углу встроенного шкафа, нацепить на себя последние остатки анонимности. Едва проснувшись поутру, он решил, что попытается усыпить бдительность Энни Сазерленд, наговорив всякой чепухи, а потом отошлет назад, к Мартину. Почему, в конце концов, он должен за неё отвечать? Мартин с ней спит, так пусть сам её и успокаивает. Пусть убедит, что все её опасения беспочвенны, порождены лишь её воспаленным воображением. А последнее письмо Уина не содержит ничего, кроме обычных отцовских наставлений, и в нем даже намека нет на приближающуюся кончину.
     Маккинли до сих пор не мог понять, почему Мартин отослал к нему Энни. Мартин никогда не делал ничего против своей воли, а от поездки Энни в Мексику он уж точно ничего не выигрывал. А вот проиграть мог. Возможно, он рассчитывал, что, застав Маккинли в пьяном угаре, Энни тут же развернется и помчится назад, искать утешения в его объятиях.
     Но все могло обстоять и иначе. В отличие от Джеймса, Мартин оставался в центре событий и куда больше знал о том, что творится вокруг. Возможно, он надеялся, что Маккинли суметь защитить Энни лучше, чем он сам. Либо, как это не раз бывало и в прошлом, сделав вид, что сам ничего не знает, он обеспечил себя алиби. Дополнительную страховку от разоблачения. Никакой весточки он с Энни не прислал, а возможности связаться с ним и спросить напрямую, у Джеймса не было. По крайней мере, не подставляя Мартина.
     Словом, рассчитывать он мог лишь на себя самого. Да еще, оказавшись с ярмом на шее. Ярмом, задававшим чертовски много вопросов. Эх, дорого бы он дал, чтобы переубедить Энни.
     Но теперь об этом и мечтать не приходилось. Он выболтал Энни слишком много, и уже никогда не сумеет убедить её, что болтал просто так, по пьяной лавочке. Тем более что никогда прежде не позволял спиртному развязывать себе язык.
     Определенно, со смертью Уина в нем что-то сломалось, и годы тренировки пошли коту под хвост. Один лишь разгневанный взгляд Энни Сазерленд, и он уже спешит выложить ей все секреты.
     Нет, все-таки до этого он ещё не докатился. И всю правду не скажет ей никогда. Даже если придется самому убить её.
     Энни стояла, прижавшись спиной к стене, и смотрела на него с таким ужасом, точно перед ней был Квазимодо. Что ж, мрачно подумал он, понимает хоть, что это не шутки.
     А ведь и в самом деле хотел к ней прикоснуться, и это закончилось бы плачевно для них обоих. Маккинли и сам толком не знал, что бы с ней сделал. Возможно - и самое худшее. Прикрыл бы навеки эти голубые глаза, которые заглянули туда, куда не положено.
     А, может, просто поцеловал бы её.
     Маккинли уже не мог вспомнить, когда целовал женщину в последний раз. В сексе он привык обходиться без поцелуев, и целоваться его совершенно не тянуло. Исключая Энни Сазерленд. Ее он давно мечтал поцеловать. Всегда.
     - Пожалуй, я пойду прогуляюсь, - дрожащим голоском промолвила Энни. Как она ни старалась, скрыть сковавший её страх ей не удавалось. - Хочу свежим воздухом подышать.
     - Нет.
     - Что значит - нет? - разгневанно вскричала Энни. - Не стану же я сидеть в этой хибаре, пока вы решаете, страдаю ли я манией преследования...
     - Гулять здесь небезопасно. Если ты собираешься подышать свежим воздухом, то мне придется пойти с тобой. Но тебе этого не хотелось бы, верно? Так что, если хочешь избавиться от моего общества и побыть в одиночестве, то просто поднимись наверх.
     - С чего вы взяли, что я хочу избавиться от вашего общества? - вызывающе спросила Энни.
     Маккинли улыбнулся. Нет, успокоить Энни ему не удалось. Впрочем, он не очень на это надеялся.
     - Это ты сама мне скажешь, - промолвил он.
     - Зря я сюда приехала, - сказала Энни, понуро глядя перед собой.
     - Пожалуй, - согласился Маккинли. - Но теперь уже поздно об этом жалеть.
