раздника?
     Однако хозяева безмолвствовали.
      Наконец  жрец-взыватель  возвестил  о  начале  обряда,
вспыхнули  огни  в  переносных алтарях, и зрители  прикусили
языки.
      Не  подадут ли боги знамения - угодно ли им творящееся
сейчас на арене?
     Где молнии средь ясного неба?
     Где ливни цветов?
      Но  боги  молчали, и вскоре обряд успешно  завершился.
Ошалевшего  от  такого оборота дела Карну  посыпали  жареным
рисом  и черным горохом, усадили в кресло из царского дерева
c$c,!  `   и  торжественно надели на  голову  золотой  венец
раджи.  Жрецы  поклонились новоиспеченному  правителю  земли
ангов,  и  по  подсказке старшего надзирателя  <"Брахман"  в
основном значении - "надзиратель"> Карна встал во весь рост,
медленно оглядев собравшихся на трибунах.
      Начиная с лож хастинапурских владык и далее, посолонь,
согласно предписаниям Закона.
      Теперь  новому радже должны были поклониться правители
сопредельных  держав, приветствуя его  как  равного,  однако
никто не спешил с поклоном. Только что этого человека,  сына
суты, хотели с позором гнать взашей с ристалища, а теперь  -
приветствовать его как равного? Нет уж, увольте! Пусть  кто-
нибудь  начнет первым, а мы подождем... Кто именно? Да  хоть
те  же  хастинапурские владыки! Уж ежели они признают нового
раджу, тогда и нам поклониться не зазорно будет...
     Однако царственный Слепец не мог видеть устремленных на
него  испытующих  взглядов, а Грозный в это  время  думал  о
своем и не сразу обратил внимание на возникшую паузу.
     Нет, он действительно не ошибся, делая ставку на Бойца!
У   мальчишки  определенно  есть  задатки  будущего  мудрого
политика.  Ведь  как  изящно разрешил создавшуюся  ситуацию!
Мигом  возвел этого сутиного сына в царское звание  -  и  не
только  успешно  поладил  с  Законом,  но  и  приобрел  себе
прекрасного  союзника! Собственно, к чему теперь  строптивый
гордец   Арджуна?!  Карна,  надо  честно  признать,  овладел
воинской  наукой  и  искусством Астро-Видьи  куда  лучше!  А
теперь,  после возведения на трон, он будет верен  Бойцу  до
конца  жизни  и при любых обстоятельствах, не  претендуя  на
власть  над  Городом  Слона. Превосходно!  Что  ж,  остается
только   достойно  завершить  праздник,  объявив  о   начале
подготовки к "Приношению Коня" и "Рождению Господина", после
чего  -  пир!  Упоить всех до умопомрачения... а  там  видно
будет.
      Ага, вон и Наставник Дрона идет к новоявленному радже,
чтобы почтить своего ученика, как подобает.
     Хорошо.
     И хорошо весьма.

                              5

                           ПОКЛОН

      Дрона  шел  через  все поле, шел быстрей  обычного,  и
сердце Брахмана-из-Ларца вскипало радостью. Сейчас он  готов
был  не  поклон  отдать  - пасть в  ноги,  лбом  ткнуться  в
сандалию  тому, кто увел обезумевшего Арджуну в  Безначалье,
прочь  от  реальности Второго мира, прочь от тысяч  и  тысяч
жизней, готовых в миг единый стать тысячами смертей!
      -  Мой  ученик...  - впервые Дрона сумел  так  назвать
сутиного сына, впервые слова эти сами легли на язык. - Я...
      -  Ты  явился требовать с меня плату за обучение?  Да,
великий  Гуру?! Экалавья, сын Золотого Лучника,  расплатился
всего  лишь пальцем - что же должен отрезать я? Руку?  Ногу?
Голову?!
      На  миг  у  Брахмана-из-Ларца потемнело  в  глазах  от
унижения  и  тоски. Правота Карны жалила ядовитей бунгаруса,
язвила больней каленого железа, наотмашь хлестала по лицу  -
за  что?!  Неужели  я до сих пор не искупил?!  Неужели  грех
рождения  вечно будет преследовать меня?! Дрона  захлебнулся
отчаянием,  а  жестокие слова падали из  пустоты,  не  давая
Наставнику  опомниться, возразить,  даже  просто  встать  на
колени:
      - ...Но не утруждай себя размышлениями, ибо плата тебе
не причитается!

