иному, и рядом с Кали не стоял образ Рамы-с-Топором. Я отдал
дань  величайшему из аскетов-воинов одним из  первых.  После
того,  как полтора десятка лет тому назад он бродил в  наших
местах.  Учил.  Объяснял. Наставлял... И я  не  уверен,  что
служителям  Кали нравится соседство смертного  аскета  с  их
могучей богиней! Молчит.
      Наверное, это хорошо... Главное - не поворачиваться  к
нему лицом. Иначе я не смогу.
     - В молодости я был душителем, Дрона. Слугой Темной.
. - Тхагом-душителем? Я не ослышался, Гурукал?
     Наконец заговорил.
     А голос как был, так и остался ровным...
      -  Да. Только мы здесь, на юге, называем слуг Кали  не
тхагами, а тугами. Я был тугом-душителем. Более того, я  был
тугом  высшего  посвящения! Я убивал не  платком-румалом  из
   +.#.  шелка,  а  ритуальным  кинжалом-шилом,  на  рукояти
которого  скалился  череп из гирлянды  Божественной  Матери!
Пролить  кровь во время святого убийства - смертельный  грех
для  туга, ибо пролитая кровь отягощает Карму. Удар  кинжала
наносится  только в ямку под затылком, и жертва отходит  без
мук  и  без  крови!  А  Кали-Темная  радуется,  радуется   в
определенные   дни,  и  мы  называли  эти   дни   "Месячными
очищениями   богини"...   После  них   Трехмирье,   согласно
воззрениям  душителей, готово к принятию  семени  Атмана,  и
чрево Земли благоприятно для зачатия. Я был тугом, и я молил
братьев отпустить меня. Они согласились.
      Говоря это, я вновь увидел: братья стоят полукругом, и
старейшина  торжественно  ломает мой  кинжал  перед  статуей
богини.  Это  случилось  на окраине  Брах-магири,  в  тайных
подземельях  Кали,  в день "Очищений богини".  Хруст  узкого
клинка,  факелы  гаснут, и я ощупью ищу дорогу  к  выходу  -
знакомый до мелочей зал вдруг становится чужим и пугающим. Я
иду,   туг-расстрига,   ежесекундно   ожидая   прикосновения
шелкового румала к своей шее; я иду...
     Они выполнили обещание.
     Я перестал быть тугом и ушел живым.
      Обязавшись раз в год присутствовать на ночных  бдениях
душителей-брахмагирцев и поставив изображение Кали на алтарь
в Святом Месте.
      Я  нарушил  Закон,  Дрона, когда воздвиг  лик  Рамы-с-
Топором  рядом  с  Темной. Три года назад мне  напомнили  об
этом.  Раньше  деревню  не  трогали  даже  в  дни  "Месячных
очищений".  Теперь же... он явился прямо в мой дом,  пожилой
душитель, знакомый мне по прошлым дням. Он велел мне  самому
выбрать, кого из односельчан я отдам богине. Я отдам,  а  он
исполнит.  Я  долго  выбирал,  Дрона.  И  выбрал  себя.   Он
расхохотался  мне в лицо. Тогда я ударил его,  а  он  достал
румал,  треугольный лоскут шелка с вшитым на конце грузиком.
Опасно  представлять тугов трусливыми убийцами,  нападающими
только  сзади.  Это  умелые  бойцы:  и  мастера  румала,   и
кинжальщики...  более чем умелые. Из захвата румалом  дорога
одна  -  в райские сферы или Преисподнюю. Мы дрались  больше
двух  минут; мы дрались дольше, чем когда бы то ни  было.  Я
сломал ему ключицу. И выгнал прочь, разрезав румал пополам.
      И  снова перед внутренним взором поднялось из глубины:
душитель  уходит, срывающимся голосом проклиная меня  именем
Темной. Обещая вернуться.
     - Дважды они возвращались, Дрона. Дважды я встречал их.
