мовластия, попросили к пристани не подходить. Где уж
тут пароходы и прогулки на воде! А вдруг уплывем?..

Первый фильм, доставленный через газету "Бильд", появился в августе 1984
года. Сначала - тот самый парадный город, о котором я говорила. Звучит
голос диктора, он говорит о городе автостроителей, соборах и церквах,
Кремле, настоящих памятниках русской старины, фонтане, которому сто лет; в
городе свыше 1 млн. 300 тыс. жителей; "здесь с 1980 года по решению властей
проживает академик Сахаров". В дикторском тексте нет и намека на
законность: "решение властей", а по существу - "что моя левая нога
захотела". Потом показывается дом, где Сахаров поселен, и квартира внутри -
в наше отсутствие: таким образом, снимавшие фильм всему миру показали
"неприкосновенность жилища в действии". Далее идут кадры лета 1981 года;
весны 1980-го - сажание деревьев. Фраза: "Живут замкнуто, но охотно
принимают гостей", - что она означает? По логике надо бы: "живут замкнуто и
не принимают гостей". Или она означает "замкнули"? Зимняя прогулка с Димой
- осень 1980-го. Таня и Марина - 21 мая 1981-го. Фраза: "Академик из
Горького не выезжает, таким правом до последнего времени пользовалась
Боннэр" - так построена, что можно подумать, будто право передвигаться по
стране - это нечто исключительное, - а может, так оно и есть? И за этой
фразой следует известная фотография 1975 года, когда я еду в Италию, - это
не Горький, это Москва, Белорусский вокзал. А ведь фильм должен был, как
сказано в заявке, доказать, что летом 1984 года Андрей Дмитриевич Сахаров
жив, здоров и на свободе. Причем здесь снимок 1975 года? Что это 1975 год,
можно убедиться, взяв прессу за август 1975-го. Если мне не изменяет
память, я выехала из Москвы 16 августа и прибыла в Париж 18 августа -
именно в эти дни появилась эта фотография во многих западных газетах.
Дальше кадры действительно лета 1984-го. Я иду в прокуратуру на очередной
допрос. С журналом "Огонек", призванным дать читателю представление о дате,
манипулирует один из наших наружных охранников. Кадры, где я свободно гуляю
по Горькому в обществе якобы приятельницы, сняты 25, 26, 27 июля 1984-го.
Это дни, когда я с адвокатом Резниковой читала свое дело и в перерывах мы
ходили обедать. Я действительно немного показала ей город.

Дальше начинаются кадры с Сахаровым и текст: "Академик прибавил в весе на
два с половиной килограмма, он следит за своим здоровьем, он пунктуален в
этом отношении, предпочитает обедать в одиночестве" - все вранье и про
характер, и про причины. Может, и правда, Андрей прибавил тогда в весе на
два с половиной килограмма - ведь это время после голодовки, он снял ее 27
мая 1984 года. Но он никогда не предпочитал обедать в одиночестве. Из
открытки в Ньютон от 4 марта: "Я успокоюсь (или не успокоюсь) только, когда
увижу тебя напротив себя за кухонным столом (так же было и в больнице)". А
в фильме вообще нет слова "больница" - все действующие лица специально без
халатов. И дикторский текст: "Академик отдыхает"; "Что может быть приятней
прогулки на свежем воздухе?"; "Что может быть приятней хорошей беседы?"
"Беседует" во всех фильмах или главный врач Обухов, или некто (из КГБ?) за
кадром. Обухов при "беседе" манипулирует журналами. Это он показывает таким
способом время действия. Журнал "Огонек" в руках охранника - это для
советских зрителей. Для западных - "Пари-матч" в руках человека выше
рангом, чем простой охранник, - главного врача областной больницы. Но,
может, я и не права. Может, охранник выше рангом - все ж-таки из КГБ прямо,
а Обухов только косвенно, так сказать, "от имени и по поручению".

Этот фильм был призван показать миру, что Сахаров жив. Он это сделал, тут
нет неправды - Сахаров был жив летом 1984 года, но монтаж и текст мне
доказали другое: такой же фильм можно сделать и спокойно показывать миру,
когда нас обоих или одного не будет в живых. Все у них готово для этого, и
кадров набрано предостаточно. Мне остается только предупредить друзей:
фильмы могут так же подделываться, как и письма, и телеграммы, и многое
другое, что подделывали до сих пор.

