как припозднившиеся одинокие мужчины начали оказывать ей все более назойливые знаки внимания, Кэссиди поняла: откладывать возвращение уже небезопасно.
     И вот, оттолкнувшись от стены, она стянула с плеч пиджак и небрежно бросила его На спинку стула. Затем осторожно, на цыпочках, прокралась по устланному коврами холлу. Лишь добравшись до двери собственной спальни, она услышала доносившиеся с другого конца коридора голоса. Приглушенные и зловещие. Первым она узнала голос Шона; язык ее отца слегка заплетался, очевидно, Шон перебрал своего любимого ирландского виски. Тьернан отвечал ему вполголоса. Говорил он медленно и с расстановкой. Словно гипнотизировал.
     Кэссиди уже открыла дверь, собираясь уединиться в тиши своей комнаты, когда вдруг явственно расслышала свое имя. Это ее и доконало, ведь и более стойкие женщины, чем она, в подобных случаях поддавались соблазну подслушать, о чем идет речь.
     Она осторожно прокралась по коридору. Мужчины находились в кабинете Шона, дверь которого была чуть приоткрыта. В кабинете царил полумрак, а запах ирландского виски проникал даже в коридор. До ушей Кэссиди донеслось тихое звяканье льда о стекло. Ну да, Тьернан предпочитал виски со льдом, машинально отметила про себя Кэссиди. Ее отец всегда пил неразбавленное виски.
     - ...не уверен, что она на это пойдет, - сказал он, слегка повысив голос. - Моя дочка ведь себе на уме, всегда такой была. В мать свою пошла, хотя в отличие от Алисы, редкостной стервы, у Кэссиди доброе сердце. С другой стороны, она может запросто оторвать яйца любому мужику, который на нее не так посмотрит. Характерец у нее еще тот, это вы учтите.
     - Вы меня запугиваете? - Ричард Тьернан говорил гораздо тише, но тем не менее Кэссиди явственно различала каждое его слово.
     Шон фыркнул.
     - Я просто предупреждаю вас, что она отнюдь не такая легкая добыча, какой может показаться. Вдобавок я совершенно не гарантирую, что она останется здесь хоть на день дольше, чем захочет сама. Верность семье - качество ныне забытое. В первую очередь Кэсс интересует она сама, а отец с матерью остаются на втором плане.
     - Очень практично с ее стороны, - сказал Тьернан.
     - Ничего другого ей не остается, - согласился Шон. - Тем более что ее мать - штучка еще похлеще, чем я, тут уж можете мне поверить.
     - Трудно представить, - усмехнулся Тьернан.
     - Я немного пораскинул мозгами, - продолжил Шон, пропустив выпад Тьернана мимо ушей. - Послушайте, как вы отнесетесь к тому, если я посоветуюсь со своим издателем? В Нью-Йорке наверняка найдется не одна сотня амбициозных красоток, которые пойдут на все, чтобы поучаствовать в нашем проекте.
     - Меня не интересуют амбициозные красотки, - отрезал Тьернан.
     - Слушайте, Ричард, - язык Шона заплетался все сильнее, - я не хочу, чтобы с моей дочкой что-нибудь случилось.
     Воцарилось молчание. Кровь бросилась в лицо Кэссиди. С остановившимся сердцем она ожидала ответа Тьернана. Пусть скажет хоть что-нибудь, пусть хоть как-то прояснит, что за чертовщина тут творится. Зачем все-таки Шон вызвал ее сюда? Неужто и вправду собрался возложить ее на жертвенный алтарь? Бросить на растерзание Ричарду Тьернану?
     Наконец после затянувшегося молчания Тьернан заговорил, и разочарованию Кэссиди не было предела.
     - Идите спать, Шон, - произнес Тьернан. - Ваша дочь - настоящий жаворонок и в девять утра уже наверняка примется за работу.
     - Кэсси совершенно наплевать на такие жизненные реалии, как бессонница, похмелье или трепетное ожидание прихода музы, - пьяно пробормотал Шон. - Она существует как бы в другом измерении.
     - Боюсь, у меня не так много времени, чтобы тратить его впустую, Шон, - сказал Тьернан. - Поэтому я ее прекрасно понимаю.
     - Тогда можете начать работать вдвоем, не дожидаясь меня, - предложил Шон.
     Снова молчание. Затем голос Тьернана:
     - Это вам решать, Шон.
