и  всплыло, откуда у сестрички ноги растут и что  там  рядом
располагается!  Стали  гадать:  зачем  столько  лет  мужиком
притворялась,  зачем  на  чин наставника  согласилась...  Не
иначе   зло  таила:  сглазить  царевичей,  порчу  на  Лунную
династию  навести,  дворцовых красавиц  яджусами  уродовать!
Спасибо, сам Грозный вмешался...
      Крипа  закусил  губу и пристукнул кулаком  по  колену,
вспоминая неприятный для себя разговор с Грозным, за который
только что вслух благодарил регента;
      -  У меня спросил: зачем? Стою, язык к небу прилип,  а
отвечать  надо.  Вот,  говорю, с  детства  была  помолвлена,
решила  блюсти  верность  жениху, а  как  найденышу-бабе  во
дворце  верность  блюсти? Оттого, мол,  и  скрывала  женские
стати...  Грозный спрашивает: кто жених? А кто  жених,  если
нас  семилетками  подобрали?  Кого  я  знаю?  Не  Опекуна  ж
называть!   Ну  и  ляпнул:  жених  уважаемый,   Дрона,   сын
Жаворонка...  Дал  мне Грозный полгода: жениха  найти  и  ко
двору представить!
      Собравшись с духом, Крипа посмотрел прямо на  Дрону  и
закончил рассказ:
     - Вот и все.
     Он умоляюще моргал, и я еще подумал: как же мы все-таки
уязвимы! Ведь это Крипа-наставник, железный Крипа, о котором
среди Кауравов ходили легенды, науку которого прославляли от
предгорий  Химавата  до  реки  Кавери,  и  десятки   знатных
недорослей  добровольно  съезжались  в  Хастинапур,  надеясь
попасть  в  обучение к Крипе-найденышу...  Сестра-брат  была
тенью  его,  тенью  привычной, способной на  время  заменить
самого  Крипу и вновь уйти... точно что в тень!  Зато  когда
сестру клюнул жареный фазан судьбы, железный Крипа готов  на
коленях ползать перед мнимым женихом - лишь бы спас!
     До чего мы все похожи... мы, люди.
      Даже  если у одного глаза светятся в ночи,  у  другого
стрела  льнет  в  полете к стреле, как влюбленные  кобры,  а
третьего зачали невесть где и невесть кто!
      Дрона  поднялся  и  аккуратно  отряхнул  подол  своего
мочального платья.
      - Спать пошли, - сказал он. Глазами побитого пса Крипа
следил  за  сыном  Жаворонка.  Один  Брахман-из-Ларца  -  за
другим.
      -  Спать,  говорю, пошли, - повторил Дрона и  повернул
голову  к  нам. - Завтра вставать рано. В Хастинапур  небось
/%h*., идти придется?
      И  я  увидел  с изумлением: в черных омутах  его  глаз
мерцают проказливые светлячки.
     Отчего малоподвижное лицо Дроны кажется маской.

                          ГЛАВА XII
                         БОЛЬШЕ ВСЕХ

      Заметки Мародера, Город Слона, 13-й день 2-го  лунного
месяца

      По иронии судьбы сын Жаворонка попал в город Слона тем
же  путем,  что  и  первый  ученик  Рамы-с-То-пором,  больше
известный теперь как Гангея Грозный.
      Крайние  южные ворота, двадцать четвертые из  тридцати
двух  общегородских,  в  мгновение  ока  распахнулись  перед
Крипой   -  воинского  наставника  царевичей  в  Хастинапуре
уважали.  Да и причина его спешного отъезда успела навязнуть
в  зубах  горожан, чтобы весть о возвращении в  срок  готова
была стрелой упорхнуть с тетивы.
      Караульщики с любопытством косились на седого заморыша
в  "гнезде"  позади Крипы и вполголоса обсуждали достоинства
мнимого или подлинного жениха сестры-перевертыша.
