не кричи и не смейся, ты все преувеличиваешь! Ты должна верить мне, Мойра. Я освобожу тебя от этого страшного викинга.
     Мойра продолжала нервно смеяться. Потом она, взяв себя в руки, произнесла:
     - О, Эрин, Боже упаси. Я не хочу покидать Сигурда. Меня беспокоит только ребенок. Я люблю этого страшного человека.
     Пораженная, Эрин опять встала. Ее голос звучал отстраненно, как будто говорил кто-то другой, бесстрастно и самонадеянно.
     - Если ты любишь Сигурда, - сказала она, - и ждешь от него ребенка, он должен жениться на тебе. Мойра заплакала и засмеялась снова.
     - Я нравлюсь Сигурду, но он не возьмет в жены ирландку. Он же не король, нуждающийся в союзниках.
     - Оставайся здесь, Мойра, - сказала холодно Эрин. - Я скоро вернусь, и мы начнем готовиться к свадьбе.
     Мойра наблюдала, как Эрин покидала комнату, одержимая благородным порывом. Она не могла понять, откуда у ее госпожи взялась такая самоуверенность, и молилась, чтобы произошло чудо.

ГЛАВА 13

     Олаф сидел на своем черном боевом жеребце и смотрел на мужчин, которые упражнялись в искусстве ведения боя. Он наблюдал за Грегори из Клоннтайрта и его двоюродными братьями, королями из Улстера и Тары, с большим интересом. Он был мудр и никогда не умолял силу Аэда Финнлайта. Они действительно зашли в тупик, и надо было выбирать-либо союз, либо смерть. И хотя союз, скрепленный браком, не мог остановить набеги датчан на Эйре, Аэд и Олаф были в относительной безопасности. Соединив свои силы, они стали почти непобедимы.
     Говорили, что Фриггид Кривоногий скрылся на северных территориях, принадлежащих Ниаллу из Улстера. Олаф решил внезапно напасть на датских крыс, и с ним будут люди из Улстера. Этот Фриггид разъедал нутро Олафа, как раковая опухоль. Оба верили, что должны будут встретиться в смертельной схватке, чтобы биться до победы. Гренилде должна быть отомщена, только смерть Фриггида может успокоить боль, которая все еще гложет его сердце.
     Размышления о тяжелой утрате и о расстановке сил постепенно перешли в размышления о его ирландской жене. У него заиграли желваки, когда он подумал об их последней встрече, и он в раздражении зарычал. Он пытался быть терпимым с ней. Он пытался войти в ее положение. Но она постоянно доставляла ему беспокойство. Независимо от того, насколько мягок был ее голос, за ее словами угадывалось лезвие. И несмотря на то, что она притворялась послушной, согласной на компромисс, он понимал, что она, как король, сдается более сильному, все время ища возможность утвердиться. Она могла вывести из себя даже более сдержанного человека своими горящими зелеными глазами, в которых не было и следа покорности, своей притворной мягкостью и непреклонностью, своей непоколебимой гордостью.
     Она откровенно не подчинялась ему, не считая себя его законной женой, унижая его в его собственном доме. Она позволила себе назвать Гренилде "любовницей". Она заслужила его гнев.
     Но почему его так беспокоило то, что он ударил ее? И почему он провел эту ночь в печали перед камином, а не в своей удобной кровати? Потому что она преследовала его ежедневно своей красотой и жизненной силой, и он поклялся держать ее на расстоянии. Ночи становятся пыткой даже в его собственной постели, но он чувствовал, что не хочет никуда уходить, чтобы унять вызванное ею волнение.
     Олаф подумал о женщинах с отвращением. Он не был с Мэгин с тех пор, как согласился на христианскую церемонию, которая сделала Эрин его женой. Гневный вздох вырвался у него. Он подумал, что должен что-нибудь предпринять - по крайней мере, проверить, подтвердится ли то, что она говорила. Он обещал Аэду, что его дочь здесь будут уважать, как и подобает принцессе Тары, и он обещал ирландскому Верховному королю проследить, чтобы другие ее почитали, даже если их отношения не сложатся.
     Оскал Олафа стал менее устрашающим, он повернул лошадь и поскакал с тренировочных полей на самый высокий холм в городе, чтобы обозреть свое королевство. Он не любил, когда его беспокоили из-за домашних хлопот. Это была еще одна - помимо необходимости союза - причина того, что идея взять себе жену пришлась ему по вкусу, даже если он был против этого поначалу.
