декабрьском интервью-телемосте из студии в Останкино -
она отражает мою первую реакцию, в основном сохранившуюся с тех пор. Мне
кажется, что Горбачев (как и Хрущев) - действительно незаурядный человек в
том смысле, что он смог перейти невидимую грань "запретов", существующих в
той среде, в которой протекала большая часть его карьеры. Чем же объяснить
непоследовательность, половинчатость "новой политики"? Главная причина, как
я думаю, в общей инерционности гигантской системы, в пассивном и активном
сопротивлении бесчисленной армии бюрократических и идеологических болтунов
- ведь при реальной "перестройке" большинство из них окажется не у дел.
Горбачев в некоторых своих выступлениях говорил об этом бюрократическом
сопротивлении - это звучало почти как крик о помощи. Но дело даже глубже.
Старая система, при всех своих недостатках, работала. При переходе к новой
системе неизбежны "переходные трудности" (из-за недостатка опыта работы
по-новому, отсутствия кадров руководителей нового типа). И вообще: старая
система создавала психологический комфорт, гарантированный, хотя и низкий,
уровень жизни, а новая - кто знает! И последнее - не могу исключить, что и
Горбачев, и его ближайшие сторонники сами еще не полностью свободны от
предрассудков и догм той системы, которую они хотят перестроить.

Добавление 1988 г. Перестройка сложившейся в нашей стране
административно-командной структуры экономики крайне сложна. Без развития
рыночных отношений и элементов конкуренции неизбежно возникновение опасных
диспропорций, инфляция и другие негативные явления. Фактически наша страна
уже испытывает экономические трудности. Повсеместно ухудшилось снабжение
населения продовольствием и промышленными товарами первой необходимости. У
меня особое беспокойство вызывают "зигзаги" на пути демократизации.
Создается впечатление, что Горбачев пытается овладеть контролем над
политической ситуацией путем компромиссов с антиперестроечными силами, а
также укрепляя свою личную власть недемократическими реформами политической
системы. И то, и другое чрезвычайно опасно! Демократизация невозможна без
широкой общенародной инициативы. Но "верха" оказались к этому не готовы.
Отражением этого явились, в частности, антиконституционные законы,
направленные против свободы митингов и демонстраций. Все это вызывает у
меня большую настороженность!

Таким образом, ситуация необычайно запутана и противоречива. Главная
надежда - на постепенную смену всех кадров, на объективную необходимость
"перестройки" для страны - ради преодоления застоя, на то, что "новое
всегда побеждает старое" - знаменитые слова Сталина, их хорошо нам вдолбили
в годы молодости.

В руках Горбачева четыре основных рычага: гласность (тут дело запущено и
начинает уже раскручиваться самоходом), новая кадровая политика, новая
международная политика с целью ослабления пресса гонки вооружений, общая
демократизация. Во всех своих интервью на Запад в 1987 году и для
"Литературки" я говорил, с разной степенью подробности и детализации, в
духе этих мыслей. Кроме уже упомянутых телемостов (два с США, с Канадой и с
ФРГ) мне особенно памятны хорошо получившееся интервью по телефону
корреспонденту "Голоса Америки" Зоре Сафир, подробное интервью для
итальянского телевидения по поводу выступления Горбачева на январском
пленуме ЦК КПСС и интервью журналу "Шпигель". К последнему я также написал
небольшое добавление в связи с неточностями в интервью Роя Медведева тому
же журналу. В этом добавлении я сам, однако, допустил неточность.
Дискутируя с Медведевым, я написал, что академик П. Л. Капица никогда не
выступал в мою защиту во время ссылки в Горький. Мне передали со слов жены
Петра Леонидовича, что им были написаны большое письмо на имя Андропова и
телеграмма на имя Брежнева. Я ничего не знал до последнего времени об этих
попытках П. Л. Капицы. Подробней я пишу об этом в "Воспоминаниях", глава
3-я второй части.

