к примеру, рекомендательное письмо
от главы обители? Чем ты подтвердишь свои слова?
      Дрона внимательно посмотрел на стража - и вдруг поймал
себя  на  странном  желании. Ему  очень  захотелось  ударить
человека,  загораживающего дорогу  к  Панчалийцу,  по  лицу.
Ударить  кулаком,  а  еще лучше - оружием.  Даже  в  красках
явилось:    шаг    вперед,   бердыш   в   руках    стражника
переворачивается и плещет сталью в глаза бывшему  хозяину...
аллеи  по  ту  сторону  ворот,  люди  между  павильонами   и
строениями...  звон  клинков,  тело  становится   легким   и
послушным,  бердыш  пляшет  танец  "Восьмирукого   Клыкача",
кровавый след тянется через травяной покров, змеей скользит,
запекается под солнцем...
     Сын Жаворонка моргнул - и видение исчезло.
      -  Нет  у меня никаких писем и грамот, - развел руками
Дрона.  - Просто в свое время Панчалиец, тогда еще не раджа,
а  наследник, звал меня к себе, предлагая должность родового
жреца-советника,  Идущего Впереди.  Можешь  считать,  что  я
здесь по приглашению самого царя. Или тебе не ведено пускать
приглашенных?
      Стражник растерялся только на мгновение. Вскоре он уже
откровенно хохотал.
      -  Приглашенный!.. - только и смог он выдавить  сквозь
$ch("h()   его  смех.  -  Идущий...  Впереди!  Мочалу   свою
выстирай, советник!
      -  Тебе  говорили, что смеяться над дваждырожденным  -
большой  грех?  -  участливо спросил Дрона.  -  Здесь  малой
жертвой не отделаться, придется полный обряд заказывать...
      - Да уж искуплю как-нибудь, - хрюкнул стражник, утирая
слезы; тем не менее смех его быстро сошел у на нет. - Может,
ты вообще не дваждырожденный, а просто явара-пилигрим? Почем
я знаю! Знак-то на лбу выцвел, и шнур трепаный...
     - Рассуди сам, - внутри сына Жаворонка что-то закипало,
и  Дрона  еще  подумал, что с утра, наверное, съел  несвежий
плод  манго,  - какой смысл мне лгать? Попади я  обманом  во
дворец, меня в лучшем случае бросят в темницу, а в худшем  -
посадят на кол. Ты думаешь, я мечтаю о тюремных крысах?
      "Может, и впрямь не врет бродяга? - мелькнуло в голове
длинноусого.  - Кликну-ка я старшего - пусть у него  затылок
чешется!"
      Дрона  невозмутимо повторил свои объяснения начальнику
караула, тот долго скреб бритый затылок и наконец решился.
      - Доложу, - коротко бросил он и ушел. А Дрона как ни в
чем  не  бывало  уселся прямо на пешеходную  полоску  белого
песка перед воротами - ожидать.
       Редкие   прохожие  с  любопытством   поглядывали   на
скучающего   стражника  и  брахмана  в   мочальном   платье,
застывшего  перед воротами в позе сосредоточения.  Косились,
хмыкали, пожимали плечами и шли дальше, по своим делам.
     Бывает.
      Наконец  за  воротами  послышались  шаги,  и  рядом  с
длинноусым  стражником  возник весьма  удивленный  начальник
караула.
      -  Велено  провести во дворец, - сообщил он  Дроне.  -
Вставай, пошли.
     И ворота распахнулись перед сыном Жаворонка.
       Они   прошли  через  обширный  парк,  мимо  мраморных
фонтанов, выполненных в виде кумбхандов-коротышей и крылатых
гандхарвов, мимо заплетенных плющом ажурных беседок,  пышных
клумб,  купален  и  водяных башен, мимо стаек  длиннохвостых
павлинов  и  поднялись  по  парадным  ступеням  центрального
здания.
