Тила все же просила Джеймса  не  останавливаться,
ибо на стоянках москиты безжалостно набрасывались на них. Однако, ни на  что
не жалуясь, она  преодолевала  трудности.  Много  раз  они  проезжали  через
покинутые индейские деревни, отмечая, что урожай никто не успел убрать.
   Встречались им и разоренные плантации, где  они  пополняли  свои  скудные
запасы соли, сахара и лекарств. Тила  научилась  пользоваться  одеялом  так,
чтобы оно защищало ее не только от сырости и  холода,  но  и  от  насекомых.
Иногда они проезжали места, кишащие змеями.
   Несмотря ни на что, Тила чувствовала себя счастливой. Если бы  не  страх,
что Джеймса схватят и повесят, она была бы готова странствовать с ним вечно.
   Но все, конечно, изменится с рождением малыша. К ее радости, он вел  себя
все активнее. Джеймс, положив руку на живот Тилы,  улыбался,  но  глаза  его
выражали озабоченность. В эти  мгновения  он  особенно  скучал  о  Дженифер,
страдал, понимая, что навлек на нее столько бед.  Тила  неустанно  повторяла
ему, что девочка  окружена  любовью  и  заботой,  но  все  равно  болезненно
переживает разлуку с отцом. Нередко Тила и Джеймс предавались мечтам о  том,
как будут жить все вместе - с Дженифер и малышом.
   - У Дженифер больше индейской крови, чем у меня, а у  нашего  ребенка  ее
почти не будет, и все же... - задумчиво начал Джеймс.
   - И все же?
   - Одна  капля  индейской  крови  делает  человека  краснокожим,  то  есть
неполноценным для многих белых.
   - Что ж, нашими друзьями станут люди, лишенные расовых предрассудков.
   - Ты живешь в мире фантазий.
   - А другого мира и нет.
   Сейчас,  обследовав  окрестности,  Джеймс  сообщил,  что   они   движутся
параллельно крупным силам армии и нескольким отрядам индейцев.
   - Может, нам лучше остановиться и подождать, пока они проедут? - спросила
Тила, свежуя кролика. Она уже научилась этому и  гордилась  тем,  что  умеет
жарить его над костром.
   Джеймс покачал головой:
   - Думаю, лучше опередить их.
   Поужинав, они лежали, глядя на звезды.
   Ночью хлынул ливень, засверкали молнии, загремел гром.
   В такую погоду они не решились двинуться дальше.
   Джеймс попытался найти укрытие, но, не  обнаружив  его,  быстро  соорудил
шалаш. Через несколько часов шалаш  залило  водой.  Им  пришлось  влезть  на
дерево,  и  Тила  ненадолго  заснула  в  объятиях  Джеймса.  К  утру   дождь
прекратился.
   Джеймс видел, что Тилу нещадно искусали  москиты,  но  она  ни  слова  не
сказала ему об этом. Боясь, как бы у нее не началась лихорадка, он проклинал
себя за то, что взял Тилу с собой. Внезапно открыв глаза, она просияла.
   - Я люблю тебя.
   - Я тоже люблю тебя, - прошептал Джеймс, продолжая проклинать себя.  Любя
Тилу, он ежедневно подвергал ее жизнь опасности.
   - Знаешь что? - Она улыбнулась.
   - Что?
   - Сегодня Рождество.
   - А ты в дикой глуши, где нет ни одного христианина.
   - Это первое Рождество за много лет, когда я проснулась счастливой.
   - И больной, - встревоженно добавил он, услышав, что Тила чихнула.
   - Джеймс, я болела и в Чарлстоне.
   - Мне нечего тебе дать.
   - Сейчас у меня есть все.
   Спрыгнув с дерева, Джеймс помог Типе спуститься.
   - До сих пор мы двигались слишком медленно. Я боялся ехать быстрее. У нас
с Джарретом есть домики у залива, оставленные нам отцом.  Если  нам  удастся
добраться до них...
