Боевой клич тану

     Они  неустанно пробирались на север, и Керрика переполняла радость, ему
хотелось кричать, но он знал, что охотник в лесу должен быть безмолвным. Шаг
за шагом он уходил все дальше от города, от груза ответственноста за него.
     Он сделал все, что мог, и пусть теперь другие спасают город. Это больше
не его забота. Широкая  спина Ортнара,  покрытая потом, размеренно двигалась
перед ним, Над головой охотника  звенели  москиты, и он  отмахивался  от них
свободной  рукой.  Внезапно  Керрик  почувствовал,  как  сильно  он  к  нему
привязаться:  ведь они столько  испытали вместе с  тех пор,  как Ортнар убил
прикованную к Керрику  Инлену. Тогда ему хотелось  убить  Ортнара. Но теперь
между ними существовала связь, которую  нельзя было нарушить. Она была такой
же реальной, как окружавший их лес. Они шли и шли на север, и город со всеми
его  проблемами  оставался все  дальше  позади. К ночи Керрик очень устал  и
думал только об отдыхе, но не хотел первым проявлять  слабость. И, когда они
добрались до заросшей  травой поляны возле ручья, первым остановился Ортнар.
Он показал на серый пепел старого кострища.
     - Хорошее место для ночевки.
     Слова  марбака, обычная  для тану мысль. Здесь  Керрику  не нужно  было
разговаривать  на языке иилане  или на  сесеке,  стараясь понять  витиеватые
высказывания  мандукто. Не  было  ничего,  кроме неба и леса. А там, в конце
пути, его ждет Армун. Он был бы  рад сбросить с себя груз, который раньше не
замечал. Ему  было двадцать четыре года, он  столько  прошел  дорог, столько
разных миров  видел за последние шестнадцать лет, в плену  у  иилане. И этой
ночью он спал спокойнее и глубже, чем за все последние годы.
     Когда  он утром проснулся, над ручьем  висела  легкая дымка. Коснувшись
его  плеча,  Ортнар  приложил  палец  к  губам,   потом  поднял  хесотсан  и
прицелился.  Небольшой  олень,  зашедший  по колено в воду, тревожно  дернул
головой и рухнул, едва в его шею вонзилась игла.
     После консервов мургу свежее мясо показалось  необычайно вкусным, и они
наелись досыта, пока на углях запекалось и подвяливалось оставшееся мясо.
     -  Расскажи мне о парамутанах, - проговорил Керрик  с набитым ртом. - Я
знаю только их название к то, что они живут на севере.
     - Я однажды видел парамутана; он пришел торговать с нашим саммадом. Все
лицо  его было покрыто шерстью - не  бородой,  как  у нас с тобой, а  как  у
долгозуба. Он был невысок - только чуть выше меня, а я  был тогда еще мал. Я
слыхал, что они живут на берегу моря, далеко на севере, там, где лед никогда
не тает. Они ловят рыбу в море, у них есть лодки.
     - А как: мы найдем их? У них ведь тоже наверное много саммадов?
     Ортнар погладил щеки в знак того, что не знает.
     - Не знаю. Мне не говорили об этом. Но я слушал, как они разговаривают,
- ведь они слишком глупы, чтобы  понимать марбак. Охотник из нашего  саммада
знал  несколько их слов - он и разговаривал с парамутаном. Я  думаю, что нам
надо добраться до северных берегов и там искать следы Армун.
     - Но пока мы доберемся туда, начнется зима.
     - Там всегда зима. У нас есть  шкуры, добудем мяса. Если мы не сойдем с
этой тропы,  мы встретим идущие  на юг  саммады.  Они дадут нам эккотац. Вот
так.
     - И сушеных хардальтов - наверняка у саммадов они есть.

     ...Прошло много дней, прежде чем влажный ветер сквозь струи дождя донес
до  них запах  дымка. Пойдя на запах, они вышли на луг,  посреди которого за
пеленой  дождя  чернели  шатры  саммада  Сорли.  Они  прошли  мимо  трубящих
мастодонтов... Досыта наевшись и выспавшись в сухом шатре, утром направились
дальше. Более тану им не попадались.
     Они  шли на север,  и лето  сменялось  осенью. Сухие листья  падали  на
тропу, и у подстреленного Керриком кролика - с каждым днем  он все увереннее
чувствовал себя с луком в руках - уже пробивался белый пух.
     - Очень ранняя зима. - озабоченно покачал головой Ортнар.
     - Зимы нынче ранние. Но мы с тобой должны спешить на север.
