утить
себя славным Брахманом-из-Ларца, счастливейшим из смертных.
      Даже  если это будет последнее, что они ощутят в своей
жизни.
      И  никто  никогда  не повторит вслух  сказанное  сыном
Пламенного Джамада:
      -  Подобных  тебе  так и убивают - бесчестно.  Это  не
сохранится.

                        КНИГА ПЕРВАЯ
    ИНДРА-ГРОМОВЕРЖЕЦ, ПО ПРОЗВИЩУ ВЛАДЫКА ТРИДЦАТИ ТРЕХ

     Боли сказал:
      - В стычках премудрые боги мною были разбиты, Я швырял
многократно горы с лесами и водопадами.
      Вершины, скалы я разбивал о твою голову в схватке!  Но
что же могу поделать ?
     Трудно осилить время.
      Разве тебя, с твоим перуном, мне кулаком убить не  под
силу? Но теперь не время отваге, время терпенью настало!
     Махабхарата, Книга о Спасении, шлаки 370-374
     Зимний месяц Магха, 28-й день БЕСПУТСТВО НАРОДА
      Тех,  кто  злобно отказывается изучать эти бесподобные
строки,  при  торговых  сделках, как правило,  обвешивают  и
обмеривают  торговцы,  прибегая ко  всевозможным  хитростям.
Тайно  обманывая  мужей, их извращенные и  порочные  женщины
бесстыдно  вступают в связь со своими слугами и  со  скотом.
"Эй!"  -  обращаются к ним чандалы, а они отвечают псоядцам:
"О почтенный!.."

                           ГЛАВА V
                       И ТЫ, КРИШНА?!

      Оранжевые  сумерки густо измазали террасы  павильонов,
играя  пятнами  теней  в  опустевших  переходах.  Как   сари
прилипает  к разгоряченному телу апсары, они тесней  тесного
облепили   кроны   пожелай-деревьев  и  ажурные   перекрытия
беседок,  звеня  напряженной тишиной, - словно  сотни  тетив
откликались вдалеке на осторожную ласку пальцев.
     И мой Лучистый брат, Сурья-умница, был тут абсолютно ни
при    чем.   Закат   давным-давно   состоялся,   день   без
сопротивления перешел в вечер, а состарившийся вечер намекал
на опасную близость ночи. Небось Заревой Аруна уже не то что
распряг коней - заплел им гривы в косички, навесил замок  на
двери  конюшни и теперь блаженствовал за трапезным столом  в
предвкушении обильного десерта.
      Он,  Аруна-возница, такой - не зря же  единоутробен  с
нашим замечательным Проглотом!
       Просто  чуткая  к  моему  состоянию  Обитель,  ощущая
занятость  Владыки,  не  спешила  пригашать  свечение  неба,
заполняя    пространство   мерцающими   лепестками    ашоки-
Беспечальной.
     Спасибо, родная...
      Я  не  буду сравнивать тебя с верным псом, угадывающим
настроение хозяина еще с порога; я не стану сравнивать  тебя
и  с преданной женой, чутко следящей за переменами в супруге
и   способной   угадать  их  еще  до  того,   как   перемены
окончательно свершатся; я не... Все, молчу, молчу.
      И  прохладные ладони ветра легко коснулись лба  Индры,
остужая  испарину, влажный след знакомства с  чужой  жизнью,
жизнью смертного, жившего, погибшего...
     Сколько же часов я провел здесь?
      Я отложил пальмовый лист, который до сих пор держал  в
руках,  и  взглянул  на  Брихаса.  Мой  замечательный  жрец-
наставник  увлеченно рылся в кипах прочитанного -  извлекал,
проглядывал  наскоро,  затем вновь  принимался  искать,  еле
слышно  бурча себе под нос какие-то соображения  по  поводу.