Моя позиция в отношении "перестройки" не всеми принимается, в том числе в
диссидентских кругах здесь и в эмигрантских на Западе. В одной из
издающихся в США на русском языке газет появилась статья под примечательным
заголовком: "Прощеный раб помогает своему хозяину" (этот образ, видимо,
возник в результате моего рассказа о пьесе Радзинского, о которой я писал
выше, правда автор статьи ухитрился перепутать Лунина с Лениным). Больше
огорчила меня переданная на Запад статья Мальвы Ланда - об этом
мужественном и честном человеке я не раз писал в книге "Воспоминания".
Грустно, но что поделаешь! Надеюсь, что и это недоразумение разрешится, как
и описанное выше с Ларой и Борей.

Как я уже писал, в первые месяцы после возвращения из Горького нас посетили
послы большинства западных стран. Принимали мы их, так же как других
гостей, в комнате Руфи Григорьевны (самой просторной в квартире, но сильно
нуждавшейся в ремонте после семи лет безнадзорности). Люся устраивала
вполне приличный, на мой взгляд, чай-кофе с печеньем.

Очень интересной и содержательной была встреча с группой государственных
деятелей США - с Киссинджером, Киркпатрик, Вэнсом, Брауном и другими. Мои
собеседники произвели на меня сильное впечатление - это несомненно острые,
умные, четкие во взглядах и позициях люди, далеко не "беззубые". Сам факт
их визита ко мне был нетривиальным проявлением уважения ко мне и к моему
международному авторитету. Они, в основном, спрашивали и слушали меня - а я
пытался наиболее четко выразить свою позицию в вопросах о горбачевской
"перестройке" и о том, как к этому следует подходить Западу, о разоружении,
о СОИ, о правах человека и гласности (большая часть всего этого потом вошла
в мои выступления на Форуме). Одна из основных мыслей, которую я защищал в
беседе, следующая: Запад жизненно заинтересован в том, чтобы СССР стал
открытым и демократическим обществом, с нормально развивающейся экономикой,
социальной и культурной жизнью. Именно с этим были связаны многие вопросы
гостей. Киссинджер, в частности, очень четко и откровенно сформулировал
свой вопрос: "Не существует ли такой опасности, что СССР осуществит
демократические преобразования, возникнут условия для ускорения его
научно-технического развития, экономика окрепнет, а затем он вновь усилит
экспансионистскую направленность своей внешней политики и на новом уровне
развития будет представлять еще большую опасность для мира во всем мире?" Я
использовал кавычки, но на самом деле это вольный пересказ по памяти.
Аналогичные, близкие по смыслу вопросы поставили Вэнс, Браун и другие
гости. Я ответил, что вопрос, конечно, очень серьезный, но, по моему
убеждению, следует опасаться не нормального развития в СССР открытого и
стабильного общества с мощной, в основном мирной, экономикой, а потери
мировой стабильности и одностороннего военно-промышленного развития
закрытого, экспансионистского общества.

Дополнение 1988 г. Отвечая на аналогичные вопросы сейчас, я считаю
необходимым подчеркивать, что Запад должен активно поддерживать процессы
перестройки, широко сотрудничая с СССР в вопросах разоружения, экономики,
науки и культуры. Но эта поддержка должна осуществляться "с открытыми
глазами", не безусловно. Антиперестроечные силы должны понимать, что любой
их успех, любое отступление перестройки одновременно будет означать срыв
поддержки Запада. Это уточнение позиции отражает мою озабоченность
"зигзагами" перестройки.

Браун и Вэнс также сформулировали вопросы, относящиеся к проблеме СОИ. На
мой контрвопрос, санкционирует ли Конгресс боевое развертывание системы
СОИ, если СССР откажется от принципа "пакета" (подробней я разъясню суть
проблемы ниже), мои гости с некоторой долей уверенности высказали мнение,
что в изменившейся после отказа СССР от принципа "пакета" политической
ситуации Конгресс не утвердит развертывания СОИ в космосе. Я говорил также
об освобождении узников совести и свободе эмиграции. Особенно внимательно
слушала и записывала эту часть беседы г-жа Джин Киркпатрик - она произвела
на меня впечатление очень умной и твердой женщины.

