то будет ваджру за мной таскать,
перуны  подавать,  маме жаловался. А я-то,  дурак,  полагал,
будто  отказом избавляю братца от моря бед: топай  к  каким-
нибудь "Облаченным-в-непробиваемую - броню", прей в доспехе,
глотай пыль, громыхай по жаре!
     Чего тебе дома не хватает, Упендра ?!
     Птичьего молока?!
     Ладно, вернусь, прикажу бочку-другую доставить... Пока,
я пошел.
      Хоть  бы раз задумался: запри кто дома меня, Индру,  -
долго б я терпел тихие посиделки?!
     Дом бы по кирпичику...)

                             ***

      ...Но,  как  говорится, не было счастья, да  несчастье
помогло.  Собрались суры-асуры океан пахтать. Сбивать  масло
из   воды  океанской.  Есть  такое  масло  -  святая  амрита
называется, напиток бессмертия. Без него хоть ты  сур,  хоть
ты асур... короче, плохо дело. Работа тяжкая, тут любые руки
на  счету,  малыша  -  и того позвали. А  он  рад-радешенек.
Бегает, везде суется...
      Ну,  взяли  мутовкой  гору Мандару,  веревкой  -  змея
Васуки,  вцепились  дружно (суры -  за  хвост,  асуры  -  за
голову) и давай пахтать.
     Эй, Мандарушка, ухнем!
      Много  чего напахтали: и хмельной суры-тезки, и белого
коня  Уччайхшраваса,  и белого слона Айравату,  и  жемчужину
Каустубху,  и  дерево Париджату, и жуткий яд  Калакутту,  от
которого  даже у Шивы шея посинела, и такого добра,  что  уж
вовсе враки завиральные... тут и амрита подоспела.
      Смотрят  суры с асурами... нет, не на амриту  смотрят.
Друг на друга. В смысле: как делить-то будем? По-братски или
поровну? Если поровну, так асуров много больше...
     Быть драке.
     А если драка - так асуров опять же много больше.
      Вот  тогда-то  и  пригодился семье  хитроумный  братец
Вишну. В драке ему цена медяк ломаный, когда здесь и Индра с
перуном,  и Шива с трезубцем, и Варуна с тенетами, и  вообще
дракон  на  драконе... зато выдумщикам всегда  почет.  Исчез
малыш  на  минуточку,  а вернулся не  бог-красавец  -  дева-
красавица.  Да  такая, что асуры онемели и трудовой  пот  со
лбов   утереть  забыли.  Подошла  дева  к  чаше  с  амритой,
изогнулась  белым лебедем, мурлыкнула кошечкой, потерлась...
Бедняги  -  асуры  и  опомниться не успели:  братья-суры  уж
далече и амриту, торопясь, хлебают.
     Дева - первой.
     Вот в чаше и дно показалось.
      Много потом чего наговорили сурам обиженные асуры,  да
толку-то?!  Не пахтать же океан заново! А братья-Адитьи  пир
закатили  горой  и  славили  в  одиннадцать  голосов  братца
младшего, выдумщика-затейника, девицу их притворную!
     Герой!
     Хитрец!
     Гордость семьи!
     Слушал Вишну хвалу братскую и про себя думал: удавиться
бы, да не выйдет...
     И жена теперь, ежели что: с девицами, дескать, спать не
обучена!

                             ***

      (Мне  очень захотелось потрепать малыша по плечу.  Или
взъерошить его замечательную шевелюру. Или... или-лили,  как
говаривал  в детстве Грозный. Все, что угодно,  лишь  бы  он
/`(#   a(+   лихорадочный  блеск  глаз,  лишь  бы   перестал
раздеваться перед нами донага, раздеваться истово, с хрустом
отдирая  присохшие повязки, оголяя сокровенное,  больное,  к
чему и прикасаться-то страшно...
     По мне уж лучше головой в Кобылью Пасть.
     Даже когда ты наедине сам с собой.
     Попросите меня рассказать, к примеру, что я чувствовал,
сидя  у  Раваны  в  темнице! Когда вся сила бессильна,  мощь
беспомощна,  душа  истоптана всмятку,  а  злоба  клокочет  в
глотке смоляным варом...
     Нет, не могу. Даже сейчас не могу.
     А он рассказывает.
     Прости, малыш.)

