и,  видимо,  совсем
недавно стала заниматься своим ремеслом. Небольшого роста, темноволосая,
стройненькая... Черт побери, все-таки сегодня праздник! А праздников  не
было так давно. "Забудь про все, забудь про войну, забудься на одну  эту
ночь", - уговаривал себя Дэниел.
   Но  забыться  он  не  мог.   Перед   ним   пронеслись   воспоминания:
шелковистые, пылающие словно огонь волосы на  его  бронзовом  от  загара
теле.  И  серебристо-серые  глаза,  и  голос  -  ласкающий,  манящий   и
предающий...
   Нет, он не сможет прикоснуться ни  к  одной  женщине,  пока  либо  не
отомстит, либо не обретет покой.
   - Спасибо, Билли, - тихо сказал Камерон. -  И  вам  спасибо,  молодая
леди, - обернулся он к девушке, - но я.., гм-м.., я уже собрался  спать.
А вам всем счастливого Рождества!
   Билли был явно разочарован, но он уже привык, что  приказы,  отданные
даже самым вежливым тоном,  следует  выполнять  неукоснительно.  Пожелав
командиру спокойной ночи и счастливого Рождества, он ретировался.
   Счастливого Рождества. Да. Где вы  сегодня,  миссис  Келли  Майклсон?
Тепло ли вам в это Рождество и принесло ли оно вам какое-нибудь чудо?
   Прошло Рождество. Наступил новый год. И начались новые битвы.
   Но он пока еще и представить  себе  не  мог,  что  принесет  ему  год
1863-й.
   И только через несколько  месяцев  они  впервые  услышали  о  городке
Геттисберг в Пенсильвании.
 
 
 
Глава 16 
 
Май 1863 года 
 
   - Боже  милосердный,  его  тяжело  ранили!  Джексона  Каменная  Стена
застрелили! - взволнованно прокричал прискакавший верхом  мятежник.  Так
Дэниел впервые услышал о ранении Джексона Каменная Стена.
   "Он выбит из седла, но это еще не значит, что снова не поднимется", -
промелькнула у Камерона-младшего мысль.
   И все же ранение зачастую означает смерть.
   Дэниел диктовал донесение о текущей обстановке Билли Будэну,  который
оказался на редкость умелым писарем. У полковника никогда  еще  не  было
столь расторопного и понятливого порученца.
   Сражение на сегодня закончилось. Такого яростного боя Дэниел  еще  не
видывал. Здесь, в Чанселлорсвилле, Джексон только что завершил  один  из
своих поразительно смелых и ловких маневров.
   Двадцать первого апреля, услышав, что федеральные войска численностью
сто тридцать четыре тысячи человек, которыми теперь  командовал  генерал
Джо Хукер, форсируют реку Раппаханнок,  окружив  Фредериксберг,  генерал
сократил до минимума свидание с супругой и прибыл на передовую.  В  этот
день он впервые увидел свою новорожденную дочь и тем не менее  вернулся,
чтобы принять командование операцией.
   Рассредоточив  силы,  он  направил  часть  на   левый   фланг   войск
генерал-майора Джона Седуика, а большую часть своих людей увел в  глухие
заросли  Спотсильвании.  Эскадроны  Дэниела   погнали   янки   назад   в
Чанселлорсвилль.
   На следующий день Джексон и Ли снова разделили армию.
   Войска Ли встретили Хукера в лобовой атаке, а Джексон, обойдя  Хукера
с фланга, атаковал его  с  тыла,  и  утром  второго  мая  они  полностью
освободили территорию от северян.
   - Солдат! - крикнул Дэниел, делая шаг вперед. - Это  правда?  Джексон
ранен?
   - Тяжело ранен, сэр. Его унесли на ближайшую ферму.
   - Да поможет ему Бог, - пробормотал Камерон.
   - Ваша правда, сэр!
   "Господь  должен  ему  помочь,  потому  что  Каменная  Стена  глубоко
верующий человек", - надеялся Дэниел. Поборник  строгой  дисциплины,  он
многим  казался  странным,  поражая  своим   стоицизмом   и   фанатичной
преданностью долгу.
   А как он нужен Мастеру Бобби Ли!
   Дэниел ничем не мог помочь Джексону, правда, гонцы сновали всю ночь -
сообщали последние сведения о состоянии здоровья генерала.
   К полуночи ему ампутировали руку. "Он еще может  выжить",  -  подумал
Дэниел и не мог не вспомнить наставлений Джесса. Он мог бы выжить,  если
бы в рану не попала инфекция, если бы... Было слишком много  этих  "если
бы".
   Сражение продолжалось в течение третьего и четвертого мая.