     - Я уже решил. Мабри, между прочим, совсем меня допекла. Почему-то вы ей очень приглянулись. И что в вас находят все эти женщины? Вы их просто очаровываете.
     - Ваша дочь другого мнения.
     - Черта с два! Я знаю ее как облупленную. Просто она упряма, как сотня ослов, и сопротивляется до последнего. Но я никогда еще не видел, чтобы она смотрела на кого-нибудь такими глазами, как на вас.
     Чтобы не запротестовать вслух, Кэссиди пришлось сделать над собой усилие. Словно прикованная к своему месту, она с колотящимся сердцем продолжала подслушивать.
     - И как, по-вашему, она на меня смотрит? - произнес Тьернан. В голосе его отчетливо слышалась насмешка - от стыда Кэссиди готова была провалиться сквозь землю. Щеки ее заполыхали.
     - Я сам пытался в этом разобраться, - ответил Шон, - но еще до конца не понял. Пожалуй, это можно сравнить с тем, как мальчик вожделенно любуется игрушечной железной дорогой, о которой давно мечтал, но которая ему недоступна.
     - Почему? - холодно осведомился Тьернан.
     - Она ему не по карману. - Шон шумно прихлебнул виски, и его речь стала еще более бессвязной. - С другой стороны, мне приходит на ум, как посетители разглядывают белых медведей в зоосаде Центрального парка. Насколько мне известно, эти медведи совершенно безобидные, однако люди, глядя на них, поневоле вспоминают медведя из Бруклинского зоопарка, который сожрал двоих неосторожных детишек.
     Кэссиди слушала его пьяную болтовню со все нарастающим возмущением, тогда как голос Тьернана становился все более насмешливым.
     - Значит, по-вашему, для вашей дочери я желанная игрушка, которую она не может себе позволить и которая со временем превратится в монстра и сожрет ее. Так, что ли?
     - А вы как считаете?
     - Я считаю, что вам пора идти спать.
     Вздох. Затем:
     - Да, вы правы. Мабри, наверное, уже недоумевает, куда я мог запропаститься.
     - Это вряд ли, - усмехнулся Тьернан. - Она наверняка привыкла к вашим чудачествам.
     Кэссиди быстро метнулась к ближайшему дверному проему. Кухня была погружена во мрак. Затаившись в углу, Кэссиди сидела ни жива ни мертва.
     Меж тем Шон выбрался в коридор. Выглядел он странно. Всклокоченные седые волосы торчали во все стороны, а под темными ввалившимися глазами чернели круги. Впервые, пожалуй, он выглядел старым и изможденным. Даже когда отец скрылся из виду, Кэссиди побоялась выйти в коридор. Мало ли, вдруг она наткнется там на Ричарда Тьернана? Планировка у старой квартиры была довольно необычная - комнаты располагались по кругу, - и Кэссиди могла, ничем не рискуя, пройти через кухню, миновать кладовую и выйти в холл, а оттуда уже незаметно пробраться в свою спальню.
     Она тенью скользнула к кладовой, подавив желание открыть холодильник. Целый день кусок не лез ей в горло, а теперь вдруг в желудке начались голодные рези, но Кэссиди все же взяла себя в руки и рисковать не стала. Она не хотела оставаться в этой кухне ни минуты. Ее злой гений, похоже, обладал особым нюхом и неизменно заставал ее там.
     В холле было темно, сюда из гостиной проникали лишь тусклые отблески уличных фонарей. Кэссиди на цыпочках устремилась к своей спальне и вдруг замерла как вкопанная, с трудом удержавшись от крика.
     - Кэссиди, - промолвил Тьернан, крепко сжимая рукой ее запястье. Неслышной тенью он вырос из тьмы и теперь возвышался над ней, почти незримый. Кэссиди казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. - Ну как, стоила овчинка выделки? - насмешливо спросил Тьернан. - Что-нибудь интересное услышали?
     Кэссиди рывком высвободила руку.
     - Что вы имеете в виду? - срывающимся голосом спросила она.
     - Не притворяйтесь, что не понимаете, Кэссиди, - снисходительно произнес Тьернан. - Вам это не идет. Я знаю: вы стояли за дверью кабинета и слушали пьяные разглагольствования своего отца. Что вы вынесли из всего нашего разговора?
     Кэссиди скрестила на груди руки; ее бросало то в жар, то в холод.