                             ***

      Есть  на земных базарах писцы-крючкотворы, в отдельных
павильонах  сидят.  А  над павильоном знак:  торговые  весы,
вверх  ногами перевернутые. Идут люди к крючкотворам,  когда
Пользе  надобно  с  Законом под ручку пройтись  и  Закон  же
объегорить. Чтоб и барыш, и комар носу не подточил.
     Думают крючкотворы.
     Плешь чешут.
     Пособляют.
     В любом заборе своя лазейка есть.
     За то им почет и слава и мзда перепадает.
      ...Великий  асур Златая Подстилка, аскет и  подвижник,
получил  от Брахмы дар: был он неодолим для богов и демонов,
людей   и   зверей.  Взмолился  тут  сын  Златой  Подстилки,
преданный  вишнуит Прахлада, издавна мечтавший об  отцовском
престоле...  Явился  Вишну-покровитель, в  облике  странном,
полульва - получеловека, и загрыз Златую Подстилку. Выйдя из
дворцовой  колонны и напав со спины. Оставив  дар  Брахмы  в
целости и сохранности. А потом шепнул на ушко старшему брату
своему,  Индре-Громовержцу; тот явился к преданному вишнуиту
Прахладе,  могучему отцеубийце, и попросил духовные  заслуги
последнего себе в качестве дара.
     Отдал Прахлада и пал от перуна. Освободился престол.
      ...Великий  из великих, князь дайтьев и  асуров  Бали-
Праведник,   был   правнуком  Златой  Подстилки   и   внуком
испепеленного Прахлады. Мог бы Бали силой вернуть  дедовский
престол,  уж  чего-чего, а силушки князю доставало  -  много
позже  сам  Десятиглавец  не сумел даже  приподнять  серьгу,
которую   носил  в  ухе  Праведник.  Да  только  благочестив
оказался  лишенный наследства, пошел иным путем.  Сотряслась
Вселенная от страшной аскезы, всполошился Брахма-Созидатель,
кинулся Жар на дар менять... Сменял.
     Над всем Трехмирьем воцарился Бали-Праведник. Сами боги
подпали  под его владычество - и процвела жизнь от небес  до
геенны.
      Приехала  мама-Адити к младшенькому в имение,  пала  в
ноги,  стала  о содействии просить. Выпросила. Явился  через
неделю  к благочестивому Бали карлик. Мелочь пузатая.  Молил
выделить ему, горемыке, собачий удел - пространства  на  три
h   #   в  поперечнике.  Наставник  асуров,  мудрый  Ушанас,
советовал князю: "Откажи!", но не умел Праведник отказывать.
Согласился. Стал карлик исполином, за три шага всю Вселенную
обошел,  а  Праведника из милости отправил ниже Преисподней.
Все честь по чести.
     Живи-радуйся!
      ...и  часто теперь призывали хитроумного Вишну,  когда
нельзя   было   спустить  силу  на  благочестие,   мощь   на
справедливость,  когда Польза братьев-суров  отступала  пред
Законом, а хотелось, ох как хотелось, чтоб и честь, и лесть,
и рыбку съесть!
      Есть  на  земных  базарах  такие  писцы-крючкотворы...
славься, Вишну - Даритель!
     Мы тебя любим!

                             ***

     (Все почему-то смотрели на меня.
     А я смотрел в пол.
     Пол как пол, ничего особенного.)

                             ***

       Когда   от   славы-почестей  становилось  уж   совсем
невмоготу, когда, вспоминая деяния, хотелось блевать - Вишну
сбегал  в Гималаи. Прятался в глухой пещере, выл втихомолку,
горечь  из  себя  гноем выхлестывал. Чтоб обратно  вернуться
прежним:   утонченным,  остроумным,  изящным  красавцем,   у
которого все в полном порядке, чего и вам желаю.
     Пробовал аскезе предаться.
     Без толку.
     Душа не лежала.
      Это Шиве-Горцу хорошо промеж пяти костров, да на одной
ноге,  да  на голом столбе, да чтоб дым в глаза и  кобра  на
талии клыками по лингаму... короче, Шиве хорошо.
     А иному плохо.
     Ой, мамочка, как плохо-то...
     Там, в Гималаях, и проклюнулся у Вишну дар аватарности,
частичных  воплощений.  Увидел он как-то:  парень-удалец  из
племени киратов девицу выкрасть пытается. Родители у  девицы
упертые,  таких  горцы  "куркхулями"  кличут,  без   знатной
парибархи  <Парибарха - калым, магарыч,  выкуп  за  невесту>
дочку не отдают; а у жениха имущества - тряпка на чреслах  и
голова  на  плечах. Парень крадет, девица торопит,  а  Вишну
смотрит  и по привычке мечтает: что бы я сделал, окажись  на
месте вора?! Я бы... ан тут сура и прихватило. Чудится  ему:
не  бог  он, а кират молодой, вот и веревка за скалу  крюком
цепляется, вот и невеста через плечо... вот и стрела вдогон.
      Добрый  стрелок - девкин отец. Быть парню с  гостинцем
между  лопаток. Аккурат у невестиной ляжки и воткнулась  бы,
сизоперая.  Да  только  парень  себя  в  тот  момент   богом
чувствовал (или бог - парнем, кто там разберет!).  Потянулся
рукой  невидимой,  велел ветру плеснуть  подолом,  а  солнцу
сверкнуть лучнику в глаза...
     Мимо стрела прошла.
     На три жезла левее.
      Очнулся  Вишну - сидит он у пещеры, выжат досуха,  как
спелый гранат в чашу выжимают, одно сердце поет.
     Будто и впрямь от смерти ушел.
      Прислушался:  в  парне  малая частица  сура  осталась.
Захочешь дотянуться - дотянешься. И девичью честь вроде  как
сам  нарушишь, и дом поставишь, и детей нарожаешь... и жизнь
проживешь.
     Настоящую.
     Без обмана.