   В конце концов Седуик и  Хукер  вынуждены  были  отступить,  и  армия
Потомака отошла на прежние позиции. Победу одержали южане, но  досталась
она слишком дорогой ценой.
   Десятого мая генерал Томас Джексон Каменная Стена умер от  пневмонии,
которая началась у него после хирургической операции. Он умер на руках у
своей обожаемой жены, в полной гармонии с Господом Богом, в которого  он
так глубоко веровал. Но умер солдатом,  который  по-прежнему  был  очень
нужен на поле боя.
   Его оплакивал весь Юг, погрузившись в глубокую скорбь, а больше  всех
оплакивал генерал Роберт Ли. Дэниел уже не раз видел горечь и  печаль  в
серо-голубых глазах генерала Ли при сообщении о смерти  любого  солдата.
Но никогда еще этот галантный джентльмен не выглядел таким подавленным.
   А война тем временем продолжалась.
   Ли снова принял решение перенести боевые действия  на  Север.  На  то
имелись веские  причины,  главная  из  которых  заключалась  в  грабежах
мирного населения. Так пусть уж  лучше  армия  южан  обирает  территорию
Союза.
   К тому же многих северян затянувшаяся война слегка утомила. Маклеллан
- Маленький Мак, - которого Линкольн освободил от  командования  армией,
теперь  вел  против  него  политическую  кампанию.  И  даже  намеревался
выставить  свою  кандидатуру  на  пост  президента  Соединенных  Штатов.
Маклеллан требовал мира. Если бы Ли удалось дать северянам почувствовать
все ужасы и тяготы войны на собственном опыте,  то,  возможно,  северяне
стали бы поддерживать Маклеллана и ратовать за переговоры о мире.  После
этого Конфедерация пошла бы своим особым путем.
   На западном  направлении  войска  Союза  предприняли  наступление  на
Виксберг, штат Миссисипи, потому что река Миссисипи была жизненно важной
артерией Конфедерации.
   Мятежникам надо было, чтобы война закончилась.
   "Скоро мы снова пройдем по Мэриленду", - подумал  Дэниел,  и  горячая
волна прокатилась по всему его телу. Красотка  обещал  ему  предоставить
отпуск. Неизвестно, правда, когда, но главное - чтобы побыстрее.
   "Только бы она меня не забыла, - твердил он. - Только бы помнила, что
я вернусь..." И, как всегда, при мысли об этом сердце его  словно  сжало
тисками.
 
*** 
 
   Забыть его Келли не могла.
   И уж конечно, не могла забыть прекрасное утро двадцать пятого мая.
   Для нее этот день начался так же, как и все остальные: она проснулась
очень рано,  оделась  и  заторопилась  к  скотине.  Первые  схватки  она
почувствовала, когда отмеряла зерно и сено, потом они повторились, когда
она кормила кур. Сначала она не обратила внимания на  схватки,  но  чуть
позже почувствовала дурноту. Рожать ей, наверное, еще  рано.  Она  ждала
его - или ее - появления не раньше июня. В начале июня  миссис  Майклсон
планировала  перебраться  в  город,  чтобы  быть   поближе   к   доктору
Джеммисону. Он, конечно, не одобрял ее поступка,  но  был  порядочным  и
добрым человеком и не допустил бы, чтобы с ней или с невинным  младенцем
что-нибудь случилось.
   Ей еще очень многое предстояло  сделать.  На  огороде  уже  созревали
овощи, пора было делать  заготовки.  Малышу  требовались  теплые  зимние
пеленки, а на днях она еще начала весеннюю генеральную уборку.
   Но уборка может подождать, заготовки - тоже. По правде говоря,  когда
схватки возобновились и острая боль пронзила поясницу и живот, уже ничто
не имело значения.
   Келли  находилась  в  птичнике,  на  заднем  дворе,   и   постаралась
справиться с болью, ухватившись за изгородь. На какое-то  мгновение  она
испугалась, потом до нее медленно дошло, что она, наверное, рожает.
   Боль отступила, прошла бесследно, так что Келли даже удивилась: уж не
почудилось ли ей?
   Наверное, почудилось. Она направилась к колодцу  и,  зачерпнув  воды,
выпила полный ковш. Похоже, самочувствие прекрасное.
   И все же, может быть, ей ненадолго прилечь? Она одна,  и  кому  какое
дело до ее хозяйства?  Из  города  теперь  к  ней  редко  кто  приезжал.
Беременность скрыть невозможно, и когда она изредка ездила  в  город  за
покупками, старые друзья демонстративно отворачивались от нее. "Ерунда!"