   - Отлично. Поскачем во весь опор.  В  тот  день  они  выехали  на  тропу,
огибавшую озеро Окичоби. Джеймс, натянув поводья, настороженно огляделся.
   - В чем дело? - спросила Тила.
   - Индейцы. - Он указал на следы копыт, едва заметные в траве. - Лошади..,
неподкованные. Много лошадей. А там.., следы кожаных сапог.  Здесь  много..,
очень много семинолов. - Джеймс бросил на нее пристальный взгляд. - Я отвезу
тебя вон в ту рощу. Оставайся там что бы ни случилось, пока я не вернусь  за
тобой.
   - Но Джеймс...
   - Тила, не  надо!  Я  не  знаю,  что  здесь  происходит.  Пожалуйста,  не
упрямься, послушайся меня. Поклянись!
   - Я.., клянусь. Но где ты будешь?..
   - Я должен все выяснить.
   Джеймс нашел укромное  место  возле  озера  и,  усадив  Тилу  в  развилке
раскидистого дуба, велел ждать его. Поцеловав ее на прощание, он снял с себя
серебряный амулет и надел его на Тилу.
   - Здесь мне ничто не угрожает, а ты можешь оказаться в опасности. Я уведу
лошадь, чтобы никто не заметил тебя. Этот амулет защитит  тебя,  но  все  же
оставайся на дереве.
   - Хорошо. Но... Джеймс?
   - Пожалуйста.., вспомни, сегодня Рождество. Будь осторожна. Ты  для  меня
лучший подарок!
   Джеймс вскочил на коня и, отъехав на  полмили,  привязал  лошадь  Тилы  к
дереву. Следы копыт привели его к поляне,  здесь  он  остановился,  внезапно
поняв, где они оказались, За всю  войну  Джеймс  ни  разу  не  видел  такого
скопления  сил.  Никогда  еще  индейцы  не  готовились  к  битве   с   такой
тщательностью. Озеро осталось позади, а впереди Джеймс увидел высокий  холм.
Повсюду тянулись болота, покрытые осокой. Кое-где ее скосили, чтобы трава не
мешала  вести  огонь.  Осматривая  местность,  Джеймс  краем  глаза  заметил
какое-то движение. Спешившись, он бесшумно устремился вперед, нагнал индейца
в набедренной повязке, прыгнул на него и повалил  на  землю.  Тут  он  узнал
молодого воина: это был Енот из племени Дикого Кота.
   - Бегущий Медведь! Ты пришел сражаться?! - удивился он. - А я решил,  что
это солдат. Мне велели заманить их сюда. Солдат  много.  Еще  один  командир
наступает на нас - Закари Тейлор, но Дикий Кот говорит, что победит его.
   - Значит, сражается Дикий Кот. А кто еще?
   - Арпейка - ну, ты знаешь,  Сэм  Джоунз,  И  Аллигатор  здесь  со  своими
воинами. Нас почти пятьсот человек.

***

   - А у белых? Я знаю, что они направлялись сюда. Сколько их?
   - Наверное, больше тысячи. Но это  не  важно.  Мы  убьем  их,  заманив  в
болото. Кровь смешается с грязью.
   Помогая парню подняться, Джеймс взглянул на небо.
   Солнце стояло в зените. Значит, уже полдень.
   Услышав стрельбу, он обернулся. Выстрелы звучали все ближе.
   Солдаты шли развернутым строем, хотя видели перед собой болото,  поросшее
высокой осокой. Лошадей они оставили, поскольку животные  увязли  бы  здесь.
Выстрелы следовали один за другим.
   Индейцы открыли стрельбу с холма, и белые тотчас ответили им.
   Семинолы издали свой устрашающий боевой клич: "Йохи... йохи..." От одного
этого звука пробирал холод.
   - Уйди с лини огня, Енот, - сказал Джеймс.
   - Я не боюсь...
   - Постарайся выжить и насладиться свободой. Ступай!