                             ***

     Закон соблюден: ученик твоего Учителя - не твой ученик!
И  Польза  воистину  несомненна! Или ты все-таки  попробуешь
отыскать лазейку, хитроумный брахман?!
      Поднять  от земли взгляд было труднее, чем  вырвать  с
корнем  гору, но Дрона сделал это - и увидел. Возница  Карны
стащил  с  головы  колпак,  седая коса  вольно  упала  вдоль
костлявой   спины,  и  адская  бездна  Тапана  плеснула   на
Наставника из узких глазниц.
     Колпак скомкался в сухих пальцах и отлетел прочь.
     Дрона пошатнулся, как от удара, и земно склонился перед
своим Учителем.

                             ***

      А люди на трибунах увидели, как вдруг поднялся в своей
ложе  Грозный.  Встал у перил, всмотрелся в происходящее  на
арене, кусая губы, нещадно терзая седой чуб, - и вдруг  тоже
поклонился,  поклонился  так почтительно  и  низко,  как  не
кланялся до сих пор никому!
      Шум  морского прибоя прокатился по трибунам.  И  разом
начали  подниматься правители сопредельных  держав,  в  пояс
кланяясь  новому  государю, складывали  ладони  передо  лбом
брахманы, падали ниц простолюдины...
       А  тем  временем  с  арены  уходил  Наставник  Дрона.
Маленький,  сгорбленный  брахман,  сейчас  он  действительно
походил на древнего, немощного калеку.
     Дроне было очень плохо.
      Так плохо ему было только один раз в жизни - когда его
испугался собственный сын.

                             ***

      Из  отдаленной  ложи за всем происходящим  внимательно
следил   гибкий,  очень  смуглый  юноша,   вертя   в   руках
отполированную до блеска флейту.
      Черный  Баламут, правитель Матхуры, год назад  убивший
своего дядю Ирода и занявший трон.

                       ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

                            РАДЖА

     О завистливый, злобный и надменный, алчущий богатства и
пренебрегающий  советами  престарелых,  попирающий  отца   с
матерью и радующий своих врагов, о ты, кто неуклонно катится
вниз, к полному ничтожеству, - горя в аду, ты вспомнишь еще,
как  нечистым языком хулил сии бесподобные строки,  подобные
жемчужному ожерелью!

