КРИШНИ ДРАУПАДИ - Черная Статуэтка, дочь царя панчалов
Друпады, общая жена всех пяти братьев-Пандавов.
       КУБЕРА  -  Урод  (второе  значение  -  Кубышка),  бог
богатства,  трехногий, одноглазый и восьмизубый.  Миродержец
Qевера.
     КУМАР - Княжич, эпитет Сканды, бога войны.
      КУРУ - царь из Лунной династии, по чьему имени названы
Кауравы.
     ЛАКШМИ - богиня счастья, супруга Вишну.
     МАДРИ - Радость, дочь царя Мадры (имя и страна), вторая
жена Панду-Альбиноса, мать младших Пандавов-близнецов Накулы
и  Сахадевы, рожденных от богов-Ашвинов. Сестра царя  мадров
Шальи,  колесничего Карны. Овдовев, последовала за мужем  на
костер.
      МАЙЯ  -  демон-асур, зодчий асуров  и  богов,  великий
мастер.
     МАРА - Князь-Морок, Владыка Иллюзий.
     МАРУТЫ - сыновья Шивы, божества бури, дружина Индры.
     МАТАЛИ - колесничий Индры.
     МАХИША - Буйвол, восставший асур убитый Дургой.
     МЕНАКА - выдающаяся апсара.
     МИТРА - Друг, божество солнечного света. Пра-вил в паре
с  Варуной,  а  когда им на смену пришла  Свастика  Локапал,
удалился в изгнание.
     МОРЕНА (Мриттью) - Смерть.
      НАКУЛА  -  Единственный,  четвертый  брат-Пандав,  сын
царицы Мадри от богов-Ашвинов, брат-близнец Сахадевы.
      НАХУША  -  Змий (второе значение - Свояк); царь,  отец
Яяти-Лицемера. Получив дар дурного глаза, занял место Индры,
но за самодурство был низвергнут и стал нагом.
      ПАНДУ - Альбинос, сын Черного Островитянина и Амбалики
(Мамочки),  брат Слепца и Видуры, номинальный отец  братьев-
Пандавов.
     ПАРАШАРА - Спаситель, великий мудрец.
      ПАРАШУРАМА  - Рама-с-Топором, Истребитель Кшатры,  сын
Пламенного  Джамада  из  рода  Бхригу  (отсюда  родовое  имя
Бхаргава).
      ПРАТИПА  - Встречающий, царь из Лунной династии,  отец
Шантану, дед Грозного.
      ПРИТХА  -  Ладонь, жена Панду-Альбиноса и мать  первых
трех братьев-Пандавов. По приемному отцу зовется Кунти. Дочь
царя  Шуры  (деда Черного Баламута) и соответственно  родная
тетя самого Черного Бала-мута.
     ПРИШАТА - царь панчалов, отец Друпады.
      РАВАНА  -  Ревун (синоним слова Рудра), царь ракшасов.
Сводный брат бога Куберы. В данном случае имя может означать
также "Тот, кто заставляет реветь". Он же - Десятиглавец.
      РАХУ - Вор, демон, воровски вкусивший амриты и ставший
бессмертным.  Его отрубленная голова проглатывает  Солнце  и
Луну. Также имя жены Пламенного Джамада, которую убил ее сын
Рама-с-Топором по приказу отца.
       РОХИНИ   -   Красна   Девица   (второе   значение   -
Возрастающая), младшая жена Васудевы (отца Черного Баламута)
и мать Баларамы. Здесь же: имя звезды, жены Сомы-Месяца.
     РУДРА - Ревун, первое имя Шивы.
      РУКМИН  -  царь бходжей, ученик царя оборотней  Друмы,
уклонившийся от Великой Битвы.
      САТИ - Добродетельная, дочь мудреца Дакши, первая жена
Xивы.
       САТЬЯВАТИ   -  Аромат  Правды,  подкидыш-рыбачка,   в
дальнейшем  жена  царя Шантану, мать Черного  Островитянина.
Прозвище - Кали, т. е. Темная.
      САХАДЕВА - Ровесник Богов, пятый брат-Пандав,  близнец
Накулы.
