Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
я потревожили тебя,
заставив свернуть с дороги.= Я больше тебя не задерживаю.
Можешь следовать своим путем.
Ну что стоило дураку-брахману еще раз поклониться и
молча удалиться!
Так нет же! Остался стоять на месте и ухом не повел! А
тут и наши замечательные советники набежали...
- Царевич! Вспомни свои слова!
- Ты сам предложил спросить первого встречного
брахмана!
Ну да, предложил. Только мы-то имели в виду совсем
другого "брахмана"!
- Ответь нам, странник: являешься ли ты брахманом по
рождению, прошел ли брахмачарью и Второе Рождение, сведущ ли
в Ведах и обрядах? - вежливо интересуюсь я. Втайне надеясь,
что незнакомец хоть на один из этих вопросов ответит
отрицательно. Тогда нам будет проще простого от него
избавиться.
Ну?!
Некстати отловленный слугами странник на все вопросы
отвечает утвердительно, а Сокол сверлит меня пронзительным
взглядом.
Но я же хотел как лучше!
И что теперь делать?
- Однако руки твои больше напоминают руки воина, а не
жреца!
Молодец, зоркий Сокол! Углядел! Ай да царевич!
- Уж не канка ли ты?
Брахман молчит, и у меня начинает появляться слабая
надежда, что мы все-таки выкрутимся из этой весьма
щекотливой ситуации.
Дудки с цимбалами!
- Это он-то - канка?! - Рык Панчалийца, раздавшись над
самым ухом, оглушает меня. - Да это же Дрона, сын мудрейшего
Жаворонка, брахман из брахманов!
- Ты уверен? - резко оборачивается к Дубине мои
двоюродный брат, делая Панчалийцу красноречивые знаки. Увы,
Друпада этих знаков не видит или не хочет видеть. Впрочем,
откуда ему знать, кто должен был решить спор? Эх, надо было
посвятить царевича в наш план до конца! Надо было... Но
теперь поздно.
- Да мы с ним вместе в Шальвапурской обители десять лет
небо коптили! - счастливо ревет Друпада. - Дрона, приятель,
ты меня узнал?!
- Конечно, узнал, благородный царевич! И искренне рад
встрече, - кланяется Дрона, после чего я понимаю, что все
пропало.
- Вот только постарел ты... - задумчиво тянет
Панчалиец. - Ну да ладно, бродячая жизнь - она... Эх звал я
тебя к себе! Сокол, друг мой, достойный Дрона, которого ты
видишь перед собой, - лучший брахман из всех
дваждырожденных! Если не верить ему, то я вообще не знаю,
кому на этом свете можно верить!
- Благодарю тебя, царевич. Конечно, ты несколько
преувеличиваешь мои скромные заслуги, но я вижу, что слова
твои идут от чистого сердца, - снова кланяется проклятый
Дрона. - Может быть, ты и расскажешь мне, в чем суть спора,
который меня просили разрешить?
И Друпада рассказывает!
Про посланную нам богами вторую Гандхари. И про то, что
теперь мы (вернее, теперь уже не мы, а Дрона!) должны
(должен) решить, какая из невест кому достанется!
Ну, все! Сделать уже ничего нельзя (Сокол это тоже
прекрасно понимает). Остается только положиться на волю
Судьбы, богов, случая и брахмана Дроны, будь он неладен!
Выслушав болвана Панчалийца, Дрона минут на пять
погружается в раздумья. Наконец он говорит, обращаясь не
столько к нам, сколько к обеим царевнам:
- Поскольку здесь присутствует лишь один жених и целых
две невесты, по моему скромному разумению, выбирать все же
должны девушки. Итак, царевны, перед вами Друпада-Панчалиец,
происхождение знатность рода которого ни у кого не вызывают
сомнений. Он молод, красив, искушен в деле кшатрия и в свое
время воссядет на трон панчалов...
Дрона выдерживает небольшую паузу и продолжает:
- Отсутствующий здесь второй жених также из славного и
древнего рода. Он молод, лицом хорош, наделен многими
добродетелями... Однако волею судьбы на его мать было
наложено проклятие мудреца Вьясы вследствие чего Стойкий
Государь родился на свет слепым. В том нет его вины, и, за
исключением слепоты, мне неизвестны какие бы то ни было
другие его пороки. Кроме того, раджа Благоуханной хотел
отдать свою дочь в жены именно ему, хотя Панчалиец также не
получил от него отказа в сватовстве.