- уговаривала она себя, едва сдерживая слезы. Когда закончится  война  и
возвратятся ее братья, она заберет ребенка и уедет отсюда.  Например,  в
Нью-Йорк или Вашингтон.
   Но сначала ей надо увидеться с Дэниелом.
   Зачем? Чтобы извиниться за то, что спровадила его в тюрьму?
   Он сам вернется к ней, чтобы посчитаться. Он ее предупредил.
   Сердце Келли  сжалось,  и  она  постаралась  отогнать  мысли  о  нем,
попыталась забыть и радостное возбуждение, и любовь, и страх. И цвет его
глаз, и чувственную протяжность речи.
   - Перестань! - вслух приказала она себе.
   Но разве можно перестать думать о нем в ее нынешнем состоянии,  когда
люди от нее отвернулись, когда она так отяжелела, что едва волочит ноги?
И когда в ней чувствуется биение новой жизни?
   Пропади они  все  пропадом!  Она  любит  этого  ребенка,  любит  всем
сердцем. Крошечное создание, которое будет нуждаться в ней, будет любить
и верить ей и никогда не осудит.
   Келли двинулась к дому.  Почему-то  кружилась  голова.  Наверное,  ей
все-таки следует прилечь.
   И вдруг она почувствовала, как из нее хлынули  воды,  платье,  нижняя
юбка и панталоны  моментально  промокли.  Она  никогда  не  видела,  как
рождаются дети, однако, прожив всю свою жизнь на  ферме,  хорошо  знала,
что теперь ребенок скоро должен либо появиться на свет, либо погибнуть.
   - Только не это! - простонала женщина.
   Никогда еще она так остро не ощущала свое одиночество и не испытывала
такой паники, иногда ведь родами умирают, причем довольно часто.  Ее  не
страшила сама смерть - она уже похоронила немало людей,  которых  любила
всем сердцем.
   Ее страшила мысль о том, что некому будет позаботиться о ребеночке.
   Она  промокла  насквозь  и  здорово  продрогла,  так  как  утро  было
прохладное. Может, попытаться самой добраться до  города?  Насколько  ей
было известно, роды могут затянуться на несколько часов, так что у  нее,
возможно, еще есть время.
   Но не успела она сделать и шагу, как ее  снова  пронзила  боль.  Боль
была такой  невыносимой,  что  Келли  невольно  вскрикнула  и  согнулась
пополам.
   Неужели такие муки будут продолжаться часами?
   Она стиснула зубы и несколько раз глубоко вздохнула.
   Нет,  поехать  она  никуда  не  сможет.  Ей   надо   поторапливаться.
Во-первых, стерилизовать  нож,  чтобы  перерезать  пуповину,  во-вторых,
приготовить бечевку, чтобы перевязать ее. Нужны также простыни...
   А больше всего ей нужно, чтобы кто-нибудь оказался рядом!
   Напрасно она не подумала, что  ребенок  может  родиться  чуть  раньше
высчитанного ею срока. В воображении Келли проносились  картины  -  одна
страшнее другой. А вдруг родить у нее не хватит сил? А вдруг она истечет
кровью и умрет? Умрет -  и  некому  будет  позаботиться  о  ее  ребенке,
которого она уже горячо любила?
   "Пошевеливайся!" - приказала она себе. И несмотря на то что  боль  ее
еще не отпустила, она поспешила на кухню за ножом. Она приготовила также
чистые простыни  и  салфетки,  а  также  крошечные  детские  одежки  для
новорожденного.
   Держась за стены и дрожа, как сухой листочек на зимнем" ветру,  Келли
двинулась по коридору. И тут ей вдруг ясно привиделся Дэниел, стоявший в
дверном проеме и с улыбочкой наблюдавший за ней. Какая прекрасная улыбка
и какие добрые глаза! Она помнила все до  мельчайших  подробностей.  Его
широкие плечи, бронзовый загар... И его торс - горячий, упругий, мощный.
Она помнила, как сильно хотела его. Хотела так,  что  готова  была  душу
заложить за одно его прикосновение.
   Но она помнила и его гнев, и непрощающий ледяной взгляд.
   Неожиданно ей стало смешно.
   "О Дэниел! Если ты хотел мне отомстить, то  что  может  быть  лучше?!
Сейчас нет на земле человека, который испытывал бы такой  же  ужас,  как
я!"
   Доктор  Джеммисон  на  консультации  смотрел  на  нее  из-под   очков
неодобрительным взглядом, однако предупредил, что  схватки  могут  порой
продолжаться целый день. А когда они  будут  следовать  одна  за  другой
почти без перерыва, это значит, что роды вот-вот начнутся.  Первые  роды
почти всегда бывают затяжными.