     Его острый слух уловил топот приближающейся лошади. Он повернулся в своем прекрасном кожаном седле и от удивления оторопел.
     К нему скакала его ирландская жена, которая мучила его и днем и ночью, которая преследовала его в мыслях даже сейчас, заставляя внутренне сожалеть о содеянном. С высоко поднятой головой на идущей легким галопом лошади, она подъехала к нему.
     Она назвала Гренилде его любовницей. Если бы только ее слова не были сказаны с такой жестокостью в порыве отчаяния. Она не могла понять, что Гренилде была для него целым миром... Тем не менее Олаф почтительно ей улыбнулся. Несмотря на вчерашнюю ссору, она что-то хотела просить, так что даже сама пришла к нему. Независимо от того, как сильно он затягивал узду, она не признавала себя побежденной. Конечно, сейчас он сломил бы волю женщины менее решительной, чем прекрасная принцесса Тары, судьба которой, казалось, противостояла ему.
     Он ждал, и, сощурив глаза, смотрел на нее. Еще раз, к своему удивлению, он отметил, как хорошо она ездит верхом. Обычно только воины могли управлять его могучими боевыми лошадьми с такой грациозностью и легкостью.
     Лошадь остановилась в шаге от него. Эрин посмотрела на Олафа, ее эбеновые волосы и фиолетовый плащ гордо развевались на ветру, глаза горели изумрудным огнем.
     - Лорд Олаф, я хочу поговорить с тобой.
     Он наклонил слегка голову, сдерживая смех. Он заметил, что она никогда не называла его мужем - еще один способ дать ему понять, что она не считает его таковым.
     - Есть одна проблема, заслуживающая твоего немедленного внимания. Мойра, моя соотечественница, женщина Сигурда, беременна. Ее захватили в Клоннтайрте несколько лет назад. Насколько я поняла, с тех пор она все время была с Сигурдом, и мое убеждение, что он осквернил ее. Ты заключил мир с моим кузеном Грегори; ты предложил ему восстановить провинцию Клоннтайрт. Мойру следует вознаградить, мой лорд, за ее страдания. Если ты чтишь соглашение, заключенное с моим отцом... - Она остановилась, ее слова, произнесенные с сухим сарказмом, повисли в воздухе, - я настаиваю на том, чтобы ты заставил Сигурда жениться на Мойре. Она никогда не причиняла тебе беспокойства, и несмотря на то, что ее принимали за рабыню, пленницу, хорошо служила тебе и Сигурду. Ты не можешь допустить, чтобы она продолжала страдать от оскорблений других женщин и родила внебрачного ребенка, не принятого ни одной нацией.
     Она закончила свой монолог и посмотрела на Олафа вызывающе, готовая к его возражениям...
     Он поднял золотую бровь над сияющими ледяными глазами.
     - Ты хочешь, чтобы я принудил Сигурда к женитьбе?
     - Да. Меня же принудили.
     Олаф вдруг откинул свою тяжелую голову и засмеялся.
     - Глаз за глаз, принцесса Тары? Эрин на мгновение опустила голову.
     - Нет, мой лорд, у меня нет никаких корыстных целей, я не хочу мстить другим за несправедливость по отношению ко мне.
     Она говорила еле слышным шепотом, но ее голос действовал на него удивительно сильно. Ему вдруг захотелось ударить ее, но еще сильнее хотелось прижаться к ней, почувствовать опять то, что он уже оценил и нашел поразительно совершенным, схватить ее и посмотреть, проникнет ли страсть, которая сверкала в ее глазах, глубже, в ее кровь. Ему хотелось дать ей понять, что он является ее господином и хозяином, и сделал ей большую уступку, оставив ее в покое. Уроки, которые он преподал ей, были довольно мягкими, но у него тоже были кое-какие потребности, и его судьба не была несправедлива к нему.
     Он дернул свою лошадь так сильно, что огромное животное забило копытами и заржало. Он смерил Эрин взглядом, его лицо вдруг стало холодным и тяжелым как сталь.
     Его резкий ответ удивил ее - она никак не ожидала такого поворота.
     - Пусть будет так! - проскрежетал он.