     - Даже не знаю, что и подумать, - промолвила она с подкупающей искренностью. - Чего именно, по-вашему, ждет от меня Шон? Какой помощи? Редакторской, секретарской? Или какой-то иной?
     - Какой-то иной, - преспокойно ответил Тьернан, глаза которого странно блеснули. Кэссиди вспыхнула.
     - Это исключено! - гневно отрезала она.
     - Объясните это своему отцу, - посоветовал Тьернан.
     Кэссиди мысленно порадовалась, что разговор их происходит в темноте, в противном случае Тьернан заметил бы, как пылают ее щеки.
     - Да, вы правы, - сказала она, невесело усмехнувшись. - Приняв решение, Шон идет напролом. Мнение других людей его уже не волнует. И вам никогда не убедить его, что мои прелести вас не интересуют.
     - Они меня очень даже интересуют.
     Воцарившееся молчание, казалось, можно было пощупать. Оно нависло над ними подобно толстому и непроницаемому куполу. Кэссиди всем телом ощущала присутствие Ричарда Тьернана. Он стоял, рядом, близко, но жар, исходивший от его тела, достигая ее, почему-то пробирал морозцем по коже. Наконец, не выдержав, Кэссиди нервно хихикнула.
     - Вы знаете, в первое мгновение мне показалось даже, что вы не шутите, - пролепетала она, умирая от страха. Вот сейчас он ответит, что вовсе не шутил.
     - Где вы пропадали весь вечер? - спросил вместо этого Тьернан.
     - Ходила по магазинам, - ответила, пожав плечами, Кэссиди. - Потом в кино зашла, потом в ресторан. Я ведь редко выбираюсь в Нью-Йорк, так что не смогла устоять перед посещением "Блумис". Впрочем, я так ничего там и не купила, да и фильм оказался довольно дрянной, а потом, не встретив даже в парке ни одного знакомого лица, я что-то совсем загрустила и...
     - И повесила нос, - закончил за нее Тьернан. - Скажите, Кэссиди, ваша совесть чиста?
     - Да, а что? - изумленно спросила Кэссиди.
     - Сам не знаю. Просто мне почему-то кажется, что за всю свою жизнь вы никогда не сталкивались со злом и коварством. Если, конечно, не считать знакомства со мной.
     Кэссиди нервно сглотнула комок.
     - А вы коварный?
     Тьернан пропустил ее вопрос мимо ушей.
     - Позвольте дать вам совет, Кэссиди. Если вы что-нибудь натворили и должны непременно наврать с три короба, чтобы оправдаться, то фокус заключается в том, чтобы говорить как можно меньше. Оправдываться вовсе не обязательно. А потом, ответив на основные вопросы, просто наберите в рот воды.
     - Я буду иметь это в виду, - пролепетала Кэссиди. - А вы именно так себя вели, когда вас арестовали?
     В темноте она скорее почувствовала, нежели разглядела, как он по-волчьи ощерился.
     - Спокойной ночи, Кэссиди.
     Тьернан растворился во мраке, и до ушей Кэссиди донесся еле слышный скрип двери его спальни. На мгновение она зажмурилась, шумно выдохнула и разжала кулаки. Она даже не заметила, в каком диком напряжении находилась.
     Да, Тьернан все-таки ухитрился влезть к ней в душу. Даже при иных, более нормальных обстоятельствах Кэссиди находила бы его волнующим. Она твердо решила, что, попадись Тьернан ей на пути где-нибудь в обычной жизни, например в Балтиморе, она бы сделала все возможное, чтобы держаться от него подальше. Шестое чувство, присущее некоторым женщинам, подсказывало Кэссиди, что Тьернан представляет слишком серьезную угрозу для тихой и размеренной жизни, которую она вела там, вдали от властного и непомерно требовательного отца. Угрозу для образа ее мыслей. Возможно, даже для самого ее дальнейшего существования.
     В квартире отца избежать встречи попросту невозможно. Как невозможно избежать тягостных мыслей по поводу неотвратимого наказания, нависшего над Тьернаном дамокловым мечом...
     И все же почему ее так притягивал этот загадочный человек? В самом ли деле есть в нем нечто зловещее, или он просто по какой-то лишь ему понятной причине пытался произвести на нее такое впечатление?
     Спасти его она, конечно же, не могла. Это не в ее силах. Кэссиди поняла это довольно рано, еще наблюдая, как губит себя пьянством мать или как медленно, но верно разрушает свою душу Шон. Нет, спасти их она была не в состоянии, но вот спастись сама еще могла. Подумав, Кэссиди решила даже, что вообще давно разучилась заботиться о ком-либо, кроме себя.
