я, узнал ли он, что она не повиновалась ему.
     Грегори и Брайс уже ожидали их вместе с невысокого роста мужчиной, посланником из Тары. Олаф пригласил всех в залу, подошел к окну и выглянул во внутренний двор. Посланник с тревогой проследил за его взглядом, прочистил горло и начал.
     - Аэд Финнлайт, Ард-Риг Ирландии, просит, чтобы его сын, Брайс и его племянник Грегори из Клоннтайрта вернулись в Тару на рассвете. Приглашены монахи, чтобы служить обедню по душе Лейта Мак-Аэда, и необходимо присутствие всей семьи. - Посланник опять прочистил горло, взглянув на спину Олафа. - Аэд Финнлайт, Ард-Риг Ирландии также просит, чтобы его дочь, Эрин, жена и королева Дублина, тоже присоединилась к ним. Он просит также, чтобы его союзник и его зять из Дублина посетил Тару на досуге, чтобы присоединиться к ежегодному Фаису, законодательному собранию.
     Посланник продолжал, но Эрин больше не слышала его. Домой! Ее мать-как она хотела увидеть ее. И Аэд! Казалось, с их последней встречи прошла вечность. Их расставание было таким горьким. Она так страшно хотела повидаться с отцом, броситься к нему в объятия, ощутить его любовь, позволить ему себя успокоить. Дом. Это место сможет придать ей сил, там она найдет приют и покой... Она снова вернулась к действительности, когда услышала голос Олафа.
     - Боюсь, что я и моя жена не сможем сейчас покинуть Дублин. Я слишком много сражался последнее время, обстановка в городе требует моего присутствия. Я, однако, приложу все усилия, чтобы прибыть к Фаису, и я бы просил передать мою признательность Ард-Ригу за его приглашение присоединиться к ирландским лордам.
     Эрин почувствовала себя так, будто ей нанесли удар ножом в живот. Он не разрешил ей поехать.
     - Олаф, - начал Грегори в ее защиту, спокойно и с достоинством, - Аэд просит, чтобы вся его семья собралась помолиться за ушедшего брата. Мы с Брайсом обязуемся хорошо следить за твоей женой...
     - Олаф... - сказала Эрин. - Я так хочу повидаться с моим отцом.
     Он холодно посмотрел на нее.
     - Мы не будем сейчас больше обсуждать это.
     Он просверлил глазами Грегори и Брайса, и новая волна дрожи пробежала по позвоночнику Эрин, когда она увидела этот взгляд. Олаф знал. Он знал, что ее брат и кузен привели ее спешно в город, но он ничего не сказал, только отпустил гонца. Он прошел за ним к двери, потом обернулся:
     - Нас ждет трапеза. - Он поклонился вежливо, но холодно.
     Эрин заставила себя проглотить обиду, которая нарастала внутри нее и причиняла боль, и кивнула. Она не взглянула на Брайса и Грегори и заспешила из комнаты в большую залу, где заняла свое место за столом. Она не могла смотреть на Олафа. Слезы жгли ей глаза. Викинги и ирландцы заняли свои места, на удивление весело и добродушно перешучиваясь, но Эрин мало что замечала. О Боже милостивый, как она хотела поехать домой, к матери, в Тару, в старинный, величественный и красивый уголок. Как она скучала по Ирландии!
     Ее оторвал от размышлений Эрик, который выбрал место справа от нее; он склонил низко к ней голову и произнес:
     - Интересно, не так ли, моя леди, смотреть на эту залу. Люди стали друзьями здесь. Мы были рождены, чтобы разорвать друг другу глотки, не зная, что мы можем быть такими, как сейчас. Сегодня я провел много времени с твоим братом, обсуждая успехи, которых мы достигли в выведении лошадей; он - ирландец, я - норвежец. Кажется, у нас много общего, у Брайса Мак-Аэда и у меня. А если бы он не был твоим братом, а я братом Олафа, вероятно, мы бы встретились не рядом с лошадьми, а с боевыми топорами в руках.
     - Да, это любопытно, Эрик, и хорошо, когда мужчины не стремятся сразить друг друга, - сказала Эрин, ловя на себе приветливый взгляд Эрика. Он наклонился еще ниже.
     - Все же подумай об этом, Эрин из Тары: мудрейшие люди зачастую бывают глупыми слепцами, потому что действуют напрямик, не от сердца.
     Эрин посмотрела на него с любопытством, удивляясь, почему он так открыто говорит с ней об этом.