      СОКОЛ - (санскр. ШАКУНИ); правитель Благоуханной, брат
Гандхари, жены Слепца-Дхритараштры, дядя Кауравов,  искусный
игрок в кости.
       СОМА   -  Месяц,  бог  луны  и  ритуального  напитка,
Миродержец Северо-Востока.
      СУРЬЯ - Солнце, один из богов-Адитьев, Миродержец Юго-
Востока,  отец  Адского Князя Ямы-Дхармы. Прозвища:  Савитар
(Спаситель), Вивасват - Лучезарный и т. д.
      ТВАШТАР  - Творец (более точно - Плотник), архаическое
божество.
      ТРИМУРТИ  -  Троица;  первоначально  Индра-Сурья-Агни,
позднее Брахма-Вишну-Шива.
     УМА - Блондинка, дочь горного великана Химавата, сестра
Ганги и жена Шивы.
     УПАРИЧАР - Воздушный Странник, раджа матсьев.
     УРВАШИ - Вожделение, знаменитая апсара.
      УЧЧАЙХШРАВАС - Остроух, белый конь Индры, вышедший при
пахтанье океана.
     УШАНАС - Наставник асуров (Асура-Гуру), владыка планеты
Шукра (Венера).
       ХАСТИНАПУР   -   Город  Слона,  или  Город   Хасти-на
(основатель), столица Кауравов. Примерно 101  км  к  северо-
востоку от Индрапрастхи - столицы Пандавов.
      ХИМАВАТ - горный великан, олицетворение Гималаев. Отец
богини Ганги и Умы, супруги Шивы.
      ХИРАНЬЯДЖАМБХА - Златоклык, ракшас из  войска  Раваны,
позднее служил царю Кансе.
      ХОТРАВАХАНА  -  Наездник Обрядов, глава  обители  близ
Шальвапура.
      ЧИТРАВИРЬЯ (ЧИТРА) - Отважный (он же - Читрасена и  т.
п.),  царевич Города Слона, сын Сатья-вати и раджи  Шантану.
Погиб молодым на охоте, не оставив потомства.
      ШАЛЬВА  -  раджа шальвов, чью невесту  похитил  Гангея
Грозный.
     ШАМБАЛА-божественная корова.
     ШАНТАНУ - Миротворец, царь Лунной династии, отец Гангеи
Грозного, которого родила от него богиня Ганга.
     ШАРАДВАН - Годовалый, мудрец-воин, отец Кри-пы и Крипи.
Второе имя - Гаутама (по отцу Готаме).
      ШАЧИ - Помощница, богиня удачи, дочь чудовища Пуломана
и жена Индры.
      ШЕША  - Последний, Великий Змей о тысяче голов,  Опора
Вселенной.
      ШИВА  - Милостивец, один из Троицы, символ Разрушения.
Эпитеты:  Бхутапати  - "Владыка бхутов" (нежити),  Гириша  -
Горец,  Пашупати  -  Владыка Тварей, Дурвасас  -  Оборванец,
Капардин   -  Носящий  Капарду  (прическу  узлом   в   форме
раковины),   Махе-швара  -  Великий  Владыка,  Нилагрива   -
Qинешеий,  Стхану - Столпник, Хара - Разрушитель, Шанкара  -
Усмиритель, Шарва - Стрелок-Убийца и т. д.
      ШИКХАНДИН  -  Хохлач, дочь-транссексуал царя  панчалов
Друпады,   воплощение  Амбы-Матери,  рожденная  на  погибель
Грозного.
      ШУКРА  - Светлый, планета Венера и прозвище ее владыки
Ушанаса.
       ЭКАЛАВЬЯ  -  горец-нишадец,  сын  Золотого   Лучника,
отрезавший  себе  палец по требованию Наставника  Дроны.  Во
время   Великой  Битвы  сражался  против  Пандавов   и   был
предательски убит Кришной.
      ЮДХИШТХИРА  -  Стойкий-в-Битве,  старший  из  братьев-
Пандавов,   сын   царицы   Кунти  и  Ямы-Дхармы.   Прозвища:
Аджаташатру   -   "Тот,  чей  соперник  еще   не   родился",
Дхармараджа - Царь Справедливости, Самодержец и т. д.
