ти голодали.
   Джеймс пытался сказать что-то ободряющее, как-то оправдать свой народ. Но
можно ли оправдывать войну?
   Наконец ему удалось ускользнуть наверх и взглянуть на крошку  племянника.
Убедившись, что мальчик мирно спит в колыбели у постели матери, он  заглянул
в комнату дочери. Дженифер спала так же спокойно и даже  улыбалась  во  сне.
Темные волосы разметались по подушке вокруг ангельского личика.
   Какой прелестный ребенок! В ней ощущалась белая кровь, несмотря на  явное
сходство с матерью. Янтарные глаза, черные, необычайно густые волосы. Джеймс
поцеловал ее в лоб, и сердце  его  сжалось  при  мысли  об  умерших  жене  и
ребенке.
   В своей  комнате,  которую  всегда  держали  для  него,  Джеймс,  сбросив
парадный сюртук и сорочку с жабо, остался в бриджах и сапогах.  Ночь  манила
его. Он распахнул двери балкона, выходившего на лужайку позади дома -  туда,
где кончались владения Джаррета и начинались заросли  кипарисов,  живописные
холмы, извилистые реки. К востоку лежали когда-то плодородные земли,  теперь
выжженные и опустошенные после того, как индейцев  оттеснили  еще  дальше  к
югу.
   Внезапно услышав какой-то звук, Джеймс оглядел балкон.
   Тила, тоже привлеченная лунным светом,  пока  не  заметила  Джеймса.  Она
осторожно открыла двери спальни, выскользнула  на  балкон,  облокотилась  на
перила, подняла голову и смотрела на луну, поеживаясь от ночного ветерка.
   Ее только что расчесанные и распущенные  волосы,  ниспадающие  на  спину,
заливал лунный свет. Тонкая батистовая сорочка казалась почти прозрачной,  и
Джеймс отчетливо видел высокую пышную грудь, тонкую талию и округлые бедра.
   Она сводила его с ума. Неистовое желание охватило Джеймса.
   - Черт бы ее побрал! - вслух пробормотал он.
   Вздрогнув от испуга, Тила обернулась.
   Он стоял в тени у стены, и, когда сделал  шаг  вперед,  девушка  чуть  не
закричала, но в последний момент подавила крик, быстро прикрыв рот рукой.
   - Что вы здесь делаете? - спросила она, нахмурившись.  Джеймс  указал  на
свою комнату, скрестил руки на груди и, приблизившись, прислонился к перилам
балкона рядом с ней.
   - Здесь моя комната. И это дом моего брата. Он думал, что Тила отойдет от
него, но она не отошла, а стала разглядывать Джеймса.
   - Вы упоминаете брата, когда вам это удобно.
   - Я всегда помню брата.
   - Но считаете возможным грубо обходиться с его гостями.
   - Я редко бываю груб.
   - Приятно, что вы делаете для меня исключение.
   - Мисс Уоррен,  признаться,  вам  следовало  бы  радоваться,  что  первый
индеец, которого вы встретили, был только груб с вами.
   - Если это ваша комната, полагаю, вам лучше вернуться туда.
   - Но это вы помешали моему уединению.
   Она молча посмотрела на него в упор. Ветерок чуть трепал  ее  волосы.  Ее
глаза были спокойными, глубокими и лучистыми, кожа совершенной, как  мрамор.
Под ночной сорочкой вздымалась грудь...
   Охваченный непреодолимым желанием с той минуты, когда впервые увидел  эту
девушку, Джеймс не устоял перед искушением и коснулся пальцами ее щеки. Рука
его легла на плечо Тилы. Он притянул ее к  себе  и  склонил  голову,  мечтая
ощутить вкус ее губ.
   Рот девушки благоухал мятой, источал тепло и чувственность. Прижавшись  к
ее губам, он языком раскрыл их, чувствуя, как его возбужденная плоть  рвется
наружу. Язык Джеймса проникал все глубже и глубже, пальцы погрузились  в  ее
волосы. Удерживая девушку левой рукой, правой он  начал  ласкать  ее  грудь,
потирая сосок.