     Он слегка улыбнулся, его серо-голубые глаза озорно сверкнули.
     - Но все же, может, брат Волка-единственный, кто схватит его за хвост и заставит подчиниться. - Он подмигнул ей, бросив взгляд на стул своего брата, и принялся есть. Эрин склонила голову и осторожно, вслед за Эриком посмотрела на Олафа.
     Его гранитное лицо было непроницаемым, брови вздернуты, и он мрачно смотрел перед собой. Она еле заметно улыбнулась. Неужели Эрик и в самом деле собирался схватить Волка за хвост? Испытывал ли муж ревность, когда видел ее улыбающейся и непринужденно болтающей с его родным братом?
     Улыбка слетела с губ Эрин, когда Олаф наклонился к ней и тихо сказал:
     - Осторожнее, ирландка, ты считаешь меня за дурака, это уж слишком. Мне хорошо известно, что ты посмела не подчиниться мне, и что твои родственники сделали неверный шаг, пытаясь спасти тебя от моего гнева.
     У Эрин перехватило дыхание, она больше не смогла притронуться к еде. Она откинулась на спинку стула, потом обернулась к нему и тихо попросила:
     - Умоляю тебя, не считай брата и Грегори ответственными за мой поступок.
     Олаф испытующе посмотрел на нее, взгляд его синих глаз по-прежнему был мрачным и даже предостерегающим, как будто он заманивал ее в ловушку и внимательно наблюдал за происходящим.
     - Я ничего не предприму в отношении них, они смелые и решительные юноши, доблестные преданные воины. Они твои родственники, и естественно, что они слепо хотят защитить тебя.
     Эрин пыталась отпить из серебряной чаши, которую она разделяла с Олафом.
     - Возможно, это не слепая любовь, мой лорд, а простое доверие.
     - Доверие, ирландка? - переспросил он вежливо. - Стоило мне отвернуться, и ты тотчас же нарушила мой приказ. Но не в этом дело. Ты невольно помогла мне решить одну проблему. Я, возможно, разрешил бы тебе поехать к отцу в сопровождении братьев. Сегодня благодаря тебе я для себя все окончательно решил.
     Его слова поразили ее, как нож, который воткнули и резко повернули в ране. Она с трудом держала чашу, пальцы дрожали, и мед чуть не выплеснулся через край. Эрин отставила чашу и сцепила руки на коленях, решив заговорить, пока слезы, подступавшие к ее глазам, не вылились в бесполезное рыдание.
     - Это твое последнее слово? - спросила она мрачно. У него на шее бешено бился пульс, но она не видела этого.
     - Вероятно, - ответил он резко, даже раздраженно. - Но это, ирландка, будет зависеть только от того, насколько сильно ты желаешь увидеть свою семью.
     Пораженная его ответом, Эрин быстро взглянула на него, в ее глазах светилась надежда, зарожденная им.
     - Что ты имеешь в виду? - Ее голос прозвучал хрипло.
     Он не ответил. Его взор был прикован к центру залы, где начиналось представление. Эрин посмотрела туда же и сжала зубы от ярости и возмущения.
     Олаф не сводил глаз с поразительной красоты женщины; она танцевала. Ее кожа была цвета меда, миндалевидные глаза - черны как ночь. На ней были шелковые штаны, которые мало что скрывали, и она танцевала под музыку, которую Эрин никогда прежде не слышала. Она двигалась в ритме, который обещал только одно: соблазн.
     "Он отказался от меня. Он отказался от Эрин из Тары".
     Эрин быстро обернулась и заметила нежный взгляд Эрика.
     - Мужчины отвергают такое удовольствие, только когда чувствуют, что владеют более восхитительным сокровищем.
     Эрик улыбнулся и опять начал болтать с норвежцем справа от него, прежде чем она ответила. Эрин взглянула на свою нетронутую пищу, потом на танцовщицу; казалось, у нее нет причины оставаться долее в зале. Олаф вряд ли заметит ее уход.
     Но прежде чем она пошевелилась, Эрин обнаружила его руку на своей и еще раз почувствовала на себе ледяной огонь.
     - Куда это ты собралась бежать, ирландка? - спросил он мягко.
     - Я не убегаю, - с достоинством ответила Эрин. - Я просто устала и хочу найти отдых в моей комнате.
     Он взглянул на нее и медленно убрал свою руку.