     - Почему? - пожала плечами Энни. - Я всегда могу уехать.
     - Только тогда, когда я тебе разрешу.
     Энни уставилась на него расширенными от страха глазами.
     - Вы не смеете меня задерживать.
     - Глупости, - отрезал он. - Здесь я хозяин. Но если ты вдруг решишь, что хватит с тебя этих глупостей и согласишься вернуться к Мартину, я тебя, безусловно, отпущу. Как только удостоверюсь, что это тебе ничем не грозит.
     - А что мне может грозить? - нахмурилась Энни.
     - Если твоего отца убили, то люди, которые это сделали, не слишком обрадуются, узнав о твоем приезде ко мне. Ты вылила на меня целый ушат параноидальных бредней, Энни. Теперь в течение ближайших дней мне придется ломать голову, чтобы принять решение, насколько они обоснованы.
     Глаза Энни потемнели от гнева, а лицо, и без того бледное, сделалось ещё бледнее. Маккинли мысленно прикинул, что предел её терпения, после которого она сорвется, уже совсем близко. Впрочем, сейчас не время было это проверять.
     Отступив от двери, Энни провела рукой по растрепавшимся волосам. Маккинли заметил, что ногти у неё обкусаны. Да, а ведь прежде её маникюром можно было залюбоваться.
     - Пожалуй, я попробую прикорнуть, - сказала она нарочито небрежно. - А вы можете пить кофе и ломать голову.
     - Очень хорошо, - рассеянно ответил Маккинли.
     Сразу погружаться в размышления он не стал. Как не стал и пить только кофе. Сначала он плеснул себе в чашку текилы. Немного. Потом, заметив, что у него дрожат руки - побольше. Над головой слышались шаги Энни. Хлебнув текилы, Маккинли предался нелегким мыслям.
     Конечно, можно было бы отослать Энни назад, к Мартину. Если бы не одно "но". Ведь Мартину для чего-то потребовалось прислать её сюда, к нему.
     Можно было, конечно, и убить её. Возможно, именно это и имел в виду Мартин, однако душа Маккинли к этому не лежала. Даже сотрудники их совершенно не сентиментального ведомства не слишком охотно расправлялись с бывшими женами своих коллег. Да и сам Маккинли, убивавший без зазрения совести, не был уверен, что способен хладнокровно лишить жизни дочь Уина Сазерленда.
     Оставался ещё один выход. Можно было попытаться выполнить её желание. Узнать, за что убили Уина. Выяснить, кто это сделал, и где произошла утечка информации.
     Маккинли знал официальную причину, послужившую оправданием ликвидации Уина Сазерленда. Тот в последние годы совершенно распоясался, без особой на то надобности, и уж тем более без санкции руководства, отдавая налево и направо приказы своим головорезам. По его указу сложили головы многие, зачастую ни в чем не повинные люди, не считая десятков собственных агентов. Причем двигало Уином то чувство мести, то злоба, а то и просто жажда обогащения. Он давно заслуживал смерти - в этом сомнений не было.
     В их крохотном, строго засекреченном отделе, специализирующемся в "мокрых делах", конспирацию соблюдали как нигде. Никто из агентов даже не подозревал, сколько коллег трудится с ним бок о бок, более того, обычно ни один из них не знал в лицо другого. Джеймс оставалось только гадать, сколько профессиональных убийц его класса - армию или горстку - подготовили спецы особого управления "конторы".
     За все годы ему довелось встретиться лишь с немногими коллегами. Большинство их были уже на том свете. А вот он выжил. Пока. Удивительная гримаса судьбы, подумал Джеймс, сухо усмехнувшись. Из всех этих людей никто не заслуживал смерти так, как он. И никто так её не жаждал.
     Судьба нанесла ему страшный удар. Вместо того, чтобы искупить свои грехи, он их только множил. После первых операций он вопросов не задавал, а Уин сам никакими сведениями не делился. Серийные убийцы, безжалостные педофилы, кровавые диктаторы и палачи - он расправлялся с ними без разбора. Не задумываясь. Он верил Уину на слово, а Уин говорил, что все они заслужили своей участи.