     И все же было в Ричарде Тьернане нечто дьявольски таинственное и притягательное. Однако чем быстрее она сумеет отгородиться от него бетонной стеной, тем легче и спокойнее станет ее существование.

***

     До чего же легко оказалось ею манипулировать! Другого на месте Ричарда разочаровала бы легкость, с которой Кэссиди поддавалась на его чары, но Тьернана в этой женщине восхищало все, даже ее предсказуемость. Хотя, кто знает, может, на самом деле она вовсе не такая уж и предсказуемая? Может, он пока недостаточно знает ее? Или знает только поверхностно?
     Впрочем, в одном Тьернан был уверен: попытайся он усилить натиск, и Кэссиди сбежит. Он ее сразу раскусил. Вот почему он держался настолько осторожно, превозмогая свои желания и даже не пытаясь закручивать гайки. Да, с Кэссиди следовало держаться тактично и деликатно. Одним неосторожным движением или даже словом он мог поставить под угрозу весь свой замысел. А ставки в этой игре были слишком высоки, чтобы рисковать.
     Только действуя медленно, ненавязчиво и расчетливо, он мог надеяться покорить Кэссиди и завлечь ее в свои сети. А потом, когда она опомнится, будет уже поздно.
     Выдержке и терпению Тьернана можно было только позавидовать. В течение двух дней он часами напролет просиживал в кресле, обтянутом зеленой кожей, и наблюдал сквозь полусомкнутые ресницы, как Кэссиди с Шоном спорят о том, какой должна быть его новая книга. Его поражало, что Кэссиди до сих пор так и не догадалась, какую роль отвели они ей с ее отцом. Нет, она должна, просто обязана если не догадаться, то хотя бы заподозрить, что цель романа Шона состояла вовсе не в том, чтобы доказать невиновность Ричарда Тьернана! Тем более поразительно, если учесть, что о невинности во всей колоссальной квартире Шона напоминали только глаза Кэссиди - зеленые и огромные, как у испуганной лани.
     В эти два дня Тьернан намеренно избегал общения с Кэссиди, надеясь, что она успокоится и обретет ощущение безопасности. Ложной безопасности. Он слышал, как по ночам она, мучаясь от бессонницы, на цыпочках прокрадывалась в кухню, открывала холодильник, грела молоко, однако из спальни не выходил, лежал с закрытыми глазами, вспоминая, как обрисовывались контуры роскошного и сильного тела Кэссиди под тонкой тканью ночной рубашки, как она пыталась запахнуть халат, защищаясь от его нескромного взора. Тьернана так и подмывало выйти в кухню и слизать молоко с пухлых трепещущих губ Кэссиди, задрать подол ночной рубашки и прижаться к ее обнаженному жаркому телу. Но он заставлял себя не трогаться с места и лишь прислушивался к доносящимся из кухни звукам, представляя себе Кэссиди. Он не пытался спрашивать себя, из-за чего она не спит по ночам. Он это прекрасно знал. Он делал все для того, чтобы все было именно так, а не иначе.
     Но отведенное ему время стремительно истекало. Он не мог ждать ее до бесконечности. По ночам, втайне от Кэссиди, Шон писал свой роман с бешеной, просто нечеловеческой скоростью, строчил как одержимый. Тьернан рассчитал, что черновой вариант романа будет закончен задолго до окончания срока, отведенного ему постановлением суда. Рано или поздно Кэссиди увидит рукопись, и вот тогда разразится такая буря, что всем чертям тошно станет.
     Нет, он должен во что бы то ни стало опередить Кэссиди. Овладеть дочерью Шона О'Рурка, прежде чем она прочитает рукопись. Он должен, пока не поздно, испытать ее, а потом привязать к себе. Только Кэссиди могла дать ему то, что было ему более всего необходимо. И не имело значения, что для достижения своей цели ему придется бросить Кэссиди на жертвенный алтарь. Он был готов без всяких колебаний пожертвовать ею. Но только вначале следовало удостовериться, что и сама она к этому готова.
     - Беллингем звонил, - внезапно возвестил Шон, когда минуло уже три дня после приезда Кэссиди в Нью-Йорк.