   Тила напряглась, упершись ладонями в его плечи. Ее  сдавленный  стон  был
заглушен поцелуем.
   Джеймс задрожал от страстного желания.
   Господи, да что же это с  ним?  Он  вдруг  словно  окаменел,  не  обращая
внимания на муку, терзавшую его. Нельзя делать этого! Нельзя!
   Джеймс решительно отстранил от себя трепетавшую Тилу, и она в  оцепенении
посмотрела на него. Отчего она трепещет? Оттого, что  он  коснулся  ее,  или
оттого, что отпустил?
   - Идите к себе, - властно бросил Джеймс. Она направилась к  двери,  слепо
повинуясь ему, но внезапно обернулась и снова приблизилась к Джеймсу.  В  ее
глазах полыхало зеленое пламя.
   - Сэр, белый вы, краснокожий или в пурпурную  крапинку,  но  ведете  себя
крайне дерзко. У вас повадки обезьяны и наглость дикого кабана.  -  С  этими
словами Тила влепила ему пощечину.
   Джеймс, оторопев, инстинктивно схватил ее за руку и  прижал  к  себе.  Он
смотрел в ее глаза - неистовые, бесстрашные, без тени раскаяния.
   Его хватка, вероятно, причинила ей боль, но девушка даже не  поморщилась,
не попыталась сопротивляться. Она лишь с яростью смотрела на него  и  ждала,
когда он отпустит ее.
   - На этот раз, - предупредил Джеймс, - это сойдет вам с рук. Но  помните:
между нами война. Ударьте краснокожего, и он ударит в ответ.
   Взгляд Тилы выразил негодование, но она промолчала.
   - Идите к себе, - бросил Джеймс, отпуская ее. Она  потерла  запястья,  не
отрывая глаз от Джеймса,  и,  резко  повернувшись,  направилась  к  открытым
дверям своей комнаты.
   Однако в дверях высоко подняла голову и снова обернулась.
   - На этот раз я сделаю то, о чем вы столь учтиво просите. Но  между  нами
действительно война. И эта часть балкона  возле  моей  комнаты  -  свободная
территория, ничейная земля. Пока я живу в этом доме, вы не смеете  запрещать
мне бывать здесь, сэр.
   Последние слова она произнесла горячим шепотом, потом вновь  стремительно
повернулась и исчезла в своей комнате, захлопнув за собой дверь.
   Джеймс вернулся к себе.
   Он провел долгую бессонную ночь, испытывая, казалось, все муки ада.

Глава 5

   Сон начинался очень приятно.
   Они находились в самой глубине когда-то прекрасных земель. Населявшие  их
прежде индейцы, коренные жители, почти вымерли,  когда  племя  крик  впервые
увидело пустующие земли и пришло на юг заявить о своем праве на них. В  этих
богатых местах в изобилии водились олени и выдры, птица и рыба.  Плодородная
земля давала обильные урожаи кукурузы и других злаков.  Вокруг  простирались
огромные территории, где можно было поохотиться, порезвиться.., влюбиться.
   Конечно, они принадлежали к разным кланам,  а  мужчине  полагалось  брать
жену из своего клана. Но он знал ее много лет и любил еще с тех  пор,  когда
они были детьми. Он достиг совершеннолетия, семья отца дала ему образование,
а родня матери научила жить на этой земле. Выпив черный напиток,  он  сменил
мальчишеское имя на  имя  мужчины.  На  празднике  Пляска  зеленой  кукурузы
  он
официально назовет ее своей женой. Хотя  прелюбодеяние  каралось  жестоко  -
иногда за это отрезали уши и нос, - секс до брака не считался  порочным.  Им
настало время быть вместе. Они влюбились друг в друга.