Снова пауза. Дрона явно дает царевнам собраться с
мыслями.
- Итак, царевны, выбор за вами. Поскольку богам было
угодно наделить достойными женами обоих женихов, я жду
вашего решения.
Ну, так он ничего не добьется! Тоже мне, мудрый
брахман! Мы их уже спрашивали! Сейчас царевны снова
перессорятся, Сокол под шумок отошлет дурака подальше, а
там, глядишь, и колдунец-пропажа объявится!
Но тут одна из Гандхари встает, подбирает лежащий рядом
платок и начинает завязывать себе глаза.
- Что ты делаешь, сестра? - вполне искренне изумляется
Сокол.
- Отец отдает меня в жены царевичу из Города Слона. -
Ровный голос девушки звучит тихо, но в наступившей тишине мы
отчетливо слышим каждое слово. - Однако царевич слеп от
рождения. Негоже послушной жене хоть в чем-то превосходить
f `ab"%--.#. мужа! Отныне я буду всегда носить эту повязку и
уподоблюсь своему супругу.
Все застывают в оцепенении. И тут снова раздается голос
мерзавца Дроны, в котором звучит явное удовлетворение:
сами боги вложили эти слова в твои уста, благочестивая
Гандхари! Пусть же будет по сему. Вот и конец вашему спору!
Царевна, завязавшая себе глаза и добровольно отказавшаяся от
солнечного света, отправится в Хастинапур. Вторая же царевна
станет женой достойного Панчалийца. Спор разрешен, Закон
соблюден, и Польза несомненна!
- Кажется, все прошло хорошо, - шепчет мне на ухо
Сокол. - Настоящая царевна в жизни не сделала бы этого!
Только низкородная девка, воспитанная в рабском
послушании...
Однако я не слышу уверенности в его голосе.
Ятудхан объявился, когда панчалы уже увезли одну из
царевен, а брахман-умник Дрона отправился дальше своим
путем.
Мальчишка с глазами мудрого зверя буквально выпал из
кустов. Он был весь в грязи, в болотной тине, руки и лицо
исцарапаны, от одежды остались одни лохмотья.
Отослав кинувшихся было к Ядже стражников, Сокол
напустился на колдунца "С-Волосатой-Печен-кой":
- Где тебя бхуты носят, несчастный! Ты где должен был
ждать?
- На дороге, - выплюнул ятудхан, с трудом переводя дух.
- А ты где был?
- Прости меня, царевич, наваждение какое-то! Никогда в
этом месте трясины не было! Я уже почти до Дороги дошел, и
вдруг - сразу по пояс! Насилу выбрался... Потом в заросли
ююбы угодил - тоже никогда она здесь не росла. Нечисто дело
- это я тебе, царевич, как потомственный ятудхан говорю!
- Ты у меня еще поговори! Финик потомственный! Ладно,
сейчас я прикажу, чтоб царевну вывели Посмотри: которая?
- Как которая?! - неподдельно изумился колдунец.
- А вот так! Слуги-дуболомы тебя не нашли, а тут им
какой-то брахман встретился! Он-то все и решил... Короче,
одну царевну Панчалиец увез, а на вторую сейчас поглядишь.
Ятудхан затрясся мелкой дрожью, и я на всякий случай
отодвинулся подальше. Он явно был вне себя от злости -
недаром якриломов так прозывают! А рассерженный ятудхан -
сами понимаете... Когда из шатра вывели царевну, мальчишка-
Яджа коротко взвыл, рухнул наземь и начал яростно молотить
кулаками ни в чем не повинную траву. В свете взошедшей
полной луны колдунец напоминал безволосого червя,
раздавленного случайной повозкой и теперь дергающегося в
предсмертных конвульсиях.
- Не та! Это твоя сестра! - прохрипел он наконец сквозь
звериное рычание.
***
Сокол запретил следовать за ним не только охране, но
даже мне, своему двоюродному брату. Они ускакали вдвоем с
_джей - в ту сторону, куда направился царевич Друпада со
своими людьми и дочерью колдунца.
