ломит,  но  не все в нашей жизни солома! Да и  сила  -  тоже
далеко не все. А теперь подымайся, бери коромысло и беги  за
водой. Суп варить будем.
      -  Кислый  ревень  тебе в пасть,  а  не  суп,  -  вяло
огрызнулся Карна, ничего не поняв в сложном проклятии.  -  Я
тебе что, нанялся?!
     - Нанялся. Только что. В ученики.
     Рама-с-Топором засмеялся и добавил с хитрой ухмылкой:
     - А иначе как же исполнится мое проклятие?
      В  небе  громыхнуло напоследок, словно  слова  старого
аскета  очень не понравились кому-то там, в идущей на  убыль
грозе.

                          Глава VII

                    УЧЕНИК МОЕГО УЧИТЕЛЯ

                              1

                           ГРОЗНЫЙ

     От перил невыносимо пахло сандалом.
     Грозный встал в ложе, и почти сразу слуга за его спиной
раскрыл  над  господином белый зонт. В этом не  было  нужды:
потолок  надежно защищал от лучей солнца, да и сам  Лучистый
Сурья  сегодня прогуливался за перистой оградой облаков.  Но
так  уж повелось: над Гангеей Грозным по прозвищу Дед должен
реять  зонт.  Знак  царской власти  -  над  не-царем.  Чтобы
видели. Чтобы помнили. Чтобы преисполнялись. Чтобы...
     Грозный втайне поморщился, гоня прочь дурацкие мысли, и
подошел ближе к перилам. Внизу, на арене и в проходах  между
трибунами, буйствовали скоморохи и плясуны. Люди-змеи вязали
из  себя узлы, один замысловатее другого, акробаты ходили на
руках, факиры глотали кинжалы, отрыгиваясь синим пламенем  о
семи  языках,  и  зрители не скупились на  подачки.  Похоже,
сегодня  сюда  явился  весь Хастинапур:  старики,  молодежь,
&%-i(-k, малые дети хнычут на руках у мамок, клянча  сладкий
леденец...
     Эти люди мало интересовали Грозного.
      Им  дозволено  получить свою долю  потехи,  и  они  ее
получат.   Наставник  Дрона  нашел  прекрасное   место   для
стадиона, обладающее сотней благоприятных примет, покатое  к
северу;   обряды  были  проведены  с  тщанием,  а  строители
превзошли  сами  себя. Недаром вокруг стадиона  мигом  вырос
целый   городок   шатров  -  состоятельные  горожане   могли
позволить  себе  неделю отдыха. Неделю праздной  болтовни  и
восторга.
      Неделю  зрелищ,  которых порой не хватает  пуще  хлеба
насущного.
      Грозный поднял руку, и гул дюжины гонгов обрушился  на
трибуны.  Он  рос,  ширился, заполняя пространство,  в  него
вплелась  медь длинномерных карнаев, сотня цимбал подхватила
эстафету  -  и сверху брызгами взлетела золотая песнь  труб.
Шуты   заспешили,   покидая  арену,   трибуны   откликнулись
взволнованным  аханьем,  и  стража  уже  пинками  гнала   из
восточного прохода дурака-факира, прозевавшего нужный миг.
      Счастье последнего, иначе колесницы смяли бы человека,
отправив радовать своими фокусами адских киннаров.
       На  арену  выезжали  царевичи.  Множество  царевичей.
Местные,    хастинапурские,   и   наследники    сопредельных
престолов,   и  наследники  престолов  не  то  чтоб   сильно
сопредельных,  и  будущие  хозяева  дальних  земель.  Птенцы
Города Слона. Заложники Великой Бхараты.
     Они тоже мало интересовали Грозного.
      Ровно  в  той  степени, в которой должно  интересовать
средство, но не цель.
     В ложах, расположенных по периметру стадиона, раздались
приветственные  клики.  Отцы подбадривали  сыновей.  Знатные
отцы, специально съехавшиеся на это ристалище славы. Каждому
радже    хотелось   поглядеть,   как   его    чадо    станет
демонстрировать науку слоноградских воевод и самого Брахмана-
из-Ларца. Более того, они уже знали от послов Грозного,  что
после выступления царевичи без помех разъедутся по домам.  И
втайне ломали головы - регенту больше не нужны поводья чужих
упряжек?
     Почему?!
     Грозный знал - почему.
     Скоро об этом узнают все.
     Через три года вечному регенту стукнет ни много ни мало
-  век. Пора подводить итоги. Пора готовиться уйти в тень, а
там  и  дальше,  чем просто в тень, ибо и вечные  не  вечны.