   Парень  бросился  в  заросли.  Джеймс  видел,  как  первые  ряды   солдат
сомкнулись, чуть отступили и перегруппировались.
   Еще один батальон пошел в наступление через болото, стреляя,  перезаряжая
ружья и снова стреляя... Солдаты падали, истекая кровью, умирали...
   Затаившись,  Джеймс  некоторое  время  наблюдал  за  происходящим,  потом
поспешил к своему коню. Вскочив на него, он заметил, что еще  один  батальон
заходит с правого фланга. Тут Джеймс  понял,  что  вскоре  повсюду  начнется
рукопашный бой. Даже там, где он оставил Типу.

***

   Тила, услышав первые выстрелы, хотела спрыгнуть с дерева,  однако  Джеймс
велел ей ждать. Он умеет сражаться  и  знает,  как  уцелеть.  Значит,  нужно
повиноваться ему.
   Выстрелы звучали все ближе и ближе. Тила услышала крики на языке мускоги.
Она знала  несколько  слов,  но  сейчас  не  понимала,  что  произносят  эти
возбужденные громкие голоса.
   Раздались крики боли. Стало быть, пули  достигли  цели.  Затем  наступила
тишина, а потом...
   Снова выстрелы и жуткие вопли индейских воинов перед атакой.
   Совсем рядом с ней вдруг заговорили по-английски;
   - Теперь осторожнее, ребята. Мы отрезаны. Бегите на высотку, прячьтесь за
деревьями. Перезарядите ружья и готовьтесь открыть огонь по моей команде.
   Тила оторопела, узнав этот голос. Высокий, растрепанный, покрытый  грязью
и кровью молодой человек вел десяток солдат в рощицу,  простиравшуюся  перед
ней.
   Джон Харрингтон!
   Его люди быстро заняли позиции,  с  непостижимой  быстротой  перезарядили
ружья. Они раздирали зубами полотняные мешки с  порохом.  Металл  скрежетал,
когда они загоняли пули в ружья.
   Семинолы вновь издали боевой клич.  Тила  обмерла  от  ужаса  и  чуть  не
закричала, - когда обнаженные, раскрашенные индейцы кинулись к холму.
   Прогремели выстрелы, и три индейца упали.  Три  индейца,  следовавшие  за
упавшими, прицелились.
   Молодой солдат, стоявший под деревом, вскрикнул: его ранили в плечо. Джон
отчаянно выругался, когда пуля угодила ему в руку. Еще один солдат упал,  не
издав ни звука.
   Индейцы были уже повсюду. Начался рукопашный бой.
   Солдаты пустили в бой сабли, ножи, приклады. Индейцы  наступали.  Солдаты
сражались отважно. Падали и индейцы, и белые. Джон стоял под дубом,  отдавая
приказы своим людям:
   - Отступайте к востоку, соединитесь  с  основными  силами.  Едва  солдаты
устремились на восток, два индейца бросились за ними. Еще двое уставились на
Джона, зловеще улыбаясь. Джон здоровой рукой поднял ружье, как  дубинку.  Он
смотрел в лицо смерти.
   Вдруг Джон покачнулся и упал. Индейцы с воплями подскочили к нему.
   Объятая ужасом, Тида, не думая о последствиях, соскользнула  с  дерева  и
закрыла собой Джона. Подняв голову,  она  увидела  удивленные  взгляды  двух
индейских воинов. Только тут она поняла, что они сейчас прикончат не  только
Джона, но и ее. А потом скальпируют.
   - Нет! - Она вскочила, но ни на шаг не отошла от лежавшего в беспамятстве
Джона.
   Внезапно тот открыл глаза, и в них мелькнул ужас.
   - Типа! Тила, ради Бога. Дикари убьют тебя! Как ты  попала  сюда?  Уж  не
умер ли я?
   - Ты не умер. Молчи!
   Она вытащила амулет Джеймса и показала его индейцам.