Сперва   троих,  потом  четверых...  В  последний  раз   мне
сопутствовал  мой  помощник. Боюсь, они  решат  прийти  всей
Шестеркой Посвященных. Теперь ты понимаешь, почему  я  прошу
тебя остаться?
     - Понимаю, Гурукал.
     - И ты останешься?
      Я повернулся к нему всем телом, рывком, и напоролся на
два черных немигающих дротика.
     - Ты приказываешь, Гурукал?
     - Нет. Я прошу.
      -  Тогда  я  не знаю. Я подумаю. Если ты отказываешься
/`(* ' bl мне... Это чужой для меня Закон, Гурукал, и Польза
здесь тоже чужая.
     Он прикусил губу и чуть погодя закончил:
     - Я подумаю, Гурукал.

                             ***

     Заметки Мародера южный берег реки Скотий Брод, лес близ
поселка лесорубов, конец сезона Васанта.

      Анги-бородачи погнали своих рабочих слонов  дальше,  к
лагерю  на северной окраине поселка. Следом топали лесорубы,
гомоня вполголоса и время от времени разражаясь хохотом.  По
получении  задатка  за проданные бревна намечалась  изрядная
попойка,  а ничто так не поднимает настроения, как  ожидание
праздника.
      Даже  сам  праздник  менее хорош  в  сравнении  с  его
преддверием. После праздника приходят усталость  и  головная
боль, а после преддверия - праздник.
     Сравните и убедитесь, что лучше!
      Бревна,  деньги,  а также пьянство  мало  интересовали
Дрону.  Он и на дальние просеки-то попал случайно -  зазвали
вершить  моление об изобилии. А после обряда  молодая  дура-
слониха  умудрилась занозить хобот острой щепкой и принялась
буянить.  Даже  анг-вожатый не сумел  утихомирить  животное,
попав  под  хобот  и  отделавшись двумя сломанными  ребрами.
Лесорубы брызнули врассыпную, слоны огласили джунгли трубным
ревом, сами анги кинулись успокаивать серых любимцев...
      Дрона  подождал, пока все отбегут подальше от  раненой
слонихи, и только тогда приблизился к ней.
      Невероятно  маленький  рядом с огромной  тушей  самки,
Брахман-из-Ларца  ничего не делал. Стоял  и  смотрел.  Позже
предводитель ангов будет клясться всеми Тридцатью Тремя, что
губы  брахмана  беззвучно шевелились, что  в  черных  глазах
мелькали  алые сполохи, а нос заострился, как  у  покойника.
Над  предводителем  не  станут  смеяться  лишь  в  силу  его
положения.  Где ж это видано: сполохи, шептание...  Но,  так
или иначе, слониха внезапно успокоилась, встала перед Дроной
на колени и позволила вытащить из хобота проклятую щепку.
      На  вопрос  ангов, как ему это удалось, Дрона  ответил
коротко:
     - С боевыми слонами труднее... спросите мастера Акраму.
      И  пошел  к  костру греть руки, будто  минутой  раньше
полоскал их в ледяной родниковой струе.
       ...От  трех  желтых  миробаланов,  чьи  плоды  даруют
молодость и долголетие, он свернул прямиком к Святому Месту.
Вечер  плавно  переливался в ночь, а вся  шестерка  учеников
вместе  с  Гуру и Учителем Отваги на просеках отсутствовала.
Значит, занятие состоится в положенное время, и Дрона  будет
на  нем  присутствовать. В последний раз. Учитель Отваги  не
станет задерживать его, а у Дроны есть еще одна цель на этой
земле,   которой   надо  достичь,  прежде   чем   прекратить
странствовать.
      Давно  пора  осесть  и вести тихую жизнь  домохозяина.