Сколько он протянет еще? Двадцать лет? Тридцать? Возможно. И
даже  возможно,  что в лучшие сферы он удалится,  так  и  не
познав  горького  привкуса дряхлости.  Брахманы  говорят:  в
Крита-югу  люди  жили  втрое  больше  нынешнего.  Оттого   и
успевали накапливать кучу Жара просто так, за отпущенный  им
срок.  В  Трета-югу жизнь была вдвое против  нашей  меры,  и
пришлось  ввести обильные приношения богам. Эра сегодняшняя,
Двапара-юга,  вновь  сократила  нить  бытия  смертных,  и  к
жертвам добавилось исполнение Закона.
     Костыли, костыли...
     Те же брахманы утверждают, что по наступлении Эры Мрака
шестидесятилетний мужчина будет считаться стариком. Что  без
праведного учителя за столь короткий срок нечего  и  думать,
чтобы  обзавестись  необходимым для обретения  рая  тапасом.
Много всякого утверждают мудрые брахманы...
      Иногда, особенно зимними вечерами, Грозному было очень
жаль несчастных жителей грядущей Эры Мрака.
      Однодневки! - впрочем, чего ждать от преддверия  конца
света?!
      ...Гангея вновь досадливо свел брови, сосредоточиваясь
для   главного,  и  вернулся  в  кресло.  Зонт   с   треском
захлопнулся,  зато воздух в ложе дрогнул  от  ласки  опахал.
Ловкие  руки услужливо раздернули жемчужные сетки  по  краям
перил,  дабы ничего не застило взора регента. Но  Гангея  не
смотрел  на  арену, откуда доносился свист стрел,  ржание  и
лязг  тупых мечей о доспехи. Это все сандал. Это  все  запах
прошлого,  аромат  дней,  когда  подводить  итоги   казалось
бессмыслицей.  Время  пахнет  сандалом,  подобно...  Хватит.
Хватит  терзать  самого себя! Иначе давно забытый  мальчишка
поборет  непобедимого  владыку, юноша  уложит  Деда  на  обе
лопатки,  и  Великая Бхарата так и не назовет сама  себя  по
имени.
     Пора.
      Напротив, на другом конце стадиона, Грозный видел ложу
слепого  внука. Рядом со Слепцом сидела его супруга, словами
живописуя   мужу  происходящее  на  арене.   В   углу   тихо
расположилась  вдова  покойного  Альбиноса,   она   казалась
равнодушной  ко  всему, но ноздри царицы Кунти  взволнованно
трепетали.  Вся жизнь вдовы теперь сводилась  к  успехам  ее
сыновей,  вся  порушенная жизнь, а сейчас сыновья  потрясали
зрителей воинскими подвигами, и мать была счастлива.
     Интересно, она понимает, что никому из братьев-Пандавов
никогда не сесть на хастинапурский трон? Наверное, понимает.
Слепец  - старший, он законный владыка, и наследовать  Город
Слона по праву положено его первенцу, гордому Бойцу. Это  не
вызывает  сомнений ни у кого. Но все равно, жди шума,  когда
Грозный во всеуслышание объявит скрытую досель тайну. Тайну,
известную  лишь  троим:  ему  самому,  Наставнику  Дроне   и
царственному Слепцу.
      Тайну,  способную  взорвать стадион похлеще  небесного
оружия.
      О раджи, тигры кшатры! - рукоплещите своим наследникам
и ждите новостей!
      Сегодня  Гангея собирался объявить подготовку  к  двум
великим  обрядам - "Приношению Коня" и "Рождению Господина".
Объявить    от   имени   восемнадцатилетнего    Бойца.    На
предварительное обустройство обрядов должен  уйти  год,  еще
пару-тройку  лет  отведем  самим обрядам,  и  когда  Грозный
разменяет второй век, на хастинапурском троне воссядет Боец-
Махараджа.
     Чакравартин-Колесовращатель.
     Владетель Великой Бхараты.
      Девяносто  девять  его братьев во  главе  с  преданным
Aешеным  станут  наместниками  в  крупных  городах,   бывшие
заложники склонят головы вместе со своими отцами, памятуя  о
днях ученичества, а Грозный вкупе с Брахманом-из - Ларца еще
по  меньшей  мере десятилетие сумеют поддерживать  Махараджу
силой Астро-Видьи.
      Страшной угрозой, одно упоминание о которой заставляет
трястись отчаянных смельчаков.
     Империи - быть.
      После  этого необходимость в Грозном отпадет,  подобно
сброшенной змеиной коже.
      А  Наставник  Дрона, о чем он давно  говорил,  наконец
сможет уйти от мира и примерить мочальную рясу отшельника.

