тит ее. - Джеймс пожал плечами. - Джона любят все,  даже
мой народ.
   - Да, - удрученно согласился Джаррет. - Если воин снимет с  него  скальп,
то сильно пожалеет об этом, хотя и будет дорожить им до конца своих дней.
   Джеймса пронизала холодная дрожь. Брат совершенно прав.
   - Если Харрингтон выступит с группой сопровождения,  его  не  тронут.  Мы
понесли огромные потери в последнее время, Джаррет, но тем  не  менее  воины
готовы сопротивляться до  скончания  века.  Разве  что  белым  действительно
удастся уничтожить всех индейцев до одного.
   - Джеймс, будь осторожен...
   - Даже тебе придется проявлять осторожность, брат. Стремительно наступает
то время, когда мы уже не сможем защитить друг друга.
   Джаррет вздохнул, стоя у окна, выходившего на заднюю лужайку.
   - Война сюда не придет. Я не допущу этого. - Он вдруг улыбнулся, и только
сейчас Джеймс услышал смех, доносившийся с лужайки. Он  встал  и  подошел  к
брату.
   На лужайке были Тара, Тила и маленькая Дженифер. Задняя  лужайка  пологим
склоном сбегала к деревьям, и женщины  учили  девочку  скатываться  вниз  по
густой зеленой траве.
   - Какое приятное зрелище,  -  заметил  Джаррет.  И  впрямь  было  приятно
смотреть  на  золотоволосую  Тару,  огненно-рыжую  Тилу  и  жгучую  брюнетку
Дженифер, одетых  в  платья  нежных  пастельных  тонов.  Они  выглядели  так
естественно и умиротворенно.
   - Возможно, сегодня я отправлюсь в глубь территории, - проговорил Джеймс.
- Пойду на несколько минут к дочери. Извинишь меня?
   - Разумеется.
   Выйдя  на  крыльцо,  Джеймс  продолжал  наблюдать  за  трио  на  лужайке.
Маленький Йен Маккензи крепко спал в колыбели, не реагируя на шум.
   - Папочка! - радостно закричала девочка, увидев отца, как молния кинулась
к нему и прыгнула на руки. Он крепко прижал ее к себе. Тара и  Тила,  слегка
запыхавшиеся, подошли вслед за Дженифер.
   - Мы скатывались! - сообщила отцу Дженифер.
   - Я видел.
   -  Даже  не  верится,  что  Тила  уговорила  меня  скатиться  оттуда!   -
рассмеялась Тара.
   Дженифер обхватила ручками лицо Джеймса, чтобы привлечь его внимание.
   - С Тилой весело.
   - Пожалуй, попрошу  Дживса  принести  лимонада,  -  сказала  Тара.  -  Но
конечно, найдется и что-нибудь покрепче, если захочешь, Джеймс.
   - Я ничего не хочу, спасибо, Тара.
   Дженифер, поерзав, соскользнула на землю и ушла, держа за  руку  Тару.  У
Джеймса сжалось сердце при виде  удалявшейся  дочери,  но  он  возблагодарил
судьбу за то, что девочка живет в прекрасном доме, окруженная любовью. Между
тем сам Джеймс проводил многие дни без еды и крыши над  головой,  пробираясь
через болота, временами сражаясь или отчаянно пытаясь прекратить сражение.
   - Вам повезло, - обронила Типа. - У вас прекрасный ребенок.
   - Да?
   - Вы сомневаетесь?
   - Нет. Я подумал, не сомневаетесь ли вы.
   - Вы дерзите мне, Маккензи. Он покачал головой.
   - Вы упрямы и наивны, мисс Уоррен. Я постараюсь повлиять на  Харрингтона,
чтобы он благополучно увез вас отсюда.
   - Вы на него повлияете? - Тила усмехнулась. Возможно, она права. На Джона
незачем оказывать влияние, чтобы он женился на Тиле Уоррен.
   - Да, только для того,  чтобы  побыстрее  выдать  вас  замуж,  -  холодно
пояснил он.
   - Маккензи, я же просила не беспокоиться обо мне.