      Ступени  были  не мраморные, как ожидал  Дрона,  а  из
редкого розового гранита с золотистыми прожилками.
      Все  правильно. Утонченность и мощь. Красота и грозное
величие.  И никакой нарочитой пышности, царившей за  стенами
дворца.
     Все-таки у прежних правителей был хороший вкус!
      Миновав длинный коридор, стены и потолок которого были
облицованы   полированной  яшмой,  они  остановились   перед
массивными дверьми из дерева шала.
      -  Доложите:  Дрона, сын Жаворонка, по  приказу  раджи
прибыл!  -  распорядился начальник караула, утирая  пятерней
вспотевший лоб.
     Сам Дрона сформулировал бы доклад несколько по-другому,
но, в конце концов, какая разница?
     Тишина.
     Гулкий и протяжный звон гонга.
     Двери без скрипа отворились, и изнутри возвестили:
     - Пусть войдет Дрона, сын Жаворонка! Великий раджа ждет
его.
     Мозаичные плитки пола, инкрустированные кораллом, плыли
навстречу,  послушно  ложась под ноги  и  оставаясь  позади.
Ровно, почти без дыма, горели на стенах смолистые факелы  из
ветвей  ямалы,  бликами отражаясь в полу,  и  легкий  пряный
аромат витал в гулкой пустоте церемониальной залы.
      На самом деле зала отнюдь не пустовала. Во-первых,  на
высоком троне, к которому сейчас приближался Дрона, восседал
Панчалиец.  Был он облачен в пурпур и золото, а  царственная
диадема  на  челе  раджи  мерцала кровавыми  огнями  крупных
рубинов,  привезенных с далекой Ланки.  По  обе  стороны  от
тронного возвышения почтительно застыла дюжина советников  и
придворных. Тем не менее и раджа, и его приближенные, и  сам
Дрона  терялись в этой величественной зале, и  она  казалась
пустой.
      Словно  предназначалась не для людей, а для  гигантов-
данавов, соперников богов.
      Дрона  остановился, не дойдя до трона положенных  пяти
шагов, и преклонил колени.
      -  Я приветствую великого раджу, да продлятся его годы
вечно,  и счастлив видеть царя в полном здравии, окруженного
друзьями, подобно Индре!
      Произнеся стандартную формулу приветствия, Брахман-из-
Ларца  неожиданно для самого себя поднял голову  и  взглянул
прямо в лицо бывшему соученику.
      Несомненно,  Друпада узнал его. Да и  как  могло  быть
иначе!  Однако  даже  проблеска интереса  не  отразилось  на
красивом   и   суровом  лице  правителя,   лишь   машинально
сдвинулись  кустистые  брови над карими  глазами,  во  взоре
которых ясно читалась привычка повелевать.
      Да,  Друпада  возмужал. Перед  Дроной  сидел  истинный
раджа, хорошо сознающий, кто он и кто все остальные.
     Если бы кто-нибудь сказал сыну Жаворонка, что он сейчас
пытается увидеть в настоящем прошлое, отыскать в зрелом царе
порывистого  мальчишку, которому сам  Дрона  однажды  сломал
нос...
      Увы, единственный человек, способный понять перемены в
душе Брахмана-из-Ларца, находился на склонах Махендры.
     Чурбачки строгал.
     - Здравствуй и ты, Дрона, лучший из брахманов, - слегка
наклонил голову Панчалиец. - Рассказывай, что привело тебя в
мои владения?
      Вот  в этом Друпада ничуть не изменился: как и прежде,
он не любил длинных речей, сразу переходя к делу.
      "В  свое  время,  о  царь, ты приглашал  меня  в  свою
столицу, предлагая занять при тебе место Идущего Впереди,  -
хотел  сказать  Дрона.  -  По здравом  размышлении,  накопив
обильные духовные заслуги..."
      Но вместо готовых фраз, обкатанных, как речная галька,
привычных, словно котомка на плече, выверенных, будто  полет
стрелы, - вместо этого родилось нечто иное.