   Лица их выразили удивление. Один из индейцев подошел  к  ней  и  потрогал
серебряный полумесяц. Тила затаила дыхание, пока они говорили друг с другом.
Но когда один повысил голос, она отступила. И тут раздался грохот копыт.
   Джеймс вылетел на поляну, спешился  и,  держа  в  руке  нож,  бросился  к
индейцам. Он прокричал что-то на языке мускоги, яростно  и  властно.  Джеймс
взмахнул ножом: это означало, что индейцы должны уйти.
   Хотя его голос звучал уверенно, Тила видела, как он боится за нее. Джон с
трудом поднялся.
   - Джеймс, друг мой, уведи отсюда Тилу...
   Один из индейцев бросился  на  Джеймса.  Тот,  оттолкнув  Тилу  к  Джону,
уклонился от удара. Пнув индейца ногой в живот, он подмял  его  и  ударил  о
дерево. Индеец рухнул на землю.
   Второй индеец, издав боевой клич, кинулся на Джеймса,  и  они  сцепились,
клубком покатившись по земле. Тила схватила ружье  Джона,  дрожащими  руками
зарядила его, но не решилась выстрелить, опасаясь ранить Джеймса.
   Вдруг индеец взвыл от боли: Джеймс, пытаясь выбить нож, сломал ему  руку.
Джеймс вскочил, закричал на воина и поднял  его  на  ноги.  Минуту  постояв,
ошеломленный индеец кинулся в чащу.
   - Вы спасли мне жизнь. - Джон прислонился к стволу дуба, но тут глаза его
закрылись, и он упал без сознания.
   - Ты покинула укрытие! - гневно воскликнул Джеймс.
   - Мне пришлось, иначе они убили бы  Джона.  Джеймс  опустился  на  колени
перед раненым другом.
   - Ему прострелили руку, он потерял много крови, - пояснила Тила.
   - Позволь оторвать кусок твоей нижней юбки.
   - У меня осталось немного серы, нужно обработать  рану.  Джеймс  разорвал
мундир Джона и очистил рану. Тила с радостью убедилась, что  кость  цела,  и
наложила жгут.
   - Что ты им сказал? - спросила она. - Как заставил их уйти?
   - Я сказал им, что наступают солдаты.
   - Прекрасно.
   - Но это правда. Тила вздрогнула:
   - О Боже, что же нам делать? Мы же не можем оставить Джона! Вдруг солдаты
пройдут мимо, не заметив его? Тогда он умрет.
   - Да.
   - Но.., но нам нужно ехать...
   - Мы никуда не поедем, - твердо сказал Джеймс.
   - Что?! - Тила не верила своим ушам. - Но это безумие! Необходимо  что-то
придумать, иначе тебя схватят! О нет, мы должны уйти!..
   Безумие? Да, она права, но Джеймс внезапно принял решение.
   - Мы никуда не поедем. Прости, любовь моя, но мы не вправе оставить Джона
умирать. И еще...
   - Что? - прошептала она.
   - Я причиняю вред тебе, Тила. И нашему ребенку.
   - Но...
   - Я устал от этого. Не то чтобы я хотел жить в другом месте, но  не  хочу
больше убегать. Когда-то я считал бегство своим единственным шансом. Даже  в
отсутствие Оцеолы индейские вожди знают, что  я  им  не  враг.  Более  того,
понимают, что я стою гораздо больше живой, чем мертвый, и никогда не нарушаю
слова. Сейчас я намерен доказать белым, что ни в чем не виноват.
   - Но тебя обвиняют в ужасных деяниях, а мы сейчас на поле боя...
   - Я готов предстать перед всеми и доказать, что все это - ложь.
   - Джеймс, тебя будут судить, и неизвестно...
   - У меня есть надежда. Ты дала мне ее. Благодаря тебе я поверил, что есть
справедливые  люди  независимо  от  цвета  кожи.  -  Джеймс  прижал  к  себе
пораженную Тилу. - Нам нельзя упустить этот шанс. Я сделаю все ради тебя. Но
и ты поверь в меня. Поверь, что я останусь таким же  сильным  в  твоем  мире
цивилизованной жестокости, как и в своем.