      Многочисленные сплетни и байки, в которых фигурировала
скромная  персона  сына Жаворонка, давным-давно  сплелись  в
сверкающую ткань легенды - и теперь богатый плащ,  невидимый
простым зрением, тяжко лежал на плечах Дроны.
     Брахман-из-Ларца сутулился, смотрел прямо перед собой и
думал   о   том,  что  раньше  его  не  интересовал  шепоток
окружающих.
     Раньше.
      Не  интересовал.  И  уж тем более не  хотелось  втайне
подслушать: о чем они шепчутся?
      "Путь  Звездного  Благополучия" радушно  бросил  камни
мостовой под копыта и колеса, и Дрона расслабился...
      Он плохо представлял себе, что будет делать дальше; он
вообще  не  понимал,  зачем согласился  приехать  в  столицу
кауравов  и  связать себя узами брака с немолодой  женщиной,
которую помнил малолетней девчонкой.
     Да и помнил-то плохо...
       Эта   неопределенность,  эта  зыбкость   будущего   и
собственных  поступков  странным образом  приглушала  обиду,
нанесенную Панчалийцем, и сладко кружила голову.
      Если  бы  Дрона когда-нибудь пробовал на вкус хмельную
суру, он бы знал, с чем сравнить хмель безрассудства.
     Но он не знал.
       Монументальные   стены  Города  Слона,   выстроенные,
казалось, специально, чтобы противостоять небесному  оружию,
остались позади. Скрылись мощные прямоугольные бастионы, из-
за  крыш  домов  еще выглядывали поначалу сторожевые  башни,
которыми фланкировались арки главных ворот, но вскоре и  они
исчезли   из   виду.   Широкие  улицы   с   ровными   рядами
единообразных   домов  проплывали  мимо   колесницы:   жилые
кварталы  ремесленников,  лавки и  больницы,  караван-сараи,
e`  ,k и окруженные рощами источники, общественные постройки
и   присутственные  помещения...  Величие   Хастинапура   не
подавляло, а, наоборот, радовало глаз приученного к  порядку
Брахмана-из-Ларца.     Все    дома    строжайшим     образом
соответствовали классическому "Канону Зодчих" - в отличие от
столицы  панчалов,  где  низшие касты  подзабыли  запрет  на
постройку своих домов никак не выше одного этажа.
       Здесь  же  даже  цветная  штукатурка  на  стенах   не
раздражала    зрение,   а   была   преимущественно    тихих,
приглушенных тонов. Горожане-слоноградцы в большинстве своем
одевались  опрятно и добротно, но без аляповатой  мишуры.  У
многих  на  лбу  гордо  красовался  цветной  тилак  -  знак-
свидетельство  чистоты  его варны,  и  жизнь  вокруг  дышала
спокойным достоинством.
     А как же иначе?
      Хастинапур,  детище  мудрого  Хастина-Слона,  твердыня
Закона,  сердце Великой Бхараты, вновь стремящейся  войти  в
свои исконные границы!
     Ом мани!
         Обогнув    временные    павильоны    для    свадеб,
жертвоприношений  и  состязаний, колесница  беспрепятственно
въехала   на   территорию   дворцового   комплекса.   Колеса
прогрохотали  по лабиринту внешних дворов, мощенных  камнем.
Рядом  с арсеналом Крипа натянул поводья, соскочил на землю,
и дальше они с Дроной отправились пешком.
      Мимо  судилищ и здания государственного  совета,  мимо
колодцев  и  водоемов, выложенных обожженным кирпичом,  -  к
многоколонному главному зданию.
      Наконец  аллея,  радовавшая  подошвы  брусками  серого
гранита,  гладко обтесанными и идеально пригнанными  друг  к
другу, привела их к парадному крыльцу.
      -  Пойду  доложу Грозному, - обернулся Крипа к  своему
молчаливому спутнику. - Будь добр, обожди меня здесь.