      ЯМА  - Близнец, сын Сурьи-Солнца, Владыка Преисподней,
Миродержец  Юга. Прозвища: Антака - Губитель, Дхармараджа  -
Царь Справедливости, Самодержец, Адский Князь и т. д.
      ЯЯТИ  -  Лицемер, пятый царь Лунной династии.  От  его
старшего  сына  Яду, не согласившегося уступить,  отцу  свою
молодость, пошел род ядавов (где родился Черный Баламут), от
согласившегося  праведного  Пу-ру  -  род  Пауравов,  т.  е.
Пандавов и Кауравов.




    Генри Лайон ОЛДИ
    ИДИ КУДА ХОЧЕШЬ

    ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ


     Во сне увидел я также, о Кришна,
     Как залитая кровью земля обволакивается внутренностями!
      Увидел  я  далее, как Царь Справедливости,  взойдя  на
груду костей,
     С восторгом пожирает тобой ему поданную землю.
     О Баламут, при том великом жертвоприношении оружию
     Ты будешь верховным надзирателем;
      Обязанности жреца-исполнителя также будут принадлежать
тебе!
      Если  мы  выйдем  из  этой гибельной  битвы  живыми  и
невредимыми,
     То, быть может, увидимся с тобою снова!
     Или же, о Кришна, нам предстоит, несомненно, встреча на
небесах!
       Сдается   мне,  что  так  или  иначе  мы  обязательно
встретимся с тобой,
     О безупречный...
     Махабхарата,
     Книга о Старании, шлоки 29 - 34, 45 - 46

     Кому "сучок", а кому - коньячок,
     К начальству на кой в паяцы?
     А я все твержу им, как дурачок:
     - Не надо, братцы, бояться!
     И это ж бред,
     Что проезда нет
     И нельзя входить без доклада,
     А бояться-то надо только того,
     Кто скажет:
     "Я знаю, как надо!"
     Гоните его,
     Не верьте ему,
     Он врет, он не знает, как надо!
     А. Галич

                           ПРОЛОГ

                   МАХЕНДРА, ЛУЧШАЯ ИЗ ГОР

     Зр-р-р-ря...
     Что?
       Зря,   говорю,  ашока-дерево  называют  Беспечальным!
Скрипишь тут, скрипишь, душу на щепки-лучины, а они хоть  бы
ухом...
     Какие ж могут быть печали у дерева? - спросите вы.
      Обладай  ашока  даром речи, я б  вам  ответила!  Цветы
красивые,  скажете? аромат? Весь год цветешь-радуешься,  да?
От  пчел  отбою  нет? Шмели жужмя жужжат?!  Ваша  правда.  А
кривда  -  наша. Листья вечнозеленые? Вам бы  так  зеленеть,
злыдням.  Вечно.  Зимой и летом одним  цветом.  И  чтоб  все
вокруг от зависти лопались. Тень? Это вам, людям, - тень,  а
мне-то с нее какой барыш?! Сырость одна. И короеды плодятся.
А  насчет листьев дедушка-Брахма еще натрое сказал! От порчи
они,   видите  ли,  предохраняют!  От  сглаза!   Детишек   в
особенности. Вот у вас дети есть? Двое? Мальчик  и  девочка?
Небось  тоже  за  листиками пришли? Нет?  Ну,  хвала  Индре,
посылающему  дождь, хоть вы меня тиранить не станете!  А  то
ведь ходят, ходят, палач на палаче - и рвут кому не лень!
      А  кому  лень - те вдвое-втрое рвут, про  запас,  чтоб
лишний раз ноги не бить.
     Больно ведь!
      Вам  бы  так что-нибудь поотрывать! Волосы, к примеру.
Или  лучше  уши. Гвалт небось поднимете - до самой  Махендры
слыхать!  Что? Мы и так на Махендре? На лучшей из гор?!  Ох,
имей   мама-Махендрочка  язык,  уж  она  бы  вам   вдесятеро
порассказала, куда там мне, ашоке... Ну да ладно. Я вот  все
равно  кричать  не могу, когда больно. А они  рвут,  черенки
крутят, стараются, аж пыхтят от усердия...
     Для милых детушек, чтоб им всем чирьев понасажало!