     Однако Уин обманул его. Но Уин был не одинок. Высокопоставленные и всемогущие тузы, отдавшие приказ о ликвидации Уина, зря надеялись, что, покончив с Уином, решат проблему. Джеймс отлично знал, что за спиной Уина стоят другие. Те самые, которые его и подставили.
     Вот эти личности и интересовали сейчас Джеймса. Никогда прежде его не обуревала жажда крови, но убить этих вурдалаков у него просто руки чесались. Если Уин заслуживал смерти, то уж они и подавно. И если он все-таки решит помочь Энни, то должен бить наверняка.

***

     - Генерал? - Секретарша с аппетитным, туго обтянутым задиком и необъятным бюстом приблизилась к нему. Он и нанял её за этот задик. Причем вовсе не потому, что рассчитывал или даже хотел хоть раз вкусить её прелестей. Нет, внешность этой девушки завораживала мужчин, а генерал знал, что в его деле порой нужно уметь пользоваться любой слабостью. - Мистер Кэрью просит вас о встрече.
     Генерал удостоил её отеческой улыбкой - эта улыбка многих вводила в заблуждение.
     - Деточка, ты же знаешь мое расписание куда лучше, чем я. Найди где-нибудь четверть часа. Завтра, быть может.
     - Сэр, он говорит, что дело не терпит отлагательства.
     - У этого зануды вечно так, - добродушно проворчал генерал. - А я, может, вовсе не настроен выслушивать его нытье. Вот в чем наша беда, крошка. Слишком много гражданских лиц пытаются управлять нашей армией.
     Генерал никогда не называл секретаршу по имени. Нет, он прекрасно знал, как её зовут. Он знал про эту девушку все: что она в детстве подворовывала по мелочам в универмаге, не раз пробовала кокаин, а одно вела беспорядочную половую жизнь. Он даже знал, какой сорт кофе она предпочитает. Словом, генерал знал про неё куда больше, чем она про него, и это порой изрядно его забавляло.
     - Да, сэр, - ответила она, отворачиваясь, чтобы скрыть гримасу, которой всегда встречала ласковые слова, которыми награждал её шеф. Забавно, но она думала, что он этого не замечает. Девушка и представить себе не могла, что, не строй она эти гримасы, и генерал тут же перестал бы называть её бэби, крошкой и лапочкой.
     - Завтра днем, - бросил через плечо генерал, выходя в коридор. Завтра днем ему уже будет нечего опасаться. К тому времени с Маккинли и дочкой Сазерленда будет покончено, и Кэрью сможет распинаться и причитать, сколько душе угодно.
     В конце коридора генерал приостановился и сказал исстрадавшейся секретарше:
     - А ты пока, милочка, постарайся выяснить, из-за чего весь сыр-бор.
     Глаза девушки невольно сузились - нет, не могла она скрыть неприязни.
     - Он говорит, что дело касается Уинстона Сазерленда.
     Генерал хмыкнул.
     - Так я и думал. Завтра. Попозже.
     Узнав о гибели Маккинли, Кэрью, конечно, озвереет. Смерть дочери Сазерленда тоже не слишком его обрадует, но, если все пройдет удачно, то его люди сумеют должным образом замести следы. Главное, чтобы газетчики ни о чем не пронюхали. Им наплевать, сколько солдат сложат головы, но стоит погибнуть хоть одной женщине или ребенку, как пресса тут же поднимает свинячий визг.
     А вот генерал считал, что жизнь женщин и детей стоит куда меньше жизни хорошего бойца. Но мир, увы, стал чересчур сентиментальным.
     Завтра в это время Кэрью будет брызгать слюной от бешенства, и распекать его на все корки. Ну и пусть себе тешится. Сам он уже будет держать ситуацию полностью под своим контролем. Все то, во имя чего он так напряженно работал. И то, что Уинстон Сазерленд поставил под угрозу своими неумелыми и неоправданными действиями.
     Ничего, о Сазерленде он все-таки позаботился. Как позаботится и о любом другом, кто осмелится встать ему поперек дороги.
     Включая и всех свидетелей смерти Сазерленда.