   Сквозь ветви деревьев пробивалось солнце. На открытых местах было  жарко,
но в тени прохладно. Они въехали в  лес,  спешились,  напились  из  ручья  и
начали собирать ягоды. Он почти задремал, лежа под  деревом,  когда  услышал
смех девушки и поймал на себе  ее  взгляд.  Когда  она,  снова  засмеявшись,
побежала к реке, он шутливо сказал, что ее ждет расплата за этот смех.
   Девушка бежала стремительно, но он еще быстрее. Он настиг ее на  середине
реки, и даже  сейчас,  во  сне,  помнил  предшествовавшее  этому  мгновение.
Смеясь, она повернулась к нему. При этом  ее  волосы,  темные  как  вороново
крыло,  совершенно  прямые,   ниспадающие   густым   водопадом   до   бедер,
взметнулись, словно черная шаль. Прерывисто дыша, она продолжала смеяться. У
нее не было никаких шансов, и девушка знала это. Она и не хотела ускользнуть
от него.
   Он коснулся ее, и они вместе погрузились  в  прохладную  пенящуюся  воду.
Потом он поднялся, а девушка встала на колени, глядя на него. Он потянулся к
ней и заключил в объятия. В тот день она была во всем  белом.  Он  и  сейчас
помнил, как снял с нее платье и бросил в воду.
   Они любили друг друга в воде, и солнце то освещало их,  то  скрывалось  в
облаках. Потом они лежали под низкими ветвями сосны и строили планы,  как  и
любая молодая влюбленная пара, у которой вся жизнь впереди.
   Они снова смеялись, когда пошли вниз по течению,  чтобы  найти  ее  белое
платье из оленьей кожи.
   Он заметался во сне. Девушка опять убегала. Он пытался поймать ее, но  не
мог догнать. Когда она обернулась, ее смех смолк...
   Она исчезла. Стоя в темноте, он увидел  спину  мужчины.  Белого  мужчины,
стоящего на коленях; плечи его содрогались от рыданий.
   Это был его брат, и Джеймс забрал у него свою жену.
   Она лежала в гробу, который он  и  Джаррет  сделали  из  толстого  ствола
кипариса, как и маленький гробик для Сары. Такой маленький! Детский гробик.
   Джеймс одел Наоми в платье из белой оленьей кожи. Она сохранила его с тех
пор, как они стали мужем и женой. Наоми была прекрасна,  прекрасна  даже  на
смертном  одре.  Никаких  следов  лихорадки  не  осталось.  Платье  отливало
необыкновенной белизной на фоне гладкой бронзовой кожи и  черных  как  смоль
волос.
   Внезапно ему почудилось, будто он  стоит  в  темноте.  Гроб  был  далеко.
Джеймс оставил его в погребальной пещере, затененной деревьями.  Рядом  были
все вещи Наоми: горшки и  сковороды,  одежда,  бусы  и  ожерелья.  Он  видел
пещеру, но чувствовал: что-то не так. Джеймс заглянул в гроб...
   Но в нем лежала не Наоми, а она. Он отчетливо видел каскад ее  сверкающих
рыжих волос. На ней было белое платье с вышивкой и кружевами. Очень бледная,
со скрещенными на груди руками, она вдруг  поняла,  что  лежит  в  гробу,  и
закричала. Гроб наполнялся кровью. Она тянула к нему руки, звала его...
   Джеймс задрожал, обливаясь потом, и проснулся. С трудом переведя дыхание,
он посмотрел в окно: уже занимался рассвет. Застонав,  Джеймс  откинулся  на
подушки. Как ни странно, после ночного кошмара  он  погрузился  в  спокойный
крепкий сон. Он подумал, что вновь грезит, когда послышался стук в дверь.
   - Господин Джеймс, господин  Джеймс,  кофе,  сэр!  Это  наверняка  пришла
помощница кухарки, Долли, пышная женщина, в жилах которой текла багамская  и
индейская кровь.
   - Ну, тогда подавай! - крикнул  Джеймс,  повернувшись  на  бок  спиной  к
двери. Какая жуткая ночь! Но теперь он проснулся и уже  не  заснет.  В  доме
брата он совсем обленится, если не возьмет себя в руки.