      А поверье обо мне слыхали? Нет?! Странный вы какой-то,
однако:  все  Трехмирье назубок, а он ни сном ни  духом!  Не
местный? Ах, такой не местный, что и сказать страшно?! Тогда
лучше  я  скажу... Врут, будто я зацветаю, едва меня заденет
ногой  девушка,  которой вскоре предстоит  выйти  замуж.  От
того, мол, и цвету постоянно. Ну не бредни ли? Хорошо,  хоть
вы это понимаете. Потому как не девушка. И даже не похожи. А
другие...   Скрутишь  только  завязь  кукишами,   соберешься
передохнуть  (думаете,  цвести - это  вам  сандалией  мантху
хлебать?!) - а эти девицы уже тут как тут! Табунами! ордами!
в  боевых  порядках! с ногами наперевес!  И  каждая  норовит
пяткой пнуть! Хоть в поверье ясно сказано: ЗАДЕНЕТ ногой,  а
не  приложится со всей дури девической, нецелованной! Ох, не
завидую  я  их будущим муженькам... В общем, не мытьем,  так
катаньем,   а  быстренько  зацветаешь  по-новой,   лишь   бы
отвязались.
      А вы говорите - Беспечальная... Не было б печалей, так
люди накачали! Жил, слыхала, в древности брахман-дурачок, на
все приставания одним вопросом отвечал. Мать ему: "Умылся  б
ты,  что  ли?!" - он прищурится и вполголоса,  с  кошальским
пришепетыванием: "А шо, надо?" Отец ему: "Доучил бы ты гимн,
сынок,  год  уже бьемся!" - сынок потянется сладко  и  кинет
через  плечо: "А шо, надо?" Соседи ему: "Жениться тебе пора,
ишь,  какой оболтус вымахал!" - он соседям с ухмылочкой:  "А
шо, надо?"
      Так  и прожил всю жизнь, тихо и счастливо. А на  месте
его погребального костра первая в мире ашока и выросла...
     Беспечальная.
      ...В  небе  медленно роилось алмазное  крошево  звезд.
Покой  и  тишина  рука об руку нисходили на утомленный  мир,
a,.+*+( хриплые вопли павлинов и скрежет нахальных цикад,  а
обитатели  леса  сонно принюхивались в  логовах  к  далекому
рассвету.
     Тихий час.
     Мертвый час, тьфу-тьфу, не про нас будь...
     Однако кое-кому и здесь явно не спалось.
      В  двух  посохах от настороженной ашоки весело  трещал
костер, вовсю плюясь искрами, словно в надежде зашвырнуть на
небосвод десяток-другой новых звезд.
      Или дотянуться в броске, достать, превзойти все костры
мира - и поджечь наконец вожделенный бархат неба.
        Увы,   пока   что   костру-недотепе   были   суждены
исключительно  благие порывы. Зато раскидистые  ветви  ашоки
располагались куда ближе неба, и дерево всерьез беспокоилось
за  их  судьбу,  болезненно  морщась  скукоженными  от  жара
листьями.
       -  Хорош  дрова-то  кидать,  Здоровяк,  -  недовольно
проворчали от костра. - Весь лес мне спалишь.
      И  пламя  на миг отразилось в черных глазах  человека,
отразилось,  суматошно  всплеснуло  дымными  рукавами  -   и
Медовоокий  Агни  всем  телом  метнулся  в  сторону,   убось
собственного отражения.
      Словно  подернутые золой угли геенны вспыхнули  разом,
когда  служивые киннары в сотню глоток дунут на присмиревший
огонь; словно гибельный цветок Ко быльей Пасти не ко времени
поднялся  из  океанских глубин; словно... Ф-фух, почудилось:
спит  Преисподняя,  даруя  грешникам  глоток  передышки,   и
безмятежны пучины вод.
     Ночь.
     Молчание.
     Покой и звезды.
      Даже  не  верится,  что  минутой  ранее  адским  жаром
полыхнул  взор  жилистого  старца  в  мочальной  повязке  на
чреслах.  Эй, обильный подвигами, ты и вправду  глазаст  или
ночная  мара  морочит?!  Молчит. Не отвечает.  Плотно  сжаты
узкие  губы,  будто  края  зажившей раны.  Надежно  сомкнуты
запавшие  веки,  как  у  слепого от рождения.  И  загрубелые
пальцы  в узлах суставов привычно теребят распушенный кончик
седой косы.