     Небо стало серым, и охотники уже  чуяли в воздухе снег, когда добрались
до становища возле реки.  Керрик  узнал  это  место  сразу, едва поднялся на
прибрежный  откос.  Валявшиеся  кое-где  клочья  перегнивших шкур да осколки
костей отмечали теперь место, где погиб саммад его отца. Здесь, среди костей
Амагаста, Херилак нашел нож  из небесного металла, который  теперь  висел на
шее Керрика. Керрик прикоснулся к ножу. Тогда, давным-давно, иилане вышли из
океана и погубили весь его саммад. Это случилось так давно, что он уже почти
не помнил, как это было.  Теперь саммад его на севере - там, где Армун, туда
лежит и его дорога. Он обернулся на зов Ортнара, и они пошли по берегу реки.
     День  уже клонился  к вечеру,  когда  они обнаружили  на  берегу  сухое
дерево,  способное выдержать  их  обоих; оно было  не  очень большим,  и  им
удалось вытащить его  из подлеска. Они трудились весь  вечер и закончили уже
затемно.
     Наутро,  крякая  от  холода, охотники полезли в  ледяную воду. Привязав
оружие и мешки  к торчавшим  корням,  охотники оттолкнули  ствол от берега и
уцепились за него, подгоняя неуклюжее дерево в быстром течении. Перебравшись
на другой берег, оба тану буквально посинели, и зубы их выбивали непрерывную
дробь. Пока  Керрик  вытаскивал  на  берег  пожитки, Ортнар  развел  высокий
костер. Они недолго  сидели  возле него - обсохли сами  и  просушили одежду.
Потом они напялили еще  влажные шкуры и вновь пошли на север. Быстрая ходьба
не  даст замерзнуть...  Медлить  нельзя - первые хлопья  снега уже кружились
среди деревьев.
     Дни  стали короче,  и  они  вставали до рассвета и долго  шли в бледном
свете  звезд,  прежде  чем небо  начинало  розоветь.  Они  были  сильными  и
выносливыми. Но страх закрался в их сердца.
     -  Мяса  осталось немного, - сказал  как-то Ортнар. - Что будем делать,
когда оно кончится?
     - Найдем парамутанов...
     - А если нет?
     Они молча переглянулись - ответ  на  этот вопрос был известен обоим, но
произносить  его  вслух не  хотелось.  Подбросив сухих  веток в  огонь,  они
придвинулись поближе к костру, наслаждаясь теплом.
     Густой лес подходил прямо к берегу. Невдалеке от воды высились огромные
ели. Временами им приходилось  углубляться на  сушу,  когда отлогие песчаные
берега сменялись высокими утесами, у подножия  которых грохотал  прибой. Лес
был безмолвным и неподвижным. В  глубоком снегу было  трудно идти. Выходя на
берег,  они  всякий  раз  внимательно  вглядывались  вдаль, пытаясь заметить
признаки поселения парамутанов. Но пусто и безлюдно было в море и на берегах
его.
     Еда  почти  кончилась,  когда  разразился  буран. Охотникам  ничего  не
оставайтесь,  как  идти  против  северного  ветра  в  поисках  какого-нибудь
укрытия. Они  промерзли до костей, прежде чем  у подножия  утеса  им удалось
обнаружить неглубокую пещерку рядом с песчаным откосом.
     - Туда! - крикнул Керрик, преодолевая  рев ветра. Темный  вход в пещеру
был едва заметен в снежном вихре. - Заберемся туда и укроемся от ветра.
     - Нам нужны дрова, и немало. Давай спрячем вещи и сходим за дровами.
     Вход наполовину закрывал сугроб. Оступаясь и падая, они разметали его и
забрались  в пещеру. Без ветра в ней казалось тепло,  несмотря на то что изо
рта валил пар.
     - Нельзя лежать, пошли, - вставая, сказал Ортнар и вытолкнул Керрика на
мороз.
     Непослушными руками они  ломали и  рубили  ножами нижние  ветви. Ортнар
выронил каменный нож - и пришлось потратить  много времени  на  поиски его в
сугробах.  Из  последних  сил  они  приволокли  охапки  хвороста -  пришлось
ограничиться этим, второй вылазки они бы не осилили. Керрик нащупал шкатулку
с огненными камнями, но онемевшие от холода пальцы не слушались.
     Он согрел руки на  теле под шкурами,  и ему удалось разжечь огонь;  они
развели  пламя  пожарче  и улеглись  рядом, глотая дым  и ощущая, как  тепло
возвращает  жизнь продрогшим телам.  Уже стемнело, вовсю  выл ветер, заметая
вход  снегом.  Время от времени его приходилось отбрасывать,  чтобы  выходил
дым.