      Панчалиец  был  исключением из  правил,  редчайшим  из
смертных  - с ним Дрону связывали узы хотя бы приблизительно
человеческих отношений. И в сознании Брахмана-из-Ларца вдруг
отчетливо  вспыхнуло: Закон и Польза теснят Любовь,  сбивают
наземь,  вяжут  руки измочаленными веревками, пыль  скрывает
всю троицу, пыль, пелена...
     Пелена.
     Закон.
     Польза.
     Любовь....
     - Узнай же во мне друга, царь! - с незнакомым ему ранее
замиранием сердца вместо подготовленной речи выпалил Дрона.
     И осекся.
      -  Друга?  - непонимающе повторил раджа, и  брови  его
сдвинулись теснее. - Друга?!
     Взгляд Панчалийца мимоходом скользнул по советникам. Те
молчали,  но  лица их красноречиво говорили  сами  за  себя.
Какой-то брахман-оборвыш является во дворец и тычет  себя  в
худосочную  грудь, требуя, чтобы царь узнал  в  нем  друга?!
Боги,  до  чего  пали нравы в наш жестокий  век!  И  впрямь:
брахманы  сейчас  забывают  о  поминальных  жертвах,  вкушая
собачину, пятнают себя ложными обвинениями и кишмя кишат  на
дорогах в поисках милостыни, пренебрегая добропорядочностью!
      Что  же  жаловаться, если семена всходят  плохо,  зато
обильны плоды беззакония!
       Панчалиец  вздохнул.  Слова  Дроны  ставили   его   в
безвыходное положение.
     Дать старому знакомцу последний шанс?
      -  Похоже, ум твой несовершенен, - тихо начал Друпада,
вставая  с  трона и спускаясь по ступеням вниз, -  и  ты  не
очень  опытен  в разговоре с царями. Иначе  ты  не  стал  бы
говорить  мне: "Я друг тебе!" О дваждырожденный, у царей  не
бывает  друзей  среди  подобных  тебе,  лишенных  счастья  и
богатства! У меня прежде была с тобой дружба, ибо  она  была
связана взаимными выгодами. Но глупец не друг мудрому, пеший
воин не друг колесничному бойцу, у царя не может быть дружбы
с  не-царем.  Зачем же искать прежнего тепла - не  лучше  ли
развести новый костер?
       Друпада  остановился  напротив  Брахмана-из-Ларца   и
подытожил:
      -  Тогда  мы  сможем сказать с чистым  сердцем:  Закон
соблюден, и Польза несомненна!
        Одобрительно-злорадный   шепоток   пробежал    среди
придворных: раджа достойно ответил выскочке брахману!  Пусть
знает свое место!
     А Панчалиец не отрывал взгляда от сына Жаворонка. Боги,
как  же  он постарел! Когда шел, это почти не замечалось,  а
сейчас,  когда  он  на коленях... седой, морщинистый,  глаза
запали:
     Повинись, старый приятель! Покайся, согласись с упреком
- и я радостно прощу тебя, велю двору заткнуть пасти, обниму
и осыплю дарами!
     Ну же!
      Панчалиец ждал, а Дрона смотрел в пол, словно  любуясь
*.`   ++.".)  инкрустацией,  и  молчал.  Незнакомая   горечь
закипала  в его груди. Горечь эта звалась обидой,  но  Дрона
еще не знал этого.
     Умом он понимал, что Друпада прав.
     Но что-то мешало Дроне вслух признать правоту раджи.
     Что-то более острое, чем Топор-Подарок. Виниться в том,
в чем нет твоей вины?! Виниться перед человеком, который сам
предлагал дружбу, а теперь отказывается от своих слов?!
     Нет!
     Ни за что.
      Дрона медленно поднялся на ноги и в упор посмотрел  на
Панчалийца.
      Тем  взглядом,  которым  окидывал  Начало  Безначалья,
прежде чем в тысяче обликов кинуться в бой.