     Сухой пень-кедряк с плетью серебристого мха.
      К  чему  пню неистовство взора? - оно скорее  подходит
матерому тигру, в чьих владениях объявился соперник,  нежели
мирному  отшельнику-шиваиту,  каковым  старик,  вне  всякого
сомнения, являлся.
     Ночь.
     Ночью всякое бывает... даже то, чего не бывает.
      - Знобит меня, тезка, - пророкотал совсем рядом глухой
бас,  и  во  тьме заворочалась угловатая глыба.  -  Ровно  с
перепою: крепишься, а оно трусит...
      Чудное  дело!  - глыба эта при ближайшем  рассмотрении
также  оказалась  человеком. Надо сказать, человеком  весьма
завидного  телосложения.  Своди чащобного  ракшаса-вожака  к
цирюльнику,  подпили  клыки,  подстриги  когти,  корми   год
досыта,   наряди  в  темно-синие  одежды,  расшитые  желтыми
*.+.alo,( и лилиями, нацепи тюрбан на лобастую голову... Что
получится? Вот примерно это и получится, что сейчас во  тьме
ворочается. Зато взгляд великана был удивительно  спокойным,
лучась  благодушием,  -  хоть любуйся  вприглядку,  хоть  на
лепешку мажь вместо масла!
     Сокровище - не взгляд.
      Так  они и сталкивались время от времени: дикий  огонь
пекла  и вечный покой бездны, кипень пламени и неколебимость
утеса, молния и гора, взор и взгляд.
      Третью ночь уже длился этот странный пролог чудовищной
трагедии,  один  на двоих, закат Великой Бойни  и  заря  Эры
Мрака. Третью ночь сидели они у шального костра: престарелый
отшельник,  добровольный затворник лучшей из  гор,  которому
довелось пережить всех своих учеников, - и тот, кто  рискнул
прослыть  на  веки вечные трусом и изменником, но  отказался
убивать друзей с родичами.
     И детский лепет ручья порой рождал тысячеголосый вскрик
боли,  щебет  птиц без видимой причины взвизгивал  посвистом
дротиков, ветер пах гарью и парным мясом, отчетливо скрежеща
металлом  о доспехи; а совсем далеко, на грани возможного  и
небывалого, плакала женщина.
     Одна.
     Почему-то всегда одна.
     Навзрыд.
     Рама-с-Топором по прозвищу Палач Кшатры, сын Пламенного
Джамада,  сидел  напротив Рамы-Здоровяка по прозвищу  Сохач,
брата Черного Баламута.
     Парашурама Джамадагнья - напротив Баларамы Халаюдхи.
       "Точно   что   Здоровяк,   -   мимоходом   подумалось
Беспечальному дереву. - А этот, с косой... отец - Пламенный,
а сын и того пламенней! Умеют же некоторые давать правильные
имена!  Не  то что - Беспечальная... Охохонюшки, жизнь  наша
тяжкая, раскудрявая..."
      -  Странно,  -  помолчав,  обронил  Рама-с-Топором.  -
Знобит,  говоришь? Нет, тезка, тут костром не  отделаться...
не  тот  озноб.  Сдается мне, Жар из  Трехмирья  тянут.  Как
одеяло, на себя. Я-то сам аскет - такие вещи нутром чую. Мог
бы и раньше заметить, между прочим. Спасибо, тезка, надоумил
дурака.
      -  Да  ладно,  - засмущался могучий тезка,  машинально
обдирая кору со здоровенного полена. - Надоумил! Сказал, что
холодно, - и всех дел... Тоже мне, светопреставление! Дровец
сейчас подкинем, согреемся... гауды хлебнем, там осталось, в
кувшинчике...
      Ашока  представила  себе,  как,  покончив  с  поленом,
застенчивый  Здоровяк перейдет к обдиранию ее  ствола,  -  и
крона дерева качнулась, рождая вздох отчаяния.
      - А пожалуй, что и светопреставление, - старик кивнул,
думая  о  своем. - Опять ты меня подловил, тезка... Зажился,
что ли?