                             ***

     Гомон трибун неожиданно превратился в двухголосье.
     - Бхи-ма! Бхи-ма! - рокотало море.
     - Бо-ец! - эхом откликался гром из-за дальних хребтов.
      Грозный отвлекся от раздумий и привстал, бросив взгляд
на арену.
      Друг  вокруг друга кружили двое: первенец Слепца,  чье
блистательное будущее только что представлял себе регент,  и
Бхима-Страшный, второй сын Альбиноса. С поднятыми  палицами,
рыча от возбуждения, они напоминали слонов, сошедшихся из-за
самки.  На арене хватало воевод-наставников, чтобы в  случае
чего  не допустить кровопролития, но столь легкое разделение
зрителей   на  два  лагеря  всерьез  обеспокоило   Грозного.
Особенно  в свете последних замыслов. Совершенно ни  к  чему
позволять черни самой выбирать себе любимцев, вдвойне  ни  к
чему позволять это царям-гостям. Любить - вернее, славить  -
они будут того, кого им выберет Дед. И никак иначе.
     А Дед уже выбрал.
      Раскаленной иглой пронзило предчувствие:  день,  когда
эти  двое вновь сойдутся, встанут с палицами брат на  брата,
будет днем крушения надежд. Глупость, бабьи страхи, бред!  -
но  предчувствие было столь ясным, что сердце на миг зашлось
барабанной дробью.
      Гангея резко поднялся, напугав слуг, и вновь подошел к
перилам.  Отыскал глазами Брахмана-из-Ларца.  Убедился,  что
тот   обеспокоен  не  меньше,  и  знаком  приказал  развести
соперников.  Умница  Дрона, прекрасно  понимая  щекотливость
поручения, сам на арену идти не стал. Он наклонился к своему
сыну,  что-то шепнул ему на ухо, и маленький (весь в  отца!)
Жеребец  побежал к противникам. По дороге он  ловко  отобрал
личину  у  какого-то скомороха и напялил ее себе на  голову,
полностью  скрыв лицо. Палицы еще не успели сойтись,  рождая
треск  и грохот, а незваный гость с разбегу запрыгнул  прямо
на   плечи   к  Страшному,  ухватил  здоровяка  за   уши   и
оглушительно заржал на весь стадион, оправдывая  собственное
имя.  Трибуны  разразились  хохотом,  даже  почтенные  раджи
схватились  за животики, но сын Дроны уже валялся  на  земле
перед обоими царевичами и потешно дрыгал ногами.
      Ни  дать  ни  взять  Червь Творца,  поверженный  двумя
Индрами.
      Шутовская выходка разрядила ситуацию. Дрона  для  виду
прикрикнул  на стражу, веля отловить забавника в личине,  но
Жеребца уже не было на арене.
     Скрылся в проходе.
     Исчез.
      А  вскоре  рядом  с  Дроной вновь стоял  строгий  сын-
брахман,  молоденький  бычок меж  дваждырожденных,  которого
просто невозможно было заподозрить в ерничестве.
       На   арене   же   спешно  начали  наводить   порядок.
Приближалась  кульминация:  Серебряный  Арджуна  должен  был
демонстрировать собравшимся владение небесным оружием.
      Три  года  назад Грозному удалось убедить Брахмана-из-
Ларца  открыть перед Арджуной сокровищницу Астро-Видьи.  Сам
Арджуна  был  счастлив,  даже не задумываясь,  что  этим  он
напрочь отрезает себе путь к хастинапурскому престолу. Цари,
согласно  святым предписаниям, бывают трех  видов:  царь  по
происхождению,   царь-герой,   прославившийся   аскезой    и
добродетелью, и царь - полководец. Последний,  как  правило,
теряет возможность сидеть на троне, служа военной поддержкой
первому или второму. Да и Дрона, по предварительному сговору
с  Грозным, обучал Арджуну искусству Астро-Видьи лишь в  том
объеме,  какой применим в войнах смертных. Ничего способного
вызвать  гнев богов или необратимые последствия  Серебряному
гордецу передано не было.
     Быть ему главным воеводой при Махарадже.
       Уйдет   Грозный,   уйдет  Дрона  -  пусть   имперским
злоумышленникам снится по ночам мощь Арджуны.
     Пускай трепещут.
      Единственное, чего не понимал Гангея,  так  это  того,
каким  образом Арджуна станет публично демонстрировать  свое
искусство.  Но Дрона поклялся, что жертв не будет,  а  будет
лишь  праздник и великое зрелище, - слов же на ветер Брахман
- из-Ларца не бросал.
     Да будет праздник.
     Да будет великое зрелище.
      После  которого  Грозный вслух  объявит  о  подготовке
"Приношения Коня" и "Рождения Господина".
      От  перил невыносимо пахло сандалом. И еще: у  вечного
регента почему-то дергалось левое веко.