Второй (по срокам демонстрации) фильм, проданный газетой "Бильд" 29 июня
1985 года. Это фильм, так сказать, врачебный. Его основная часть ведется от
лица врача, и больше говорит врач, чем диктор. Он начинается дикторским
текстом о том, что Янкелевич, которого на Западе выдают за официального
представителя Сахарова, и Лига прав человека говорят, что Сахаров пропал.
Далее опять парадный Горький, город "с населением свыше миллиона человек".
Интересно, почему население в городе у одного и того же диктора так
варьируется: в прошлом фильме было "свыше миллиона 300 тысяч", теперь
только "свыше миллиона"? Далее текст, в котором уже не "по решению
властей", а просто "с 1980 года в Горьком проживает академик Сахаров вместе
с женой", то есть, оказывается, я не ссыльная, а "проживаю". Далее уже все
говорит врач:

"Сахаров наблюдается в областной больнице с 1981 года, дисциплинированный
пациент, регулярно приезжает на осмотры, аккуратно принимает лекарства...
диагноз: гипертоническая болезнь, ишемическая болезнь сердца, атеросклероз
сосудов головного мозга".

В этом же фильме, в его второй части, тот же врач говорит:

"Наблюдается с 1980 года... диагноз: атеросклероз головного мозга с
циркулярной энцефалопатией и явлениями паркинсонизма; атеросклероз аорты,
постинфарктный кардиосклероз, ишемическая болезнь сердца с нарушениями
ритма..."

Обе даты начала наблюдения (1980 и 1981) в одном фильме - какая верная? Я
от себя могу сказать, что впервые Андрей был госпитализирован в эту
больницу насильственно 4 декабря 1981 года, один раз дал согласие на
госпитализацию (апрель 1984), когда был нарыв на ноге; в 1984 году - 7 мая,
в 1985-м - 21 апреля и 27 июля был госпитализирован насильственно. Всего
провел в этой больнице при насильственных госпитализациях: в 1981 году с 4
декабря по 25 декабря - 21 день, в 1984 году с 7 мая по 8 сентября - 124
дня, в 1985 году с 21 апреля по 11 июля и с 27 июля по 23 октября - 169
дней. Таким образом, эта больница была местом изоляции Сахарова от всего
мира и даже от жены в общей сложности 293 дня. Я не учитываю дней 1981 года
- часть из них мы провели вместе. Единственная добровольная госпитализация
(это я пишу для сравнения) продолжалась с 12 по 21 апреля 1984 года - всего
9 дней: тоже многовато для госпитализации по поводу вскрытия карбункула,
ну, можно было бы это отнести за счет большого беспокойства об "академике"
- диктор в фильмах все время говорит "академик любит", "академик отдыхает",
"академик предпочитает", - но, к сожалению, именно в эти дни неправильное
лечение доктора Евдокимовой (кстати, она нам говорила, что она гематолог, -
почему же она лечащий врач Сахарова?) привело к тяжелым расстройствам
сердечного ритма. У Сахарова, видимо, всю жизнь были экстрасистолы,
одна-две в минуту. Я лично наблюдала их с осени 1971 года. Они все годы с
1971-го стойко появлялись на всех ЭКГ (наверно, и раньше, просто я не знаю
более ранних ЭКГ). Андрею Дмитриевичу никакого беспокойства они не
причиняли, он их вообще не ощущал. Можно предположить, что они были у него
всю жизнь и именно их наличие явилось причиной того, что в 1941 году
медицинская комиссия не пропустила его в военную академию. Такие
экстрасистолы не подлежат лечению, тем более препаратами дигиталиса и
препаратами, нормализующими ритм при различной патологии сердца. В апреле
1984 года доктор Евдокимова назначила Андрею дигиталис и изоптин, и тогда у
него число экстрасистол резко увеличилось - в некоторые периоды до
бигеминии и тригеминии. Был период, когда Андрея именно это из "практически
здорового" (так писала о нем советская пресса) сделало практически больным.