     Обдав ее грязью, Олаф проскакал вниз, к тренировочным полям, чтобы снова принять участие в учениях. Эрин в изумлении смотрела ему вслед, затем резко повернула свою лошадь и поспешила сообщить приятную новость Мойре.
     Она не знала, что он наблюдал, как она скакала легким галопом домой, и что его глаза еще более сузились при виде ее мастерского владения верховой ездой. Она скакала великолепно. Она скакала, как воин.
     Сигурд был вне себя, когда ему приказали жениться. Олаф позволил ему побушевать и только потом напомнил, что они пришли сюда основать королевство. Сигурд выглядел несчастным, и Олафу пришлось немного покричать, после чего рыжеволосый гигант смирился со своей участью.
     Олаф с удивлением отметил, что Сигурд любит эту ирландскую женщину и, если уж на то пошло, гордится, что у него будет ребенок. Это был естественный ход вещей. Олаф предложил ему самому поговорить с леди, и никто не узнает, что эта свадьба - не его собственная затея.
     Олаф тяжело и устало вздохнул. Перед ним встала другая задача, которая не радовала его: предстоял нелегкий разговор с Мэгин.
     Он с гневом покинул свою резиденцию. Он не любил, когда его жизнь отравляли мелкие женские склоки. Но он дал клятву не раздражительной дочери ирландского короля, а самому ирландскому королю.
     Эрин вернулась домой в приподнятом настроении. Возможно, это был приятный момент в ее принудительном замужестве, она могла использовать свою королевскую власть, чтобы помогать своим людям.
     Радость на лице Мойры согрела ей душу. Эрин обнаружила, что еще не разучилась радоваться, и уверила Мойру, что их свадьба состоится этой ночью.
     Когда Мойра ушла, она снова расплакалась, но это были слезы счастья.
     От осознания, что ее влияние растет, у нее кружилась голова сильнее, чем от значительной порции эля. Эрин задумчиво посмотрела на внутренний двор. Ее кровь бурлила, она чувствовала себя замечательно и громко рассмеялась, когда вдруг вспомнила о ночи страданий, которая предшествовала триумфу. Олаф удовлетворил ее просьбу-возможно, потому, что он раскаивался в своей вспышке, в том, что потерял контроль над собой. Но она не станет вместе с другой женщиной управлять своим домом. Она была принцессой Тары.
     Эрин дотронулась до своих щек и вспомнила удар, который он нанес. "Слишком большая плата за чувство победы", - подумала она мрачно. Но он бил ее не из-за Мэгин. Он бил ее за Гренилде, светловолосую красавицу, которую он любил и после ее смерти.
     Вряд ли Олаф питал к Мэгин большое чувство. Она была уверена, что вся любовь, которую Олаф когда-либо испытывал, подарена Гренилде.
     Эрин знала, что Олафу нравится насмехаться над ней. Это была еще одна его стратегия, битва, которую он не собирался проигрывать. Он преподал урок с Фенненом. В уединении, в их спальне, он сразу дал ей понять, кто правит королевством. Но в большой зале, на людях, он всегда был безразличен к ней. Он обещал ее отцу, что ее будут уважать, и хотя он был викингом, он имел понятие о чести.
     Сделает ли он что-нибудь в отношении Мэгин? Интересно будет посмотреть. Она засмеялась вдруг, подумав о том, что Повелитель Волков должен чувствовать себя неловко, выясняя отношения между женой и любовницей. Ее смех смолк, и она подумала: что бы Олаф ни думал о ее чувствах и требованиях, он дал клятву ее отцу.
     Он имел близкие отношения с Мэгин, а эта вынужденная свадьба по договору связала его с ней. В самом деле, проблемы было не избежать. И он собирался выбраться из этого положения сам, если уж попал в такую ситуацию.
     Эрин вдруг побледнела, когда представила, что он мог бы и дальше не замечать всего этого, насмехаясь над ней, продолжая связь с любовницей, которая пытается помыкать его женой.
     "Почему это меня волнует?" - подумала Эрин. Ее гордость требовала удовлетворения. "Я должна досаждать ему снова и снова, - убеждала она себя, - и я не позволю его любовнице превратить мою жизнь в сплошные страдания".
     Позднее, когда она дошла до большой залы и приступила к своим обязанностям, тяготившая ее злоба начала нарастать, несмотря на предстоящую свадьбу, которая знаменовала победу над Олафом. Он пошел на уступки; в свою очередь, она могла бы притвориться внешне смирившейся. Но он узнает. Она была уверена, что никогда, никогда сердцем не примет его, викинга, как своего господина.