                             ***

      ...с тех пор часто терся младший из братьев-Адитьев во
Втором мире.
     Возле людей.
     Думал: а что бы сам сделал, будь он... Думал - и делал.
     Жил.

                             ***

      (Я  машинально представил себя на месте малыша. Да,  я
понимал его. Теперь - понимал. Еще вчера, в Вайкунтхе, я сам
стоял,  глядя  на безобразную драку ракшасов с Проглотом,  и
мысли складывались в слова:
     "...мы, боги-суры, Локапалы-Миродержцы, со всеми нашими
громами  и  Преисподней  - как же  мы  мелки  на  подмостках
Трехмирья   в  сравнении  с  тем  же  Гангеей  Грозным!   Мы
притворяемся,  когда он колеблется, мы лицемерим,  когда  он
страдает,  мы паясничаем, когда он рвет судьбу в клочья,  мы
задергиваем занавес и уходим пить сому, а он остается лежать
на пустой сцене.
     Навзничь.
     Мы смотрим - они живут.
     Божественные бирюльки - и смертная правда.
     Молния из земли в небо".)

                             ***

      Звездный  час Упендры, "малого Индры",  как  все  чаще
называли  последыша любвеобильной Адити, пришел одновременно
со  страшным  явлением  Раваны - Десятиглавца.  От  Свастики
Локапал  полетели  пух  и  перья,  никто  из  богов  не  мог
чувствовать  себя  в безопасности (разве что  Шива,  но  это
разговор  особый), и у князей демонов тряслись поджилки  при
одном упоминании грозного имени Ревуна.
     Неуязвимость надежно прикрывала царя ракшасов.
      Неуязвимость  от  суров-асуров, ибо людей  и  животных
могучий Равана презирал, не считая за соперников.
      Свастика собралась на совет. Кубера-Кубышка,  по  отцу
сводный  брат  мятежного ракшаса, пострадавший больше  всех;
Владыка  Индра, позавчера выпущенный Раваной на свободу  под
залог;  Петлерукий  Яма, чьи киннары  до  сих  пор  собирали
#`%h-(*."-беглецов, смазавших пятки салом в последний приход
Десятиглавца;   Варуна   и  Лучистый   Сурья,   отделавшиеся
формальным  признанием  своего  поражения;  остальные   тоже
пришли.
      По  всему  выходило, что Локапалы бессильны.  Согласно
Закону.  Баш  на баш, Жар на неуязвимость, придраться  не  к
чему. А натрави Свастика на Равану человека, да вооружи того
соответствующей мощью, да окажи необходимое покровительство,
да   собери  смертному  мстителю  войско,  способное   взять
неприступный остров Ланку...
      Смертность  в  Трехмирье  - понятие  относительное.  В
смысле, все там будем, одни - раньше, другие - позже.
     И "позже" отнюдь не всегда значит "лучше".
      Не  получат  ли Миродержцы врага страшней  прежнего  -
возгордившегося победителя?!
      Вот  тут-то  и явился на совет малыш Вишну,  предложив
свои услуги. Услуги по опеке и присмотру за будущим смертным
героем, который будет его, Вишну, аватарой.
     Полной аватарой.
     По старому проверенному принципу: "А что бы сделал я на
месте..." - и очень-очень сильно захотеть.
        Так    появился   на   свет   Рама-Десятиколесничный
<Десятиколесничный - Дашаратха (санскр), родовое  имя  царей
Солнечной   династии,  включая  Раму,  победителя   Раваны>,
наследник  Солнечной династии, витязь из  витязей.  Которому
Локапалы  прощали все, чего иному в жизни  не  простили  бы.
Даже когда Рама подло убил из засады сына Индры от обезьяны,