   Он вновь закрыл глаза.
   - Черный или со сливками, господин Джеймс? - услышал он у себя за спиной.
Эта чертова женщина никак не оставляла его в покое.
   - Я сам все сделаю, спасибо! - рявкнул Джеймс.
   - Вылить на голову или плеснуть в лицо? - шутливо осведомился голос.
   Джеймс подскочил и повернулся. Мисс Тила  Уоррен,  свежая,  как  весенний
цветок, в желтом муслиновом платье, облегающем высокую грудь, стояла  у  его
кровати с чашкой кофе в руке. У Джеймса возникло  неприятное  опасение,  что
кофе сейчас выплеснут на нижнюю часть его тела.
   -  Если  вы  собираетесь  опрокинуть  на  меня   эту   чашку,   позвольте
посоветовать вам не делать этого.
   - Да что вы, мистер Маккензи! Поскольку я живу в доме  вашего  брата,  то
пытаюсь наладить с вами мирные отношения.
   - М-м, - усомнился он,  натягивая  на  себя  белую  простыню,  ибо  лежал
совершенно нагой, о чем девушка, несомненно, догадалась. Но казалось, ее это
ничуть не смущало. Она спокойно ждала ответа по поводу кофе.
   - Черный! - бросил Джеймс, взяв у Тилы чашку, чтобы она не успела нанести
ему урон.
   Легкая улыбка заиграла у нее на губах.
   - Я не замышляла ничего дурного.
   - Но вы могли случайно...
   - Я очень осторожна.
   - Вы - настоящая южная красавица, и уверен,  все  случайности  планируете
заранее... Вы что, привыкли подавать кофе мужчинам в постель?
   Помолчав, Тила пожала плечами:
   - Вообще-то нет. Прежде мне не представлялось такой возможности.
   - Сомневаюсь, что это подобает столь воспитанной молодой леди.
   - Верно.
   - Увы, мисс Уоррен, боюсь, вам придется гореть в аду.
   - Да, грехов у меня много, поэтому скорее всего это меня и ждет.  Хотя  и
не за то, что принесла вам кофе.
   Джеймс пил кофе, разглядывая девушку, все еще стоявшую у его кровати.  Ее
длинные волосы, тщательно расчесанные, каскадом рассыпались по плечам.  Даже
в будничном платье она выглядела неотразимо.
   Проклятие! Джеймса снова охватило  возбуждение,  и  он  подтянул  колени,
чтобы скрыть это.
   Тила села у него в ногах.
   - Мисс Уоррен, что вы делаете?
   - Пытаюсь заключить мир.
   - Здесь не место...
   - Мистер Маккензи...
   Он поставил чашку на ночной столик и так резко  подался  к  девушке,  что
чуть не сбросил с себя простыню. Обхватив запястья Тилы, Джеймс прижал ее  к
себе.
   - Ну-ка, ну-ка, мисс Уоррен, давайте-ка поговорим начистоту. Я  -  первый
индеец, которого вы видели. Я говорю по-английски. В моих жилах течет  кровь
белых. Вас мучает любопытство, вы  заинтригованы,  может,  даже  испытываете
легкое искушение. Что ж! Тогда прикоснитесь ко мне, пока есть возможность. -
Он провел ее ладонью по своей груди, удерживая  руку  девушки.  Та  пыталась
сопротивляться. - О, посмотрите-ка! Краска  с  моей  кожи  не  стирается.  И
знаете что, мисс Уоррен? Это единственное различие между белыми и индейцами.
А так - те же две руки, две ноги,  один...  -  Джеймс  бросил  выразительный
взгляд в самый низ своего живота. - Не хотите ли убедиться?
   Тила замерла. Глаза ее сузились, но больше она  ничем  не  выказала  свою
ярость.
   - В этом нет необходимости. Наверняка эта штука торчит. Вы несносны.