Mужна  жена,  нужны дети, чтобы исполнить  свой  долг  перед
Мирозданием...  Не  зря  жизнь брахмана  делится  на  четыре
этапа:   ученичество-брахмачарья,   грихастха-домохозяйство,
уход  в  леса  для  медитаций,  именуемый  ванапрастхой,  и,
наконец, санньяса - полный разрыв с миром.
      Здесь,  на  берегу Скотьего Брода, ему  больше  делать
нечего.
     Нечего...
      Нога  Дроны  зависла в воздухе, отказавшись  завершить
последний  шаг. Секундой позже маленький брахман  уже  стоял
под   защитой  гиганта-баньяна,  пристально  вглядываясь   в
сумерки.  Вон  оно,  Святое Место,  рукой  подать...  Тишина
царила  вокруг,  изредка прерываясь плачем шакалов  и  рыком
медведя-губача,  тишина  смущала, морочила,  крылось  в  ней
тихое предательство, обман... Дрона пожалел, что оставил лук-
посох  в  деревне. Пожалел мельком, без огорчения  -  просто
отметил,  что лучше было бы, случись все по-иному,  и  мигом
оставил лишние мысли.
      Выждав минут пять, он медленно пошел к входу в  Святое
Место.
     И остановился, не дойдя дюжины шагов.
      Перед  Дроной  на траве лежал Силач.  Вольно  раскинув
могучие руки, лесоруб выглядел спящим, и на смуглом лице его
застыла мечтательная улыбка. Дрона постоял над телом,  затем
наскоро ощупал труп.
      Раны  отсутствовали. И окоченение лишь слегка огладило
Силача холодными пальцами в синих пятнах.
     Случись это днем, покойник уже начал бы разлагаться.
      Дрона перевернул покойника на живот и присел рядом  на
корточки.  Отверстие  в  затылочной  ямке  было  практически
незаметно. И даже капли крови не вытекло наружу.
      Дальше, по левую руку от входа в Святое Место,  лежали
еще  двое учеников. Лица обоих исказила дикая гримаса, глаза
вылезли  из  орбит,  и насекомые сновали  по  влажной  плоти
языков, вываленных наружу.
     На шее у каждого вздувалась фиолетово-багровая полоса.
     Еще трое мертвецов обнаружились в зарослях ююбы. Один -
задушенный, остальные - с дырками под затылком.
      Дрона  огляделся в последний раз и начал спускаться  в
Святое  Место.  С правой ноги, согласно ритуалу.  Ступенька.
Третья. Пятая...
       Поперек  последней  лежал  помощник  Учителя  Отваги,
загородив дорогу.
      Дрона  колебался.  Переступать  через  покойника  было
запретно  для брахмана. Но в дальнем конце зала, у алтаря  с
изображениями   покровителей,  скорчился  в  странной   позе
Учитель  Отваги,  и старый пандит тихо стонал.  "Нельзя!"  -
утверждал Закон. "Скорее!" - кричала Польза.
     Любовь безмолвствовала.
      Подвинуть  тело Гуру без устного разрешения  Гурукала,
который   явно   был  еще  живым,  Дрона  не  решался.   Это
противоречило   взаимоотношениям  учителя   и   ученика.   В
результате   он   исхитрился  протиснуться   между   стеной,
обложенной  камнем, и головой мертвого помощника,  чудом  не
/%`%abc/(" через труп, а формально обойдя его.
     Теперь можно было идти к Учителю Отваги.
      Когда Дрона осторожно прикоснулся к плечу пандита, тот
захрипел, словно его ожгли каленым железом.
     - Не трогай... меня... - родилось из хрипа.
      Приказ  был  однозначен. И Дрона не  стал  развязывать
веревки,  которыми Учитель Отваги был привязан к алтарю.  Он
только  поднял  с  земляного пола  разбитое  и  оскверненное
изображение  Рамы-с-Топором. Долго смотрел  на  него.  Потом
перевел  взгляд на изображение Кали, рядом с которым  лежала
свежая гирлянда цветов.
     Совсем свежая.