Мы не пустили фототелекорреспондентов в дом, но разрешили им снимать на
улице. Это было уменьшенное подобие встречи на вокзале, ламп-вспышек было
почти столько же.

Люся к приезду американцев, кроме традиционного кофе, сделала свое
"фирменное" блюдо - творожную ватрушку, она получилась удачно, гости, в том
числе Джин Киркпатрик, вполне ее оценили. Генри Киссинджер сказал, что
такую вкусную ватрушку делала когда-то в детстве его еврейская мама.

Другая встреча в конце января - начале февраля была с президентами
американских университетов. Их приезд в Москву намечался давно, когда мы
были еще в Горьком, и теперь состоялся в более нормальных обстоятельствах.
Все они приехали в Москву по туристской визе на три дня и от нас
направились в Вену на конференцию по правам человека. Вместе с ними в
Москву приехал, тоже по туристской визе, Алеша - в качестве переводчика и,
конечно, чтобы повидать нас. Это было большое событие для всех нас. Алеша
уехал 9 лет назад, и все это время казалось, что он никогда уже не сможет
приехать в СССР.

Его разрешение на поездку было получено в самый последний момент, после
моих телеграмм в советское посольство в Вашингтоне и послу СССР в США
Добрынину. На Восточном побережье США в эти дни был сильный снегопад,
самолеты не летали по погодным условиям, и Алеше пришлось срочно добираться
из Бостона в Нью-Йорк на арендованной машине. 8 часов он пробивался по
шоссе, покрытому тридцатисантиметровым слоем снега!

Состоялись две большие беседы с президентами и, кроме того, еще очень
содержательный разговор с Германом Фешбахом, в основном посвященный
проблеме СОИ. Герман давно был другом наших детей, много помогал им. Люся
встречалась с ним в США в 1979 г. и в 1985-1986 гг., а я был знаком с ним
лишь заочно. Я давно хорошо знал его книгу "Математические методы
теоретической физики" и совместную книгу с Вейскопфом по ядерной физике.

После отъезда президентов Алеша задержался еще на шесть дней. Он много и
интересно рассказывал об американской жизни - она представала перед нами
уже не в перспективе постороннего наблюдателя, а изнутри. Один из его
рассказов - о том, как он, будучи аспирантом, во время каникул подрабатывал
через бюро найма (не знаю точно, как это у них там называется). Он приходил
каждый день к 6 утра, и уже через три - три с половиной часа кто-нибудь
брал его на временную (однодневную) работу - подборщиком мусора, продавцом
в магазине вместо заболевшего, грузчиком, маляром, штукатуром и т. п. Скоро
его заметили (Алеша всегда любую работу делает быстро и на совесть,
"выкладываясь", как работнику ему цены нет) и брали одним из первых, почти
сразу, как он приходил. Средний дневной заработок при этом составлял
вначале 29 долларов, а потом возрос до 35 долларов. Неплохо по советским
нормам. Рассказывал также Алеша и о других сторонах американской жизни - о
референдумах по разным спорным вопросам городского и штатного характера, об
организации здравоохранения и образования и т. п.

Очень огорчил нас Алеша в последние дни симптомами нервного переутомления:
сказались систематические перегрузки и почти беспрерывный стресс той жизни,
которой он - и вообще наши дети - жил последние годы начиная с момента
нашей ссылки в Горький, голодовки за выезд Лизы, Люсиного инфаркта, моих
голодовок с известием о смерти в 1984 году, с фальшивками КГБ и
беспрерывной борьбой за нас, с поездками по всему миру и кончая страшным
волнением за Люсю во время операции на открытом сердце (на расстоянии мне
было легче - я обо всем узнавал задним числом, а кое-что - вообще по ее
приезде), и при этом Алеша всегда напряженно работал - над диссертацией, в
офисе и по дому...