     - А  мы  не  первые  здесь, -  сказал  Керрик,  указывая  на нависающий
скальный потолок, где углем были набросаны очертания большого оленя.
     - По крайней мере они не сложили здесь  своих костей, - буркнул Ортнар,
ковыряя ногой землю возле костра.
     - Что-то будет с нами... - задумчиво проговорил Керрик.
     Вместо ответа Ортнар взял свой мешок и вытряхнул из него остатки еды.
     - Вот все, что у нас есть. В твоем мешке не больше. Слишком мало, чтобы
вернуться.
     - Значит,  надо идти  вперед. Мы разыщем парамутаноз. Они не могут быть
далеко. Они где-то рядом.
     - Мы пойдем, когда прекратится метель.
     По очереди  они  выходили за  хворостом,  оставшийся  следил за очагом.
Стемнело  быстро, и Ортнар едва нашел вход в пещеру со  своей охапкой. Резко
похолодало, и ему пришлось растирать снегом  белые  пятна на  щеках.  Друзья
молчали, потому что время для бесед миновало.
     Метель  не утихала  столько дней, сколько  пальцев  на руке у охотника,
включая  большой.  Выходили только  за дровами,  растапливали  снег  и  пили
горячую  воду.  Голод уже  начал  терзать их  желудки,  но  охотники берегли
оставшиеся крохи.
     Наконец настал  день, когда метель начала утихать. Ветра почти не было,
и снег как будто редел.
     - Кончается... - с надеждой проговорил Керрик.
     - Не уверен.
     Они   вылезли  из   пещеры.   Медленно   кружили   снежинки,  ненадолго
просветлело,  и они увидели, как на галечный  берег набегают тяжелые  волны,
темные с белыми гребнями.
     - Смотри! - крикнул Керрик. - Там что-то мелькнуло...  какая-то  лодка!
Маши руками, скорее!
     Они добежали до  края  воды  и стали  подпрыгивать среди  хлопьев пены,
крича  охрипшими  голосами.  Высокая  волна подкинула лодку вверх, и Керрику
показалось, что  он заметил в ней какие-то  фигуры. Потом волны вновь скрыли
неясные фигуры из виду. Лодку уносило на север.
     Наконец она исчезла среди огромных волн и более не появлялась.
     Промокшие и разочарованные, вернулись друзья в пещеру. Снова начавшаяся
метель едва не спрятала от них вход в нее.
     На  следующий  день  они  доели последнее.  Керрик  слизывал  с пальцев
последние  прогорклые крохи,  когда поймал на  себе  взгляд  Ортнара. Керрик
хотел что-то сказать, но промолчал.
     Что он мог сказать?
     Закутавшись в шкуры, Ортнар отвернулся.  А снаружи  выла метель,  ветер
стонал в утесах.  И земля под  ними содрогалась от могучих  ударов  валов  о
берег.
     Настала ночь - а с нею пришло и отчаяние, великое и безграничное.



Глава девятнадцатая

     За стенами паукарута завывала метель, яростный ветер нес снег по вечным
льдам.  Ничто живое не могло стать  на пути у пурги, ничто не  шевелилось на
заметенных  снегом просторах... только  снег,  только ветер.  Он взмывал над
окруженными  снежными стенами паукарутами. Поземка, похожая на белую бороду,
вилась возле хижины. Над мерзлой пустыней царили только тьма и смерть.
     Внутри паукарута  желтым  огоньком  светилась  масляная лампа,  освещая
черную  шкуру  уларуаква,  поддерживающие  ее  белые ребра,  смеющиеся  лица
парамутанов.  Они макали  куски  тухлого  мяса в  открытый  пузырь с  жиром,
кормили  детей и то и дело разражались хохотом, когда те размазывали по лицу
сало.
     Армун было приятно  их общество,  и даже постоянное внимание Калалеква,
вечно  пытавшегося ее обнять как только она  оказывалась  рядом, не докучало
ей. Они были  другими, не  такими,  как она, вот и  все. Они делили внимание
женщин между собой, и никто не обращал на это внимания. Только посмеивались.
Но темперамент Армун  был не таким, как у них.  И она не  могла так же бурно
радоваться,
     Но   она  улыбалась   их  шуткам  и  не   забеспокоилась,  когда   Харл
присоединился  к смеющимся.  Они расступились, давая ему место, -  некоторые
как  обычно трогали  его  светлые волосы,  это развлечение  никак  не  могло
надоесть им. Между собой  они  звали тану  эрквигдлитами, сказочными людьми.