   Конечно, возможны исключения.
   - О-о-о! - Смех перешел в вопль, но какая разница?
   Ведь все равно ее никто не услышит.
   Дождавшись, когда боль немного утихла,  Келли  стала  подниматься  по
лестнице в спальню.
   И тут снова началась схватка.  Келли  охватила  паника  -  боль  была
просто невыносимой. Болело ниже поясницы и внизу живота.  Боже,  да  она
просто не выдержит!
   Будь что будет. Надо терпеть, все равно нет выбора.
   Она попробовала встать со ступеньки. Казалось, боль  только  этого  и
ждала - Келли вскрикнула и снова опустилась на  ступеньку,  на  какое-то
время лишившись чувств.
   - Ах, Боже мой, Боже мой! - раздался вдруг чей-то приглушенный  голос
- мягкий и встревоженный.
   Приходя  в  себя,  Келли   услышала   знакомое   цоканье   языком   и
почувствовала прикосновение ласковых рук. Она открыла глаза. Рядом с ней
стояла Хельга Вайс, а за спиной у нее - Руди.
   Хельга, поддерживая  ее,  тихо  приговаривала,  придавая  ей  силу  и
уверенность в себе:
   - Бедное дитя, бедное дитя! Лежит здесь совсем  одна,  вся  промокшая
насквозь, а малыш должен вот-вот появиться на свет. Руди,  надо  отнести
ее в постель. И переодеть во что-нибудь сухое.
   Келли покачала головой и, взглянув на Хельгу, вдруг залилась слезами.
   - Я умру, - всхлипнула она.
   - Нет, нет, не умрете. Хельга с вами.
   Чета Вайс втащила ее вверх по лестнице и уложила  на  кровать.  Потом
Хельга, выпроводив Руди, принялась за работу. В мгновение ока  на  Келли
была надета теплая сухая  рубашка.  Схватки,  правда,  продолжались,  но
миссис  Вайс  отвлекала  роженицу   разговорами,   и   Келли   перестала
паниковать. Схватки непрерывно следовали одна за другой.
   И чем чаще они повторялись, тем больше Келли хотелось,  чтобы  Хельга
просто пристрелила ее.
   Нет! Пусть бы лучше пристрелила Дэниела. Тюрьмы ему мало.  Правильно,
сначала надо пристрелить его, а потом ее.
   - Потерпите, уже скоро! - сказала ей Хельга.
   Келли только огрызнулась.
   Но как бы ни металась и ни орала роженица, как бы ни  Противилась  ее
уговорам, добрая немка была  неизменно  ласкова.  Потом  вдруг  у  Келли
появилось какое-то новое ощущение - отчаянное желание напрячь все силы и
вытолкнуть из себя ребенка.
   - Что мне теперь делать? - умоляюще спросила она Хельгу.
   Женщина опытным взглядом оценила ситуацию  и  улыбнулась,  отбрасывая
упавшие на лицо волосы.
   - Тужьтесь, фрау Майклсон, тужьтесь. Уже  показалась  головка  вашего
малыша.
   Легко сказать! Адские боли по-прежнему не оставляли Келли, а  ей  еще
приходилось тужиться, тужиться, тужиться. Казалось,  она  вот-вот  снова
потеряет сознание от напряжения, но миссис Вайс сообщила, что уже  вышла
головка и одно плечико, а надо, чтобы вышло и другое...
   Затем вдруг раздался крик. Крик ее ребенка!
   Мокрая от пота и слез, Келли откинулась на подушки, н рассмеялась,  и
снова   расплакалась,   охваченная   новыми   ощущениями.   Боже,   этот
трогательный слабый крик! Он проник  в  ее  сердце  и  вызвал  радостное
удивление перед свершившимся чу дом. Плача и  смеясь,  она  протянула  к
Хельге руки. Немка, улыбаясь словно ангел небесный, передала ей  крошку.
Такой красивый!  Немного,  правда,  испачканный,  но  какой  же  он  был
прекрасный! А как громко орал!
   Мальчик!
   - Хельга, у меня родился мальчик!
   - Да, сын. Чудесный маленький сынок.
   Келли уже забыла о боли. Она едва заметила, как Хельга  перерезала  и
перевязала бечевкой пуповину. И  даже  не  обратила  внимания  на  слова
Хельги, что не все еще закончилось и нужно еще, чтобы отделился послед.
   Келли это не волновало. А ведь совсем недавно она готова была умолять
миссис Вайс пристрелить ее!