      Дрона кивнул, соглашаясь. Крипа быстрым шагом поднялся
по ступеням и скрылся под сенью высокого портала без дверей.
     Сын Жаворонка огляделся.
      Здесь, как и во дворце столицы панчалов, также  имелся
свой  ухоженный парк, пожалуй, даже более обширный. Вдалеке,
между    пестрыми   клумбами   и   деревьями   с   аккуратно
подстриженными  кронами,  виднелась  восьмиугольная  царская
купальня, вознеся вверх колонные коридоры по бокам. Издалека
слышался  нестройный гомон детворы: детей в Лунной  династии
было  более чем достаточно, да не сочтут эти слова  попыткой
навести порчу! - но и просто знатной малышни тоже хватало.
      Однако  даже  здесь, неподалеку от парадного  крыльца,
увлеченно  гоняли  деревянный мяч пятеро  мальчуганов  -  на
первый взгляд от трех до шести лет от роду.
      Понаблюдав  за  ними некоторое время, Дрона  пришел  к
выводу, что перед ним сыновья Альбиноса, среднего из  троицы
внуков Грозного.
     Прийти к такому решению было несложно. Во-первых, вопли
нянек  и мамок давали обильную пищу уму. Но даже будь  Дрона
глухим...  Поистине царская, шитая золотом одежда карапузов,
которую  они драли без пощады и снисхождения, начальственный
b.-,  которым  дети требовали от нянек принести откатившийся
далеко  мяч,  да  и кому еще, кроме будущих  царей-кшатриев,
позволят  с воплями скакать горными козлятами перед парадным
крыльцом Хастинапурского дворца?
       Кроме  всего  прочего,  пятеро  огольцов  явно   были
братьями.   Они  мало  походили  друг  на  друга   лицом   и
телосложением,  но  крылось в их  облике  тайное  неуловимое
сходство...
      В  своих  странствиях  Дрона  слышал  краем  уха,  что
Альбинос  проклят  антилопой, которую убил  вовремя  соития.
Оттого  внук Грозного не может иметь потомства,  а  все  его
сыновья  -  дети  обеих жен Альбиноса от разных  богов.  Но,
будучи  лишен любопытства, Дрона не прислушивался к сплетням
и сейчас втайне пожалел об этом, удивляясь самому себе. Все-
таки  интересно  узнать, кто из небожителей приложил...  ну,
скажем, руку к рождению каждого мальчишки.
      Родившись  в  Вайкунтхе под присмотром Опекуна,  Дрона
спокойно относился к детям богов, тем паче что проверить чье
бы то ни было отцовство - дело безнадежное.
      Брахман-из-Ларца вздохнул и пригляделся  к  ребятишкам
повнимательнее.
       Старший,   строгий   мальчик  с  неожиданно   мягким,
безвольным  подбородком, верховодил  над  братьями,  пытаясь
направить  игру  в  правильное, с его точки  зрения,  русло.
Иногда ему это даже удавалось, но двое братьев помладше  все
время  мешали  старшему.  Эта неугомонная  парочка  вызывала
интерес   своей   абсолютной   противоположностью.   Первый,
горластый крепыш с туповато-радостным выражением на щекастой
рожице,  все время упрямо ломился к мячу весенним носорогом,
сметая других игроков. Зато второй, гибкий, как тростниковый
кот,  ловкач  лет четырех с половиной, успевал  в  последний
момент выхватить мяч из-под носа у крепыша и других братьев.
       Крепыш  набычивался,  сопел  и  принимался  неутомимо
гоняться  за соперником, явно намереваясь оттузить  обидчика
на славу.
       Зато  два  совершенно  одинаковых  близнеца-трехлетки
зачарованно смотрели в рот старшему, ловя каждое его  слово,
и пытались все делать так, как он говорит.