   - Не  могу.  Я  тревожусь  за  ваш  скальп.  Она  вспыхнула  и  вздернула
подбородок.
   - Маккензи, если я захочу, то выйду замуж за Харрингтона, но  никогда  не
сделаю этого  по  распоряжению  другого  мужчины.  И  учтите,  меня  нелегко
обратить в бегство.
   - Вам следует бежать.
   - Мне здесь нравится.
   - Вы еще не видели кровопролития. Она покачала головой:
   - Но я видела закат солнца, необычайно красивых  птиц,  дикие  орхидеи  и
капустные пальмы. Кипарисовые заросли, мох, свисающий с  деревьев  до  самой
воды... - Тила снова  посмотрела  на  него  так,  словно  ощутила  силу  его
взгляда.
   - Вы должны уехать отсюда, пока это возможно.
   - Спасибо за предупреждение. Приму к сведению. - Она направилась к дому.
   Джеймс схватил ее за руку  и  притянул  к  себе,  охваченный  страстью  и
яростью.
   - Черт  бы  вас  побрал,  но  вы  должны  научиться  осторожности!  Я  не
предупреждаю, а утверждаю: если вы не проявите осторожности в  этих  местах,
вам не выбраться отсюда живой.
   Тила вырывалась у него из рук, а Джеймс не мог заставить  себя  отпустить
ее.
   - У вашего брата кожа темнее, чем у вас, Маккензи. Он еще крепче сжал ее.
   - Еще раз коснетесь меня -  и  назад  пути  не  будет.  -  В  его  голосе
прозвучала угроза.
   Девушка вырвала руку и, гордо вскинув голову, пошла к дому.

***

   Вечером, за обедом, Тила сидела напротив Джеймса. Дженифер была здесь же,
поэтому  взрослые  не  затрагивали  серьезных  тем.  Маленькая  девочка  уже
понимала, что такое война, ибо долго жила в  этих  местах.  Считая,  что  ей
лучше не слышать разговоров на эту тему, взрослые завели беседу о  театре  и
музыке, о растениях и животных. И никто не  проронил  ни  слова  об  оружии,
ножах, боях или опасности.
   Джеймс Маккензи держался с дочерью замечательно,  по  мнению  Тилы.  И  с
невесткой тоже. Значит, именно она возбуждала в нем злобу. Что ж, этому есть
объяснение: она невольно прикоснулась к его внутреннему  миру,  вторглась  в
святая святых.
   Танцуя с Джоном Харрингтоном и  наблюдая  за  Джеймсом  прошлым  вечером,
девушка видела, как он беседует со своими знакомыми: любезно, но сдержанно.
   Она видела, как женщины заговаривают с  ним,  следила  за  выражением  их
глаз. Их явно тянуло к Джеймсу, и Тила ощутила нелепые уколы ревности.
   Потом, прошлой ночью,  она  лежала  без  сна,  уставившись  в  потолок  и
вспоминая ощущение от прикосновения его губ. Тиле следовало бы прийти в ужас
от своего поведения. Она всегда держалась уверенно и решительно, но  никогда
не помышляла о том, чтобы так безрассудно вести себя с мужчиной.
   Но что-то совсем новое полностью захватило ее. Девушке  безумно  хотелось
снова прикоснуться к нему, ощутить шелковистость его кожи, почувствовать его
мускулы. Ей нравилось, когда Джеймс смотрел на нее, пусть  даже  насмешливо.
Она хотела узнать этого человека, понять его, заглянуть в  самую  душу.  Эти
мысли обжигали, удивляли и тревожили, но не покидали ее.
   И сейчас, рассказывая об архитектуре Чарлстона, Тила вдруг вспомнила, как
он взял ее руки и опустил их  вниз.  Она  не  забыла,  какой  жар,  жизнь  и
неистовое обещание исходили от его пульсирующей плоти...
   Джеймс хотел отпугнуть ее.
   Она испугалась.
   И все же Тила мечтала прикоснуться к нему.  Щеки  ее  вспыхнули.  Потеряв
аппетит, она положила вилку на стол.