      -  Ты отказался от предложенной тобой же дружбы, царь.
Мы  давно  не  дети, и сказанного не вернуть.  Что  ж,  быть
посему. Я ухожу.
      Он  повернулся  и  направился к  выходу  из  залы,  не
испросив разрешения уйти.
      "Пусть  эта  царственная Дубина сгорит  со  стыда!"  -
обожгла сознание совсем уж чудовищная мысль.
     Брахман-из-Ларца чувствовал, что заболевает.
     Болезнью, для которой пока не придумали имени.
     На мгновение придворные просто потеряли дар речи. Уйти,
не   дождавшись   высочайшего   позволения?!   Дерзость   из
дерзостей! Оскорбление великого раджи и их, его верных слуг!
Плевок  в  лицо всем панчалам! Вернуть, вернуть  и  примерно
наказать нечестивца, будь он хоть трижды брахман!
     Плетей мерзавцу!
      Двое воевод устремились вслед за уходящим наглецом, но
властный окрик раджи остановил их.
      -  Пусть  уходит,  - тихо произнес  Друпада,  провожая
взглядом бывшего приятеля-соперника. - Я как-нибудь  проживу
без нового жреца, но мне было бы жаль остаться без двух моих
лучших воевод.
      Панчалиец криво усмехнулся и, горбясь, двинулся  вверх
по ступеням.
     К трону.
     Кажется, воеводы плохо поняли, что их повелитель имел в
виду.

                             ***

      ...Дрона медленно брел по улицам Кампильи, направляясь
к  внешним  воротам,  а горький ком все  еще  стоял  поперек
горла, никак не желая рассасываться.
     Он ошибся.
      Он  попытался узнать, почувствовать, что такое обычная
человеческая  дружба,  он пришел  к  тому,  кто  раньше  сам
называл его другом, - и получил достойную отповедь.
      "О  дваждырожденный, у царей не  бывает  друзей  среди
подобных тебе, лишенных счастья и богатства!.."
      Наверное,  Панчалиец прав. Может быть, у Брахма-на-из-
Ларца,  впервые  в  жизни поступившего вопреки  Закону,  еще
!c$cb друзья.
     Среди лишенных счастья и богатства.
     Может быть.
     Но что значат обида и гнев, он узнал уже сейчас.
      Неужели  все  люди, кроме него, уже  окунались  в  эту
кипящую смолу?
      Дрона  шел, спотыкаясь, и не знал, что в его смятенную
душу осторожной гадюкой вползает еще одно новое чувство.
     Желание отомстить.

                             ***

      Заметки Мародера, остров в месте слияния Ямуны и Ганги
конец периода Цицира

     Сон-Искус обрушился внезапно, подобно летнему ливню.

                             ***

      Лес. Необычный, странный. Но ты почему-то уверен,  что
где-то  когда-то ты уже видел этот лес: раздувшиеся  больные
стволы,  вместо  отмершей коры их покрывает  налет  плесени;
жирная  гниль  под  ногами; безумие  сплетенных  ветвей  над
головой, не пропускающих во влажную духоту лучи солнца.
      Птицы  молчат. Не слышно даже кузнечиков и  вездесущих
цикад.  Чаща  словно  вымерла, но в этом мертвом  оцепенении
таится  своя,  не  правильная  жизнь,  которая  сама  сродни
смерти.
     Или смерть, что сродни жизни.
      Сегодня  ты - это ты. Тебя зовут Дрона, ты  брахман  с
замашками  кшатрия - и ты идешь по больному лесу,  судорожно
пытаясь  вспомнить:  что  ты  здесь  делаешь  и  как  вообще
оказался  тут?  Память отказывает. Ты насилуешь  беспомощное
сознание,  ты  пытаешься вспомнить хоть что-нибудь  еще,  но
прошлое  издевается над тобой, ускользает, трещит  по  швам,
островок   за   островком  проваливаясь  в  теплую   трясину
забвения.