Приближался Люсин день рождения и Форум. По случаю первого приехал Эд Клайн
с женой Джилл и дочкой Кэрол (также приехали приятельница Кэрол и ее друг).
Я уже писал в "Воспоминаниях" об Эде, о его участии в издании "Хроники" и
других правозащитных делах, о той неоценимой и постоянной помощи, которую
он оказывал нашим детям. Люся много раз говорила мне, что наши дети просто
погибли бы без этой помощи. С Эдом у наших детей и Люси давно крепкая
дружба. Я тоже всегда считал его своим другом, заочным, так как не
надеялся, что он и я когда-либо окажемся в Москве. Теперь это произошло.
Мне кажется, что мы оба не разочаровались друг в друге. Что я еще
дополнительно понял (или утвердился в мнении) - что Эд очень умный, тонкий
и предельно деликатный человек. В первый же день его приезда я дал ему
прочитать подготовленные к Форуму тексты моих выступлений. Одобрение Эда
было очень важным для меня.

Так называемый "Форум за безъядерный мир, за международную безопасность"
проходил в Москве 14-16 февраля 1987 г. Это было широко организованное,
пропагандистское, в основном, мероприятие. Одним из "дирижеров" Форума был
вице-президент АН СССР Евгений Павлович Велихов, он же пригласил
участвовать меня.

Первый контакт с Велиховым был у меня в начале января. В Москву приехал
итальянский физик Зикики с идеей организации "Мировой лаборатории" -
некоего международного многопрофильного научно-исследовательского центра,
занимающегося десятью - тридцатью особо важными научными проблемами из
разных областей науки, имеющими большое практическое или теоретическое
значение. Не мне судить, хорош ли этот проект с точки зрения организации
науки, нет ли во всем этом элемента рекламы или политиканства. Аналогия,
которая мне приходит на ум, - это Сибирское отделение АН, организованное М.
А. Лаврентьевым. Элемент рекламы там несомненно был, но в целом затея,
кажется, себя оправдала (впрочем, тоже не мне судить). Среди проектов
Зикики была работа по МТР - именно поэтому меня пригласили. В кабинете
Велихова сидели Зикики, академик Кадомцев (один из руководителей работ по
МТР, физик-теоретик) и переводчик. Кадомцев кратко, но содержательно
рассказал о достижениях последних лет по управляемой термоядерной реакции и
о существующих проектах; это было мне крайне интересно - ведь я с конца
60-х годов совершенно не следил за этими делами. Оказывается, имеется
возможность создавать в "бублике" постоянный циркулярный ток с помощью
соответствующим образом организованного высокочастотного поля, правда пока
только при относительно низкой плотности плазмы (удачные эксперименты
проведены в Японии). Существуют также способы непрерывной смены
термоядерного горючего. Таким образом, "Токамак", по-видимому, избавляется
от основного своего принципиального недостатка - импульсного режима работы.

Потом Зикики рассказал о своих проектах и обсуждал их с Велиховым. Я
задавал вопросы, в основном воздерживаясь от высказывания своего мнения. В
конце разговора я предложил Зикики посетить нас дома.

Велихов после встречи (которая происходила в Президиуме АН) подвез меня на
своей машине, при этом впервые с ним возник разговор о предстоящем Форуме.
Я в двух словах сказал о своем отрицательном отношении к принципу "пакета".
Велихов заметил, что у него другая точка зрения, и предложил мне
присутствовать на обсуждениях по вопросам разоружения, которые проводятся в
узком составе с участием Сагдеева, Гольданского и Раушенбаха.


ГЛАВА 3

Новые обстоятельства,
 новые люди, новые обязательства

Продолжаю после двухлетнего перерыва. Постараюсь описать некоторые недавние
события, не вошедшие в предыдущие главы, в том числе мое участие в
значительнейшем событии последних лет - Съезде народных депутатов СССР.

Это было время больших изменений в общественном сознании во всей стране, во
всех ее слоях. Я тоже на многое смотрю несколько иначе, чем два года назад,
даже чем полгода назад.