   Джеймс посмотрел  на  нее  так  пристально,  словно  тоже  вспомнил  это.
Черноволосый и смуглый, он выглядел настоящим красавцем в белой  сорочке.  А
голубые глаза серьезно изучали ее.
   - Я должен уехать после обеда, - сообщил он, переводя взгляд  с  Тилы  на
брата. - Прошу прощения, мне  нужно  кое-что  упаковать.  Дженифер,  пойдем,
поможешь отцу, а потом я расскажу тебе сказку и уложу спать.
   - Джеймс. - Тара нахмурилась. - Побудь с нами еще.
   - Вероятно, он не может. Тара, - заметил Джаррет, Она кивнула, попыталась
улыбнуться и отвела глаза.
   - Мисс Уоррен? Тила подняла голову.
   - Рад был познакомиться с вами. Буду молиться о вашей безопасности.
   - А я - о вашей, - любезно ответила она.
   Взяв за руку дочь, он вышел  из  комнаты.  Тила  опустила  глаза,  Джеймс
уезжает. Ей следует радоваться этому. Ведь  иначе  она  могла  бы  совершить
что-то недозволенное. Она могла бы...
   Что? Тила не знала. Впрочем, не важно. Джеймс уезжает. Она никогда раньше
не испытывала ничего подобного и никогда больше  не  испытает.  Ей  хотелось
плакать.
   - Сегодня довольно мрачный вечер, - тихо обронил Джаррет. - Мисс  Уоррен,
с вами все в порядке?
   - Да, да, конечно.., наверное, просто устала.
   - Мы поймем, если вы захотите пойти отдохнуть, - сказала Тара.
   Тила кивнула. Зачем притворяться? Хозяева дома, вероятно, как и  она,  не
прочь уединиться этим вечером.
   - Благодарю вас за гостеприимство. Здесь замечательно.
   - Мы рады, что вам хорошо у нас, - ответила Тара.
   Улыбнувшись, Тила  стремительно  вышла,  поднялась  наверх,  разделась  и
приготовилась ко сну.
   Но неожиданно для себя самой заметалась по комнате.
   В коридоре послышались  шаги,  а  потом  из-за  стены  донеслись  мужские
голоса. Братья прощались.
   "Почему Джаррет отпускает его? - сердито подумала она  и  тут  же  устало
возразила себе:
   - А как он может помешать ему?"
   Тила опустилась на постель, закрыла глаза,  и  по  ее  щекам  заструились
слезы.
   Услышав, что Джаррет простился с братом, девушка кинулась  на  освещенный
луной балкон, а оттуда в комнату.
   Она была пуста. Джеймс уехал.
   Тихо всхлипнув, Тила вернулась к себе и бросилась  на  постель.  Ее  била
дрожь. Закрыв глаза, она проклинала себя за то, что не может сдержать слез.
   Открыв глаза, Тила ахнула. При свете полной луны  она  увидела  в  дверях
балкона его силуэт. Широкоплечий, полуобнаженный, он  стоял  глядя  на  нее.
Тила едва подавила крик, она не сомневалась, что Джеймс видит ее, хотя  сама
не различала черты его лица.
   Казалось, он простоял там неподвижно целую вечность. Уж не привиделось ли
это ей?
   И вдруг Джеймс направился к Тиле.
   Только тут она собралась с духом, вскочила и встала возле кровати, словно
ища защиты от него. Но это не помогло. Джеймс схватил ее за руку и  заключил
девушку в объятия. Сквозь тонкую ткань ночной сорочки она  ощутила  жар  его
обнаженной груди.
   - Вы не смеете, - пробормотала Тила, - не смеете без  разрешения  входить
сюда...
   Но  он  молча  обхватил  ладонями  лицо  Тилы  и  прильнул  к  ее  губам.
Решительно, пылко.
   Дикарь...
   Его горячее дыхание опалило ее.
   - Вы только что были в моей  комнате,  -  глухо  отозвался  он.  -  Зачем
пожаловали?
   - Попрощаться.
   - Нет.