      Ты идешь дальше, стараясь уже не думать о прошлом, ибо
все,   чего   пытается  коснуться  твоя  память,   мгновенно
исчезает,  уходя в небытие. Выбраться, скорее  выбраться  из
этого  не  правильного  леса  -  и  тогда  память  вернется,
обязательно  вернется,  не может не вернуться!..  Ты  хочешь
убедить себя, что тогда все будет хорошо.
     Убедить не получается.
      Лес  морочит,  водит  тебя; ты,  никогда  не  терявший
направления,  слепо тыкаешься из стороны в сторону,  ползешь
молочным кутенком, и нет ни одного ориентира, который  помог
бы тебе в этом проклятом месте. Куда бы ты ни шел, ты раз за
разом  возвращаешься  на  одну  и  ту  же  поляну,  усеянную
огромными    червивыми   грибами,   источающими   утонченное
зловоние.  В  ярости  ты  пинками  сбиваешь  дюжину  грибов,
топчешь  ножки  и  шляпки; грибы корчатся в агонии,  истекая
белесой слизью. Ты бежишь, продираясь сквозь невесть  откуда
взявшиеся  заросли, оставляя на кривых шипах клочья  одежды,
*+.glo  собственной кожи, и боль от царапин приводит тебя  в
чувство.
       Ты   ощущаешь   на   себе  чужой   взгляд   и   резко
оборачиваешься,  уже  срывая  с  головы  тюрбан,   унизанный
метательными кольцами.
      На  миг тебе кажется, что ты никогда в жизни не  носил
тюрбанов, но это быстро проходит.
      Того, кто стоит пред тобой, ухмыляясь тигриной пастью,
ты узнаешь сразу.
     - Кимпуруша? Ведь я же убил тебя тогда в этом лесу!
     Наконец ты вспомнил, вспомнил хоть что-то!
      - А что такое смерть? - скалится в ответ оборотень.  -
Ответь  мне, достойный и благородный юноша, убивший  меня  в
спину!
      -  Я уже не юноша. И вот тебе мой ответ! - Метательное
кольцо  вспыхивает от произнесенной тобой мантры,  с  визгом
перечеркивая оскаленную пасть тигрочеловека.
     Из пасти бьет фонтан черной вонючей крови, обливая тебя
с ног до головы. Оборотень с жалобным стоном валится наземь,
подминая под себя паучьи лапки неведомых тебе кустов.  Кусты
судорожно  бьются в предсмертных судорогах,  тело  кимпуруши
вторит  им, сливаясь в чудовищном ритме, но тебе уже  не  до
них: позади слышится треск, ты снова оборачиваешься...
     - Я же убил... убил вас всех! - шепчешь ты... Златоклык
хохочет в ответ.
     - Что такое смерть? Ответь мне, достойный и благородный
юноша, напавший на нас, когда мы выполняли свой долг!
     - Я не юноша! И вот мой ответ!
     В тебе закипает ярость, и чакры со свистом устремляются
к четверке ракшасов и двум стражникам-людям, выбирающимся из
чащи.  Отточенные кольца все никак не кончаются, возникая  у
тебя на пальцах и запястьях непонятно откуда, - но ты только
рад   этому!  Воздух  звенит,  в  страхе  расступаясь  перед
сплошным  потоком  смертоносного  металла;  выгнутые  лезвия
рассекают   врагов   на  части,  но  окровавленные   обрубки
продолжают  шевелиться, смеясь над тобой, и  ты  исступленно
полосуешь все, что шевелится, своим чудесным оружием.
     - Вы мертвы! Мертвы! Я заставлю вас умереть навсегда!
      -  Заставь, достойный брахман! - слышится сзади.  Пред
тобой  -  убитые туги-душители, которых ты принес  в  жертву
богине Кали.