     - Это они? - спросил Брахман-из-Ларца.
      - Да... - выдохнул пандит. - Они поджидали... у входа.
Туги...
      Говорить  ему было трудно. Дрона терпеливо ждал,  пока
Учитель  Отваги отдохнет, пока чудовищным усилием  вытолкнет
наружу  пять-шесть  слов,  чтобы  снова  надолго  замолчать.
Постепенно,  крупица  за  крупицей,  вырисовывалась  картина
случившегося.   Туги-душители,  все   Шестеро   Посвященных,
затаились  у  Святого  Места и убивали  учеников  одного  за
другим.  Своего помощника пандит сегодня задержал в деревне,
и  когда  тот  последним явился к страшному  месту,  Шестеро
ждали его над шестью трупами.
     Затем пришел Учитель Отваги.
     Итог боя Дрона видел собственными глазами.
      Гурукал в конце концов был оглушен гирькой, зашитой  в
край  платка-румала,  а потом избит.  С  соблюдением  закона
тугов по отношению к отступникам - без пролития крови. Любое
прикосновение  к  телу  Учителя  Отваги  теперь   отзывалось
взрывом нечеловеческой боли, и жизнь скорбно качала головой,
собираясь покинуть пандита.
     С минуты на минуту.
      - Уходи спокойно, Гурукал, - сказал Дрона, по-прежнему
сжимая  в руках изображение Рамы-с-Топором. - Я сам  совершу
над  тобой  погребальные обряды. А потом... я  так  полагаю,
меня  ждут  в  Брахмагири?  Ты расскажешь  мне,  где  искать
подземелья Темной? Да, Гурукал? Те, кто остался, они  умрут.
Это будет мой обет и моя плата за обучение.
      Дрона  знал, что не все Шестеро ушли от Святого  Места
своими ногами.
      Кое-кого  унесли  или  старый  пандит  зря  именовался
Учителем Отваги.
      -  Плата?!  -  выкрикнул пандит и зашелся  мучительным
кашлем.  -  Ты  свободен...  от платы.  Я  отказываюсь...  я
никогда не был твоим Гуру! Ты не учился... у меня...  Уходи!
И не смей мстить!
      - Ты понимаешь, что говоришь? - ровным голосом спросил
Дрона.
      -  Да!.. Ты свободен... от долгов. Уходи. И не  думай,
что  любил...  что  любил  меня  больше  всех.  Иначе  тебе,
брахману, придется убивать! Я не хочу... этого... не хочу...
      Но  Дрона уже не слышал последних слов Учителя Отваги.
Лицо  Брахмана-из-Ларца вдруг стало пепельно-серым, напомнив
.!bo-cbk)  кожей  череп,  черные  глаза  сверкнули  стальным
отливом, просветлев, и губы беззвучно повторили:
     - Любил меня... больше всех?
     Дрона попробовал сказанное на вкус, слегка поморщился с
оттенком  тайного  удовольствия  -  будто  горький  пьяница,
хлебнув кислой гауды, - и огляделся по сторонам.
      -  Закон  для  шудр предписан с древнейших  времен,  -
скрипуче   произнес  сын  Жаворонка.  -   Им   вменяется   в
обязанность  служение и послушание брахманам.  Здесь  больше
нет учителя и ученика согласно произнесенному тобой вслух  в
присутствии свидетеля из высшей варны, здесь есть брахман  и
шудра. Я спрашиваю тебя, умирающий пандит: как найти вход  в
тайные  подземелья Темной? Я сказал: таков мой обет -  и  не
отрекусь от этого. Итак?
     - Я не скажу... тебе...
      Учитель  Отваги с ужасом смотрел на ученика,  которого
только что освободил от всех обязанностей ученичества.
      Перед  ним стоял незнакомец с лицом-черепом и взглядом
серым, как шкура волка.
     - Мне ? - равнодушно спросил незнакомец. - Скажешь.