   - Попрощаться!
   - Вы лжете,  Тила.  Вы  хотели  большего.  Гораздо  большего.  А  ведь  я
предупредил вас: еще раз коснетесь - и назад пути не будет.
   - Нет...
   - Зачем вы приходили?
   - Сказать...
   - Зачем вы приходили?
   - Вы уже слышали...
   - Говорите правду!
   - Я пришла...
   - За мной. Вот за этим...
   Он снова прильнул к ее губам. Решительно, пылко, требовательно.
   Тила сжала кулаки, чтобы ударить его,  но  они  безвольно  упали  на  его
сильные мускулистые руки, и пальцы  разжались  сами  собой,  коснувшись  его
кожи. Тила задыхалась. Ей уже было знакомо это ощущение трепета и бьющейся в
висках крови. Его язык проник в ее рот. Влажный и  обжигающий,  он  проникал
все глубже, лишая ее рассудка и сил.  Боже!  Она  уже  отвечала  на  поцелуй
Джеймса! Боже милостивый! Тила не  сопротивлялась,  не  возражала,  она  вся
горела в его объятиях, пробуя...
   Увернувшись  от  натиска  Джеймса,  девушка  открыла  рот,  чтобы   вновь
прошептать "нет". Но это не имело бы никакого смысла. Она не совсем понимала
его яростное проявление страсти, и это немного пугало ее.  Но,  отказавшись,
Тила солгала бы. Что ж, хотя Джеймс почти ненавидит ее,  хотя  он  ворвался,
как ураган в ночи,  Тила  чувствовала,  что  какими-то  непостижимыми  узами
неразрывно связана с  ним  и  вся  ее  жизнь  устремлялась  именно  к  этому
мгновению.
   - Я решил держаться подальше от дома брата. - Его хриплый  шепот,  словно
ласкающий ветерок, коснулся ее щеки. - Но ведь в этом доме  ты.  Твое  место
здесь, на чистых белых простынях, мягких подушках, в теплой, уютной  постели
белого мужчины.
   Его губы, дразня, коснулись ее шеи и двинулись дальше. Типе  хотелось  бы
ответить ему, что ей ничего не нужно и с ним она готова  разделить  ложе  из
травы, лишь бы только он обнимал ее. Но почему-то  трезвые  мысли  бесследно
исчезли.  А  ведь  ей  бы  следовало  оттолкнуть  его,  вспомнив,   как   он
презрительно насмехался над ней...
   Внезапно Тила осознала, что Джеймс  отпустил  ее.  Словно  порывом  ветра
пахнуло на нее, когда он сорвал покрывало с постели.  Лунный  свет  лился  в
окно, и оба они отражались в зеркале, Она видела, что ночная  сорочка  почти
ничего не скрывает: очертания-тела ясно проступали под ней;  грудь  казалась
обнаженной под кружевом. Сорочка была белой,  а  Тила  бледной.  Сияли  лишь
рыжие волосы, водопадом струившиеся по спине.
   Джеймс стоял совсем рядом, не отрывая от нее глаз. Его  черные  как  ночь
волосы ниспадали на бронзовые широкие и мускулистые плечи. Узкие бедра  были
обтянуты бриджами из оленьей кожи. Она подумала,  что  зеркало  подчеркивает
контраст между его силой и мощью и ее хрупкой утонченностью. Джеймс шагнул к
ней; глаза его полыхали синим огнем. Типу пронизала дрожь.
   Его руки легли ей на плечи; его жар, его  запах  соблазняли  и  манили  в
ночной тьме.
   - Подождите! - воскликнула она.
   - Вы заставите меня ждать? - надменно бросил он.
   - Вы сказали...
   - Вы забавлялись, мисс Уоррен, дразнили и мучили меня, и я ушел. А теперь
вернулся. Вы остановите меня?
   Она вздохнула, стараясь не смотреть на огонь, полыхавший в его  глазах  и
все более обжигавший ее. Девушка ахнула, когда пальцы Джеймса  потянулись  к
вороту сорочки, рвущаяся ткань затрещала и  мягко  опустилась  к  ее  ногам.
