ение в лесную обитель.  К  общему
сожалению,  за  сосланными  последовали  Видура-Законник   и
царица  Кунти - брат незрячего раджи и мать троих из пятерки
Панданов. Переубедить не удалось.
      "И  не  пытались..."  - роптали злые  языки.  Ложь!  -
пытались,  искренне  пытались,  но  все  оказалось   тщетно.
Старики упрямее ослов.
     Впрочем, жизнь мало-помалу брала свое. Имущество павших
было  поделено наследниками, отгремели тризны, стих плач,  а
женщины  рожали почти исключительно мальчиков, не  стесняясь
ради  замужества пренебрегать варной и родом супруга - особо
выбирать-то  не приходилось! И на семейном совете  в  Городе
Слона  было  решено  начать "Конское  Приношение"  -  давнее
"Рождение  Господина"  публично  признали  сорванным   из-за
козней и зависти, а значит, на самом деле состоявшимся.
       О  чем  повсеместно  кричали  глашатаи.  Надев  венец
Махараджи, старший из Пандавов лично вывел из ворот  столицы
черного  коня  с белой звездочкой во лбу, вывел  и  хлестнул
нагайкой по крупу.
      Следом  двинулось наспех собранное войско во  главе  с
Серебряным Арджуной.
        Вести,   вскоре   затопившие   Хастинапур   весенним
половодьем,  радовали  и  огорчали  одновременно.  Да,  мощь
оружия  заставила окрестные уделы вслух признать владычество
Города  Слона,  но  наследники погибших на Курукшетре  царей
оказались заносчивей, чем родители, и головы склоняли только
/.$   нажимом   силы.   Да,  Арджуна  покорил   воинственных
тригартов,  но  был  опасно  задет  стрелой  и  уронил  свой
знаменитый  лук  Гандиву  на  землю.  Да,  пало  на   колени
Пятиречье,  но  сперва гордые синдхи дали  захватчикам  бой,
зубами  цепляясь  за  каждую  пядь  родной  земли,  и  когда
Серебряный  рискнул прибегнуть к небесному оружию...  Первые
же  слова  мантры  вызова ввергли его в столбняк,  и  вместо
явления огненных стрел пришлось пережидать слабость, прячась
за   спинами  щитоносцев.  А  в  Кошале  витязь  вообще  был
смертельно ранен, волосок его жизни грозил лопнуть  в  любую
минуту, и лишь чародейство тамошних ятудханов сумело вернуть
героя к жизни - чтобы "Конское Приношение" продолжилось.
      По  Великой  Бхарате шел черный  конь,  а  следом  шел
Арджуна, сын Громовержца.
     Медленно.
     Спотыкаясь.
     Отдыхая после каждого шага.
     Но - шел.