     - Олаф! - Мэгин закрыла глаза на секунду, увидев его. - Я очень скучала по тебе, мой лорд.
     Она обвила руками его шею, не подозревая ни о чем, пока он не оттолкнул ее.
     - Ты злоупотребляешь своим положением, Мэгин. Твоя роль сыграна. Я пришел, только чтобы сказать, что я не хочу тебя видеть, и ты должна покинуть Дублин.
     Остолбенев, она побледнела и опустилась на колени.
     - Нет!
     Олаф с раздражением вздохнул и неожиданно почувствовал сожаление. Он поднял Мэгин, посмотрел на нее, сощурившись, и сел на скамью около одного из столов, устало вытянув свои длинные ноги. Он смотрел на стоявшую перед ним женщину, видел ее возбужденные глаза, и это волновало его. Она была напугана. Он не мог и вообразить, что эта боевая женщина могла бояться. Она замерла на мгновение с широко раскрытыми глазами, тяжело дыша. Она напомнила Олафу, что его женитьба связала ему руки.
     Мэгин дарила ему свои ласки на протяжении многих ночей. Если бы не проклятая Эрин! Вдруг Мэгин пожалела о том, что насмехалась над королевой, она вполне могла бы остаться на прежнем месте.
     - Ты не сможешь сделать этого, - сказала Мэгин хрипло. - Ты не сможешь прогнать меня...
     - Боюсь, что смогу, Мэгин. Ты сильно обидела мою жену. - Он говорил спокойно, но она уловила стальные нотки в его голосе, которые означали, что его решение окончательно.
     - Нет! - сказала она в отчаянии, топая ногами. - Я не могу поверить этому! Повелитель Волков идет на поводу маленькой надменной ирландской сучки. Что случилось, мой лорд? Что я могу сделать для тебя? Она не может любить тебя, как я.
     - Она - моя королева, Мэгин, - проговорил Олаф, поднимаясь.
     Мэгин посмотрела на него безнадежно, понимая, что он прогоняет ее. Он был в первую очередь королем и только потом - мужчиной. Сильный, чувственный, но непреклонный, способный уйти и не обернуться.
     - Я позабочусь, чтобы тебе нашли приличный дом, - сказал он все так же спокойно. - И после этого, я думаю, тебе не стоит появляться в большой зале.
     Мэгин все еще не осознавала до конца смысла его слов, пока он не повернулся, чтобы уйти. В отчаянии она бросилась к нему.
     - Ты глупец! Ты не должен покидать меня из-за тощей сучки, которая непременно убьет тебя! Она убежит, Олаф, предупреждаю тебя, она одурачит тебя с первым же мужчиной и будет гордиться изменой, потому что ненавидит тебя!
     Мэгин прижалась к нему, вдыхая запах его мужской плоти, чувствуя его мускулистые руки. Она не могла представить, что не будет больше предвкушать его приход, хотя уже долгое время они не были вместе.
     - Говорю тебе, Олаф, она ненавидит тебя и не может быть тебе приятна! Посмотри в ее зеленые глаза, Олаф, и ты все поймешь. Говорят, что она собиралась выйти замуж за Феннена Мак-Кормака, который все еще в Дублине. Возможно, именно с ним она изменяет тебе с превеликим удовольствием!
     Пальцы Олафа стиснули ее плечи. Он был взволнован ее словами больше, чем можно было ожидать.
     - Я прослежу, чтобы о тебе позаботились, Мэгин. Предупреждаю тебя, пока я не нашел для тебя подходящего жилища, держись подальше от моей жены, которая, что бы ты ни говорила, является королевой Дублина. Она повалилась на пол и зарыдала. Олаф подошел к ней, поднял и отнес на кровать. Он нежно поцеловал ее в лоб и вышел.
     Он думал о Мэгин с сожалением, когда направлялся к своей резиденции. Он приходил к ней удовлетворить естественную потребность любого мужчины, так как Мэгин была женщиной в полном смысле этого слова. Их отношения были чисто физическими, по крайней мере, он так думал. Он сказал ей, что не желает более сильной привязанности, хотя знал, что чувства не поддаются контролю. Гренилде умерла; он осознал это и все же страдал. Он не мог избавиться от этой боли. Как не мог сдержать восхищения при виде своей ирландской жены, красавицы, которая поставила себе цель как можно больнее досадить ему.