      Что  вносило в игру еще большую сумятицу. Слушая крики
нянек, Дрона вскоре узнал имена всех пятерых. Старшего звали
Юдхиштхирой,  что на благородном языке означало  "Крепкий-в-
Битве";  Дрона  же  про  себя  решил  именовать  его   Царем
Справедливости.  Крепыш-драчун  носил  имя  Бхима,  то  есть
"Страшный",  вполне оправдывая этот смысл; ловкий  подвижный
мальчуган звался Серебряным Арджуной, а близнецы - Накулой и
Сахадевой.
     Соответственно Единственным и Ровесником Богов.
      Братья  с  радостными  криками перебрасывались  мячом,
стремясь каждый завладеть раскрашенным деревянным шаром. Еще
им  надо  было попасть в большой щит, покрытый  киноварью  и
укрепленный на ближайшем дереве, но, пока Дрона наблюдал  за
детьми, это удалось только Арджуне, да и То всего один раз.
     Брахман-из-Ларца уже и думать забыл о причинах задержки
Крипы,  о  том,  что сейчас он должен будет предстать  перед
Cангеей   Грозным,  фактическим  и  многолетним   правителем
Хастинапура,  о предстоящей встрече с женщиной,  которую  он
назовет супругой и наденет ей на шею брачную гирлянду...
      Дрона  наблюдал  за игрой детей, и  новое,  совершенно
незнакомое чувство медленно зарождалось в его душе.  Сколько
их,  оказывается, этих человеческих чувств!  Капли  в  море,
листья  в  кроне... Дрона не уставал поражаться новому,  что
постоянно  открывал в себе. Разбираться  в  велениях  сердца
было  едва  ли не интереснее, чем сражаться с Парашурамой  в
Начале  Безначалья.  Вот  и сейчас  вид  играющих  ребятишек
камнем  упал в омут души, и теплые щемящие волны разбежались
по  поверхности. Ведь у него, у Дроны, тоже  могли  бы  быть
дети.  Его  дети!  И дело даже не в угрозе  адского  закутка
Пута,   пристанища  для  грешников,  которые   не   оставили
потомства.  Дом,  семья,  тихая пристань,  радостный  малыш,
который подбежит, с разбегу прыгнет на тебя, как мартышка на
баньян, повиснет, счастливо смеясь! Все это могло бы быть...
      Хотя  почему - "могло"?! Все это еще будет у  него!  В
конце  концов, он ведь приехал в Хастинапур, чтобы жениться!
Жениться   на  той,  кого  помнил  еще  шустрой  черноглазой
девчушкой...  Интересно,  какая она  сейчас,  Крипи,  сестра
Крипы?
     Крепыш Бхима, растолкав и опрокинув на траву близнецов,
наконец завладел вожделенным мячом. Он размахнулся изо  всех
сил, намереваясь послать раскрашенный шар в щит-мишень...
     "Попадет!" - мгновенно оценил Брахман-из-Ларца.
      Но  тут  вертлявый Арджуна прыгнул  к  брату,  пытаясь
выхватить у того мяч, подбил уже разгибавшуюся в броске руку
Бхимы  -  и  деревянная игрушка, в последний момент  изменив
траекторию, нырнула в расположенный рядом с деревом колодец.
     - Мячик... - растерянно выдавил Юдхиштхира. - Мячик!
     - Я достану! - Арджуна с криком устремился к колодцу.
       Дуры-няньки  замешкались,  не  сразу  сообразив,  что
произошло,   а   ноги   уже  сами  несли   Дрону   наперерез
бесшабашному  мальчишке, следом за которым,  отстав,  бежали
его братья.
      Арджуна успел раньше. Он с разбегу взлетел на каменный
бортик  колодца,  перегнулся вниз -  и  в  последний  момент
цепкие   пальцы   Дроны  схватили  мальчишку   за   шиворот,
вытаскивая обратно.
      Вопль негодования вырвался из глотки царевича и  мигом
стих    -    видимо,    хватка   Брахмана-из-Ларца    больше
способствовала приличному поведению, чем ласки нянек.