                             ***

      По  возвращении  в Город Слона финал  обряда  пришлось
отложить  до  лучших времен - конь явился тощий,  в  репьях,
кожа   да  кости,  и  показывать  его  народу,  прежде   чем
подкормится, не хотелось.
     То же относилось к полководцу.
      Впрочем,  нет худа без добра: в северных  Гималаях  по
наводке   Черного  Баламута  нашли  сокровищницу   Стяжателя
Богатств, бога Куберы. Посланный караван успешно добрался от
Хастинапура к кладу и вернулся обратно, нагруженный золотом,
что   существенно  подняло  настроение.  Опять  же  радовало
сообщение караванщиков: близ сокровищницы не обнаружилось ни
якшей-стражей,  ни  самого  бога-хозяина  -  видать,  Кубера
благоволил отдать клад в руки Пандавов!
      Хмурился  один Баламут и все выспрашивал погонщиков  с
охранниками:  действительно ли они  не  видели  в  горах  ни
одного якши?!
     Ну хоть самого завалящего?!
      Погонщики  клялись  всем святым, охрана  била  себя  в
грудь, Баламут кивал и начинал расспросы заново.
      Наконец  черный конь отъелся на вольных  пастбищах,  а
брахманы получили задаток деньгами и телеги казенного  риса,
дабы  вершили обряд с тщанием. Животное торжественно заклали
на   центральной  площади,  разъяли  на  части,   пристально
вглядываясь  в  каждую,  затем  заставили  Черную  Статуэтку
возлечь  рядом с кровоточащими останками. Когда и эта  часть
обряда была выполнена, общую жену Пандавов отпустили с миром
-  отмываться и приходить в себя; конину же публично  сожгли
на костре из душистых поленьев, а кости раздробили и достали
костный мозг.
      Мозг  этот  потом долго варили в котелке,  на  стенках
которого искусный гравер изобразил особо выдающиеся  подвиги
братьев  во  время  Великой Битвы. Пар  вздымался  вверх,  к
небесам, Пандавы стояли вокруг котла и по подсказке старшего
&`%f  усердно втягивали ноздрями жирные струйки.
     От мясного запаха мутило.
      После  чего  Царь Справедливости был  во  всеуслышание
объявлен Колесовращателем всея Бхараты.
      На  следующий день Черный Баламут покинул  Хастинапур,
несмотря на уговоры погостить до середины весны.
     Он возвращался в Двараку, столицу ядавов.
       На  прощание  Кришна  раздраженно  поинтересовался  у
новоявленного   Колесовращателя:   почему   брахманам   было
заплачено  втрое  против обычного?! Что,  денег  павлины  не
клюют?!  Ответ  был  прост:  от стоимости  зависит  святость
обряда  (так  сказали обильные добродетелями), а  по  старым
расценкам моления не доходили до ушей богов.
      -  Теперь  дошли?  - поинтересовался  Черный  Баламут,
прыгая на колесничную площадку.
     Колесовращатель лишь равнодушно пожал плечами.
     "Это у тебя спросить надо!" - явственно читалось на его
лице.
      Следует  отдать должное: начало царствования  Пандавов
было  отмечено  и  рядом благоприятных  признаков.  Охотники
вкупе  с  бортниками  единодушно утверждали,  что  из  лесов
напрочь  исчезли  ракшасы, и - странное  дело!  -  никто  не
всплакнул по безвременно ушедшим людоедам. Опять же радовало
отсутствие  претов  в  темных  местах,  упыри-пишачи  иногда
являлись   беременным  женщинам,  а  также  подросткам,   но
показания   свидетелей   были   абсолютно   недостоверны   и
противоречивы; скользкие бхуты гурьбой покинули кладбища,  и
пучеглазые якшини не совращали больше молодых отшельников.
     Впрочем, небесные апсары отшельников тоже не совращали:
отнюдь не по причине стойкости ушедших от мира, а по причине
отсутствия апсар.
      Расстраивались только ятудханы: Живцы-веталы перестали
откликаться  на  их  зов.  А тайные  яджусы,  пусть  даже  и
исковерканные  должным  образом, действовали  слабо,  причем
предсказать результат заранее было практически невозможно.
     Увы, душевная скорбь ятудханов никого, кроме них самих,
не интересовала.
       В   заброшенных  ашрамах  стали  все  чаще   находить
покойников:  аскеза быстро приводила к  смерти,  и  то,  что
раньше позволяло накопить море Жара, теперь влекло за  собой
истощение  и  гибель. Одним из первых погибших от  истязания
плоти был Видура-Законник; вестник горя сообщил также, что в
пламени  лесного  пожара сгорел несчастный Слепец  с  обеими
царицами.  Правда, в качестве утешения было передано:  пожар
занялся    от   священного   огня,   разведенного   каким-то
подвижником, и сгоревшие по этой причине непременно  обретут
райские сферы.
     Если не статус полубогов.
       Жизнь   шла   своим  чередом,  население  мало-помалу
увеличивалось, дождь падал сверху вниз, деревья росли  снизу
вверх,  коровы исправно мычали и телились, цари царствовали,
с  интересом  выясняя,  что  за  пределами  Великой  Бхараты
внезапно  объявились иные страны и народы, о которых  раньше
не  доводилось  и  слыхом слыхивать; Второй  мир  становился
!.+lh%,  распухая жабой в преддверии ливня,  зато  дождаться
откликов  от  Первого и Третьего миров не могли  даже  самые
благочестивые из жрецов-взывателей...
      А  в  крепкостенной  Двараке  тихо  спивался  Бхагаван
Кришна,  наконец  уяснив  суть  шутки,  сыгранной   с   ним.
Величайший  замысел обернулся величайшим крахом,  и  Баламут
богохульствовал, проклиная тот миг, когда решил сразиться  с
Опекуном  Мира его же оружием - хитростью и умением находить
лазейки  в  стенах  Закона. Ошибка  заключалась  в  досадной
мелочи,  непростительной оплошности: в разнице  между  двумя
состояниями,  между Бхагом и Бхагаваном,  между  Господом  и
Господином.
      Если  Бхаг  на  благородном  языке  означал  "Господь-
Действующий",  то образованная от него превосходная  степень
означала,    в    свою   очередь,   "Господин",    "Господь-
Отсутствующий".  И  употреблялась  она  в  качестве   крайне
уважительного  обращения к отсутствующему меж  собеседниками
человеку.
     Или не-человеку.
     Или... или-лили.
      Ведь  обращение "милостивый государь" тоже  далеко  не
всегда  означает,  что речь идет действительно  о  государе,
исполненном милости!
      Заметить  этот прокол в требованиях Черного  Баламута,
увлеченного  грядущим  величием, мог воистину  только  малыш
Вишну, и по ночам Кришна вскакивал от эха:
     - Дайте! Дайте ему... умоляю!
       Колоссальная  волна  Жара  -  легионы  душ   бхактов-
любовников,  подарок  Опекуна, треть тапаса  Шивы,  десятина
Жара  Трехмирья,  -  высвободившись в результате  Дарования,
создала новый мир.
     Мир Бхагавана Кришны.
     Мир Господина, Господа-Отсутствующего.
     Эру Мрака, эпоху Пользы.
      И  толпы,  исправно кричавшие на площадях и  в  храмах
"Харе  Кришна!",  все меньше и меньше отождествляли  любимое
божество  со  стареющим ядавом, удивительно  чернокожим  для
своего рода.
      Бхагаван  Кришна отсутствовал, внимая (или не  внимая)
славословиям;  Черный  Баламут  был  здесь,  рядом,  и   это
являлось залогом его ничтожества.
     - Дайте! Дайте ему... умоляю!
      Флейтист  жил  в мире сбывшейся мечты:  свободный,  он
внимал  речам  о  полубоге  Вишну,  который  является   лишь
отражением   самого  Абсолюта,  воплощенного  в   Бхагаване,
достучаться   до   которого   можно   лишь   чистым   душам,
бескорыстным возлюбленным...
     Однажды его упрекнули в недостаточной любви к Кришне.
     - Харе, харе, - криво улыбаясь, ответил Баламут. Он уже
знал, что скоро умрет. И боялся шагнуть за грань.