                         Глава VIII

                 ГОРИ ОНИ ВСЕ СИНИМ ПЛАМЕНЕМ

                              1

                          ПОСЛАНЕЦ

       -  Истинно  реку  тебе  -  нечисто  дело!  Убили  их,
сиротинушек,  сжили со свету - и концы  в  воду!  Вернее,  в
огонь...
      -  Да кто ж на такое решится?! - Бородач-купчина обтер
руки о засаленный халат. С сомнением покачал головой и вновь
захрустел перепелиными крылышками, время от времени  отдавая
щедрую дань вину из цветов махуа-древа.
      -  Кто?  -  Его  сухопарый собеседник,  судя  по  косо
повязанному тюрбану, караванщик с юга, опасливо огляделся по
сторонам.  Соглядатаи? подозрительные людишки?  Ф-фу,  вроде
все чисто! - и он продолжил свистящим шепотом:
      -  Известно  кто! Кому братья-Пандавы  поперек  глотки
стояли? Кто к трону их и на дух подпускать не хотел?
      -  Слепец?!  - недоверчиво выдохнул бородач.  -  Богов
побойся, дурья твоя башка! Кого винишь?!
     - А за Слепцом-то кто стоит - соображаешь? - Караванщик
сощурился,  ткнул перстом в потолок и жадно припал  к  своей
чаше.
      Говорить  о  таком  было  страшновато,  призрак  остро
заточенного кола уже маячил в отдалении, но сладкое  винишко
развязывало язык похлеще царских дознатчиков.
     И не хочешь, а трезвонишь.
      - Грозный?! - Купец едва не подавился и в свою очередь
мазнул быстрым взглядом по таверне. Молодой сута за соседним
столом   задумчиво  жевал  рис  с  куркумой,   а   остальные
посетители сидели достаточно далеко, и стражников среди  них
не  наблюдалось. - Ты что! Грозный - человек  святой,  Закон
уважает - всем бы так уважать!
      -  А  сынок  Слепца? Боец? Небось он отца-слеподыра  и
уболтал,  а то и сам втихаря шепнул нужное словечко!  Вот  и
остались  от  пятерых  царевичей и  от  вдовой  царицы  одни
головешки!  Помяни  мое  слово  -  скоро  Боец  на  престоле
безглазого   папашу  потеснит,  а  там   и   до   "Конячьего
Приношения" рукой подать: дорожка-то свободна!
      -  Она  и раньше свободна была, - проворчал купец,  но
было заметно: слова собеседника запали ему в душу.
      - Свободна, да занята! - Злая усмешка змеей скользнула
по  лицу  караванщика, знатока дорог,  свободных  и  нет.  -
Oандавы-то хоть и от среднего братана считаются, а все  одно
божьи  детки, в кого ни ткни! Супротив Свастики не  попрешь!
Понял, барышник?!
       -  Ну,  ежели  Свастика,  -  вяло  согласился  купец,
поднимаясь из-за стола, - тогда конечно...
      К  тому  времени  Карна  уже перестал  вслушиваться  в
беседу,  за  которую  купец  с  караванщиком  вполне  смогли
схлопотать  по меньшей мере пару лет темницы,  а  то  и  что
похуже. Все это он слышал далеко не в первый раз.
      Слухами  земля  полнилась, и не  только  земля  вокруг
Города Слона.
       После   памятного  турнира,  когда   Карне   пришлось
выдергивать  обезумевшего  Арджуну  в  Безначалье,   братья-
Пандавы словно с цепи сорвались и пошли вразнос. Еще  тогда,
когда   все  кланялись  сутиному  сыну,  признавая   в   нем
новоиспеченного раджу, Бхима-Волчебрюх заорал на  все  поле,
что  "сволочи  место  на  конюшне и только  юродивый  кормит
собаку  жертвенной пищей!" Драться лез, за палицу  хватался,
едва  наставники угомонили. Скандал кое-как удалось  замять,
но за это время Рама-с-Топором успел незаметно исчезнуть - и
растерянный    Грозный   в   огорчении   совершенно    забыл
провозгласить подготовку имперских обрядов от имени Бойца. А
потом... потом начался пир, гости упились в дым и через день
разъехались.
     Момент был упущен.
      Впрочем,  обо всем этом можно было объявить  и  позже,
через  послов, гонцов и глашатаев. Карну даже пригласили  на
Совет,  где  обсуждалась  подобная  идея.  Однако  обиженная
пятерка  Пандавов вновь спутала Грозному все  планы:  братья
ушли  в  глухой  загул, напиваясь и буяня  во  всех  злачных
заведениях Хастинапура чуть ли не ежедневно. Город мгновенно
загудел  гонгом под колотушкой, и эхо отдалось от  предгорий
Кайласы до острова Ланки:
     - Неслыханное оскорбление!
      - Благородных царевичей, потерявших отца, выставили на
посмешище!
      -  Слепец, погруженный в темноту, видит только ложное;
весьма злоумный, он не различает справедливости!
     - И как Грозный одобряет такое беззаконие?!
      - А пьют-то, пьют-то как! В один дых! Сразу видно: дал
бог таланту!.. не то что некоторым...
     - Вот кого на престол надоть, братцы...
      Подобные  речи  звучали в городе все чаще  и  чаще.  А
поскольку  "униженные и оскорбленные"  не  жалели  денег  на
дармовую  выпивку для всех сочувствующих, то голь перекатная
вскорости готова была за сиротами в огонь и в воду. Ширились
слухи  не только о доброте, щедрости, благородстве и  прочих
великих достоинствах незаслуженно обиженных братьев, но и  о
якобы имевших место притеснениях со стороны старших родичей.
Утверждалось, что по Закону трон должен принадлежать  именно
им, сыновьям богов...
        Удивительно   ли,   что   чаша   терпения   Грозного
переполнилась? Вызвав к себе всю пятерку, он поставил  разом
протрезвевших   Пандавов  перед  выбором:   или   безобразия