     Вдруг он опять вспомнил слова Мэгин. Феннен Мак-Кормак. Ирландский король, с которым Эрин беседовала в зале. Молодой и красивый король; мужчина, который смотрел на нее с таким состраданием и нежностью.
     Он запретил ей разговаривать с Мак-Кормаком, а она попыталась пренебречь его запретом, прежде чем заверила о своей покорности, ибо интересы своего народа она ставит выше собственных симпатий.
     Внезапно ярость охватила Олафа. Была ли в этом обвинении хоть доля истины? Вероятно, нет. Аэд не предложил бы ему дочь, если бы она не была невинна. Хотя отец может не все знать...
     Любила ли Эрин ирландца? Действительно ли она собирается с ним бежать? Может быть, она лежала рядом с ним, с горящими страстью изумрудными глазами, а их тела сплетались под мягкой паутиной ее эбеновых волос? Представляя это, он еще больше выходил из себя. Он вспомнил, как, лежа рядом с ним, она вздрагивала каждый раз, когда нечаянно касалась его тела.
     Он заставил себя успокоиться, удивляясь неожиданному порыву гнева. Он, как ни странно, ревновал женщину, которая всегда приносила ему одни лишь неприятности. Он пожал плечами. Все просто. Он - Волк и король. Викинг. Собственник. Он не чтил законы Брегона. Его жена - его собственность. Если он узнает, что ему изменили, он сначала убьет Мак-Кормака и потом перережет прекрасную, цвета слоновой кости, шею Эрин.
     Олаф вдруг улыбнулся. Мак-Кормак собирается уезжать. Может, его отъезд следует ускорить.
     Король Дублина рассмеялся от удовольствия. "Ты можешь пытаться что-нибудь предпринять, принцесса, - думал он, - но за этим всегда последует ответный удар".
     Олаф начал размышлять о предстоящей ночи. Оценит ли ирландская королева то, что он сделал для нее сегодня? Он усмехнулся. Неизвестно. Но он очень сомневался, что получит в благодарность хотя бы поцелуй.

ГЛАВА 14

     Олаф вошел в большую залу посмотреть, все ли готово к ужину.
     Он быстро огляделся, ища глазами Эрин. Ему хотелось посмотреть, так ли она выполняет свои обязанности. Но она была там, и благодаря ей все было готово к свадьбе.
     Она разговаривала у огня со своим братом Лейтом, но, почувствовав взгляд Олафа, обернулась, пронзив его изумрудными глазами. Она подошла к нему, исполненная достоинства.
     - Лорд Олаф, - прошептала она нарочито сдержанно, ее глаза опустились на мгновение. - Сигурд и Мойра обвенчаются перед ужином, чтобы все собравшиеся могли присутствовать на церемонии, если ты не возражаешь.
     Она подняла глаза, и огонек, блеснувший в них, показал ему, что эта вежливость притворная. Она будет выполнять каждый его приказ, всегда подчиняться, но никогда не примет его внутренне. Она будет упрямо лелеять эту сдержанную холодность.
     - Прекрасно. Начнем.
     Мойра и Сигурд были обвенчаны христианским священником. Потом началось пиршество, и гулянье становилось слишком бурным. Олаф заметил, что его рыжий предводитель краснеет, как мальчишка, а ирландка сияет счастьем.
     Олаф много выпил, и это раздражало его не меньше, чем жена, сидевшая гордо, по-королевски, не обращая на него никакого внимания. Когда он встретился с ней глазами, то увидел торжество победы в ее глазах, и несмотря на намерение остаться верным клятве о мире, ему захотелось вытрясти это превосходство из ее глаз и увидеть в них покорность.
     Он внезапно улыбнулся ей, но его глаза оставались холодными. Он поднял кубок.
     - Выпей со мной, жена, за твою победу и счастливый союз между норвежцем и ирландкой.
     Как он и полагал, она повиновалась, подняв в ответ свой бокал, ее прекрасные губы изобразили подобие улыбки.
     Потом ему опять вспомнились злобные слова Мэгин. "Феннен Мак-Кормак рядом... возможно, их тела переплетаются в любовном пылу... она хочет убить тебя... посмотри в эти зеленые глаза..."