                             ***

     ...Какой такой, понимаешь, Бхагаван? Знать не знаю!
      -  Ты  че, дружбан, совсем уже зенки залил?! Не  знает
он... Дык Черный Баламут, Господь наш разлюбезный!
     И тощий оборванец, оскалясь гнилозубой ухмылкой, весело
хлопнул  по  плечу  приятеля-сотника,  изрядно  захмелевшего
после  кувшина медовухи. На рубахе из чинского шелка, и  без
того  заляпанной жиром, остался отпечаток пятерни - рядом  с
казенным оплечьем, украшенным воинской бахромой.
      Судя  по  цветному  тилаку на лбу  сотника,  тот  явно
принадлежал к варне кшатриев. Что же касается оборванца,  то
его  тилак  наполовину стерся (а вполне вероятно, был  стерт
умышленно),  но  и  так  за  три  йоджаны  было  видно,  что
обладатель  гнилых  зубов в лучшем случае  является  шудрой,
если не чандалой - псоядцем!
      Ишь, ручищи... небось углежог или скорняк - за год  не
отмоешь!
      Псоядец, хлопающий по плечу кшатрия?! Да раньше такого
и  на  порог  бы  не  пустили  в  питейное  заведение,  куда
заглядывают  уважаемые  люди. Кшатрий,  позволяющий  чандале
подливать  себе  в  чашу?!  О-хо-хо,  времена  наши  тяжкие,
изобилующие  развратом и непотребствами, а  также  идеями  о
равенстве и братстве...
      -  А-а,  этот... - протянул сотник. -  Ну  да,  Бха...
тха...  ха!  Видали такого! Клянусь собственными  потрохами,
видали! - когда в Двараку послов сопровождали. Я еду, а  Он,
понимаешь,  идет. Пешком. По стеночке. Пьян был,  понимаешь,
как... как... и вообще: это все дравиды придумали. Про  Бха-
гхавана. Для смущения умов.
      -  Ну  ты, арийская морда! Ты полегче! Нажрался свинья
свиньей, а туда же!
      -  Я?  Это я - нажрался?! Да я океан... одним глотком!
Пшел вон, клеветник! - Сотник попытался замахнуться, но едва
не подбил себе глаз и бессильно уронил руку на столешницу. -
Это  Он  был пьян, а не я! Пьян, как... как бог! Вот.  Ну  я
тогда  еще, понимаешь, и подумал... О чем это я подумал?  А,
вспомнил!  Подумал:  раз этому, который  теперь  главный  на
небе, с утреца можно, то чем мы хуже?
      -  А  ничем! Ничем не хуже! - с готовностью согласился
оборванец,  придвигая к себе кувшин с остатками  медовухи  и
поспешно  наполняя жертвенную чашу с резьбой  по  ободку.  -
Совершим же возлияние в честь...
      -  Совершим!  -  Сотник плюхнулся  мордой  в  блюдо  и
захрапел  во  всю  глотку, присвистывая  красным  сплющенным
носом.
     Оборванец проворно допил хмельное, крякнул и направился
к  выходу, по дороге как бы невзначай мазнув рукой по  поясу
собутыльника.
      В  результате  кожаный мешочек  с  серебром  переменил
владельца.
     - Ну?!
      - Порядок! - возвестил гордый оборванец толпе кабацкой
голи,  поджидавшей его снаружи, и потряс перед сизыми рожами
добычей. - Гуляем?
      -  А может, лучше в блудилище сходим? Говорят, у тетки
Урмилы   две  брахманские  женки  объявились!  Таких   углом
/.ab "(hl, одну сзади, вторую спереди...
     - Ты б помылся прежде, козлина!
      - Сам козлина! Баня, между прочим, денежек стоит! А  у
тетки  Урмилы  платишь - бери... Хошь мытый,  хошь  немытый:
кому какое дело! Польза - она и есть Польза!
      - Это верно! Гуляй, братва, однова живем! И-эх, а мал-
ладого  падагоптра  несут  с пр-рабитой  головой!..  Разлюли
малина...