   Женщина  не  могла  налюбоваться  на  своего  сына:  пересчитала  все
пальчики на руках и ногах и все восторгалась и восторгалась им.
   - Ну хватит, - строго сказала Хельга.  -  Давайте-ка  переоденемся  в
чистую рубашку. А потом я займусь новорожденным: приведу его в  порядок.
Вот увидите, он станет еще красивее!
   Келли закрыла глаза, все еще поражаясь свершившемуся чуду, и, как  ни
странно, тут же заснула.
   Проснувшись, она не сразу поняла, что с ней, а  вспомнив  о  ребенке,
испуганно приподнялась на постели.
   К  счастью,  Хельга  была  рядом:  сидела  с  ребенком  на  руках   в
кресле-качалке возле камина. Она что-то тихо напевала по-немецки.
   - Можно я посмотрю на него? - тихо попросила счастливая мамаша.
   Хельга одарила ее своей доброй улыбкой.
   - Конечно,  скорее  к  маме.  Он  очень  терпеливо  ждал  и,  похоже,
проголодался.
   Келли протянула руки. Едва взглянув на нее, младенец громко закричал.
Хельга рассмеялась, а Келли, повозившись с рубашкой,  неумело  приложила
его к груди.
   Но сын инстинктивно делал  то,  что  нужно.  Широко  раскрытый  ротик
сомкнулся на соске. Первое потягивание, первый глоток вызвали  у  матери
целую бурю неизведанных ранее ощущений, причем  настолько  сильных,  что
глаза вновь наполнились слезами, а сердце буквально растаяло  от  любви.
Дрожащими руками она прикоснулась к его  головке  с  черными  как  смоль
волосиками, затем к ручонке, лежащей на груди. Какие крошечные  и  какие
совершенные пальчики! Прошлое больше не имело  значения.  Пусть  от  нее
отворачиваются,  пусть  ее  презирают!  Главное  -   только   он,   этот
драгоценный малыш. Ее ребенок.
   - А что, если назвать его Джардом? - спросила она у Хельги.
   Хельга пожала плечами:
   - Прекрасное имя. Но может быть, лучше назвать в честь отца?
   Келли опустила глаза.
   - Джардом звали моего отца. Это хорошее имя.
   Ребенок, насытившись, заснул, и Хельга потянулась, чтобы забрать его.
   - Мамочке нужно поспать. Чтобы набраться сил.
   Миссис Вайс устроила мальчику постельку в одном из  ящиков  комода  и
уложила его спать.
   - Я сварила вам суп. Сейчас принесу, - сказала она.
   Боже, какой добротой и заботой окружила ее эта женщина!
   Келли благодарно взяла Хельгу за руку.
   - Спасибо  вам  огромное.  Вы  так  много  для  меня  сделали,  хотя,
наверное, считаете меня.., мое поведение предосудительным, - смутившись,
проговорила роженица.
   Немка улыбнулась:
   - Вокруг так много смертей. А сегодня появился росточек новой  жизни.
Бог послал нам это прекрасное дитя, что же здесь плохого? И я рада,  что
Господь позволил мне присутствовать при  рождении  новой  жизни.  -  Она
пожала Келли руку, и та улыбнулась.
   - Спасибо за все, - снова прошептала она.
   - Надо найти отца ребенка, - чуть помолчав, добавила Хельга.
   - После войны, - кивнула Келли.
   - Он имеет право знать о нем.
   Дэниел? При мысли о Камероне Келли испытала привычную дрожь. Ведь  он
ее ненавидит, он пообещал  вернуться  и  отомстить.  И  она  никогда  не
забудет его взгляд, полный ненависти.
   - Он в тюрьме, - пояснила она миссис Вайс. - Когда воина  закончится,
я разыщу его, обещаю.
   Келли все еще тряслась мелкой дрожью. Впрочем, войне  пока  не  видно
конца. Может быть, Дэниелу будет неинтересно  узнать  о  ребенке?  Может
быть, он даже не пожелает его признать?
   А может, захочет задушить ее и забрать ребенка?
   Она облизала пересохшие губы, впервые порадовавшись тому,  что  война
продолжается. И что, пока идут бои, Дэниел надежно спрятан под замок.
 
*** 
 
   Силы Келли быстро восстанавливались.
   Хельга с Руди пробыли с ней почти неделю,  и  молодая  мамаша  начала
приспосабливаться  к  новому  образу  жизни.  Джард,  конечно,  требовал
внимания, но он в основном спал, и она успевала многое  сделать  за  это
время. Чувствовала Келли себя превосходно и была полна  энергии.  Особое
наслаждение ей доставляли те редкие минутки,  когда  она  просто  лежала
рядом с сын