  Но иилане идет, куда  хочет, - проговорила  Вейнте, недоумевая; ведь
свобода передвижения была так же естественна, как вода, воздух, иного она не
могла и представить.
     - Верно,  -  с трудом  ответила  Ланефенуу, сильная  эмоция сковала  ее
мышцы. - Когда я впервые увидела тебя, Вейнте, я поняла, что передо мной та,
которая мыслит, как я, и  идет той же  тропою. И твои речи подтвердили  это.
Нас ждет общее будущее, и  я скажу тебе то, чего не знают другие. Да, иилане
прибывают в окруженный морем Икхалменетс. Среди них попадались и  такие, что
добром поминали Дочерей  Смерти. И  все, кого я  подозревала в этом  пороке,
были  здесь  у  меня  и говорили  со мной,  я слушала.  - Ланефенуу  надолго
умолкла, вслушиваясь в  себя, припоминая былое, вновь представляя события, о
которых  знала она одна. - Те,  кто решался  говорить здесь об этом, хотя  я
просила их покинуть Икхалменетс, те и только  те расстались  здесь с жизнью.
Узнав все, что нужно,  я просила их сесть, так же, как и тебя,  но на другое
ложе.  Погляди, видишь пятнышко  в  середине.  Это живое существо с ядовитой
железой  хесотсана. Ты поняла,  что я  имею в  виду? Отсюда они не выходили,
Вейнте. Понятно  ли  тебе,  что это значит?  Все  они  там. -  Она махнула в
сторону маленькой дверцы в  стене.  -  Питают  корни  города  своими телами,
избавив его от своих скудных умишек, как и должно быть.
     Когда смысл слов  Ланефенуу  проник в сознание  Вейнте,  она склонилась
перед эйстаа в позе нижайшей перед высшей и произнесла с почтением:
     -  Позволь  служить  тебе,  Ланефенуу, всю мою  жизнь.  Тебе дана сила,
которой нет у меня: сила поступать, как  считаешь нужным,  невзирая на чужие
мнения, сила преступить вековые обычаи ради нужд города.  Я буду твоей фарги
и всегда буду служить тебе и повиноваться твоим приказам.
     Наклонившись, Ланефенуу ласково тронула пальцами гребень Бейнте, жестом
своим выражая радость. И в словах ее было слышно облегчение.
     - Служи  мне, сильная Вейнте, как  я  сама буду служить тебе.  Мы шли к
одной   цели,  только  разными  тропами.  А  сейчас  я  вижу,   дороги  наши
соединились.  Дальше  мы пойдем вместе. И ни  устузоу,  ни  Дочери Смерти не
устоят перед нами.  Они будут  сметены с нашего  пути.  И завтрашнее  завтра
станет  таким, как вчерашнее  вчера,  и не  останется  даже  памяти об  этих
созданиях.



Глава десятая

                                           Uveigil as пер, as rath at
                                           stakkiz - markiz foliar ey to mami.

                                           Каким бы долгим и жарким ни было
                                           лето - все ровно придет зима.