/`%*`  i  nbao  с  сегодняшнего дня, или  чтобы  духу  их  в
Хастинапуре  не было! Пусть развлекаются где угодно,  только
не в столице!
     И под чужими именами - хватит род позорить.
     Как и следовало ожидать, братья избрали второй вариант,
через   день  выехав  в  известный  любому  гуляке  городок,
именуемый  на  благородном  языке  "Запретный  Плод",  иначе
Варанавата,  а на обыденном - "Кагальник". Название  города,
располагавшегося  в трех днях пути от Хастинапура,  говорило
само  за  себя.  Обилие питейных заведений  на  любой  вкус,
притонов,  подпольных курилен и блудилищ создало  Кагальнику
определенную и весьма устойчивую репутацию.
     Самое подходящее место для продолжения загула.
      По донесениям посланных Грозным соглядатаев, "войдя  в
город,  герои немедленно посетили дома брахманов,  преданных
своим  занятиям.  Затем лучшие из мужей направились  в  дома
градоначальников  и  колесничных  воинов,  а  также  в  дома
вайшьев  и шудр". Иначе, говоря без экивоков, покатились  по
наклонной плоскости.
      Загул постепенно приобретал все больший размах,  радуя
притонодержателей  и  блудниц,  чьи  заработки  в  эти   дни
достигли   баснословных  высот.  А  окончательно  потерявшие
рассудок Пандавы кутили напропалую уже не только с шудрами и
прочей   кабацкой  рванью  -  привычные  ко   всему   жители
Кагальника  поговаривали о пьянках в  квартале  псоядцев,  а
разгром городского кладбища едва удалось списать на проделки
пишачей.  Хмельное рекой, дым коромыслом, девицы  нарасхват,
сломанных  ребер  и  носов без счета, и  только  чудом  пока
обходилось без жертв, особенно когда Бхима-Страшный  начинал
показывать свою молодецкую удаль.
      Городские власти старательно закрывали глаза на забавы
"лучших из мужей", отсылая в Хастинапур запрос за запросом.
     Что делать?!
      Потеряв надежду на мирный исход дела, Грозный отправил
в  Кагальник  одного  из придворных, советника  Пурочану.  С
твердым наказом: призвать Пандавов к порядку и вернуть их  в
Хастинапур,  пред  очи регента, который более  не  собирался
попустительствовать сим безобразиям.
      Советник  уехал  - и пропал. Судя по  всему,  Пандавы,
узнав  о цели приезда Пурочаны, попросту заперли его в своем
доме, не давая возможности связаться с городским начальством
и заручиться поддержкой.
      На очередном заседании Совета ребром встал вопрос: что
делать  с  буянами? Карна искренне предложил  послать  отряд
стражи  для задержания царевичей и доставки их в Хастинапур.
Сутин  сын...  простите, раджа ангов даже  соглашался  лично
возглавить  этот отряд - и был изрядно удивлен  противлением
Грозного  с  Дроной,  которых возможная бойня  в  Кагальнике
никак не устраивала.
     Особенно прилюдная.
      А  советники  прятали глаза: участь  Пурочаны  напрочь
отбила у них охоту к поездкам.
      Вот  тогда-то в зале и объявилась царица Кунти,  вдова
Альбиноса и мать троих из гулящей пятерки.
       -   Позвольте  матери  образумить  сыновей,  -   тихо
произнесла царица в ответ на немой вопрос.
     На том и порешили.
      Отъезд Кунти прошел незаметно, а спустя полторы недели
до  Хастинапура  докатилась скорбная весть:  пятеро  братьев
вместе  с  матерью и советником Пурочаной сгорели  заживо  в
снятом для жилья доме.
     Официальная версия была однозначной: несчастный случай.
      Однако народу рот не заткнешь. Болтали разное:  сперва
полагали,  что братья просто спьяну подожгли дом. Потом  дом
превратился   в  ловушку,  при  постройке  которой   нарочно
использовались  "конопля, смола и камыш,  солома,  бамбук  и
прочие  горючие материалы". Вскоре вспомнили и  о  советнике
Пурочане:  из  посла он стал наемным убийцей.  Смущало  лишь
одно:  к  чему  убийце  отправляться  на  небеса  вместе   с
жертвами? Но мало ли что там могло произойти?
     Бывает...
     Грозный скрежетал зубами от бессилия: всех в темницу не
бросишь и на кол не пересажаешь. Провозглашать на фоне молвы
начало  имперских  обрядов  от имени  Бойца  значило  только
подтвердить  самые  нехорошие подозрения. Снова  приходилось
ждать,  пока волнение уляжется. А на тайном заседании Совета
решено было направить в Кагальник своего человека и провести
детальное расследование: кто же все-таки погиб и погиб ли?!
      Вот  эту-то миссию и доверили новоиспеченному радже  -
Карна позавчера вернулся в Хастинапур из столицы ангов,  где
принимал верительные грамоты.
     Совет счел Ушастика самым подходящим кандидатом на роль
посла-дознатчика: молод, упрям, вхож в дома как знати, так и
простолюдинов,  мало кому известен в лицо, воин  из  воинов,
способный в случае чего...
     - А ежели окажется, что эти прохвосты все-таки уцелели,
- недобро сощурился Грозный, напутствуя Карну, - то вот тебе
царская  шасана!  Найди  их, хоть в пекле,  и  вручи:  здесь
написано,  чтоб  они немедленно отправлялись в  крепостцу...
короче,  тут  указано,  в какую, - на  шесть  йоджан  <Шесть
йоджан  - примерно 101 км> от Хастинапура. Пусть сидят  тише
мыши!  А  ежели  ослушаются... тогда у тебя развязаны  руки,
раджа. Ты меня понял?
     - Я тебя понял, Грозный, - кивнул Карна.