Но, конечно, самым страшным результатом пребывания Сахарова в больнице были
последствия спазма или микроинсульта, перенесенного им во время первого
насильственного кормления в 1984 году. Как теперь ясно, разрешение на него
дали Соколов и неизвестный врач, посетившие Сахарова в больнице вечером
(приблизительно после 10 часов вечера) 10 мая 1984 года. Привел их в палату
к Андрею и представил как врачей доктор Обухов. Они провели около постели
Андрея несколько минут, не осматривали его, задали несколько незначительных
вопросов и ушли. По Москве циркулировали слухи, что к Андрею ездил психиатр
Рожнов, - может, это был он? Я этого не знаю и этот эпизод рассказываю со
слов Андрея. На следующий день после их посещения было первое
насильственное кормление. Что при этом произошло, Андрей рассказывает сам в
письме Александрову: его повалили, привязали, он потерял сознание, было
самопроизвольное мочеиспускание; когда пришел в себя, были изменения
зрения, почерка, затруднение речи. Домой Андрей пришел через четыре месяца,
и я лично могла наблюдать только некоторое снижение работоспособности,
небольшой тремор рук и стойкие, оставшиеся по сей день, но уменьшившиеся
непроизвольные движения нижней челюстью. Косвенное указание на все это есть
в фильме. В разговоре с доктором Трошиным (невропатологом) на вопрос о
треморе Андрей говорит, что тремор был сильный в июне и в июле, но больше
всего в мае 1984 года, после 11 мая. И видно, как Трошин сразу же переводит
разговор на другое.

Почти половину фильма Сахаров ест. Эти кадры призваны показать, что
голодовки не было. Но даже то, как человек ест в кадре, показывает, что это
выход из голодовки. Из письма Сахарова мы знаем, что он снял голодовку 27
мая 1984 года, и с этого времени его держали в больнице не потому, что у
него были явные последствия тяжелого спазма сосудов головного мозга или
даже инсульта, перенесенного во время первого принудительного кормления, а
чтобы лишить возможности быть свидетелем на моем суде и присутствовать на
нем в качестве ближайшего родственника. Кадры 1984 года выдаются за кадры
1985 года. Я знаю со слов Андрея, что в 1985 году он не принимал в больнице
никаких лекарств, категорически от них отказывался, но у него было
подозрение, что ему что-то подмешивают в ту еду, которую вводят
насильственно. В фильме есть кадры, где Андрей принимает из рук сестры
какие-то таблетки - это тоже подтверждает, что кадры эти 1984 года. Врач
Евдокимова говорит о консультации горьковских кардиологов Вогралика и
Сальцевой. Но со слов Андрея я знаю, что он категорически отказался от их
помощи и даже в апреле 1984 года не желал с ними иметь дела и никогда после
их не видел. Ничего также Андрей не говорил о консультации кардиологов из
московского кардиологического института. Он таких врачей не видел.

Уже из сегодняшнего дня: в фильме марта 1986 года доктор Обухова (жена
Обухова) удовлетворена и довольна улучшением ЭКГ Сахарова - она полагает,
что это результат ее лечения. Но из телефонного разговора от 3 апреля
известно, что за все время, как Андрей вышел из больницы 23 октября, он не
принял ни одной таблетки по ее назначению. И именно отсутствие лечения
привело к тому, что его экстрасистолия вернулась к прежнему своему качеству
(одна-две в минуту). Для меня это является прямым доказательством того, что
все время пребывания Андрея в больнице какие-то медикаменты ему в пищу
подмешивали (я в данном случае говорю не о психотропных, а о сердечных),
иначе экстрасистолия нормализовалась бы гораздо раньше.

Вторая часть фильма - это почти полностью врачебный осмотр апреля или конца
марта 1985 года, до того, как Андрей начнет голодовку 16 апреля. Тут, в
общем, мне нечего пояснять. И поясняет, и показывает доктор Евдокимова. Она
говорит, что вот-де на Западе говорят, будто Сахаров не получает нужного
лечения и даже голодает, - нам (советским врачам, видимо. - Е. Б.) такое
слышать обидно, и мы показываем фильм, который снимаем во время осмотра.
Таким образом, эта врач все сама всему миру пояснила: и что советские врачи
не знают, что снимать фильмы во время осмотра без согласия пациента врач не
имеет права, и что они это делают. А пациент расстегивает штаны, стоит
полуголый и подтягивает одной рукой брюки, которые сползают, так как ремень
во время осмотра был расстегнут, а подтяжки спущены. Ему щупают железы
подмышкой и спрашивают про сон и про стул. Он отвечает: он ведь полагает,
что говорит с врачом. Он поправляет носки и ложится на кушетку, и врач
становится специально боком, зрителю видно, что это сделано нарочно, чтобы
лучше был виден пациент.