     Сын Жаворонка аккуратно поставил Арджуну на землю перед
собой.
      -  Герой!  -  укоризненно сказал  Дрона,  рассматривая
мальчишку вблизи.
      Пухлый  рот, миндалевидный разрез глаз, брови срослись
на переносице, тучами нависая над тонким орлиным носом...  и
белизна  кожи  соперничает с белизной  кудрей,  падающих  на
плечи.
      Но  самым главным было иное: зрачки Арджуны находились
строго  на  одной линии с ушными отверстиями, что  придавало
чертам ребенка еле уловимую диковатую странность.
      Посещая горные храмы, Дрона не раз любовался рельефами
на   их  стенах.  Особенно  на  Брахмана-из-Ларца  произвела
впечатление  монументальная  композиция  "Летящий  Индра  во
главе сыновей бури".
     У беловолосого мальчишки было лицо Громовержца.
     Четырехлетнего Громовержца.
      -  Да,  герой!  -  гордо выпятил грудь  несостоявшийся
спаситель мяча.
      - Герои головой думают, - сообщил ему Дрона. - Свались
ты  в  колодец  - пришлось бы и мяч, и тебя вытаскивать!  Ты
хоть плавать-то умеешь?
       Брахман-из-Ларца  мельком  покосился   на   остальных
братьев, которые испуганно сгрудились вокруг.
     Вроде бы никто из них в колодец лезть не собирался.
     И тут заголосила пришедшая в себя нянька:
      -  Сами боги послали тебя, благородный брахман, лучший
из дваждырожденных!..
      - Цыц! - грубо цыкнул на женщину насупленный Бхима,  и
нянька тут же умолкла, явно опасаясь Страшного.
      -  Не  умею, - с опозданием ответил Арджуна на  вопрос
брахмана.  -  Только мячик по-любому доставать пришлось  бы!
Умею, не умею... это ведь из-за меня!
      - Ой, да забудь ты про свой кругляш, Серебряный мой! Я
вам   сейчас  другой  принесу,  с  самоцветами!  -   курицей
захлопотала  вокруг  нянька,  но  Серебряный  Арджуна  и  не
подумал отступиться.
      -  Я этот хочу! - упрямо заявил он. - Дядя брахман,  а
как  нам  его достать? Мы, конечно, герои, только  маленькие
еще...
      -  Так и я не очень большой. - Лицо Дроны сложилось  в
странную  гримасу. "Зубами мается, сердечный!"  -  про  себя
посочувствовала  нянька. Но зубная боль была  здесь  ни  при
чем.  Просто лицо Брахмана-из-Ларца пыталось родить  улыбку,
но не знало, как это делается.
     Сам Дрона даже не заметил этого.
       -   Надо   дедушку   Грозного   позвать,   -   заявил
рассудительный Юдхиштхира. - Он большой. Он больше всех!  Он
что хочешь достанет!
     - Думаю, будет лишним беспокоить дедушку Грозного из-за
таких  пустяков, - неумело подмигнул детям Дрона. - Что  мы,
сами  не  справимся? Грош тоща цена искусству кшатрия,  грош
цена и брахманской науке! Смотрите, герои!
      Он  быстро  огляделся по сторонам  и  одним  движением
выдернул из рыхлой земли пучок травы с узкими, но длинными и
плотными стеблями. Дети и нянька как завороженные следили за
действиями удивительного брахмана.
      Брахман-из-Ларца  мельком глянул в  жерло  полупустого
колодца,  увидел  плававший  внизу  у  дальней  стенки  мяч,
прикинул на глаз расстояние... и мантра-скороговорка молнией
сорвалась с губ сына Жаворонка.
      Правая  рука Дроны легко взмыла над головой, и  первая
травинка,  на  лету  превращаясь в  дротик  с  ши-лообразным
наконечником "бхинди-пала", устремилась в колодец.