                              2

                            ДРОНА

      Царевичи заблуждались, полагая сегодняшний день  своим
звездным часом.
     Молодости свойственно преувеличивать.
     Дрона стоял на западной террасе снежным сугробом: белые
одежды,  белый брахманский шнур-джанев, седая борода,  седые
кудри  до плеч, венок из белых цветов карникары, не  имеющих
запаха,  гирлянда из цветущей лианы-медвянки,  олицетворения
женщины, нуждающейся в поддержке, а также мира, опирающегося
на праведных, - он стоял, маленький брахман, отрешенно глядя
перед собой навек серыми глазами.
      Они  с Грозным смотрелись ровесниками, хотя сын  Ганга
был чуть ли не вдвое старше Брахмана-из-Ларца.
       Впрочем,  много  ли  значат  годы  и  внешность   для
рожденного  в небесных садах, для того, кто три  года  назад
проклял бога над свинцовой равниной Прародины?!
     Краешек рта дрогнул - Дрона улыбался.
     Как мог.
     Как умел.
      Это  был ЕГО звездный час. Это его наука сейчас  ярила
коней  на арене, ловко маневрируя между другими колесницами,
это  его  наука  всаживала стрелу  за  стрелой  в  отверстие
коровьего рога, подвешенного на веревке; его наука  поражала
дротиками  три канонические цели - мягкую, узкую и  тяжелую;
его  наука  била копьями в пасть железного кабана, заставляя
трибуны откликаться воплями восторга.
      И еще: это его наука властно говорила в юных кшатриях,
в  царских  сыновьях. Убийство человека во  время  битвы  не
признается за грех, но трижды греховно убить безоружного или
связанного, молящего о пощаде или уклонившегося от сражения,
сидящего     и     лежачего,     юродивого,     евнуха     и
несовершеннолетнего.   Спящий   неприкосновенен,   нагой   в
безопасности,  слова "я твой!" крепче любого  щита,  зритель
защищен  богами  и  честью воина,  удар  сзади  запретен,  а
добивать тяжко раненного - вечный позор. Воитель отпускает с
миром  тех, чье оружие сломано, кто огорчен печалью, охвачен
страхом  или  обратился в бегство; свята  неприкосновенность
возницы,  певца  и брахмана, а также женщины  и  слонихи,  а
также мальчиков и старцев; пленные же после боя должны  быть
обласканы, излечены врачевателями и отпущены с дарами.
     Таков Закон.
      Таковы  границы,  в  которых имеет  право  действовать
Польза.
      Брахман-из-Ларца не представлял себе иной  войны.  Так
слепой  от рождения не в состоянии представить себе цветущую
яблоню.
      Или  дымящуюся  требуху  в распоротом  чреве  оленихи-
важенки.
      Когда на пустую арену, заново убранную слугами, выехал
Серебряный  Арджуна, серый взор маленького брахмана  остался
бесстрастен.  Нет!  - он даже приспустил  морщинистые  веки,
словно  не  собирался глядеть на подвиги  лучшего  из  своих
учеников.  Время  шло, снежный сугроб  на  западной  террасе
оставался  недвижим, и общий крик испуга не смог  поколебать
спокойствия Дроны.
     Он и так знал, что сейчас видят зрители.
     Они видят ад.
      Пылающую  геенну, рукотворное пекло вместо арены,  где
вода  тверда,  земля летуча, ветер хлещет наотмашь,  а  горы
бродят  пьяными  от  течки  слонихами.  Вот  сейчас,  сейчас
погибнет  смельчак, вызвавший светопреставление! -  но  горы
корчатся  под  ливнем огненных стрел, ветер  рассечен  синим
мечом,  копыта грохочут по кипятку, словно по  булыжнику,  и
воспаленные  губы плюются словами, от которых ад вздрагивает
в смятении.
     Арджуна демонстрировал владение Астро-Видьей.
     Наглядно и безопасно.
      И  зрители  чувствовали себя богами,  наблюдающими  за
схваткой гигантов.
      Дрона позволил себе отвлечься и вспомнил, как три года
назад  приступил к обучению Арджуны, поддавшись  на  уговоры
Грозного.  Первые  же дни стали днями разочарования.  Начало
Безначалья,  единственное  место,  где  можно  было  всерьез