                             ***

      И  вот теперь ты сидел в таверне близ городской стены,
прислушивался  к последним сплетням и обдумывал  подробности
своей  миссии. В голове занозой торчало напутствие Грозного.
Жгло.   Мешало  сосредоточиться.  Развязаны  руки?  С  какой
целью?! Чего же на самом деле ждет чубатый регент от  своего
посла?!  И  чего  больше  жаждет твоя  собственная  душа?  -
убедиться в огненной смерти ненавистных Пандавов, увидеть их
сосланными в глушь или встретить братьев в укромном уголке и
без   свидетелей,  вот  этими  руками,  развязанными   лично
Дедом...
      Снаружи тебя ждала запряженная колесница и - дорога  в
Jагальник.
     От свиты ты отказался.
     Наотрез.
     Кажется, это пришлось Грозному по душе.

                              2

                         ПОДОЗРЕНИЯ

      Утро  с ленцой выползало из-за горизонта. В его  серой
дымке  городок  показался Карне тихим и  сонным,  ничуть  не
похожим  на  известное  всем "гнездо разврата  и  пьянства".
Впрочем,  утомившиеся за ночь пьяницы и  развратники  сейчас
наверняка  дрыхли  без  задних ног,  отдыхая  от  трудов  не
праведных, дабы к вечеру проснуться, похмелиться и начать по-
новой.
      Опухший  страж, зевая во весь щербатый рот, равнодушно
принял  въездную  пошлину и пропустил  раннюю  пташку.  Даже
целью приезда не поинтересовался, соня! Интересно, насколько
сложнее тихо выехать отсюда в случае чего?
     Ладно, замнем до срока.
      Первой мыслью Карны было разыскать дом градоначальника
и    представиться,    объявив   о    начале    официального
расследования,  но  сутин  сын  вдруг  передумал.  Успеется.
Власти  обождут. Да и остановиться лучше на постоялом дворе,
уютном,  окраинном... а хоть бы и здесь. Тишь  да  гладь,  и
стены  снаружи обросли мохом. Отличный мох. Мохнат на  диво.
Сразу  говорит о солидности, о достойном отношении к гостям.
Отец  всегда поучал: "Не верь, сынок, новостройкам!  Нагреть
местечко - ох много времени требуется!"
      Первое  впечатление (равно как и отцова  мудрость)  не
подвело Ушастика. К нему вышел сам хозяин, крикнул заспанных
слуг,  велев  распрячь коней и задать им корму, а  колесницу
поставить  под  навес.  Вода  в купальне  оказалась  теплой,
легкомысленная   девица  притащила  короб  с  ароматическими
смолами,  в  результате чего омовение малость затянулось,  а
девица малость запыхалась...
      Гостей  здесь явно ценили. Собственно, от них,  от  их
мошны  и  зависело процветание всего Кагальника  в  целом  и
этого постоялого двора в частности.
     Кто станет резать корову, что доится святой амритой?

                             ***

        Улицы    постепенно   наполнялись   людьми:    гомон
разноголосицы,  приветствия, ругань, скрип  дверей  лавок  и
притонов.   Дважды  Карну,  безошибочно   угадывая   в   нем
приезжего, пытались затащить в курильню, трижды - в кабак  и
один  раз  - в блудилище для любителей мальчиков. Отвязаться
от   назойливых,  словно  лесные  клещи-кровопийцы,  зазывал
стоило     большого     труда,    приходилось     в     меру
рукоприкладствовать.  Не  скупясь  на  тумаки,   сукин   сын
оказался  на рыночной площади и пошел бродить по рядам,  для
вида  прицениваясь  к  товарам, а на самом  деле  держа  уши
b.`g*.,.
      Такие  уши,  как у Ушастика, и не торчком  -  смертный
грех!
      -  Дурианы, дурианы, спелые дурианы! Царское угощенье,
по бороде течет, сулит славу и почет!
      -  А  вот брадобрей! Брадобрей! Эй, мохнолицые,  плати
щедрей - омоложу!
     - Кинжалы! Кинжалища булатные! Для врагов, для друзей -
нет вещи нужней!