      Нянька  тихо  охнула  и заскулила  по-собачьи,  пятясь
-  ' $. Но ни сын Жаворонка, ни дети не обратили внимания на
испуганную  женщину.  Вслед  за первым  дротиком  в  колодец
нырнул второй, за ним третий, четвертый...
      -  Ух  ты!  -  только  и  смог выговорить  восхищенный
Арджуна, кусая губы.
      Шестой  или  седьмой  дротик  Дрона  всадил  в  древко
предыдущего  почти  в  упор,  обернулся  к  детям,  еще  раз
подмигнул - смотрите, герои! - и жестом факира опустил  руку
в сырую пустоту.
      В  мгновение  ока сноровистые руки Дроны  извлекли  из
колодца  необычный составной шест, на конце  которого  висел
деревянный мяч.
     В дереве глубоко засел наконечник-шило первого дротика.
     - Вот и ваш мяч, герои!
      -  Здорово! - честно признался старший Юдхишт-хира.  -
Спасибо,    дя...   благородный   брахман!   А   как    твое
достопочтенное имя?
     - Меня зовут Дрона.
     - Просто Дрона?!
     - Просто Дрона.
      -  А  меня - Юдхиштхира, Крепкий-в-Битве, сын царевича
Панду!
      - А меня - Арджуна! Серебряный Арджуна! Я тоже... тоже
сын...
     - А я - Страшный! Я самый страшный!..
     - Дядя Дрона, а как...
     - А ты научишь нас...
     - Научит, - словно дальний гром внезапно раскатился над
лужайкой. - На то и наставники, чтоб учить... Я прав, о  бык
среди брахманов?
     Дрона обернулся.
      На  парадном  крыльце меж колонн, сам  выглядя  скорее
колонной,  нежели человеком из плоти и крови, стоял  чубатый
исполин.
     Гангея Грозный.
      Регент Хастинапура смотрел на Дрону так, словно, кроме
них  двоих,  вокруг  никого  не было.  Ни  свиты  за  спиной
Грозного,  ни  взволнованного Крипы, который  переминался  с
ноги на ногу и вертел жезл воинского наставника, как если бы
хотел  его  выкинуть,  да стеснялся. Рядом  с  Крипой  стоял
молодой   Альбинос,  разглядывая  Брахмана-из-Ларца   своими
красными  глазами,  страшненько мерцавшими  с  молочно-белой
маски.
       Правой  рукой  Альбинос  дружески  обнимал  за  плечи
царевича-брата,  грузного  Слепца,  чьи  равнодушные  бельма
резко   контрастировали  с  кровавым   взглядом   Альбиноса,
формального отца пятерых игроков в мяч.
      Поодаль, рядом с братьями и в то же время сам по себе,
облокотился  о  перила  третий  внук  Грозного,  сын  рабыни
Видура.  Живое  воплощение Дхармы-Закона, он  был  коренаст,
широк в кости, темнокож, и черты его простоватого лица могли
обмануть кого угодно, кроме Дроны.
      Именно  такие  простаки, наспех рубленные  топором  из
цельного  ствола, зачастую бывают самыми упрямыми старостами
"  деревнях,  самыми дотошными экзаменаторами в  обителях  и
самыми тароватыми купчинами на рынках Второго Мира.
     Оставив свиту и родичей любоваться гостем с возвышения,
Грозный тяжко спустился по ступеням и подошел к Брахману-из-
Ларца.
     Навис утесом, береговой кручей, закрыл собой солнце...
      Рубин сверкнул в мочке уха регента, почему-то напомнив
Дроне   взгляд   Альбиноса,   и   густая   борода   Грозного
встопорщилась заснеженным ельником под ветром.
      Всего  два  слова,  две звонкие стрелы,  брошенные  на
ветер,  а  шест, составленный из дротиков, уже стал  прежним
пучком травы.