Читать  вслух  он перестал где-то к середине,  и  мы  просто
передавали записи друг другу, вполуха отвлекаясь на  краткие
комментарии толстого Жаворонка. Так было гораздо быстрее,  а
кроме  того, некоторые вещи я совершенно не мог представить,
a+ch  o  о  них с чужого голоса. Зато буквы-тли на плоскости
листа  обладали  чудесным свойством будоражить  фантазию,  и
нередко  я  сам  сомневался, что вычитал,  а  что  домыслил,
пустив воображение в свободный полет.
     А, какая разница!
      Теперь  я  совсем по-иному воспринимал события  начала
дня, когда близящийся к полувековому рубежу Жеребец вцепился
в "Беспутство Народа", горя местью за престарелого отца.
     Совсем по-иному.
      Сын  Дроны презрел победу, вместо родового  знамени  с
изображением  львиного  хвоста подняв  красный  стяг  мести.
Чистой  и  холодной  мести,  как чиста  и  холодна  железная
колонна  в  годаварийском  храме Шивы-Разрушителя.  Брахман-
воин, он просто хотел умереть, прихватив с собой в ад подлых
убийц  своего отца. Смерть друзей и союзников? конец  света?
собственная  гибель?! честь или позор?!  -  вряд  ли  что-то
имело сейчас значение для бешеного Жеребца.
      Праведный Дрона, лучший из лучших, погублен обманом  -
сын   мертвого  спрашивает:  "Стоит  ли  ТАКОМУ  миру  длить
существование?"
      Путь  Народа  обратился  в  Беспутство;  сын  мертвого
спрашивает: "Даже если жизнь теперь обратится в нежизнь, что
это изменит ?"
     Сын мертвого спрашивает...
      Пожалуй, за такого отца и я разнес бы все Мироздание в
щепки, не задумавшись ни на минуту. Может быть, потому,  что
сам вырос безотцовщиной.
       Официально  нашим  отцом,  любимым  папочкой   дюжины
Адитьев,  считался знаменитый мудрец Черепаха-риши, который,
в  свою  очередь, числился в реестрах внуком Брахмы.  Но  мы
верили в это, лишь будучи еще совсем сопляками, а Брахма, по-
моему,  не  верил  никогда. Трудно поверить в  исключительно
плодовитого Черепаху-многоженца, от которого якобы произошли
"боги,  демоны  и люди, птицы и змеи, исполины  и  чудовища,
жрецы, коровы и многие другие существа разной природы"!  Вот
Проглот  -  это  да,  это  его сын, Черепашье  чадушко,  что
подтверждено  фактами  и  показаниями  свидетелей,   а   все
остальное...  Недаром мудрый папочка сроду не жил  вместе  с
нами,  а  мы, суры-Адитьи, все чуточку смахиваем обликом  на
маму, будучи абсолютно не похожи друг на друга.
      Я  далек от упреков в адрес мамы, но Жеребца я все  же
понимал...
     Смежив веки, я еще раз перебрал в памяти события первых
сорока  пяти  лет  жизни Брахмана-из-Ларца.  Так  перебирают
сердоликовые  четки,  не разглядывая  пристально  бусину  за
бусиной,  но  на ощупь узнавая поверхность каждой.  Одна  из
бусин показалась мне излишне шероховатой, и я не выдержал.
     - Брихас! Эй, Наставник, ты заснул, что ли?!
      -  Я  весь  внимание. Владыка! - бодрым до противности
тоном отозвался Словоблуд.
      Похоже,  отозвался машинально, так и  не  вынырнув  на
поверхность из пучины своих мудрых рассуждении.
      Я  дождался,  пока этот "весь внимание"  оторвется  от
текста,  и  помахал  рукой,  пытаясь  сосредоточить   взгляд
Qловоблуда на себе.
     Получилось.
      -  А скажи-ка мне, мой милый... Относительно сетей для
Миродержцев - это правда?
      - Правда, - ни секунды не колеблясь, ответил Брихас. -
Что  еще желает знать Крушитель Твердынь? Ох, дождется он  у
меня...