   - Но вы сами пришли ко мне в спальню! Что скажет ваш жених?
   - У меня нет жениха...
   - Я же говорил вам, что считаю его чертовски хорошим парнем, мисс Уоррен.
Не будьте с ним жестоки, иначе горько раскаетесь.
   - Он - джентльмен и никогда не обидит меня. - Тила  попыталась  отдернуть
руку, но он крепко держал ее. - Почему вы упорно ведете себя как отъявленный
негодяй?
   - Потому что вы играете со мной, мисс Уоррен! - рявкнул Джеймс и отпустил
ее запястье.
   Тила снова попыталась дать  ему  пощечину,  но  он  был  начеку  и  успел
схватить ее за руку.
   - Я же предупреждал, чтобы вы не повторяли этого.
   - Позвольте...
   - Нет, это вы позвольте. Не играйте с огнем. Вам  нужен  мир,  вы  хотите
разнюхивать, выпытывать. Ну, так вы  глупы,  мисс  Уоррен.  И  ручаюсь:  вам
несдобровать.
   - Мистер Маккензи, пожалуйста, не  беспокойтесь  за  меня.  "Да  разве  я
беспокоюсь?" - спросил себя Джеймс. Раздираемый мукой, он скрывал с  помощью
натянутой простыни свое возбуждение, ибо рядом с  ним,  чуть  ли  не  в  его
объятиях, была женщина.
   Он отпустил девушку, свесил ноги, прикрывшись простыней, сел рядом с ней,
прижал руки к вискам, потом снова взглянул на нее.
   - Мисс Уоррен...
   Джеймс умолк. Тила оглядела его плечи и тотчас перевела  взгляд  на  свои
руки, сложенные на коленях. Рыжие локоны закрыли ее лицо.
   - Я и в самом деле пришла мириться, - пробормотала она.
   - Не надо никакого мира. Не пытайтесь установить его. Не  оставайтесь  во
Флориде. Уезжайте домой, в Чарлстон. Это прекрасный город.
   Девушка покачала головой:
   - Я приехала сюда не по своей воле. - Она пожала плечами. - Мне приказали
приехать сюда. Между мной и солдатами, мистер Маккензи, есть много общего. И
они, и я должны беспрекословно исполнять приказы.
   - Если отчим не отправит вас подальше отсюда, значит, он дурак и потеряет
вас. Его ненавидят, поэтому вы в опасности.
   - Он презирает угрозы, мистер Маккензи. И я рада, что  приехала  сюда.  И
пожалуй.., была бы счастлива вполне, если бы не.., а,  не  важно.  Пока  мне
нравится все, что я успела увидеть. Я много читала про Флориду,  очень  хочу
увидеть Сент-Августин, Джэксонвилл, Таллахасси. И не  только.  Я  мечтаю  не
спеша  проплыть  мимо  прибрежных  островков,  поплавать  в  здешних  реках,
увидеть, прочувствовать и испытать все.
   - Вы почувствуете, как с вас снимают скальп, Тила.
   - Может, и нет.
   - Выходите замуж за Харрингтона, если хотите остаться. Он очарован вами и
исполнит любое ваше желание, стоит вам щелкнуть пальцами.
   Она встала.
   - Мне не нужно, чтобы мои желания исполнялись  таким  образом,  Маккензи.
Джон очень хороший. Но я не выйду за него.
   - О? Вы уже решили?
   - Я не люблю его.
   Джеймс засмеялся, и это явно обидело ее. Едва Тила подняла руку,  как  он
снова схватил ее за запястье и притянул к себе.
   - Вы не любите его? Моя дорогая мисс Уоррен! Я знаком с вашим миром,  нам
обоим известно, что брачные союзы не всегда заключаются по любви.  Ваш  отец
нашел для вас очень хорошую,  по  его  мнению,  партию.  Разве  вы  посмеете
возражать?
   - Это не мой выбор, мистер Маккензи.
   - Вы откажете Джону только потому, что ваш отец выбрал его?