                             ***

      Рассказ жреца-служителя из брахмагирского храма  шакти
<Шакти  -  мощь,  энергия, в данном случае  женская  энергия
Шивы. Ее воплощением считаются все супруги божества, а также
их  ипостаси, обладающие различными признаками,  -  все  они
являются   разными  гранями  облика  одной   Великой   Жены>
Синешеего   Шивы,  записанный  при  допросе  в   присутствии
правителя города; третья четверть 2-го лунного месяца

     ...Это случилось на рассвете.
     Предыдущие пять дней нам было запрещено являться в храм
и  пускать  туда  посетителей. Без  исключения.  Так  всегда
происходит  в  дни самосожжения Сати-Добродетельной,  первой
супруги    Шивы-Столпника,   и   разгрома   Великим    Богом
жертвоприношения своего тестя. Когда же срок запрета  истек,
я  первым вошел в пределы храма и сразу поднялся на  верхний
ярус, где стояло изваяние верной Сати.
      Шел  я по наружной лестнице, с наветренной стороны,  и
поэтому сперва ничего не почувствовал.
      У  статуи  Сати  я  простоял минут  пять,  любуясь  ее
красотой    и   воспевая   в   сердце   своем   благородство
Добродетельной. Некогда ее вздорный отец... прошу  прощения,
божественный  мудрец  Южанин устроил великое  приношение  на
вершине  седого Химавата, у истоков Ганги, Матери  рек.  Все
боги были приглашены туда, получив свою долю в жертвах, все,
за исключением Шивы, который тогда звался Рудрой.
      Узнав о таком поступке Южанина и болея душой за  мужа,
Сати-Добродетельная вошла в огонь. И с той поры верные жены,
чьи  мужья  были глубоко оскорблены или попросту скончались,
следуют  ее примеру. Охваченный гневом и скорбью по  ушедшей
супруге, грозный Рудра самовольно явился к Южанину. В облике
Владыки  Тварей,  одетый  в шкуры,  краснокожий,  с  иссиня-
g%`-k,(  кудрями,  стянутыми  в узел-раковину,  Великий  Бог
свирепо  воззрился  на тестя-самодура  и  богов-гостей.  Мир
окутала   тьма,  ибо  солнце  и  луна  отказались   светить,
закачались горы, ветер задохнулся в испуге - и первая стрела
сорвалась с темного лука Рудры.
      Боги  пали ниц, а святая жертва Южанина была  пронзена
стрелой  и  заброшена на небо, где превратилась в  созвездие
Антилопья Голова.
      Концом  лука Рудра избил весь сонм богов,  разгоняя  и
калеча  небожителей, после чего лук Великого стали именовать
Палицей  - согласитесь, странное прозвище для лука, если  не
знать предыстории!
      К  счастью,  Наставник  Богов, славный  Брихас,  сумел
успокоить  бешеного  Рудру, и с тех пор все  знают  Великого
Бога как Шиву-Милостивца, а пепел Сати-Добродетельной стучит
в Его и в наши сердца.
      Мазь  из  пепла  от  сожжения мертвых  для  подлинного
шиваита дороже гандхарских притираний...
      Я возложил цветы к подножию статуи, смахнул метелочкой
пыль  и  собрался было идти дальше, когда ноздри мои уловили
странный запах.
      Впору заподозрить наличие мертвой крысы где-нибудь  за
пьедесталом...
      Решив  разобраться  с этим после обхода,  я  пошел  на
средний ярус.
      К  изваянию  Умы-Блондинки, дочери Химавата  и  второй
супруги Шивы, в которой воплотилась Сати-Добродетельная.