       -   Много   чего  желаю!  Всякий  тупоумный  брахман,
понимаешь,  опутывает меня паутиной своего поганого  обряда,
понукает будто ленивого осла, чтоб я тащил его поклажу  куда
надо   -   прикажешь  быть  в  восторге?!  Прямые,   значит,
обязанности?!  А  когда мы, Миродержцы,  увиливаем,  то  нас
стрекалом?! Без нашего ведома?! Выходит, они там, внизу, нас
попросту используют?!
      -  Они  вас... - Брихас с таким видом вертел в пальцах
кожаный  шнурок  для  связывания  листьев  в  кипы,   словно
вознамерился тут же на нем удавиться. - А вы их. И все мы  -
друг  друга.  Я  говорил  тебе, Владыка:  у  нас  не  лучшая
Вселенная, но и не худшая.
     - Ты уверен?
      -  Разумеется. Будь она худшей, ты уже давно лупил  бы
ваджрой всех подряд, в хвост и в гриву, назвавшись Господом-
Единодержцем,  от смертной скуки или во имя  справедливости,
что  само по себе не важно. Будь она лучшей, лупили бы  тебя
под тем же предлогом - если бы Индре вообще нашлось место  в
лучшем из миров.
     Пусть меня данавы на завтрак слопают, если я понял, что
он хотел сказать!
      Словоблуд  пожевал  губами и  стал  вязать  из  шнурка
замысловатые  узлы.  Вид у него был крайне  довольный,  чего
нельзя  было сказать обо мне. Костистые пальцы с  распухшими
суставами  сновали  проворней ткацкого  челнока,  шнурок  на
глазах превращался в какую-то дурацкую гроздь виноградин,  и
я прикипел взглядом к Брихасову творению.
       Так   базарный  зевака  не  в  силах  оторваться   от
начищенного медного шарика в руке факира.
      -  Вот был шнурок, - задумчиво протянул Наставник, по-
птичьи  склоняя  лысую  голову к плечу.  -  Вот  "получилась
ерунда.  Что  лучше,  что хуже? Зависит от  точки  зрения...
Главное  - с какого конца смотреть. И с какого конца начать.
Твой младший братец Вишну ухватился за правильный конец:  он
начал  со Второго Мира. Со смертных людей. Ухватись я не  за
кожаный  шнурок,  а  за  железную кочергу,  много  ли  узлов
удалось бы навязать? Вот и он решил взять что помягче... а в
итоге обжегся. Хотя сам замысел преизряден...
     Я молча ждал продолжения.
      -  Улучшать,  мальчик  мой, это дело  неблагодарное  и
крайне опасное. Особенно когда взыскуешь идеала. Смотри сам:
умник  Упендра решил сыграть в раскрашенные кубики. В смысле
восстановить и улучшить Великую Бхарату древности как  идеал
общества смертных! Бхут ему судья, Опекуну, а я не возьмусь.
Но   смертные  отнюдь  не  стремятся  к  идеалу,  их  вполне
устраивает обычная повседневность. Да и суры-братья помогать
не  торопятся,  пришлось самому изобретать костыль-подпорку!
Hдеальному обществу - идеальный правитель! Наместник Опекуна
на  земле!  Вишну  хватается за ближайшие кубики,  сопит  от
усердия,  мастерит Чакравартина - а кубик-то  скользкий,  из
пальцев  выворачивается! Ладно, худо-бедно  смастерил...  не
вполне  так, как задумывалось, но для начала сойдет!  Обрати
внимание,   Владыка:  главная  ошибка  поклонников   идеала!
Покамест  сойдет, сойдет до поры, там видно будет - строили-
строили,  наконец построили, и самих с души воротит!  Стоило
огород городить!
      Мне  померещился в последних словах смутный намек,  но
перебивать я не стал.