обучаться  владению  небесным оружием, наотрез  отказывалось
принимать  в  себя нового ученика. То, что в  свое  время  с
легкостью  далось  Брахману-из-Ларца, не  давалось  молодому
царевичу.  Часы медитаций - тщетно! И тело,  и  дух  Арджуны
оставались  здесь. Дрона расспросил Гангею  Грозного  о  его
сроке  обучения у Рамы-с-Топором; Грозный ответил  искренне,
не упустив и рассказ о битве с учителем на льду Прародины, -
и понимание пришло само.
     Кшатрий мог попасть в Начало Безначалья, лишь окутанный
Жаром  учителя  - брахмана или иного дваждырожденного,  чьих
запасов тапаса хватало на этот подвиг.
      Еще  могли пособить боги, но обращаться всякий  раз  к
сурам-небожителям, пусть даже ради сына Громовержца?..
      Дрона  отверг  божественный путь и попытался  вытащить
Арджуну  в  Безначалье  самостоятельно.  После  чего  неделю
отлеживался  дома,  приходя в себя  и  благодаря  судьбу  за
своевременное  отступление.  Большая  часть  личного  тапаса
Дроны,  накопленного за годы аскетических  странствий,  была
израсходована на рождение сына. А десять с лишним лет  жизни
во дворце, жизни спокойной и размеренной... Брахман-из-Ларца
не  умел  лгать  самому  себе. Да,  последние  годы  он  был
брахманом  меньше  всего.  Да,  Наставник  -  но  наставник-
воевода.  Да,  советник, но советник-политик. Да,  муж.  Да,
отец. Да, уважаемый и досточтимый...
      Пожалуй,  сейчас  Жара ему хватало лишь  на  приличное
перерождение в случае смерти.
      Для  занятий с Арджуной оставалась только  реальность.
Дрона вывозил Серебряного юношу в глушь, в чащи Пхалаки и на
речные  отмели  Ямуны, где сожженные деревья и  покореженные
холмы  могли  удивить разве что местное зверье.  Разумеется,
осваивать даже там мантры вызова "Головы Брахмы" или хотя бы
"Южных  Агнцев"  было сумасшествием - грохни  такое  в  мире
смертных,  и  пристальное  внимание  небес  обеспечено.   Но
Грозный четко и недвусмысленно приказал: Арджуна должен быть
готов  применить науку в обычных земных войнах.  А  то,  что
годится  всего-навсего для сокрушения крепостных  башен  или
устрашения пехотного строя, не вызывает интереса у богов.
       Все   равно,   когда  Арджуна  увлекся   "Грохочущими
Стрелами", лес Кхандава перестал существовать. Дрона устроил
ученику  грандиозную выволочку, а меж людей загуляла  байка:
дескать,  сын Индры восстал на собственного папашу,  вопреки
воле  последнего  скормив всю чащу голодному  Агни,  за  что
Семипламенный  подарил кормильцу великий  лук  Гандиву,  два
неистощимых колчана и колесницу под стягом обезьяны.
     Людям рты не заткнешь.
     Даже "Грохочущими стрелами".
      Именно  в  это  время  Дрона  сделал  открытие.  Воин,
пользующийся Астро - Видьей, подобно жрецу связывал  воедино
Слово,  Дело  и Дух - Слово открывало, Дело поддерживало,  а
Дух  воплощал.  Но  кто сказал, что две  опоры  из  трех  не
удержат  здания?!  Хотя бы временно! Юноша  горяч  духом?  -
исключим  Дух. И маленький брахман принялся гонять  ученика,
заставляя его при этом оставаться совершенно спокойным.  Как
ни  странно, это оказалось совсем просто. В глуши  они  были
один  на  один,  соперники отсутствовали, да  и  не  было  у
Арджуны  соперников  меж ровесников, а  считать  соперниками
Дрону  или  Грозного...  Опять же  присутствие  Брахмана-из-
Ларца,  чьему  хладнокровию могли  позавидовать  гималайские
ледники, благотворно влияло на Арджуну.
     Дух оставался в покое.
     Слово и Дело сливались вместе.
      И  Дрона видел: теперь все происходит как бы на  самом
деле.  Пышет  огонь, летят молнии, бьются  с  нагами-копьями
железноклювые  птицы,  пенится земная  плоть,  но  это  лишь
иллюзия, мара, которой для подлинного воплощения не  хватает
горячего человеческого сердца.
       Дом   на  двух  опорах  был  прекрасен  и  совершенно
непригоден  для  жилья,  что  впо