                             ***

     Рай?
       Прежде  запретные  удовольствия  теперь  предлагались
открыто, бесстыже сверкая разноцветьем вывесок: от хмельного
и   дурманных   курений  до  каких  угодно  естественных   и
противоестественных   утех   с   женщинами   любой    варны,
мальчиками,  животными,  специально  отшлифованным   изнутри
бамбуком...
     Чего изволите?!
     Рай?
     В Двараке, стольном граде Черного Баламута, люди раньше
других усвоили: время Закона ушло. И на смену ему идет время
Пользы.  Выгоды.  Тот же пострел, кто осознает  это  первым,
успеет урвать себе больше других.
     Ядавы осознали.
     Первыми.
     Или одними из первых.
      Что толку гнить в лесном ашраме, размышляя о Вечном  и
запивая  коренья  ключевой  водой?  Что  толку  в  аскезе  и
кшатрийской чести, если боги перестали являться к аскетам  и
царям,  дабы  одарить их согласно накопленным заслугам?  Что
толку в купеческом слове, если честность грозит разорением в
этом  приюте  мошенников?! Надежда  на  райские  миры  после
смерти,  говорите? Дхик! Возлюбим нового Бхагавана, возлюбим
всем  сердцем - и пусть катятся к Великой Матери все заслуги
вместе с их плодами! За Бхагаваном как за каменной стеной!
     Даром, что ли, сказано:

     Даже если ужаснейший грешник
     Чтит Меня безраздельной любовью,
     То и он именуется "праведник",
     Ибо он рассудил безупречно.

     Тот, кто знает, - не видит различий
     Между брахманом-дваждырожденным
     И коровой, слоном, собакой
     Или тем, кто собаку съедает...