      -  Пришлось  Опекуну теперь уже Чакравартина-самоделку
костылем подпирать, для пущей верности! Идеальный Наставник,
высшие варны в одном лице, Закон с Пользой во плоти! Слепим,
тайные  поводья  прицепим, чтоб не  шастал,  куда  не  след,
обучим-натаскаем,   вожжами   разок-другой    тряхнем    для
проверки... Заодно пораскинем умишком: нельзя ли  в  светлом
будущем заселить идеальную Бхарату идеальными людьми,  а  то
неидеальные уж больно своенравны! Так и норовят сунуть палку
в  колесо! Короче, к концу выясняется, что и здесь с идеалом
промашка - выскользнул кубик! Хотя и лег примерно туда, куда
предполагалось.
     - Ну и что из этого? - поинтересовался я.
      Было  немного  обидно, что толстый  Жаворонок  внимает
Словоблуду, явно догадываясь, о чем речь, в отличие от меня.
     Или я прибедняюсь?
      Во  всяком  случае, подпирание костылями  обезножевшей
затеи-коровы мне весьма напоминало движение от Златого  Века
к  Эре  Мрака: сперва Добродетель теряет одно копыто,  затем
второе, третье... здравствуй, Пралая!
      -  Много  чего, Владыка! Например, я на  месте  братца
Вишну  сразу принялся бы искать виноватого! Стараешься  тут,
из кожи вон лезешь, а выходит нескладуха...
     - И как? Нашел бы?
      -  Ясное  дело!  Было б желание,  а  виноватый  всегда
сыщется! Даже два виноватых...
      Жаворонок еле слышно подхихикнул. Он уже знал, кто эта
пара  виноватых, и следил за рассуждениями отца лишь с целью
проверить, насколько они соответствуют его собственным.
       Вот   уж  воистину:  не  родись  красивым,  а  родись
брахманом!
      -  Первое  шило в седалище Опекуна, о Владыка,  -  это
проклятия  собственных неблагодарных творений. Сбудутся?  Не
сбудутся?  Сбудутся частично? Если да, то каким образом?  Не
зря  Вишну  весь "Приют..." на уши поставил -  природу  Жара
выяснять!  Клин  клином  вышибают,  а  Жар  Жаром...   Поди,
прокляни  Шиву  или  Всеобщего Друга - пупок  развяжется!  А
самому  в  аскезу удариться времени нет. Тут "Песнь Господа"
опять  и пригодилась, вроде как заем под проценты. Внемлите,
вишнуиты: любите меня до зарезу, весь накопленный при  жизни
тапас сдавайте в амбар-общак, а я вам после смерти - рай!  С
ракшасами  на  окраине.  И никто не уйдет  обиженным...  или
проще: никто не уйдет. С миру по нитке, глядишь, достанет  и
с  иным  аскетом потягаться! Для того и Черного Баламута  на
'%,+n   загнал   -  вроде  как  сборщиком  податей,   личным
мытарем...
      Я  от  волнения  встал  и заходил  туда-сюда,  пытаясь
собраться  с  мыслями. Из ближайшей беседки  высунулись  две
испуганные апсарьи мордочки, моргнули как по команде и мигом
спрятались обратно.
      Это  правильно, нам сейчас не до любви... В смысле  до
любви, но совсем другой.
     Неужели Словоблуд прав?!
     - А второе шило? - тихо спросил я. Брихас молча показал
мне знакомое зеркальце с костяной рукояткой.
      -  Вглядись, Владыка... Вот оно, второе шило:  братья-
суры.  Только наладишь дело на земле, только утрешь трудовой
пот, а тут небесные родичи смертных полубожков наклепают, те
начнут мир делить, Великую Бхарату по кускам растаскивать...
Разнять? Пришибить? Дело хорошее. Да только жди вскоре Индру
с  перуном: кто тут моего сынулю обижает?! Подать виноватого
на   блюдечке!  Или  взбредет  какому  Локапале  с   перепою
войнишкой полюбоваться не вовремя... Скажешь, не бывает?
     "Бывает, - молча кивнул я. - Еще как бывает".