Сами  для  себя  они были  ангурпиаквы  -  истинные, настоящие  люди.  Армун
понимала их разговор, ведь в паукарутах она проводила уже вторую зиму. Когда
парамутаны  приняли  их,  она была  рада, что осталась  в живых;  она  очень
ослабела тогда, совсем исхудала  и все беспокоилась, как Арнхвит будет  себя
чувствовать  в  этом  странном месте.  Все здесь было совершенно  иным: еда,
язык, образ жизни. Время  шло  очень  быстро, и  она  сумела приспособиться,
поэтому   вторая  зима   нагрянула  прежде,  чем  она  успела  осознать   ее
приближение.
     Третьей  зимы она  здесь  не  проведет  -  Армун это знала. Весной  она
постарается объяснить им, что  ей нужно уйти. Силы вернулись к ней, мальчики
отъелись. Надо уходить,  ведь Керрик  наверняка уже узнал от саммадов об  их
бегстве. И он решит, что они погибли. Темная мысль стерла улыбку с ее  лица.
Керрик! Она должна идти к нему на юг, в то особенное место, где жили мургу и
которое сожгли охотники, в далекие неведомые края...
     -  Алуторагдлакв, алуторагдлаквокв! -  произнес Арнхвит,  теребя ее  за
колено.
     Сильный мальчишка,  он уже встретил свое  третье  лето; он взволнованно
тараторил, показывая неровные  еще зубы. Она улыбнулась и стерла с его  лица
остатки жира.
     - Что ты хочешь? - спросила она на марбаке.
     Она   поняла  его,  но  не   хотела,   чтобы  сын  разговаривал  только
по-парамутански. И так уже они общались с Харлом лишь на языке их хозяев.
     - Хочу оленя! Моего оленя!
     Заливаясь  смехом,  он  барабанил  по  ее  колену  маленькими  твердыми
кулачками. Армун покопалась в груде мехов и отыскала игрушку. Она сделала ее
из  кусочка оленьей кожи, прикрепив вместо рогов изогнутые косточки. Схватив
ее, он со смехом убежал.
     - Ешь  больше, - произнесла Ангаджоркакв, усаживаясь рядом и протягивая
к ее рту пригоршню белого жира.
     В  тепле  паукарута она  сбросила  почти всю  одежду,  обнажив покрытые
шерстью  груди.  Армун  пальцем зацелила  немного жира  и  отправила в  рот.
Ангаджоркакв горестно зацокала языком.
     -  Жила-была женщина, которая не хотела есть наловленную рыбу, - начала
она. У Ангаджоркакв  на все  находилась сказка  и  присказка, в каждом, даже
пустяковом, событии она  видела смысл.  - Рыба была очень большой и толстой,
она смотрела на нее, поблескивая чешуей, и ничего не понимала. "Скажи мне, -
спросила рыбина, - почему ты не хочешь меня есть? В глубинах моря я услыхала
заклинания рыбака и схватила крючок с яркой наживкой. Я  проглотила наживку,
как  и положено  рыбе, а  ты  не хочешь есть  меня, Почему? " Когда  женщина
услышала это, она рассердилась и сказала, что  не рыбе учить ее,  а есть или
не  есть - ее собственное дело. Но  рыбий дух услышал  ее речи и разгневался
еще больше, он поднялся из темных глубин океана, где обитал, и  направился к
поверхности моря. Он плыл быстро-быстро. И он проломил  лед, а  потом открыл
рот и проглотил  паукарут со всеми шкурами, и  ребенка, и масляную  лампу, и
женщину тоже. Вот что бывает с теми, кто отказывается есть. Ешь!
     Армун слизнула жир с пальца.
     - Когда  окончится  буря и вернется  солнце,  когда  станет тепло, мы с
мальчиками уйдем...
     Громко взвизгнув, Ангаджоркакв выронила пузырь и, зажав  уши, принялась
раскачиваться  из   стороны  в  сторону.  Услышав   шум,   Калалекв   поднял
расширившиеся  от  изумления  глаза,  потом поднялся  на ноги  и  отправился
посмотреть, что  вызвало  такой переполох.  От жары он  сбросил с  себя  всю
одежду,  и гладкая бурая шерсть его лоснилась в свете масляной лампы. До сих
пор Армун не  могла привыкнуть к тому, что все парамутаны  покрыты шерстью с
ног до головы. Зажав хвост между ног, Калалекв благопристойно прикрывал  его
пушистым кончиком признаки пола.
     -  Ангаджоркакв издала  звук великой печали, - проговорил  он,  подавая
Женщине кость,  которую принес  с собой. -  Вот  посмотри,  я  сделаю из нее
свисток, на нем будет уларуакв, и звуки будут выходить у него изо рта.