     Той, которой сказали доброжелатели:
     - Глупая, что тебе в одиноком аскете-угрюмце, преданном
созерцанию и умерщвлению плоти?! Облик его страшен и грозен,
ядовитая  кобра  служит Шиве ожерельем, гирляндой  -  связка
черепов,  а  бедра  обернуты слоновьей шкурой  в  запекшейся
крови! Ездовым животным ему служит бык устрашающего обличья,
привратником  -  карлик  с обезьяньей  мордой,  погребальные
пепелища  -  его  площадка для игр, а упыри и  нежить  бегут
следом вместо благородной свиты!
      -  Подите  прочь! - ответила верная  Ума.  -  Велик  и
прекрасен мой возлюбленный, и тявканью шакалов не остановить
тигра, раджу джунглей!
     Возле пьедестала Блондинки я стоял значительно дольше -
это   моя   любимая  статуя.  Даже  дурной  запах,   заметно
усилившийся, не мог прервать очарования. Судите сами: по обе
стороны  лотосового  постамента  расположены  черепахи,   на
панцирях  которых  стоят  владычицы  рек  Ганга  и  Ямуна  с
опахалами  на плечах. Сама же богиня-супруга воздвигнута  на
фоне  нимба-ореола, держа сосуд в первой  левой  руке,  а  в
первой правой - круглое зеркальце; вторые же десница и шуйца
Блондинки   находятся  в  положениях  "Склонности   души   к
прекрасному"  и  "Наделения  дарами".  Рядом  с   прелестной
головкой  радует взор могучий лингам ее грозного  мужа,  как
символ  плодородия,  чуть поодаль играет  сын  Умы,  Ганеша-
Слоноглавец,  покровитель  мудрых,  и  двое  летящих  гениев
осеняют богиню гирляндами цветов.
     Дух захватывает!
     Если б еще не эта вонь...
      На нижнем ярусе тяжкий дух был совершенно непереносим.
Опасаясь прервать священный обход, я старался дышать ртом  и
молил  все  ипостаси  Великой Жены  об  одном:  не  лишиться
сознания до завершения ритуала.
      Здесь  располагался  зал  Дурги-Воительницы,  погибели
многих  демонов. Яростный лев оскалился на меня от подножия,
взгляд  богини пронизал бедного жреца до глубины души,  и  с
замиранием  сердца  я возложил гирлянды, после  чего  возжег
лампады.
     По окончании вздохнув с облегчением.
      И  сразу  понял: грозная Воительница решила подсказать
мне,  нерадивому,  где искать причину скверны!  Потому  что,
нагибаясь  за  сосудом с пальмовым маслом,  я  споткнулся  и
потерял  равновесие.  Опасаясь упасть  и  опозориться  перед
Дургой,  я  ухватился  за... за клыки ее  льва,  по  счастью
сделанные  из  мягкого песчаника, как и весь лев,  а  не  из
заостренной  слоновой кости. Пальцы мои  не  пострадали,  но
один из клыков вдруг поддался, а следом я услышал отчетливый
скрип.
      Тумба в дальнем углу, на которой лежала рогатая  бычья
голова,  символ мощи Воительницы, повернулась  вокруг  своей
оси - и я остолбенел.
     Нижний ярус храма был отнюдь не нижним.
      В  темном  проходе  за  тумбой  начиналась  спиральная
лестница, ведущая в тайные подземелья.
      Задыхаясь  от  страха, я двинулся по ступенькам  вниз.
Сейчас я знаю: это добродетельные супруги Шивы-Милостивца  и
их  ипостаси  вели  меня сим путем. Но  сейчас  мне  гораздо
легче,  хотя,  вспомнив  свой путь в подземелья,  я  начинаю
вновь глотать горькую слюну.
     Отвага - удел кшатриев, а я всего лишь скромный жрец...
      Если  бы  кто-то  сказал мне,  что  под  нашим  храмом
располагается  святилище самой губительной  ипостаси,  Кали-
Темной, я бы не поверил.
     Но правда всегда остается правдой.
      Едва  не упав в обморок от смрада, я смотрел на статую
богини  отваги  и  насильственной смерти. Глубокие  масляные
светильники горели до сих по