                                                   Марбакская поговорка

     Зима опять пришла в Деифобен. Зарядили проливные  дожди, северный ветер
обрывал с ветвей пожухлые листья.
     Перед  рассветом  Керрик  проснулся:  по потемневшей  прозрачной кровле
опять барабанил дождь. Снова уснуть  не  удалось. Едва забрезжил рассвет, он
взял  свой  хесотсан  и  накормил  кусочками  мяса,  оставленными  от  ужина
специально для этого. Теперь он не разлучался с оружием. И приказал всем  за
пределы города выходить вооруженными. Покончив с  кормлением,  он вышел. Как
почти всегда, путь его лежал среди полей на  север  города к последней роще,
где огромные  ненитески  обрывали листья и громко хрустели ветками.  Липучие
лианы,  которыми иилане преграждали дорогу, оставались на своих  местах,  он
осторожно перешагнул их. Весь ядовитый  терновник был  уничтожен, потому что
охранял от  людей, а не от животных. Оружие Керрик держал наготове, опасаясь
хищников,  бродивших вокруг города. Внимательно вслушивался и приглядывался.
Он был один. Пустынная тропа уходила на север.
     На  ней никого не  было.  Керрик стоял, не обращая  внимания  на дождь,
насквозь промочивший бороду и длинные волосы; капли стекали с обоих ножей на
груди за пазуху,  ручейками бежали по коже. Никого. Каждое утро  он приходил
сюда - это  было самое  плохое  время. Потом, среди забот, он  забывался. Но
тяжелей всего  были часы сразу после пробуждения. Если бы Херилак вернулся и
привел с собою Армун, если бы пришел хоть охотник с весточкой от нее. Но, не
тронувшись еще в обратный путь, он уже знал, что надежды напрасны. Надо было
отправляться за ней самому, еще той весной. А сейчас было поздно, и до новой
весны оставалось  еще столько...  Что понадобилось  ему в этом городе, когда
все возвратились? Он уже и сам не понимал. Но сделанного не воротишь. Весной
он уйдет за ней, и на этот раз ничто не остановит его.
     И когда он пошел назад, тропа осталась такой же пустынной...
     Дождь редел,  среди  туч  уже проглядывало голубое  небо. В городе  его
ожидали дела, нужно было решать. Он не хотел никого видеть, не хотелось даже
говорить. Океан был неподалеку, глухой шум прибоя доносился  даже  сюда.  Он
прогуляется по пляжу и вернется в город.
     Едва он вышел  из-под деревьев,  солнце озарило чистый песок и покрытые
белой  пеной  волны. "Алпеасак",  "прекрасные  пляжи"  - сами собой пришли в
голову эти  слова. Правая  рука  и подбородок  привычно и незаметно для него
изобразили правильные модификаторы. Опустив голову, он побрел  по песку. Мир
- такое пустынное место.
     Пустовавшая  гавань за  год заросла  кустарником.  Многое изменилось  в
городе с тех пор, как ушли  иилане, и на смену им явились тану. Перебравшись
через нагромождение поломанных ветром ветвей, он приблизился к гавани. Они с
Саноне единодушно решили: перед рассветом и  после темноты караульные должны
охранять пути, ведущие от моря в город. Враг изгнан, - но это не значит, что
он  не  может  возвратиться.  А вот  и  караульный, прислонившийся спиной  к
дереву. Керрик не хотел разговаривать с ним и направился прямо  в  город, но
саску не пошевелился; он сидел, как-то обмякнув, и не замечал Керрика.
     С  внезапным  страхом  Керрик  остановился  и  припал к земле, выставив
хесотсан. Никто не шевелился. Над головой  крикнула  птица, больше ничего не
было слышно. Керрик дополз до ближайшего куста, укрылся за ним и теперь  мог
разглядеть охотника. Наклонившись вперед, он сидел с закрытыми глазами, едва
не роняя копье. Спит.
     Керрик  встал, улыбнулся  собственному  необъяснимому страху и,  шагнув
вперед, окликнул уже...
     Но увидел шип, сбоку вонзившийся в шею охотника, и понял, что не ошибся
в худшем.
     Иилане вернулись!
     Лихорадочно  озираясь,  он  отступил  за  куст.   Где  они,  где,  куда
подевались? И, прежде чем поддаться панике, Керрик постарался подумать, а не
действовать сразу.  Здесь побывали иилане, в этом не  было  сомнений. Нельзя
было исключить  и несчастный случай... или убийство, ссору между охотниками.
Теперь все делали собственные шипы и тщательно обрабатывали их, чтобы точнее
попадать в цель. Но та игла, что вонзилась в шею охотника, выросла на кусте.
Ее обломила фарги,  и  иилане ею выстрелила. Они пришли с моря.  Сколько их?
Надо  предупредить.  Где   поблизости  работают   саску?  И,  стараясь  быть
осторожным, он заторопился к центру города, уклонившись от кратчайшего пути.
     Впереди  послышались  голоса... Саску! Он побежал им  навстречу и хотел
уже  позвать,  когда  заметил  двух воинов рядом с  апельсиновыми деревьями.
Вдруг  послышатся треск,  один  из  них пошатнулся и упал. Второй обернулся,
вздрогнул - и рухнул на упавшего товарища.
     Крик  застрял в горле Керрика, он припал к земле за стволом дерева, так
чтобы видеть обоих  саску. В небольшой рощице зашелестели сухие листья, и он
застыл не дыша, - темная фигура медленно вышла на свет. Иилане!
     Она остановилась,  и,  неподвижно  застыв,  стала  озираться,  водя  по
сторонам глазами.  Ее опущенные руки выдавали страх, хесотсан был обращен  к
земле. Она  была молода.  Это фарги, подумал Керрик. С  ней  должны  быть  и
другие.  Он оказался прав:  мгновение спустя послышался раздраженный  голос:
"Вперед!" Фарги  помедлила  в страхе  и нерешительности и  наконец  шагнула.
Сзади из  укрытия показались еще  две  фигуры, объятые тем же всепоглощающим
страхом. А потом из тени выступила четвертая - повелевающая... знакомая. Шаг
- и она уже на свету. Вейнте!
     Волна ярости захлестнула Керрика. Ненависть, отвращение... что-то еще -
он не знал, что это, да и знать на хотел. Вейнте вернулась, будет нападение,
надо предупредить остальных.
     Но сначала надо  убить ее, он  знал это наверняка. Когда-то он ранил ее
копьем, но она осталась жива. А теперь  маленькая капелька на острие стрелы,
незаметная капелька яда - и мгновенная смерть. Да!
     Он медленно  поднял  оружие,  прицелился... ветерок  дунул -  надо  это
учесть... вот она повернулась - как хорошо он помнит это лицо.
     Стреляй!
     Оружие громко треснуло  в его руке; в этот момент одна из фарги шагнула
вперед и, сраженная иглой, пошатнулась и рухнула.
     - Ты!  - выкрикнула  Вейнте,  глядя  Керрику прямо в  глаза;  ненависть
сотрясала ее тело.
     Не думая, Керрик  выстрелил снова,  но она скрылась из глаз. Обе  фарги
бросились  за  нею. Оружие  его  опять  треснуло, одна из них  упала наземь.
Раздался звук удалявшихсл шагов.
     Бегут. Значит, это еще не нападение, а только разведка.
     -  Они  здесь!  -  завопил Керрик изо всех сил, закончив военным кличем
тану. А потом выкрикнул на языке иилане:  - Смерть, смерть, смерть - Вейнте,
Вейнте, Вейнте! - надеясь, что она поймет смысл этих звуков.
     Вдали  послышались крики,  и  он, предупреждая, крикнул снова. И вдруг,
забыв об опасности, он помчался вслед за  иилане. Он  мчался следом, надеясь
убить  ее.  Выбежав на  берег,  он увидел, как  две фигуры прыгают в воду  с
причала.
     Стоя  на  выщербленном  помосте,   Керрик  вновь  и  вновь  стрелял  по
удаляющимся черным головам, пока опустошенный хесотсан не задергался в руке.
Его стрелы не достигали цели; плывущие давно были в