   Она пристально вгляделась в Джеймса и, улыбнувшись, поцеловала его.
   - Я верю! О Господи, конечно же, верю!
   И тут они услышали топот копыт.
   Это приближались солдаты.
   - Позови их, Тила, - сказал Джеймс.
   - Я верю! - горячо прошептала она  и  громко  позвала  солдат  на  помощь
Джону.

Глава 28

   Хотя битву при Окичоби нельзя было назвать  решающей  победой,  никто  не
сомневался, что командующий армией  Закари  Тейлор,  новый  человек  в  этой
войне, услышит похвалы и более того - получит повышение.
   В этом сражении, одном из крупнейших, индейцы с самого начала знали,  что
силы белых  значительно  превосходят  их,  но  полагались  на  свою  обычную
тактику: они быстро наносили удары и исчезали в чаще. Это  всегда  приносило
им успех, и они рассчитывали, что, воюя на болотах,  сумеют  победить  и  на
этот раз. В конце концов, однако, их фронт  был  прорван.  И  все  же  белые
понесли куда большие потери. Поэтому, хотя солдаты и захватили много пленных
и  скота,  сражение  привело  не  к  окончанию  войны,  а   лишь   усугубило
противостояние.
   Джон, придя в сознание, рассказал солдатам, что Джеймс  не  участвовал  в
сражении на стороне индейцев, напротив, дрался  с  ними,  чтобы  спасти  ему
жизнь. Джошуа Брэндейс работал в госпитале, куда  доставили  Джона.  И  хотя
судьба Джеймса все еще была неясна, он остался в госпитале вместе  с  Тилой,
помогая ей ухаживать за ранеными.
   Джеймса удивляло, что большинство командиров относились к нему не  просто
хорошо, но с уважением. Он встретился с Эрнандесом и Закари Тейлором, и  они
обещали  ему  содействовать   тому,   чтобы   судебное   разбирательство   в
Сент-Августине было справедливым.
   - Позвольте дать вам совет, господин Маккензи, - сказал ему Тейлор.
   - Да, сэр?
   - Заключите христианский брак с мисс Уоррен до судебного разбирательства.
Надеюсь, вы ничего не имеете против такой церемонии?
   - Нет, конечно, однако надо спросить, согласна ли мисс Уоррен.
   Тиле, видимо, не сообщили о том, зачем командующий вызвал ее из госпиталя
и пригласил к себе в палатку, поэтому она вошла очень встревоженная. И когда
суровый Закари Тейлор спросил мисс Уоррен, согласна ли она  выйти  замуж  за
Джеймса Маккензи,  отца  ее  будущего  ребенка,  Тила  испытала  неимоверное
облегчение и едва не лишилась чувств.
   Джеймс, подхватив ее, усмехнулся:
   - Ты предпочла бы, чтобы меня повесили?
   - Свадьба... Джеймс! Мы правда поженимся?
   - Как только ты дашь согласие, - О, я согласна!
   В палатку пригласили капеллана полка, худого доброго человека, уверенного
в том, что Господь проявляет милосердие ко всем людям. Их быстро  обвенчали,
а  несколько  затянувшийся  поцелуй   вызвал   одобрительные   улыбки   всех
собравшихся. Потом Типа отправилась в госпиталь, а Джеймса взяли под стражу.
   В Сент-Августине,  представ  перед  военным  судом,  Джеймс  изложил  все
обстоятельства дела с предельной честностью. Он стремился к этому ради  себя
самого, ради любви к матери, в память о боготворимом им  отце,  ради  брата,
всю жизнь помогавшего ему. Ради жены и будущего ребенка.  Ради  дочери  и  в
память о Наоми.
   - Еще до моего рождения отец приехал сюда, чтобы  жить  с  этим  народом.