Всю ночь я не сомкнул глаз, и под утро увидел, как мимо
пронесся двойной силуэт всадника. За спиной ятудхана сидела
долговязая девица с разметавшейся по ветру пегой гривой, в
простом домотканом сари, к тому же порванном. Сидела она по-
мужски, крепко обхватив спину коня голенастыми ногами и
держась за плечи мальчишки-отца.
А глаза Яджи горели в предрассветных сумерках безумными
огнями.
Вскоре снова раздался топот, и в шатер вошел хмурый как
туча Сокол.
Под глазом у него красовался здоровенный синяк.
На всякий случай я притворился спящим.
И как такое могло произойти?!
Не иначе как мы прогневили кого-то из всеведущих богов!
Надо будет не забыть принести обильные жертвы Светочу
Троицы, Вишну-Опекуну! Да сохранит он меня в трудную
минуту..."
ГЛАВА VIII
ПО ОБЫЧАЮ РАКШАСОВ
Заметки Мародера, берег реки Кабул; начало периода
Грисма
Реальность Второго Мира плывет перед твоими глазами,
подергивается дымкой, проваливается куда-то в глубины Атмана-
Безликого - и ты понимаешь, что сегодня опять увидишь сон.
Тот самый.
Он приходит всякий раз в другом обличье, но ты
безошибочно узнаешь его.
Сон-Искус.
Он приходит не часто, словно выжидая, пока ты забудешь
о нем, расслабишься, откроешь лазейку в своей душе - и вот
тогда...
Водопад безудержных, животных страстей, гнев, ярость,
похоть и вожделение - все это он раз за разом приносит тебе,
надеясь, что страсти упадут в твою сущностъ, словно семена
кунжута в рыхлую борозду, дадут добрые всходы, опутают тебя
сетью сладострастных лиан-дурманок.ты же твердо знаешь, что
этого не будет. Никогда.
Но почему упрямый Искус отказывается оставить тебя в
покое?
Почему тебе надо прилагать дикие усилия, чтобы
совладать... нет, не с Искусом - с тем шлаком, что остается
внутри тебя после каждого такого сна?
Возможно, ты уже начинаешь ждать его очередного
прихода?..
Возможно, Искус незаметно подтачивает твою душу, день
за днем, год за годом?
Нет! Проснувшись, ты с содроганием и отвращением
вспоминаешь кровавые оргии-видения, а затем тщательно
изгоняешь их из своего "Я" очистительным постом, созерцанием
( молитвами.
Это уходит.
С тем чтобы снова вернуться через некоторое время.
Как сейчас.
Что ж, приходи. Наверное, то, что видится во сне, когда-
то с кем-то происходило на самом деле. Это Знание. А Знание
само по себе не бывает плохим или хорошим.
Посмотрим, чем меня будут искушать на этот раз!
Все равно я сильнее любого Искуса!
Сильнее!..
Дрона, сын Жаворонка, Брахман-из-Ларца - спит.
- Что там у нас сегодня?
Пальцы лениво оглаживают резной подлокотник трона из
царского дерева удумбара; рядом дымится ажурная курильница,
аромат плывет по тронной зале, щекоча ноздри.
Жарко.
И скучно.
Ну, что там у нас сегодня из развлечений?
- На вечер назначена публичная казнь советника Кхары, о
великий раджа! - Произнося это, распорядитель позволяет
своей спине слегка разогнуться, почтительно глядя на носки
твоих туфель.
Ответный взгляд скользит по придворному, и он, словно
обжегшись, валится на колени.
- Это которого? Казнокрада?
- Нет, великий раджа! Казнокрада Сумитру по вашему
высочайшему повелению казнили еще вчера. А нечестивец Кхара
имел наглость слишком пристально вперять взор в паланкин
второй жены великого раджи!
- А-а, припоминаю... да, конечно, Кхара... Кажется,
сегодня день удастся позабавней вчерашнего! Ты плотоядно
улыбаешься в предвкушении.
- Напомни-ка мне, мой милый, не забыл ли я велеть
прилюдно сделать из злоумышленника женщину перед тем, как
сварить в кипящем масле?