   - Отчим.
   - Хорошо, вы откажете Джону только потому, что это выбор вашего отчима?
   - Никто не заставит меня выйти замуж.
   - Нет, - тихо согласился Джеймс. - Джон никогда не принудит вас к  этому.
Но возможно, вам стоит узнать его получше.
   Тила не сводила с него  глаз,  сверкающих,  словно  изумруды.  Ее  локоны
обвились вокруг пальцев Джеймса. Внезапно он поднял руку девушки и прижал ее
ладонь к своей щеке.  Она  не  сопротивлялась.  Мягкие,  как  шелк,  кончики
пальцев заскользили по его лицу. Джеймс хотел оттолкнуть ее руку, но  вместо
этого повернул и, наклонив голову, поцеловал в ладонь,  дразняще  провел  по
ней языком. Услышав тихий вздох и подняв голову, он увидел, что Тила все еще
смотрит на него. Когда Джеймс склонился к ней, она закрыла глаза,  облизнула
губы и приоткрыла их.
   Ему следовало отстранить ее, не поддаваться искушению, дать  понять,  что
ей не разжечь в нем желания...
   Но она разожгла его. Джеймс испытывал голод, доставлявший ему  физические
страдания. От него бросало в дрожь, и он усиливался с каждой встречей.
   Подавшись ближе к Тиле, Джеймс коснулся ее губ. Еще ближе. Он обнял ее  и
крепко поцеловал, гладя лицо, шею.  Он  снова  ощутил  благоухание  мяты,  и
дьявольский огонь забушевал в его крови. Его руки  направляли  Тилу,  и  она
почти опустилась на его постель. Ее волосы накрыли Джеймса, ладони коснулись
его щеки, плеча. В душе Джеймса зашевелилась  тревога,  но  он  подавил  ее,
поймал руку девушки и опустил вниз, прижав ее к своей возбужденной плоти.
   И тут она вырвалась. Ему послышалось "нет".
   Джеймс тотчас отпустил ее и отстранил от себя. Потрясенная, она  даже  не
двинулась.
   - Проклятие, мисс Уоррен, убирайтесь к черту из моей комнаты! Не  играйте
со мной; я не игрушка, которую можно отбросить, пресытившись ею.
   Тила вскочила, явно намереваясь ударить его. Джеймс тоже  вскочил  и,  не
заметив, что простыня упала на пол, решительно подтолкнул девушку к двери.
   - Вон! - Выставив ее в коридор, он закрыл  дверь.  Однако  дверь  тут  же
распахнулась.
   - Прикройте эту чертову штуку! - крикнула Тила, и дверь захлопнулась.
   Он услышал торопливо удалявшиеся шаги, покачал головой и рассмеялся.
   Но смех скоро затих, ибо боль  скрутила  его.  Казалось,  ледяные  пальцы
стиснули сердце Джеймса. Тила действительно играла с огнем, как мотылек,  но
он не знал уже, кто из них обожжется.
   Может, она хотела пофлиртовать с ним, семинолом, чтобы разозлить Уоррена?
Может, все дело в этом?
   Джеймс тихо выругался.
   Ему лучше покинуть дом брата еще до наступления ночи.

***

   Он провел вторую половину дня с Джарретом, рассказывая ему  об  индейцах,
готовых по требованию правительства переселиться на запад.
   Выяснилось, что  Джон  Харрингтон  уже  уехал  в  Тампу  и  проведет  там
несколько дней. Группе солдат морской пехоты, недавно  приписанной  к  базе,
предстояло вместе с Джоном сопровождать Тилу в глубь территории,  на  север.
Это будет долгий и трудный путь для нее.
   - Уоррен - безумец,  -  сказал  Джаррет  брату.  -  Почти  ежедневно  там
происходят стычки. Враждебно настроенные индейцы нападают на фермы, а  белые
в ответ уничтожают их деревни. И он хочет подвергнуть дочь такому испытанию!
   - Харрингтон защи