     - Ну иди в свою комнату, жена, но подожди меня. Мы должны кое-что обсудить.
     К своему ужасу, Эрин почувствовала, как жар разливается по ее телу при его словах. Как можно ненавидеть и, вместе с тем, жаждать этого мужчину? Желание заставляло ее слабеть.
     - Сдается мне, - сказала она с показным презрением, - что ты наслаждаешься, издеваясь. Нам нечего обсуждать.
     Он улыбнулся.
     - Ирландка, что стоит всегда между нами? Обмен и соглашение. Может так случиться, что ты захочешь поменять все снова.
     - Ты ошибаешься, - прошептала она, едва дыша. - Я не меняла, я была обменена.
     - Может быть, ирландка, увидим. Иди в свою комнату, но подожди меня, я скоро буду.
     Эрин пропустила мимо ушей пожелание Эрика спокойной ночи, поспешно встала из-за стола, прерывисто дыша, прислушиваясь к биению собственного сердца. Она взбежала вверх по лестнице, вошла в свою комнату, быстро закрыла дверь. Эрин почувствовала усталость и спиной прислонилась к двери. О Боже праведный, что это за новое издевательство? Эрин не могла унять дрожь. Она должна сопротивляться, и тем не менее она мучилась вопросом, домогался ли он экзотической танцовщицы или какой-нибудь другой женщины? "Дура", - ругала она себя. Эрин не имела понятия о том, где Олаф проводил ночи с тех пор, как покинул ее постель.
     - Что я делаю? - прошептала она громко. Единственное, на что она была способна - это держаться подальше от него, последняя надежда на сохранение достоинства, тогда как он продолжал обращаться с ней как с пленницей и предательницей.
     Она всхлипнула. Если бы только она могла отправиться домой, ей бы не пришлось узнать, искал ли он другую женщину. Она бы нашла в себе силы и успокоила бы боль, которая глодала ее изнутри. Когда она видела его, то желала его с трепещущей иссушающей страстью. Сколько пройдет времени, пока любовь, которую она яростно пыталась истребить в себе, и страсть, которая постоянно бушевала в ней, опять войдут в свои берега?

ГЛАВА 21

     Эрин смотрела на тонкий яркий месяц. В черном небе блестели звезды. Воздух был холодным, но все же она не могла заставить себя закрыть окно и продолжала дрожать в своей тонкой льняной рубашке. Напряжение в ней все более и более возрастало. Она задрожала, когда услышала, как открылась и закрылась дверь, и новая волна нервной дрожи поднялась в ней.
     Она не обернулась, а ждала, зная, что он прислонился к двери, которую так решительно закрыл, зная, что он смотрит на нее. Она судорожно сглотнула, снова задумавшись, не зная в какую игру он играет, Если он желал ее снова, то ему ничего не стоит осуществить свое желание. Она должна удержаться, но тем не менее она молилась, чтобы он попросил ее об этом. Тогда она снова будет с ним, не уронив своего достоинства.
     - Браво, жена, - заявил он наконец, медленно растягивая слова. - Мне кажется, ты завладела сердцем моего брата. Эрик просто зачарован.
     Эрин пожала плечами, оставаясь стоять спиной к нему.
     - Я нахожу Эрика учтивым и милым.
     - Странно, ведь он мой родственник. Эрин проигнорировала это замечание.
     - Я могла быть более гостеприимной, если бы меня предупредили заранее о его приезде, да и вообще, если бы я знала, что он существует.
     - Ты думала, что викинги действительно порождение дьявола, изрыгнутое на землю, а не рожденные отцом и матерью? Вероятно, ты должна была предположить, что у меня есть семья.
     - Ты никогда не говорил о семье.
     - Ты никогда и не спрашивала.
     Эрин еще раз пожала плечами, дрожа, как вода под порывом ветра, посланным с моря. Они молчали, и Эрин чувствовала, что холод только удлиняет расстояние между ними, и она знала: стоит ей столкнуться со сталью его глаз, как она почувствует, будто прикоснулась к огню.
     Эрин не хотела встречаться со взглядом, который проникал в ее душу, угрожая отнять гордость, обнажить все, что она так отчаянно пыталась скрыть в своем сердце.
     - Закрой ставни, - вдруг приказал он грубо. - Ты хочешь подвергнуть опасности свое здоровье и здоровье моего ребенка?