Валина-Волосача,  вербуя себе звериное  войско  и  не  желая
иметь  полузверя-полубога соперником... Простил Громовержец.
Глянул  сквозь  пальцы, хоть и любил лохматого  сына.  Позже
говаривали:  побоялся витязь силача-Волосача, во  время  оно
таскавшего  царя ракшасов в поднебесье, аки  ястреб  курицу.
Возревновал  к грядущей славе, вот и стрельнул из  засады  в
спину, натравив предварительно другого царька обезьяньего. А
на упрек умирающего Валина ответил: дескать, охотники всегда
убивают зверей, нет здесь подлости, нет и величия.
     Буркнув в завершение: "Ишь, мартышка, а туда же..."
      Смахнул  слезу  Громовержец и промолчал  над  сыновним
трупом во имя блага Свастики.
      На  земле  бушевала  гроза: рушились  стены  цитаделей
Ланки,  сходились  в  бою  ракшасы,  люди  и  звери  лесные,
заклятая  стрела пронзала грудь Десятиглавца, отправляя  его
мятежную  душу в пекло, - а в далекой Вайкунтхе  невменяемым
призраком  бродил малыш Вишну. Спрашивали - кивал,  звали  -
шел, гнали - тоже шел, не трогали - сидел в саду на лавочке.
Здесь он был, в райских сферах, хочешь - ущипни-потрогай,  и
не  было  его здесь. Впервые за века прозябания малыш  дышал
полной  грудью,  жил подлинной жизнью, и  перед  этой  бурей
страстей  вся  его жизнь прошлая выглядела сохлой  жужелицей
перед  слоном  в  течке. Гордыня и могущество,  поражения  и
победы, любовь и ненависть, дружба и предательство...
     То, о чем мечталось.
      Не касайтесь меня, сволочи, не будите, не тревожьте  -
мир спасаю!
       Так   бродяга,  накурившись  до  одури   дурман-травы
"пуннага",  отчаянно колотит по чужим рукам, что выдергивают
его из сладостного забытья.
      И  даже когда Десятиколесничный Рама под конец  земной
жизни  начал  сопротивляться присутствию в нем постороннего,
когда  схватился  с богом - надсмотрщиком в душе,  схватился
насмерть,  совершая  безумные на первый  взгляд  поступки...
Вишну  был  рад  и  этому.  Равана  пал,  Свастика  осталась
довольна,  и теперь надо было тихо-мирно довести подопечного
до логичного финала.
      Герой сошел с ума, наломал дров, отрекся от престола и
умер   в   лесу,   на  берегу  реки  Сарайю,  при   странных
обстоятельствах.
     Позднее вишнуиты падут ниц перед любимым богом в образе
славного победителя ракшасов. Они в экстазе перепутают  двух
Рам,  Раму  Десятиколесничного  и  Раму-с-Топором,  царя   и
аскета,  объявив  аватарами Вишну сразу обоих  и  присочинив
историю  о  том, как Рама-царь в юности убил Раму -  аскета.
История будет выглядеть безумно нелепой, противореча времени
и  здравому смыслу, и именно поэтому быстро разойдется среди
фанатиков.
     Но все это случится потом.
      А  сейчас  на  берегу реки Сарайю  лежит  тело  убийцы
Ревуна,  героя  Рамы,  и  на лавочке в  Вайкунтхе  изумленно
моргает  темнокожий бог, возвращаясь к прежнему  бесцветному
существованию.

                             ***

      (Я  ожидал от Раваны иной реакции на исповедь  малыша.
Все-таки выслушать повесть об истинной подоплеке собственной
гибели,  о  заговоре  Локапал,  о  герое  -  марионетке   на
невидимых ниточках...
      Огромный ракшас встал, подошел к замолчавшему малышу и
опустил свою лапу на плечо Вишну.
     Сжал пальцы.
     И постоял немного.
     Словно собрата по несчастью утешал.)