Словно в забытьи Тила  почувствовала,  что  осталась  совсем  нагой.  Джеймс
подхватил ее на руки, как пушинку, опустил на постель и накрыл своим могучим
телом.
   - Я не позволю вам  насмехаться  надо  мной!  -  воскликнула  она.  -  Не
позволю!
   - Я смеюсь над собой, - прошептал он. - Потому  что  не  покину  Симаррон
сегодня. Я не покину тебя сегодня ночью. Мотылек слишком близко  подлетел  к
пламени свечи.

Глава 6

   Ночь казалась нереальной.  Едва  Джеймс  увидел,  как  Тила  впорхнула  в
комнату, словно заблудший ангел с  огненно-рыжими  волосами,  в  белоснежной
ночной сорочке, все мысли улетучились из его головы.
   Властный инстинкт воспламенил его кровь, тело и душу, заставил его тотчас
последовать  за   девушкой,   подойти   к   ней,   коснуться   ее,   сорвать
девственно-белую одежду и увлечь за собой на мягкую постель.
   То, что он сказал  Тиле,  было  не  совсем  правдой..  Она  действительно
дразнила его, но  ему  не  следовало  приходить.  Но  он  не  хотел  думать,
охваченный мучительным желанием коснуться ее. И ощутить ее  вкус.  Заполнить
себя ею, избавиться от наваждения, освободиться от невидимых  шелковых  пут,
которыми она приковала его к себе. Узнать Тилу. Разгадать ее.
   Однако в душе Джеймс сознавал, что, коснувшись ее, не обретет свободу,  а
возможно, окажется еще сильнее прикованным к ней.
   Лунный свет мягко  струился  в  комнату,  обволакивая  ее  едва  заметной
дымкой. Но почему-то сквозь эту дымку Джеймс особенно отчетливо видел каждый
изгиб ее тела. И от этого  ему  хотелось  вскрикнуть.  Его  рука,  сжимавшая
запястье Типы, опустилась над ее головой. Его кожа казалась особенно  темной
рядом с ее белоснежной кожей,  омытой  лунным  светом.  Шелковистая,  нежная
кожа, как и представлял себе Джеймс. И такими же шелковистыми были  огненные
волосы.
   Свободной рукой он легко провел по ее груди. При свете луны Джеймс видел,
что ее глаза стали темно-зелеными, зрачки  расширились,  но  она  не  отвела
взгляд. Девушка едва  дышала,  но  не  издала  ни  одного  звука.  Он  низко
наклонился и  нашел  ее  губы,  наслаждаясь  их  вкусом,  но  желая  гораздо
большего. К нему  прижималось  нежное  тело.  Пышная  грудь  распаляла  его.
Стройные ноги переплелись с его  ногами.  Плоть  Джеймса  прикасалась  к  ее
животу.
   Лицо Тилы завораживало его. В огромных глазах читался немой вызов. Джеймс
видел  высокие  скулы,  маленький  прямой  нос,  нежный  изгиб   подбородка,
сверкающие волосы, разметавшиеся по  подушке,  слегка  приоткрытые,  влажные
губы. Она прерывисто дышала.
   Взгляд Джеймса скользнул вниз: при свете луны ее кожа казалась еще белее,
а на ее фоне розовели соски.  Он  обхватил  сосок  губами  и  начал  ласкать
языком. Девушка изогнулась, и сдавленный крик вырвался из ее груди.
   Джеймс спустился ниже, прижал губы к ее животу, потом скользнул еще ниже.
Он уже не удерживал запястье Тилы. Его руки  лежали  на  ее  бедрах,  голова
прижималась к животу. Ее пальцы, перебиравшие его  волосы,  напряглись,  она
задрожала, но так  и  не  произнесла  ни  слова,  не  попыталась  остановить
Джеймса.