     Ричард приподнял голову и оторвался от книги. Занятную компанию представляли они в последнее время. Кэссиди разбирала бумаги и изучала документы, Шон днями и ночами просиживал за портативным компьютером, Ричард же читал все подряд - от учебника астрономии и детективных романов до документальных книг по криминалистике, написанных Джо Мак-Гинниссом. Частенько Тьернан украдкой поглядывал на нее. Он прекрасно понимал, что она чувствует на себе его взгляд, но ни разу не позволил перехватить его. Но вот теперь он уставился на Кэссиди уже в открытую. Ее огненные волосы были собраны в пучок на затылке, косметики на лице почти не было, а на щеках полыхали яркие веснушки. Кэссиди с утра была в просторном свитере (намеренно, чтобы выглядеть как можно менее привлекательной, решил Тьернан) и брюках защитного цвета. Ему вдруг безумно захотелось полюбоваться на ее ноги.
     - А кто такой Беллингем? - осведомилась она.
     - Марк Беллингем - мой адвокат, - ответил Ричард.
     - Если верить стенограмме, то это не так, - возразила Кэссиди. - С самого первого дня ваши интересы в суде представлял Харрисон Мэттьюс с целой ратью помощников. Весьма впечатляющая команда. Я в первый раз слышу, что Мэттьюс проиграл дело в суде.
     - Вы, видимо, еще не дошли до конца стенограммы, - спокойно ответил Тьернан. - А Мэттьюс еще до сих пор не проиграл ни одного дела. Мой тесть сразу же нанял его для моей защиты. Однако затем, решив, что я виновен, он перестал оплачивать его счета, и Мэттьюс отошел от моего дела. Вот тогда мне и пришлось прибегнуть к услугам Марка. Он весьма сведущ в своем деле и вдобавок еще и приходится мне старым другом.
     - А почему вы не попытались оспорить приговор из-за нарушения процедуры? - спросила Кэссиди. - По меньшей мере, вам удалось бы выиграть время...
     - Я не хотел затягивать вынесение приговора.
     Кэссиди изумленно воззрилась на него.
     - Почему?
     - Время не имело для меня ровным счетом никакого значения. Суд присяжных либо признал бы виновным, либо оправдал. Два года лишней судейской тягомотины ничего принципиально не изменили бы.
     - Кто знает, - задумчиво промолвила Кэссиди.
     - Да, но мне это ни к чему, - отрезал Тьернан.
     Кэссиди умолкла. Тьернану отчаянно хотелось продолжить разговор. В выразительных глазах Кэссиди читалось нескрываемое сочувствие. Она видела в нем мужчину, в одночасье и самым трагическим образом потерявшего беременную жену и детей, и ей наверняка хотелось пожалеть его, прижать его голову к груди и приголубить. Мысль эта немало позабавила Тьернана. Кэссиди, вероятно, пожалела бы и гремучую змею, которая по рассеянности укусила скорпиона.
     - Я отказал Беллингему во встрече, - произнес Шон. - Терпеть не могу, когда меня отвлекают в процессе работы.
     - Кстати, когда ты покажешь мне рукопись?
     Шон уставился на дочь с таким недоумением, словно у нее отросла вторая голова.
     - Показать тебе рукопись? - тупо переспросил он.
     - Ну да, - нетерпеливо ответила Кэссиди, - рукопись. Я хочу почитать ее. Разве не для того я здесь? Возможно, я и правда замечательная секретарша, но главная моя специальность - редактура. Ты это еще не забыл?
     - Ты отлично знаешь, что я терпеть не могу, когда кто-то пялится мне через плечо во время работы! - рявкнул Шон. - Я дам тебе рукопись, когда закончу.
     Кэссиди со вздохом поднялась из-за стола.
     - В таком случаю я возвращаюсь в Мэриленд, а ты дашь мне знать, когда закончишь. Я не собираюсь тратить время на перекладывание бумажек с места на место, покуда ты общаешься со своей музой. - И она решительно направилась к двери.
     - Кэссиди, вернись! - загремел Шон, но дочь уже скрылась в коридоре. Он со вздохом посмотрел на Тьернана. - Никогда не заводите детей, Ричард. Они жалят больнее шершня.
     - Боюсь, в этой жизни мне уже не представится такая возможность, - холодно ответил ему Тьернан, откладывая книгу в сторону. - Ну так что, вы позволите ей уехать?
     На лице Шона отразились смешанные чувства гнева, озабоченности и сожаления.
     - Не знаю даже, удастся ли мне остановить ее, - ск