                             ***

     Возвращение было страшным. На первых порах Вишну грозил
разводом  жене,  доводя Счастье до слез,  рукоприкладствовал
среди  Летящих Гениев и хамил братьям, когда те  являлись  с
благодарностью.
     Позже отпустило.
      И  малыш принял решение. Улучив момент, когда  Брахма-
Созидатель и Шива - Разрушитель сошлись вместе для какого-то
личного разговора, Вишну явился к ним с предложением.
     В Первом мире для меня дела нет, сказал он. В Третьем -
тоже.  Все давным-давно поделено и расписано. Не мной  и  не
для  меня.  А драться за место под братом-Сурьей или  чесать
пятки  трехногому  Стяжателю Сокровищ я не  намерен.  Ладно,
оставим.  Зато Второй мир живет без присмотра. Не оттого  ли
%#.  чада  вечно  суют шпильки в толстые задницы  суров?  То
герой, то аскет, то ракшас... Вот и приходится Созиданию все
время  бегать сломя голову, словно меняла-жучок по  рыночной
площади;  а  Разрушение непрерывно вострит трезубец,  рискуя
вместе  с виноватым грохнуть и арбуду-другую <Арбуда  -  сто
миллионов> случайных зевак.
     Предлагаю Опеку.
     Мою Опеку над Вторым миром.
     Соблюдение Закона для достижения Пользы.
     Ну как?.. Договорились?
      Вишну  был готов к отказу. Отказ удовлетворил  бы  его
самолюбие:  отказывают - значит, боятся. Ревнуют к  будущему
величию. Знают: где не вышло у них, матерых знатоков, выйдет
у него, маленького да удаленького!
      Вишну  был  готов к согласию. К шумному признанию  его
заслуг  и  достоинств, к пожиманию рук и буре  восторгов,  к
выдаче соответствующих регалий, к суровому одобрению Шивы  и
слезам на щеках старенького Брахмы.
     Он не был готов только к равнодушию.
      -  Да?  -  невпопад спросил Брахма, и четыре его  лица
разом  сморщили четыре носа, словно Созидатель изо всех  сил
сдерживал чих. - А-а... ну ладно. Правда, Шива?
     - Правда, - ответил Шива и стал кормить с ладони кобру-
опояску.
     Вишну еле сдержался, чтобы не плюнуть им под ноги перед
уходом.
      Впрочем,  когда  он при всей Свастике  гордо  назвался
Опекуном Мира, с маху зачислив себя в Троицу (название  было
придумано   здесь   же,   на   ходу),   -   возражений    не
воспоследовало.
     Малыш проглотил обиду и рьяно взялся за дело.
     Полными аватарами он больше не баловался. Это требовало
практически  всех  сил  души - и  тогда  он  не  мог  хорошо
отслеживать ситуацию здесь, наверху. Зато частичные  аватары
наводнили  землю  в опасных для здоровья количествах.  Культ
Вишну-Дарителя  процвел, изрядно потеснив остальные  культы.
Аскеты вовремя соблазнялись красавицами и имуществом,  герои
вовремя  направлялись в нужное русло, цари больше не  желали
живьем  попасть на небо Индры, выискивая для этого чрезмерно
Жарообильных брахманов.
      Но  Вишну видел: Второй мир ярок и цветаст, порядка  ж
нет как нет!
     И тогда малыш решил навести порядок.
     Доказать им всем.
      Кому  "всем" и что именно доказать? - это  он  понимал
плохо.
     Всем.

                             ***

       (Я   вспомнил:   действительно,  после   самовольного
возведения  Упендры  в  Опекунский чин  у  нас  прекратились
заботы  со  Вторым миром. Я имею в виду - крупные заботы.  А
мелочь - она и есть мелочь; иногда даже интересно.
      Странно. Тогда я меньше всего сопоставил тишь да гладь
с потугами малыша.
     Думал: чем бы дитя ни тешилось...)

                             ***

      С  этого  момента  и  началось восстановление  Великой
Бхараты.  Империи  - идеала, населенной правильными  людьми,
преданными   бхактами  <Бхакты  -  "любовники"  в   основном
значении>  Опекуна  Мира. Еще в самом  начале  своей  земной
деятельности  Вишну  подметил благотворное  влияние  людской
любви на собственные возможности. Не зря же, в конце концов,
он  всю жизнь мечтал, чтоб его любили?! Шиву боялись, Варуну
уважали,  Индрой  гордились... каждому свое.  Его,  Вишну  -
Дарителя, должны любить.
     Пуще зеницы ока.
     Если его правильно любить - он горы свернет.
      ...Вишну  с  самого начала подозревал:  дело  окажется
сложным и будет пружинить в руках, сопротивляясь мастеру. Но
он никогда и не думал, что сопротивление так его раззадорит.
Гангея   Грозный  отказывается  принимать  на   себя   титул
Чакравартина?!  Оч-чень  хорошо!  Собственная  кукла-аватара
пахнет рыбой и рожает не там и не того?! Кого б ни родила  -
в   дело!   Всех  в  дело:  больших  и  малых,   замыслы   и
опровержения, друзей и врагов...
      Игра  захватила Опекуна целиком, постепенно  становясь
смыслом жизни.
      Великая  Бхарата,  сама того не  зная,  собиралась  п