      -  Давай, брахман, убивай! Убивай еще и еще  -  мы  не
обидимся. Ведь мы и так мертвы - благодаря тебе!
      - Зачем вы вернулись? Чего вы хотите? Или вам плохо  в
чертогах Кали?
      На  этот  раз ты не спешишь пускать в ход возникший  у
тебя в руках лук.
      -  Нам  хорошо, Брахман-из-Ларца! Нам дивно хорошо!  -
шелестят  со  всех сторон голоса мертвецов. -  И  мы  пришли
забрать тебя с собой. Ты заслужил блаженство, заслужил отдых
в нашем обществе!
     - Может быть. Но мое время еще не пришло. Отправляйтесь
назад и оставьте меня в покое!
      -  Нет,  мы  не уйдем без тебя! Мы любим  тебя,  мы  в
".ae(i%-((  от твоих способностей, мы хотим, чтобы  ты  тоже
вкусил...
     - Уйдите прочь!
      Нужные  слова приходят сами, перед глазами  вспыхивают
знакомые символы вызова - и тетива лука со скрипом ползет  к
уху.
     Грохот.
     Треск разрываемого в клочья Мироздания.
     Огненный вихрь.
      Все вокруг горит, мгновенно обращаясь в горячий пепел,
который уносится ветром к серым небесам; очистительный смерч
мечется  по жуткому лесу, сжигая все на своем пути:  оживших
мертвецов, не правильные деревья, гниль, мерзость,  Жизнь  и
Смерть...
     Ты открываешь глаза.
      Потусторонний лес медленно проступает сквозь  гаснущее
дымное зарево. Поднимаются, ухмыляясь, испепеленные мертвецы
- ты ничего не добился!
     - Мы любим тебя!
     - Мы восхищены тобой!
     - Иди к нам!
     Жадность скользких рук, кривые изломы когтей.
     И вдруг:
     - Дрона, я люблю тебя!
     Это была она!
      Та  самая женщина из твоих снов, которую ты всякий раз
брал силой, лишь потом сознавая, что поступал подло, мерзко,
не правильно...
     - Пойдем со мной...
      Тает,  истончаясь  туманной  дымкой,  колдовской  лес,
блекнут  бессильные призраки убитых тобой людей  и  нелюдей;
остается только она.
      Ты шагаешь ей навстречу - и проваливаешься в омуты  ее
всепрощающих глаз.
     Дом.
     Твой собственный дом.
     Нет, не так!
     Ваш с ней дом!
      Ты  лежишь, блаженно раскинувшись на ложе,  ощущая  на
груди  тепло  ее  ладони. Не было звериной страсти,  похоти,
вожделения - только теплота и нежность.
      "Наверное,  это и есть Любовь!" - вдруг понимаешь  ты.
Любовь,  которой ты не знал раньше. Любовь, которая  правила
миром  задолго  до.  того, как ей на смену  пришли  Закон  и
Польза.
     Простота Золотого Века.
      Значит,  и  в этом далеко не лучшем мире осталось  еще
место для Любви?! Значит, и ты, не знавший матери Брахман-из-
Ларца,  впитавший  с  младых ногтей  лишь  Закон  и  Пользу,
способен Любить?!
     Как жаль, что это всего лишь сон!
     Шорох в соседней комнате.
     Ты вздрагиваешь, тут же понимая, что зря беспокоишься -
это проснулся ваш малолетний сын.
     Да, у вас есть сын, и будут еще дети, много детей!
     Все, как у людей.
     Ты улыбаешься (да, во сне ты знаешь, как это делается!)
и осторожно, чтобы не разбудить жену, поднимаешься с ложа.
     Что, малыш, проснулся?
      В следующий миг ты застываешь на пороге детской, не  в
силах сдвинуться с места, не в силах закричать, сделать что-
нибудь - ты можешь только стоять и смотреть!
      Смотреть, как по комнате расхаживает чернокожий Опекун
Мира, баюкая на руках