Индейцы радушно приняли его, утешали чужого человека, скорбящего по  умершей
жене. Господа, я слышал утверждения, будто семинолы здесь такие  же  чужаки,
как и белые, и поэтому их следует без колебаний изгонять отсюда. Это нелепое
заблуждение. Когда мой отец приехал на землю криков,  наш  народ  уже  целое
столетие бежал к югу, бежал от белых людей.
   Одни белые приезжали сюда учиться, другие  с  захватническими  целями.  В
силу своего происхождения я чувствовал весь ужас этой войны. Мною руководили
не ненависть к одной из сторон, а любовь к обеим. Когда началась война,  мне
показалось, будто в меня вонзили кинжал.  Я  сразу  понял,  что  обречен  на
гибель в этом конфликте двух миров, если не буду  следовать  велениям  своей
совести. Я действительно отказался воевать против индейцев, но  ни  разу  не
присоединился ни к одному отряду, чтобы сражаться с народом моего  брата.  Я
считаю себя другом вождя Оцеолы, однако многих из тех, кого встречал в  доме
моего брата, тоже могу  назвать  своими  друзьями.  Кое-кто  говорит,  будто
сегодня я  намерен  просить  пощады.  Нет,  это  не  так.  Я  требую  только
справедливости. Я не виновен в расправе у  форта  Деливеренс,  где  оказался
случайно и спас жизнь моей жене. Я признаю,  что  убил  Майкла  Уоррена,  но
прошу учесть обстоятельства. Десять свидетелей подтвердят, что я убил его  в
целях самозащиты.
   Джеймс стоял в  импровизированном  судебном  зале.  Сам  генерал  Джесэп,
печальный, усталый, похожий на старого бульдога, восседал за столом вместе с
генералом Эрнандесом, капитаном Моррисоном  и  молодым  армейским  адвокатом
Питом Хардингом. Забинтованного Джона Харрингтона принесли на носилках.
   Генерал Джесэп распорядился, чтобы слушания  были  закрытыми,  но  о  них
узнали, и зал был заполнен не только военными и репортерами, но  и  жителями
Сент-Августина. Умолкнув, Джеймс услышал скрип  карандашей  по  бумаге:  это
художники старались запечатлеть происходящее.
   Сначала Джеймс оделся как  обычно:  брюки  европейского  покроя,  сапоги,
повязка на голове и серебряный медальон, подаренный ему  Оцеолой  много  лет
назад, тот самый, что спас Типу от беды. Но Джаррет просил  брата  доказать,
что он способен жить и в мире белых  людей.  Поэтому  Джеймс  надел  сюртук,
белую сорочку и собрал волосы в косичку на затылке. Ему не  раз  приходилось
выступать с речами, и он не сомневался, что покажет себя с хорошей  стороны.
Джеймс также полагал, что более всего ему на руку сыграют нынешние трудности
Джесэпа.
   Газетчики вцепились в генерала мертвой хваткой. Многих белых, кого  ранее
не смущала жестокость по отношению к семинолам, крайне  неприятно  поразило,
что Джесэп велел схватить Оцеолу, явившегося на переговоры под белым флагом.
Взрыв возмущения прокатился по всей стране, страсти еще не улеглись.
   - Я требую справедливости, поскольку это мое право. Но даже ради спасения
жизни я не соглашусь охотиться за  индейскими  вождями,  как  гончая,  и  не
предам тех, кто обратится ко мне  за  помощью.  Точно  так  же,  господа,  я
никогда не обману доверия и не предам белых друзей.  Полагаю,  многие  здесь
это подтвердят. Господа, моя судьба в ваших руках. Моя душа принадлежит лишь
мне одному.
   Когда Джеймс произнес заключительные слова,  в  зале  воцарилась  мертвая
тишина, но потом поднялся невообразимый шум.
   До выступления Джеймса его обвиняли в убийстве и в том,  что  он  устроил
резню. В защиту Джеймса выступили Джаррет,