- Ваша предусмотрительность не знает границ, мой
повелитель! Разумеется, вы еще вчера изволили распорядиться
на этот счет!
Желание начинает медленно разгораться глубоко внутри,
щекоча внутренности, упругой змеей поднимаясь все выше;
дыхание твое учащается, а сердце сладко обрывается в
пропасть...
- Тогда к чему откладывать казнь до вечера? Приступайте
прямо сейчас. Я хочу увидеть это зрелище, достойное богов!
- Радость и послушание! Воля великого раджи - закон!
При твоем появлении собравшийся народ мгновенно падает
ниц, но ты великодушным взмахом царственной десницы
позволяешь им подняться. Пусть смотрят, быдло!
Ты опускаешься в кресло под шелковым зонтом и стягом с
изображением лотоса. Двое слуг-здоровяков емедленно
принимаются с усердием работать опахами из буйволиных
хвостов. Приятный ветерок охлаждает твое разгоряченное лицо,
ты усаживаешься поудобнее и даешь знак начинать.
Словно бы из ниоткуда возникают: приговоренный Кхара,
' *." --k) в мерно позвякивающие при ходьбе цепи, четверо
стражей с обнаженными мечами палач, глашатай и двое
экзекуторов-млеччхов. Выродки племен, где женщины
испражняются стоя, а мужчины дают собакам вылизывать
жертвенную посуду экзекуторы одеты в просторные розовые
накидки поверх голого тела; спереди ткань у обоих одинаково
оттопыривается - оба готовы приступить к делу.
Глашатай, как всегда, немногословен. Всем известно:
великий раджа - человек дела и не любит ждать пока осыплются
лепестки с цветов красноречия. Пусть даже на каждом лепестке
начертаны славословия относительно мудрости, справедливости,
благочестия и прочих многочисленных добродетелей владыки.
Были тут не в меру речистые... Одному, по доброте
душевной, ты приказал всего лишь отрезать его длинный язык и
запечь на углях в банановых листьях. А после заставил съесть
это изысканное блюдо его же бывшего обладателя. В сущности,
ты ничего не лишил краснобая: его язык ему же и достался! Но
тогда ты был добр. Зато двое следующих... Ты сладко
жмуришься, вспоминая, что ты сделал с ними. О да, та забава
доставила тебе, знатоку прекрасного, истинное удовольствие!
И есть надежда, что сейчас будет не хуже!
Вот отзвучал короткий приговор, и стражники толкнули
звенящего цепями нагого человека вперед, к помосту. Силой
перегнули через деревянный брус, раздвинули ноги...
- Поторопитесь, бездельники!
Экзекуторы одновременно как по команде сбрасывают
розовые накидки. Твой взгляд восхищенно прилипает к огромным
лингамам, лоснящимся от сезамового масла, которые вот-вот
начнут свою работу.
Просто замечательно! Не всякий дикий осел может таким
похвастаться! Даже Шива-Столпник придет в восторг при виде
сей великолепной плоти! Ну-ка, ну-как поведет себя любитель
глазеть на паланкины чужих жен?
Неужели ему не понравится?
Приговоренный надсадно кричит, когда копье-лингам
первого экзекутора пронзает его сзади. Крики продолжают
звучать с удивительным постоянством, экзекутор громко сопит,
а твое тело сотрясают волны сладостного озноба. Отличное
зрелище. Превосходное. Оно возбуждает тебя, ты представляешь
себя сначала на месте экзекутора, потом - на месте
приговоренного. Воображение вскипает, бурлит, выплескиваясь
наружу сиплым дыханием, словно это ты сам насилуешь сейчас
осужденного... или ощущаешь в себе чужую набухшую плоть!
Ага, первый иссяк, настала очередь второго.
Приговоренный уже не кричит, а лишь хрипит и содрогается.
Да, на такое ты готов смотреть хоть каждый день!..
А что, это мысль!
Смакуя удовольствие, ты ждешь, пока и второй экзекутор
закончит свое дело. Явственно ощущая: сегодня и ты сам
наконец вновь сможешь. Сможешь! О-о, у тебя будет богатый
выбор, но делать его придется быстро, пока возбуждение не
прошло.
Стражники отпускают приговоренного, и тот без сил
валится на помост.
Обморок?