Не успела я отдышаться здесь в Ньютоне, как из Москвы вдогонку мне прибыл
фильм, в котором говорилось вроде: "ну, вот захотела поехать?" и -
"пожалуйста", "захотела увидеть детей?" - "это очень просто", "лечиться" -
"а почему нет?".

И ведь вроде все правда: приехала, увидела, лечусь. Но чтобы это "вроде"
стало правдой, надо добавить совсем немного: выехала я 2 декабря 1985-го, а
заявление подала 25 сентября 1982-го, это было заявление о поездке на
лечение - за три года можно и умереть, к болезни глаз прибавилось много
другого, и прежде, чем дать ответ, меня сделали уголовной преступницей,
моему мужу пришлось держать три голодовки - в общей сложности 201 день
голодовки и мучений насильственного кормления, десять месяцев заключения в
стенах приспособленной для этого больницы. Без этого добавления все, что
сказано в фильме, даже близко не соседствовало с правдой. Так как фильм
оказался жанром, полюбившимся тем, кто демонстрирует всему миру наше
благополучие, я могу прибегнуть к фотодокументу. В фильме много раз
показывают мой заграничный паспорт - дескать, вот, поехала, и все как у
всех. Нет, не как у всех, и поэтому, даже разрешив мне поездку в США и
Италию, мне хотели выдать паспорт без такого разрешения - только на Италию.
Нужна была еще одна трепка нервов и настойчивость, и паспорт стал, как у
всех.

В этом же фильме кадры и разговор Андрея с главным врачом больницы -
важный, серьезный. Реальные обстоятельства были таковы: мне лечили зубы,
протезировали. Меня держали в зубном кабинете долго - более двух часов.
Андрей, когда мы уже ехали домой, сказал мне удивленно, что все это время
Обухов не был занят никем, кроме него, поил его чаем и вел умные разговоры.
"О чем?" - спросила я. "О разоружении и новых предложениях Горбачева". -
"Ишь ты, какой заинтересованный". И мы видим в фильме: милая беседа, Андрей
пьет чай, он еще сильно исхудавший. Он говорит: "Мы говорим, они окружили
нас базами". Не знаю, как это место перевели для телевидения, но в газете
"Бильд" это место сделано так - Сахаров говорит: "Они окружили нас базами".

Следующий фильм был в конце марта 1986 года. Там опять очень важный
разговор - опять о разоружении. Тот, кто задает вопрос, не показан (по
голосу - это тот же Обухов), вопрос уже о мартовских предложениях
Горбачева, а отвечающий Сахаров тот же - истощенный, после голодовки конца
октября 1985 года. Пусть эксперты поставят рядом два телевизора и посмотрят
кадры рядом. Это не Сахаров марта 1986 года. И так как это старый разговор,
а новый - только вопрос, то и нет в кадре того, кто его задает.

И вот я слышу от друзей наших, от друзей Андрея, слова о том, что Андрей,
оказывается, говорит нечто для них неожиданное, - я спрашиваю: "Где он это
говорит?" И в ответ: "Как где - да в последнем фильме". Но ведь это фильм,
представленный Западу и, значит, всем нашим друзьям и недругам Виктором
Луём. (Я не хочу кощунствовать с такой несимпатичной фамилией - да и
плагиат будет, но как ее "склонить", как положено мужской, - не знаю. То ли
я грамматику забыла, то ли она не мужская?)

Неужели наши друзья способны хоть на минуту поверить этим фильмам? Даже они
забыли, что уже несколько лет назад, после писаний Яковлева, Андрей просил
доверять только тем его текстам и высказываниям, которые подтверждены мной,
моими детьми, Ефремом Янкелевичем. Нет, это удивительно - такое доверие.
Это страшно.