В июле - августе 1987 года мы (Люся, Руфь Григорьевна и я) провели месяц в
Эстонии, в местечке Отепя. Галя Евтушенко имеет там дом и живет каждое
лето, часть весны и осень. Она подыскала нам очень удобное жилье - две
небольшие комнаты с кухней (в которой был баллонный газ). Вторая половина
дома сдавалась другой семье, и еще одна дачница жила в сарайчике. Сами
хозяева имели другой дом в нескольких кварталах от нас и еще ферму за
городом, где жили родственники хозяйки. Я пишу обо всех этих подробностях,
так как уже в них - образ жизни, который сильно отличается от того, с чем
обычно встречаешься, скажем, в Подмосковье.

Я впервые был в Прибалтике, если не считать двух кратковременных приездов в
Таллин на конференцию и в Вильнюс на суд Ковалева.

Южная часть Эстонии с ее многочисленными озерами и покрытыми лесом холмами
очень красива. Мы собирали грибы и ягоды, Люся купалась в озерах и каждый
день возила Руфь Григорьевну по окрестным местам. Это лето оказалось
последним в жизни Руфи Григорьевны.

Но есть какое-то удовлетворение в том, что нам удалось провести его именно
так - на природе, свободно и счастливо. И главное - вместе. Еще год назад
это было бы невозможно.

В Эстонии нас поразил высокий - в особенности в сравнении с Европейской
Россией - уровень жизни, организованности и хозяйственной активности. Мы
приехали из Москвы на нашей новой машине. Уже само состояние дорог после
разбитых, годами не ремонтированных дорог в соседней Псковщине производило
потрясающее впечатление. Мы видели аккуратные домики-фермы, разбросанные на
больших расстояниях друг от друга, крестьян, заготавливающих с помощью
своей косилки корм для своих коров (их несколько на каждой ферме) и
обрабатывающих поле с помощью своего трактора. На обочине дорог под
небольшим навесом выставлены фляги со свежим молоком, специальные машины
забирают их и доставляют на молокозавод.

В Эстонии нам часто приходилось слышать: мы больше и лучше работаем -
поэтому лучше живем. Это, конечно, только малая часть правды, лежащая на
поверхности. Более глубокая и истинная причина - та, что социализм прошелся
по этой земле своим катком поздней и с гораздо меньшей силой и
последовательностью, имея для своей разрушительной работы меньше времени. В
республиках, входивших в состав СССР с самого начала, гораздо глубже
осуществился трагический процесс уничтожения, в том числе чисто
физического, активных слоев крестьянства. Одновременно сильней произошло
размежевание общества с выделением партийно-государственных
бюрократических, паразитических по их сути, структур. Не случайно в этих
"старых" республиках так медленно развиваются арендные, кооперативные и тем
более частные формы хозяйства при почти не скрываемом противодействии
местных партийных и государственных органов.

Сейчас именно Прибалтика дает всей стране пример общенародного движения за
истинную, а не показную перестройку, за радикальное решение национальных
проблем (идеи республиканского хозрасчета и Союзного договора).

Летом 87-го года в советской прессе впервые после 60-х годов в журнале
"Театр" было опубликовано интервью со мной о постановке пьесы по повести
Булгакова "Собачье сердце". Эта более или менее случайная для меня
публикация привлекла большое внимание. К сожалению, я, хотя и видел
корректуру, не настоял на устранении некоторых неудачных мест. Получилось,
что я выражаю опасения, что в космос полетят люди с собачьими (погаными)
сердцами. Такой банальной красивости я не говорил. На самом деле, можно
было опасаться, что у власти встанут люди с нечеловеческими сердцами;
реально же я сказал, что в театральной постановке чувствуется приближение
37-го года - чего Булгаков не мог предвидеть. Из произведений Булгакова я
особенно люблю "Белую гвардию" ("Дни Турбиных"), не мыслю советской
литературы без "Мастера и Маргариты". Многие другие произведения, в том
числе "Собачье сердце", нравятся мне гораздо меньше.

Осенью 87-го года в "Московских новостях" было опубликовано второе мое
интервью - о телевизионном фильме "Риск". Кажется, мне удалось там сказать
что-то важное. Затем последовало интервью для тех же "Московских новостей",
но уже общественно-политического характера. В нем я впервые упомянул о
необходимости и возможности сокращения в 2 раза срока службы в арм