     Ангаджоркакв оттолкнула его руку, не желая слишком быстро  расставаться
со скорбью.
     -  Сейчас  зима,  сейчас темно,  но  волосы эрквигдлитки  словно солнце
освещают паукарут.  Мы  едим, и смеемся,  и  нам тепло. А  теперь...  -  она
застонала, раскачиваясь из  стороны  в  сторону... - теперь Армун  уйдет,  и
светлые мальчики с ней вокруг станет темно.
     Калалекв открыл от изумления рот.
     - Но  они не могут уйти, -  проговорил  он.  - Когда  задувает  метель,
смерть, разинув пасть, караулит возле паукарута. Тот, кто ушел из паукарута,
ушел к ней в зубы. Они не уйдут, и нечего плакать.
     - Весной, - проговорила Армун, - мы уйдем весной.
     - Видишь, - отвечал Калалекв, поглаживая Ангаджоркакв по шерстке, чтобы
успокоить. - Видишь, они остаются. Лучше съешь чего-нибудь. Они остаются.
     Парамутаны жили  только  сегодняшним  днем,  наступление каждого нового
утра было для них удивительным праздником.  Армун  молчала,  - ведь  она уже
решилась.  Они уйдут, как  только достаточно потеплеет.  Она вылизала пальцы
дочиста.  Надо есть, чтобы хватило сил на дорогу. Ведь придется  идти далеко
на юг.
     Ночью метель прекратилась, и, когда  утром  Калалекв раздвинул шкуры на
дымовом  отверстии,  внутрь   хижины   проник  тоненький  луч  солнца.   Все
обрадованно  заголосили  и принялись разыскивать  в  кучах шкур свою одежду,
разражаясь хохотом, если под руку попадались чужие вещи. Пурга продержала их
взаперти невесть сколько  дней,  и  дети  повизгивали  от нетерпения. Крепко
держа извивающегося Арнхвита, Армун натягивала на него нижнюю одежду с мехом
внутри. Сверху надевались более толстые шкуры, потом капюшон, теплые сапоги,
рукавицы - все, что помогало выжить здесь, на крайнем севере.
     Калалекв ползком,  пыхтя, пробивался наружу сквозь снег, навалившийся у
окончания выходного тоннеля.  Вход осветился, потом потемнел,  пока Калалекв
выбирался - и наконец внутрь хлынул яркий свет.  Внутри  опять начался смех,
все подталкивали друг друга к выходу.
     Армун  сначала отпустила  мальчиков и  последовала за  ними. Выбравшись
нарубку, она прикрыла глаза ладонью.  После сырого  тепла паукарута, запахов
мочи и тухлого мяса, свежий воздух был восхитительным.
     Вокруг белыми холмиками были разбросаны паукаруты.  Из них на солнечный
свет выползали парамутаны, криками и смехом приветствуя друг друга. Огромной
бледно-голубой  чашей  накрывало  их  небо, по  которому нетерпеливо  ползли
редкие облака, за краем льдов оно тонуло в темной синеве океана. Лодки возле
края воды были завалены снегом.
     Кто-то тревожно крикнул, показывая рукой:
     - Там в море уларуакв!
     - Не может быть!
     - Это не уларуакв, это одна из наших лодок!
     - Значит, это Ниумак,  только его лодка  еще не вернулась. Но он должен
быть мертв: мы спели смертную песню и ему, и всем, кто был с ним.
     - Поторопились!  - расхохотался Калалекв. -  Они одурачили нас  на этот
раз. Теперь они нам это припомнят.
     Харл со всеми бежал к приближавшейся лодке.
     Арнхвит  отстал, споткнулся и  негодующе завопил,  упав в  снег.  Армун
подхватила его и вытерла слезы - ревел он в основном от обиды.
     Общими силами лодку быстро  извлекли из воды и уложили вверх дном рядом
с  остальными.  Арнхвит  стоял,  держа Армун  за  руку;  он успокоился  и  с
интересом  смотрел  на  вернувшихся.  Ниумак   отправился  к   жилищам,  все
заторопились  следом,  стараясь  прикоснуться  к  его одежде,  чтобы  удача,
сохранившая  жизнь  четверым  охотникам,  перешла  и  к  остальным  людям  в
стойбище. Это же надо - выжить в такую пургу!  Все четверо устало опустились
на снег, жадно припав к поднесенным чашам и вынесенным отборным кускам мяса.
Когда прибывшие стали  удовлетворенно поглаживать  животы, начались вопросы.
Ниумак поднял вверх ла