   Опершись на локоть, он взглянул на нее. Глаза ее  были  закрыты,  длинные
густые ресницы, как опахала, лежали на щеках. Еще  более  побледневшая  Тила
приоткрыла влажные чувственные губы. Взгляд  Джеймса  ласкал  тело  девушки,
наслаждаясь изяществом его изгибов, пышностью и стройностью.  Ее  кожа  -  с
головы до кончиков пальцев - была  прекрасна,  как  слоновая  кость.  Накрыв
рукой треугольник вьющихся ярко-рыжих волос, он провел  по  ним  пальцами  и
проник внутрь.
   Глаза Тилы распахнулись. Быстро нагнувшись, Джеймс припал к  ее  губам  в
сокрушительном натиске, тогда как его пальцы проникали все глубже, лаская  и
изучая  девушку.  Он  так  сильно  сжал  ее!  Жаждал  ощутить  ее,  вдохнуть
женственный аромат! Никогда еще Джеймс не испытывал  такого  всепоглощающего
желания, такой неуемной жажды, такой потребности взять все  -  и  сразу.  Но
прикосновение к ней лишь усилило мучительный жар, охвативший его в первое же
мгновение их встречи. Его плоть  так  напряглась,  что  Джеймс  уже  не  мог
сдерживаться. Приподнявшись, он обхватил ее бедра  и,  лаская  огненно-рыжие
завитки, резким толчком вошел в нее.
   Тила не вскрикнула, не позволила себе проронить ни звука.  Джеймс  и  сам
замер, недоумевая, почему раньше предполагал, что у нее уже  кто-то  был  до
него. При этой мысли он вздрогнул, но уже не смог отступить: эмоции  слишком
захлестнули его. Злость вдруг вскипела в нем. Джеймс злился на  нее  за  то,
что она приблизилась к нему, как мотылек к огню. На самого себя за  то,  что
так безоглядно пленился ею.
   Но сильнее эмоций была бушевавшая в нем безудержная страсть. Он  заставил
себя  прекратить  движения,  чтобы  дать  ее   телу   привыкнуть   к   нему.
Приподнявшись на руках,  Джеймс  посмотрел  в  лицо  девушки,  но  ее  глаза
оставались закрытыми. Только жилка, бившаяся  на  шее,  и  испарина  на  лбу
убедили его, что бледная неподвижная девушка жива. Он хотел что-то  сказать,
но, не найдя подходящих слов, стиснул зубы, сквозь которые прорвался хриплый
звук отчаяния. И тут он проник в нее еще глубже.
   Тила прильнула к нему, разгоряченная, нежная...  Джеймс  хотел  двигаться
медленно, обольщая ее.., но вместо этого сам оказался соблазненным, и  вновь
безудержное желание захлестнуло его. Гладя ягодицы девушки, крепко держа ее,
он проникал все глубже и  глубже,  наконец  заполнил  ее  всю  и  вскрикнул.
Забылась война, забылись белые и краснокожие. Мир словно раскололся от яркой
вспышки, когда волна наслаждения, сотрясавшая  Джеймса,  захлестнула  и  ее.
Крепко держа Типу, он вновь и вновь проникал в нее.
   Потом Джеймс откинулся на подушки рядом с ней. Сердце  его  стучало,  как
молот, тело покрылось испариной, дыхание прерывалось. Он быстро  повернулся,
желая взглянуть на нее. Она так и не вымолвила ни единого слова. И  ни  разу
не  взглянула  на  него.   Отвернувшись,   девушка   свернулась   клубочком.
Разметавшиеся волосы закрыли ее лицо. Он не знал, что чувствует Тила.
   Теперь, удовлетворив желание, Джеймс снова начал упрекать  себя.  Глупец!
Нет! Приподнявшись на локте, Джеймс вновь  скользнул  взглядом  по  изящному
изгибу ее тела, по густым волосам, покрывшим их обоих блестящими волнами. Он
скоро захочет ее. Потом снова и  снова.  Эта  девушка  задела  что-то  очень
сокровенное в  нем.  Она  подобна  наркотику,  который  нельзя  безнаказанно
отведать.
   Что с ним такое, черт побери? Джеймс чуть не  застонал.  В  самый  разгар
войны он овладел белой женщиной! Дочерью Майкла Уоррена.