     Эрин закрыла решетчатые ставни, но продолжала слепо смотреть теперь уже на закрытое окно. Опять воцарилось молчание, такое продолжительное, что ей захотелось сильно ударить в каменную стену и пронзительно закричать.
     - Повернись, Эрин, - тихо приказал он. Она медленно подчинилась, сцепив пальцы, и слегка наклонила голову.
     - Мне будет любопытно узнать, ирландка, почему ты не смотришь мне в лицо. Эрин подняла глаза.
     - А мне будет любопытно узнать, мой лорд, какую игру ты ведешь.
     Олаф поднял вопросительно бровь, выказывая недоумение, скрестил на груди руки и сухо улыбнулся.
     - Боюсь, что тебе придется самой сначала объясниться, если ты хочешь, чтобы я ответил.
     - Хорошо, - сказала она холодно. - Чего ты хочешь, мой лорд? Что мы должны обсудить?
     - Это не я хочу, а ты хочешь.
     Она опять отвернулась от него, глядя на закрытые ставни.
     - Не издевайся надо мной, Олаф. Я не жду, что ты отпустишь меня с Грегори и Брайсом в Тару.
     - Повернись, Эрин, и, пожалуйста, не испытывай мое терпение, постоянно заставляя меня просить об этом. Она повернулась, раздраженно вздохнув.
     - Скажи мне, ирландка, - спросил он мягко. - По кому ты так горюешь? По Лейту или по молодому королю из Коннахта? По брату или по любовнику?
     - Феннен никогда не был моим любовником, - ответила тихо Эрин, - и это тебе хорошо известно. Он слегка склонил голову.
     - Отвечай на мой вопрос. Умоляю тебя.
     - Я скорблю по ним обоим, Олаф, - ответила она спокойно и с достоинством. - По брату, которого я горячо любила много лет, и по другу, который был отважным и заботливым, благородным молодым правителем своего королевства.
     Олаф помолчал мгновение.
     - Об этом я не буду больше говорить с тобой и не буду безжалостно попирать твои чувства, так как боль, которую ты испытываешь, мне хорошо знакома, и не буду поворачивать кинжал, который вонзился в твое сердце.
     Он прокашлялся, как будто это задело его собственные чувства. Его голос резко изменился и стал более привычным - низкий, любезный и циничный.
     - Вопрос в том, ирландка, насколько сильно тебе хочется увидеть родных.
     Ее сердце начало отчаянно биться, когда она обнаружила, что с таким странным взглядом она еще никогда не встречалась. Этот взгляд был отчужденным, но сверлящим.
     - Вероятно, тебе известно, - ответила она, внутренне сожалея, что может говорить лишь шепотом, - как сильно я хочу увидеть отца, увидеть свой дом. Но мы оба знаем, мой лорд, что ты откажешь мне.
     Он не ответил сразу. Он раздевал ее взглядом. Жар окрасил ее тело и щеки румянцем. Она знала, что белье, которое было на ней, прозрачно. При свете свечей под ним хорошо видны ее формы.
     Он снова посмотрел на нее.
     - Может, и нет, ирландка, все зависит от тебя.
     - Ты шутишь.
     - Нет, не шучу. Это зависит от того, что ты мне можешь предложить в обмен.
     - Я не понимаю, зачем ты насмехаешься надо мной, говоря опять об обмене, - едко выкрикнула Эрин, задыхаясь. - Ты хочешь получить взамен мое тело и обещание, что я буду предоставлять тебе его и дальше, и тогда я смогу поехать к отцу домой? Тогда я скажу "да" мой лорд, так как я уже по опыту знаю, что ты всегда поступаешь как тебе нравится независимо от того, что я решу. Ты, однако, мой муж. Я никогда не боролась против тебя.
     Она была удивлена, заметив еле уловимую усмешку.
     - С этим, ирландка, можно поспорить. Но нет, Эрин, я не прошу взамен твоего тела. Я не так глуп, леди, ты не можешь предложить мне то, что и так принадлежит мне.
     Яркий румянец гнева и унижения появился на ее лице.
     - Я умоляю тебя, - отрезала она, - прекрати эти игры, я устала от них. Скажи, могу я поехать, да или нет...
     - Мужчина, - перебил он, - любой мужчина, даже викинг, говорит "да" или "нет", сообразуясь со своим настроением. Если он в хорошем расположении духа, расслаблен и настроен льстить, он, наиболее вероятно, скажет "да". Чем больше он получает удовольствия, тем больше сам стремится угождать.