      Дерево  волей-неволей задумалось:  к  кому  относились
последние  слова  аскета  -  к  самому  старцу  или  к   его
собеседнику? И даже языки костра бросили рваться  к  небу  и
тревожно замерцали, словно прислушиваясь.
     К людям в круге тепла и света?
     К недосягаемым звездам, искрам иных костров?
     Или у пламени тоже свои печали, свои горести, о которых
иногда хочется подумать в тишине?..
      -  Достал  ты  меня  с твоими концами  света,  -  вяло
огрызнулся  Здоровяк. - Третью ночь только  и  слышу:  конец
едет, конец везет, концом погоняет... Уши вянут. Не надоело?
     - Надоело. Хуже горькой снухи <Снуха - молочай>. Сидеть
с  тобой  третью  ночь - и чтоб не надоело? Не  бывает...  А
давай-ка  мы  от  скуки  проверим,  тезка:  конец  или  так,
старческий бред?!
      -  Проверим? Как? У Брахмы спросим? Ау, опора  Троицы,
где ты там?!
      -  В  Золотом  Яйце, с думой на лице,  -  еле  заметно
усмехнулся аскет. - Расслабься, тезка: грех Брахму по  таким
пустякам беспокоить! Сами справимся. Не мочалом шиты... Ты у
нас вообще, говорят, земное воплощение Великого Змея Шеша?
       -   Говорят,  -  без  особой  уверенности  подтвердил
Здоровяк, почесывая волосатую грудь.
     - А сам как думаешь?
      - Да никак. Жру, мать ругалась, ровно в тыщу глоток, -
оттого, наверно, и решили...
      -  Вот  мы сейчас и узнаем наверняка. Заодно и  насчет
конца света выясним. Про мантру распознавания слыхал небось?
     - Кто ж не слыхал... - обиженно протянул великан.
     Неужели тезка его совсем за бестолочь держит?!
      -  А  то,  что  при  смене юг-эпох в  мантрах  плесень
заводится?  Киснут  они, как молоко  на  солнцепеке,  -  это
слыхал?
      -  Врешь  ты все... - рокотнуло в ответ. Больше  всего
Здоровяку  казалось, что аскет сейчас попросту  развлекается
за счет увальня-собеседника.
     - Врать не обучен. Иди-ка поближе, чтоб не через пламя,
- проверять будем!
     - Может, завтра? - Здоровяк с явной опаской поднялся на
ноги  и  шагнул  к  аскету. - При свете? Еще  шарахнет  меня
гнилым тапасом... да и тебя заодно!
      - Не облезешь, - отрезал Рама-с-Топором. - Стой здесь.
И не вертись. Великан послушно застыл.
     - Да, вот так. Именно так...
       Мычание  белого  быка  всколыхнуло  тишину,  заставив
чернильный  мрак  пойти  кругами. Зеленью  "мертвой  бирюзы"
налились звездные россыпи, ливень мерцающей пыльцы наискосок
хлестнул  по кронам деревьев, по зарослям ююбы и  примолкшим
кукушкам  с  сорокопутами,  еле заметным  ореолом  собираясь
вокруг  человека у костра. Тени в испуге бросились  прочь  с
лица  старого  аскета, превращая его в изрезанный  морщинами
лунный  овал,  обвал, осыпь млечной белизны;  краями  заново
вскрытой раны разлепились губы-шрамы, рождая даже не  слова,
а  так - шепот, шорох, шипение, запредельный стон гибельного
экстаза; и черепашьи веки, обросшие плесенью ресниц, на  миг
смежились, чтобы распахнуться вновь.
      Так нетопырь распахивает кожистые крылья, взмывая  над
спящей землей и оглашая ночь писком.
      Мнилось,  рассветный  туман не  ко  времени  потек  из
кипящих  глазниц  отшельника, призрачными  струями  окутывая
обоих  людей, соединяя их в единое зыбкое существо; молочные
реки,  кисельные  берега, мост через чудо,  древняя  сказка,
которой про были рассказать забыли...
     Рама-с-Топором увидел.
      Сквозь  телесную  оболочку Здоровяка резко  проступили
мощные  изгибы