      -  Вот  я и думаю, Владыка: не братец ли Вишну являлся
вам,  Миродержцам, в Безначалье? Огненная пасть,  крамольные
речи  -  смогу ли в случае чего Свастику приструнить? Жар-то
чужой,  заемный,  оттого  и  не  разобрали  вы,  кто   голос
подымает! А Упендре того и надо: силу попробовал, оценил - и
в кусты!
     - Чего ты добиваешься. Наставник? - Я подошел к Брихасу
вплотную.  -  Чтобы  я  поднял дружину?  Чтобы  связался  со
Свастикой?! И через час Сыновья бури с Миродержцами во главе
обрушатся  на пределы Вай-кунтхи! Он же брат мне, понимаешь,
брат! Маленький Вишну, младший из Адитьев, Опекун-сумасброд!
А если ты ошибаешься? Если все это - домыслы рассудительного
Словоблуда, а правда...
      "А правда гораздо проще, - вспышкой мелькнуло в мозгу,
и  я  понял: чужак во мне опять пришел в чувство. -  Гораздо
проще и гораздо страшнее".
     Брихас поднял голову, но ответить ему не дали.
      ...Интересное дело: гром с ясного неба  -  а  я  здесь
совершенно ни при чем!
      Откуда-то  сверху  чуть ли не  нам  на  головы  златой
молнией  валится  моя колесница Джайтра,  а  на  облучке  ее
приплясывает  донельзя возбужденный Матали. Я  лишь  успеваю
отметить,  что  кони слегка прихрамывают,  но  в  целом  вся
упряжка   в   добром  здравии,  а  вот  порадоваться   этому
обстоятельству не успеваю.
      Потому что синеглазый сута без всяких церемоний  орет,
натягивая поводья:
      - Владыка! Подымай дружину! Сюда идет Десяти-главец! -
И Матали надрывно кашляет, сорвав голос.
      К счастью, обычный, не голос-подарок, иначе мы все уже
оглохли бы.
      -  Ну  и  пусть идет, - машинально отвечаю я,  но  тут
вмешивается  Словоблуд. - Что ты глотку дерешь? -  брюзгливо
интересуется  он,  и  домашний тон  Наставника  лучше  любых
*.,  -$  приводит Матали в чувство. - Ну, давай рассказывай,
что там стряслось...
      Матали  без сил опускается на дно "гнезда"  и  тыльной
стороной  ладони  вытирает  лоб. Ладонь  становится  мокрой.
Гнались за ним, что ли? Кто? Черный Баламут?!
     Я смотрю на измученного возницу, а он смотрит на меня.
     Так, словно видит впервые.
      -  Я,  когда на Поле Куру грохнулся, - глухо  начинает
сута,  -  сразу вверх посмотрел. И тебя. Владыка, не увидел.
Небо как небо, только стеклистое какое-то, паутинками плывет
-  а Индры в небе нет. Ну, думаю, улетел Владыка, надо и мне
ноги уносить...
     Я вспоминаю нарыв над Курукшетрой, в который бился всей
мощью Свастики Локапал, едва не дойдя до самоубийства.
     Стеклистое небо, значит?
     Паутинками плывет?
      -  И  ты  веришь, что я мог улететь,  бросив  тебя  на
произвол  судьбы?  -  Я приседаю на корточки  и  внимательно
гляжу на моего суту снизу вверх.
       -   Не   верю,   Владыка.   -  Сапфиры   предательски
подергиваются росой. - Да только толку-то с моей веры...  Не
взывать   же  гласом  громким:  "О  мощнодланный   Крушитель
Твердынь, на кого ты меня, сиротинушку, покинул?!"
     Матали осекается, видимо, ожидая наказания за нечаянную
дерзость, но я молчу, и сута решается продолжить:
      -  Выбрался я из заварухи, Джайтру-умницу подлатал  на
скорую  руку,  лошадок ашва-мантрами в чувство  привел  -  и
сразу   назад!  Едва  на  пути  сиддхов  выбрался  -  мчится
навстречу   парочка  "Умников-с-пальчик",   словно   жареным
индюком клюнутых! И прямиком ко мне. "Гони к Владыке  Индре!