     - Олаф! - В ее голосе слышалось рыдание и пронзительный крик. - Что ты все же хочешь от меня? Ты говоришь, что мне нечего предложить в обмен...
     - Нет, этого я не говорил...
     Он прервал ее тихим голосом, почти шепотом, и, тем не менее, она отчетливо слышала его. Этот звук разлился жаром по всему ее телу, как его прикосновения.
     - Я сказал только, - продолжал он, шагнув к ней, - что ты не можешь предложить мне то, что и так принадлежит мне. Но я не хочу женщину, которая вынуждена отдаться мне. Не хочу я и ответного чувства, которое доставит удовольствие. Ты однажды сказала мне, что есть то, что можно брать, а есть то, что можно получить. И это очень мудро, ирландка. Ублажи меня, ирландка. Подойди ко мне сама, отдайся мне...
     - Опять ты издеваешься? - резко и холодно сказала она. - Я не могу этого сделать, ведь ты заклеймил меня...
     - А, но это как раз и есть обмен. Один должен отдать что-то, а другой, естественно, это получить. Если ты хочешь поехать в Тару, ты должна поднять мое настроение, так как оно очень мрачно сейчас.
     - Я не могу... - начала она снова, едва дыша, но ее голос смолк, когда он пожал плечами и отвернулся от нее.
     - Тогда, увы, ты останешься в этих стенах.
     - Олаф! - Эрин расцепила пальцы и забарабанила кулаками в каменную стену.
     Он опять повернулся и взглянул на нее.
     - Ты ублюдок! - выкрикнула она.
     - Это твое обычное утверждение. Измученная, она продолжала смотреть на него.
     - Какая разница...
     - О, я полагаю, огромная разница, Эрин. Это сделка. Она продолжала колебаться, как будто ожидала, что время даст ей спасительный ответ.
     - Ты ошибаешься, Олаф, так как, если я сделаю даже шаг тебе навстречу, это будет все равно принуждение.
     - Нет, Эрин. Ты сама выбираешь. Тебе стоит только вечером сказать мне "нет", и я покину комнату.
     - И запретишь мне поехать к отцу! Он пожал плечами.
     - Я опять говорю тебе, мужчина в хорошем и добром настроении гораздо уступчивее. И подумай об этом, Эрин. Ты многого просишь после того, как за моей спиной нарушила мой наказ. Все в твоих силах. Вообще-то, предупреждаю тебя, ты должна удовлетворить меня как следует, так как события дня неблагоприятно сказываются на моем терпении.
     Эрин вонзила ногти в ладони. Казалось, он всегда выигрывает сражения, используя элемент неожиданности, резкий поворот в ходе атаки. Эта атака оставила ее пораженной и беззащитной. Если бы только она могла взглянуть на него бесстрастно и сказать ему, что ни за что не даст ему то, что он просит.
     Олаф действительно делал ее уязвимой и беззащитной. Она была охвачена огнем желания, ей так хотелось сделать шаг... лучше бы он сделал шаг... Это бы не лишило ее гордости. Желание близости затмевало ее разум. Она не могла позволить ему уйти. Ее гордость не шла ни в какое сравнение с тем, что она представляла себе, как Олаф уйдет к экзотической красавице, которая так изумительно танцует.
     Он опустил брови, пожал плечами и повернулся еще раз к двери. Эрин не могла больше колебаться.
     - Олаф! - Ее голос был отчаянным и резким. Он остановился.
     - Я уже все сказал, ирландка, - проговорил он грубо. - Никаких уступок, никаких бесстрастных поцелуев и холодных губ. Ты подойдешь ко мне сама и отдашь себя всю.
     Она задрожала, у нее пересохло горло. "Олаф, - умоляла она про себя, - если бы ты сделал шаг навстречу, ты бы нашел все, что просишь. Я боюсь, боюсь, что не смогу. Я боюсь, что мое отяжелевшее тело не сможет так соблазнить тебя, как то, которое так изящно извивалось в танце..."
     - Эрин!
     Его тихий голос звучал требовательно, и все же она не могла сдвинуться с места. Он заговорил снова, и она поняла, что он действительно мог проникать в ее сердце и ее душу своим синим взглядом.
     - Ты, моя жена; более совершенна и прекрасна для меня сейчас, чем когда-либо. Мой ребенок увеличил твой живот, окрасил твои щеки здоровым румянцем и сделал тяжелой твою грудь. В самом деле, Эрин, когда прид