В этом же фильме Сахаров с цветами входит в какой-то подъезд. Впечатление:
нормальная жизнь, и человек идет, наверно, в гости. А на самом деле он
входит в дом, где живет один, цветы он купил себе, подъезд снят в необычном
ракурсе, и непохоже, что это дом, где живет Сахаров, только потому, что
снято с крыши близкого одноэтажного здания почты. Я все это сказала, сидя в
Ньютоне у телевизора, и спустя некоторое время получила подтверждения.
Открытка от Андрея от 15 февраля: "А я справлял твой день рождения. Еще
загодя купил ларчик и традиционные духи "Елена". Сегодня купил гвоздики,
шесть красных и три розовые". Но это все могу понять я. А посторонний? Он
скажет: "Что вы мне говорите, что Сахарова никуда не пускают? Да я сам
видел, как он шел в гости - с цветами". В фильме кадры: Сахаров на улице
свободно говорит с каким-то мужчиной. Я знаю, что это вовсе не приятель
Сахарова, это главный инженер станции техобслуживания. В телефонном
разговоре Андрей удивленно сказал, что его вдруг вызвали (через
милиционера) на станцию - они якобы что-то не так сделали при ремонте
машины. Сам главный инженер вышел навстречу Андрею и жал ему руку. И
повторный ремонт сделали бесплатно! Но, удивленный этим, мой муж не знает,
что его снимают и будут демонстрировать всему миру, - он мне рассказывает
об этом по телефону.

А зритель? Он думает, что мы говорим неправду о том, что нам запрещены
всякие контакты, даже случайные - в магазине, на улице. Там же кадры:
Сахаров гуляет с каким-то мужчиной - я знаю, что это физик из ФИАНа Д. А.
Киржниц. И тут же открытка от 28 января, цитирую: "В понед. были Киржниц и
Линде (физики зачастили)". И из телефонного разговора от 3 апреля (о другом
визите): "...чисто формальный, утомительно". Из открытки от 17 декабря:
"Приехала женщина от Обухова, звала к зубному". В фильме кадры: выходит из
машины вместе с какой-то женщиной около парадных дверей больницы, но это я
знаю, а зритель - нет.

И так вся жизнь, как под микроскопом, как будто лежишь на предметном
стекле. И вот в открытке от 18 марта: "Сегодня приехала медсестра от
Обухова, просила вернуть газеты, которые он так любезно дал мне неделю
назад, они нужны для моей истории болезни. Немного смешно". Андрей ничего
не знает ни о каких съемках скрытой камерой, но удивляется, видимо, и тому,
что дают какие-то газеты и просят вернуть, - и причем здесь история
болезни. И в телефонном разговоре 14 апреля удалось выяснить, что газеты
эти были "Обсервер" и что Обухов пытался навязать Сахарову обсуждение
напечатанного там письма президенту Академии Александрову, стараясь
доказать, что в письме неправда. Вы только вдумайтесь в ситуацию: главный
врач - начальник тех, кто мучил Сахарова, доказывает Сахарову, что это
неправда.

Я жду - что будет в очередном фильме? В открытке от 11 февраля вдруг,
видимо после очередного вызова к Обухову: "Обухов неожиданно предлагал
санаторий, "чтобы закрепить результаты лечения" (какого? ха, ха)". Значит,
можно ждать, что в очередном фильме появится такой разговор. Неважно, что
Обухов прекрасно знает, что в его больнице Сахарова не лечили. Он будет
говорить эти слова! В будущем фильме!

В последнем фильме: Андрей в телефонной будке, разговор со мной, я задаю
вопрос, знает ли он об интервью Горбачева газете "Юманите", где Горбачев
говорит и о нем. Андрей мне отвечает. В фильме нет моего вопроса, есть
только ответ Сахарова, и получается для зрителя, который не знает, что
осталось за кадром, что Сахаров сам себя считает правильно вывезенным в
Горький и изолированным от всего мира. Такие кадры можно перечислять без
конца. Я не могу, у меня нет на это сил. Я только могу просить не верить
будущим фильмам, могу заранее сказать: мне страшно думать, что, вернувшись
в Горький, я вместе с Андреем буду подвергнута, как и он, постоянному
наблюдению камерой, что это ужасно - жить под всегдашним всевидящим оком
телескрина.

В целом эти фильмы для меня - все подделка: это то, что выходит в мир из
здания, названного Орвеллом "Министерство Правды". Каждый из них призван
показать и доказать зрителю что-то конкретное - то, что нужно властям в
данный момент: то Сахаров здоров, то о