К поверженному злоумышленнику направляется палач.
- Стой! Я, великий раджа, передумал! Я дарю жизнь этому
несчастному. Он будет жить, чтобы я мог любоваться его
браком с моими млеччхами каждый День! А если со временем это
начнет доставлять ему удовольствие, я помилую Кхару
окончательно. Уведите его!
Теперь - женщину. Скорее! Или, может, лучше мужчину?
Мальчика?! Нет, в другой раз. Сегодня ты хочешь женщину! И
не одну из опостылевших жен и даже не похотливую служанку -
их ты тоже перепробовал всех, включая старух и уродок! Ты
жаждешь женщину из толпы.
Случайную.
Может, вон ту толстуху? Или эту? Или...
Серьезный, укоризненный взгляд. Черная влага омуты
слегка раскосых глаз.
Ты невольно отшатываешься, и твой взор жадно охватывает
женщину целиком: угловатая, почти мальчишеская фигура с едва
наметившейся грудью, тонкие но наверняка сильные руки, и
главное - глаза! О, этот взгляд...
Ее!
- Привести! - коротко бросаешь ты слугам. Она не
сопротивлялась, когда ее буквально выдернули из толпы, когда
вели в твои покои, и только укоризненный взгляд пленницы всю
дорогу преследовал тебя как наваждение. Вот вы наконец одни.
- Ты знаешь, зачем стоишь здесь? - криво усмехаешься
ты, стараясь не глядеть ей в глаза.
Желание не ослабевает - наоборот, оно все усиливается!
- Знаю. - Она оценивающе смотрит на тебя, словно это
тебя, великого раджу, доставили в ее дворец по ее приказу!
- Тогда чего ты ждешь? Раздевайся! Я хочу тебя!
- Попробуй, возьми!
От этих слов внутри тебя вспыхивает, казалось, давно
угасшее и забытое неистовство зверя! Она хочет, чтобы ты
взял ее силой? Отлично! Так и будет!
Она сопротивлялась отчаянно, ее колени были острыми, а
руки умели бить ловко и беспощадно, но ты с одним дротиком
хаживал на леопарда и тешился боем с приговоренными к
смерти. Впрочем, надо отдать должное: лишь с большим трудом
удалось повалить ее на ложе, предварительно разорвав в
клочья ветхое сари.
Более всего тебя поразило другое: когда ты испустил
стон наслаждения, она обмякла и вдруг с силой привлекла тебя
к себе...
Когда Дрона проснулся, у него было отчетливое
впечатление, что где-то и когда-то он уже встречался с
женщиной-видением.
Наяву.
Шутки Искуса?!
Брахман-из-Ларца не знал ответа на этот вопрос.
Обычно безотказная память на сей раз молчала.
***
Приписка в конце листа - текст читался с трудом, словно
писавший был пьян, и свистопляска знаков обрывалась в бездну
обугленной кромки...
Я, Мародер из Мародеров...
Мара, Князь-Морок! Иногда я с ужасом думаю, что ты
простишь меня и вновь позволишь вернуться в свою свиту!
Как же я буду тогда жить без чудовищных снов этого
человека, которого зову человеком лишь по привычке?!
Я, Мародер из Мародеров, иллюзия во плоти...
***
Заметки Мародера. Начало Безначалья, конец периода
Цицира.
Демон Вор поднатужился, глотнул, диск светила скрылся
за частоколом гнилых клыков, и мрак сошел в на Начало
Безначалья.
Огромная масса живых существ копошилась во тьме. Топот,
лязг, трубный рев, звонкие команды рож ков и бряцанье
колокольцев... Десятки костров вспыхнули одновременно в
самых разных местах, но их было мало, безнадежно мало, и
чернильная мгла даже не попятилась - так, усмехнулась
втихомолку и обступила наглые огни со всех сторон.
Клич сотен боевых раковин пронизал Начало Безначалья.
Внутри муравьиного шевеления что-то задвигалось упрямо и
целенаправленно, сверкая крохотными искорками. Равнина
заблестела мельчайшим бисером, блестки текли, переливались,
на миг скапливаясь в мерцающие облака и вновь разлетаясь под
порывами ветра...
Первыми стали видны колесницы. По десять масляных
светил