      Что  говорите?  Здесь, на земле?  Рядом  живет?  Гауду
глушит,  не просыхая? Ну да, конечно! Кто ж не знает Черного
Баламута,  нашего любимца! Пусть пьет! Он  у  нас  -  земное
воплощение Бхагавана, ему все можно! А раз ему -  значит,  и
нам не заказано...
      Что?  Сам Бхагаван и есть? Собственной персоной?!  Это
Aаламут-то? Ну, вы и загнули, господин хороший! Хотя... бхут
его разберет! В общем, наливай!
      Опустели  обители, и лишь наиболее стойкие или  просто
упрямые  отшельники  еще продолжали  истязать  свою  грешную
плоть,  не спеша податься в торговцы, сборщики податей  или,
на худой конец, в храмовые жрецы. Да и то сказать, торговать
тоже  уметь  надо,  особенно в наш век  Пользы,  когда  чуть
зазеваешься  -  на ходу подметки обрежут! А в храмах  сейчас
сплошное  запустение:  брахманы  дерут  втридорога,   паства
упирается,  сквалыжничает, вот и приходится дваждырожденным,
которые  порасторопнее, бродить по миру с сумой: подайте  на
молельню  в  Брахмагири! киньте монетку  на  святую  криницу
Собачьей Шерсти! а вот Пруды Рамы! кому омыться, очиститься,
скинуть грешок-другой?!
      Нет,  уважаемые, лучше заняться каким-никаким  мирским
промыслом: зубы-то на полку рядом с утварью не положишь!
      Чудес  на  свете не бывает, божественных  явлений  шиш
дождешься,  предсказания  врут,  обряды  впустую  -  к  чему
швырять  деньги на ветер, кормить этих дармоедов? Пользы  от
них  -  шакал наплакал! Пусть сами зарабатывают свой хлеб  в
поте лица своего!
     Польза.
      Госпожа  наша! - теперь ты диктуешь все и вся,  только
иные это еще не допоняли. Но поймут, и очень скоро!
     Этот лес чандалы-псоядцы рубили? Ну и что? Мне-то какая
разница?  Бревна  как бревна, хоть избу строй,  хоть  костер
пали! А пошлина вдвое меньше. Вот и беру. Не один ведь беру:
артелью стараемся... Скверна? Просека на просеке? А идите-ка
вы со своей скверной знаете куда? Время - деньги, а тут вы с
вашими просеками!
      Замужем?  Можно подумать, я не знаю! И мужа  ее  знаю,
сосед он мой! Как нам не стыдно? А никак не стыдно! И так не
стыдно,  и  сяк  не стыдно, и вот эдак тоже! Вон  поглядите,
кстати: муж ее куда направился? В блудилище, ясное дело! Там
моя  супружница в окошке деньги принимает, а когда  запарка,
то  и  пособит...  Стыдитесь сами, хорошие  мои,  ежели  вам
невтерпеж, а с вашими заповедями к градоначальнику  сходите.
Он ближнего любит, у него темницы пустыми не простаивают...
     Рай?
     Ад?
      Наивные  люди:  рай,  ад... ведь ясно  сказано  новыми
проповедниками:  "У  того,  кто  считает  духовным  учителем
самого себя, глупый ученик!" А раз так, раз я - пыль,  прах,
и жить мне на земле сущие пустяки...
     Рассвет эры Пользы властно вступал в свои права.
      Однако  Закон  еще таился по углам. И, уходя,  успевал
карать  кое-кого из тех, кто слишком быстро сбросил  его  со
счетов.

                             ***

      Зловещие  знамения одно за другим наводили  трепет  на
жителей  крепкостенной  Двараки.  Некий  черный  как   уголь
человек  с  безволосой головой повадился бродить  по  улицам
#.`.$  , заглядывая в окна домов и лица прохожих, - ядавы  в
испуге  шарахались  от него, как от чумного.  Человек  молча
глядел  на  них  пустыми глазницами и шел дальше,  и  многие
шептали, что это сама Смерть в тайном облике разгуливает  по
улицам.  Поминалось всуе имя Черного Баламута,  но  болтунам
живо   поукоротили  языки.  Говорили  также,  будто   дюжина
подвыпивших   смельчаков  истратила   на   незнакомца   пару
колчанов,  но  стрелы не причинили чернецу вреда,  а  герои-
стрелки  вскоре  умерли в страшных мучениях  от  неизвестной
болезни.
      Вороний грай днем и ночью оглашал окрестности Двараки,
вторя  пронзительному свисту ветра; полчища крыс  заполонили
кварталы,  и  ночные кошмары терзали ядавов,  едва  горожане
забывались тревожным, беспокойным сном.
       В   отчаянии  взывали  они  к  Бхагавану,  но  молчал
Отсутствующий; курился фимиам старым богам, оставившим детей
своих  в скорбный час, но тщетны были молитвы и бессмысленны
второпях  приносимые жертвы. Те же, кто успел приспособиться
к  новой  жизни,  только смеялись над своими богобоязненными
соплеменниками: кошмары? вороны? знамения?
     Пить надо меньше... или больше.
     И перестали ядавы почитать богов и брахманов, старших и
наставников, возлюбив лишь собственную выгоду и услады тела.
И смеялись они над испуганными, говоря: "Мы живем по Закону!
Польза - вот наш новый Закон! А ее мы блюдем свято..."
     И искренне думали, что им удалось обмануть Судьбу.
     А глядя на ядавов, постепенно перенимали их образ жизни
и соседние народы.

                             ***

      Лишь немногие в Великой Бхарате понимали, куда катится
империя.
     Лучше всех понимал это Черный Баламут.
      Уши  его  полнились проклятиями вдов, несшимися  вслед
через  годы  и пространства с усеянного трупами  Поля  Куру;
плач настигал Бхагавана, заставляя втягивать голову в плечи.
Надо  было действовать, пока не стало слишком поздно. Убитая
Эра  Закона  вцепилась в своего палача, не  желая  отпускать
его.
     "Дайте! Дайте ему... умоляю!"
      Впрочем, может, это и к лучшему?! - внезапно  снизошло
на Кришну озарение. Врага надо бить его же оружием. Мой враг
- цепляющееся за меня прошлое?!