-  кричат.  -  Пусть Стогневный всей Свастике  сообщит:  Бич
Трехмирья  из  Преисподней сбежал! А с  ним  -  целая  армия
ракшасов! Вайкунтху уже вдребезги разнесли. Опекуна Мира  то
ли  замордовали  до  смерти, то ли живьем  пленили...  И  по
дороге  каждого  допрашивают,  нечестивцы:  как  до  Обители
Тридцати  Трех добраться? Небось мстить идут..." Только  они
мне  это  выпалили, глядь, и вправду ломится по эфиру  толпа
ракшасов,  впереди  проклятый Равана  и  на  плечах  твоего,
Владыка,  брата  Вишну несет! Умников как  ветром  сдуло,  а
ракшасы  ко  мне бегут и воют: "Стой!" Ну, я  им  не  мудрец
безропотный, я коней хлестнул - и вдоль обочины! Жаль,  кони
обезножели;  небось  ракшасы на хвосте  висят,  скоро  здесь
будут!  Подымай дружину, Владыка! Или нет,  лучше  я  сам  к
казармам поскачу...
      -  Угомонись, - останавливаю я героического  суту.  Он
ведь,  когда  меня из Вайкунтхи выдергивал, с "охранничками"
братца  Вишну  разминулся, а я ему рассказывать поостерегся,
да и не до того было... Или действительно бунт?!
     - Кажется, наш друг Равана тоже решил принять участие в
конце света, - хихикает из-под дерева толстый Жаворонок. - И
пока мы тут мудрствуем, он уже занялся делом.
       Матали   с   недоумением  таращится  на  благодушного
толстячка,  которого  не  удалось  пронять  столь  тревожной
вестью, а я тем временем принимаю решение.
      -  Передай Марутам, чтоб были в боевой готовности,  но
тревогу пока не объявляй. Сначала я сам разберусь. Ну  а  уж
если услышите...
     Мы услышали.
     Все.
      Над нашими головами снова грохочет (что-то многовато в
последнее  время  Громовержцев развелось!),  кони  испуганно
ржут,  и  из  эфира  выпадает наш  друг  Равана  собственной
персоной. Как и было обещано, с обмякшим телом братца  Вишну
на плечах.
      Вслед  за  предводителем горохом сыплются и  остальные
ракшасы, которых я уже имел счастье лицезреть в Вайкунтхе.
      Матали кидается вперед, норовя закрыть меня собой; я с
одобрением киваю и аккуратно отстраняю живой щит в сторону.
     - В чем дело, Равана?
      -  Ох,  умаялся... Да с Опекуном что-то стряслось!  Не
разберу:  помер, что ли, или жив еще? Ну-ка,  погляди.  -  И
бывший  Бич  Трехмирья  осторожно, как  ребенка,  укладывает
недвижного светоча Троицы на траву.
       После  чего  с  видимым  удовольствием  потягивается,
разминая затекшие плечи.
      -  И куда ты так рванул, придурок?! - обращается он  к
ошалевшему Матали. - Еле-еле тебя из виду не потеряли! Тут у
вас на небесах сам бхут ногу сломит!
      -  Это я рванул?! - искренне обижается мой сута. -  Да
будь у меня кони посвежее...
      Жестом  я  останавливаю готовую  вспыхнуть  перепалку.
Брихас  и  Жаворонок уже хлопочут над по-прежнему недвижимым
Опекуном  Мира,  и там я явно лишний. А посему  я  собираюсь
расспросить Равану о последних событиях в Вайкунтхе.
     - Да какие у нас события? - пожимает своими необъятными
плечищами  Равана  в  ответ на мой  вопрос.  -  Сидим  мы  у
"Приюта...",  простоквашу хлебаем... Тут  Опекун  по  дороге
бежит. Простоволосый, взмыленный, прямо не сур-небожитель, а
подпасок,  у  которого  овцу сперли! Подбежал  к  нам,  руки
простер,