***

     Единственная в крохотной лачуге ванна помещалась внизу. Уже темнело, но Энни до последнего медлила, никак не решаясь спуститься по крутым и скрипучим ступенькам. Нет, не готова она снова встречаться с Джеймсом. Позже, быть может, когда она немного успокоится и сумеет взять себя в руки.
     Однако сил терпеть больше не было, и Энни, превозмогая себя, спустилась. Внизу все по-прежнему сияло чистотой и царило полное безмолвие.
     Выйдя из ванной, Энни оглянулась по сторонам, высматривая своего не самого негостеприимного хозяина.
     Джеймса поблизости не было. Спальня его не была отгорожена дверью, и Энни вдруг остро захотелось заглянуть внутрь. Спальня больше походила на монашескую келью. Узкая койка, застланная по-армейски аккуратно. Самый взыскательный сержант остался бы доволен, рассеянно подумала Энни.
     Больше в спальне не было ничего, кроме голых стен. Ни книг, ни картин, ни каких-либо личных вещей. Ничего, чтобы хоть как-то скрасить унылое существование в этой одиночной камере. В доме был пусто и безжизненно.
     Вся посуда была вымыта. Энни нашла жестянку консервированного перца, разогрела её на газовой плите и съела, закусив парой старых крекеров.
     Она сидела за убранным столом, заканчивая свою малоаппетитную трапезу, когда услышала на крыльце за открытой дверью какой-то непонятный звук.
     В то же мгновение Энни захлестнул дикий ужас. Маккинли предупредил о возможно грозящей опасности, и в голове её замелькали панические мысли. Неужели её выследил какой-то безжалостный убийца? Возможно, он уже успел расправиться с ни в чем не повинным Джеймсом, который лежит снаружи в луже крови. Да, Энни уже не сомневалась, что за дверью затаился враг. Возможно, это даже тот самый человек, который убил её отца. Что же делать? Спрятаться в этой жалкой кухоньке, молча дожидаясь смерти?
     Или лучше самой выйти ей навстречу?
     Энни бесшумно выскользнула из-за стола. В этот миг странный звук повторился - какое-то слабое царапанье, негромкий вздох. Он доносился прямо с крыльца, отделенного от комнаты лишь легкой занавеской. Энни стала на цыпочках подкрадываться к занавеске, за которой уже маячил вражеский силуэт. Высоченный и широкоплечий, он стоял на крыльце, всматриваясь в окружающий сумрак. В мозгу Энни мелькнула безумная мысль: а что, если она попробует проскочить мимо него и скрыться в зарослях?
     Но уже в следующее мгновение она поняла, что на это не пойдет.
     Она должна во что бы то ни стало посмотреть в глаза убийце отца. Заглянуть в них, пусть даже это будет стоить ей жизни. Она увидит то, что видел перед самой смертью отец, и никакой риск значения не имеет.
     Энни, бесшумно ступая, продвинулась ещё ближе к полупрозрачной занавеске, протянула руку и...
     В следующий миг она отлетела назад и ударилась о стену с такой силой, что из неё дух вышибло. Перед глазами разлилась тьма, и чувствовала Энни лишь одно: агонизирующую боль во всем теле. Слепо отбиваясь, она пыталась царапать руку, которая сначала, как котенка, отшвырнула её к стене, а потом безжалостно сдавила горло. Вдруг Энни с ошеломляющей ясностью поняла, что сейчас потеряет сознание. И - не увидит убийцу. Расстанется с жизнью, так и не узнав, кто убил отца...
     Мысль эта привела Энни в такое бешенство, что она, собрав на помощь остатки сил, принялась вырываться и лягаться, как плененная лань. И вдруг хватка на её горле ослабла, а в следующее мгновение Энни почувствовала, что свободна.
     Потрясение от внезапного избавления оказалось даже сильнее испуга, вызванного нападением. Энни мешком повалилась на пол, держась за горло и судорожно ловя ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
     Наконец, когда она, немного придя в себя и отдышавшись, осмелилась возвести глаза вверх, чтобы посмотреть на монстра, возвышающегося над ней, то увидела Джеймса, взиравшего на неё без тени сочувствия.
     - Никогда не пытайся подкрасться ко мне незаметно, - промолвил он. И протянул руку, чтобы помочь ей встать. Ту самую руку, которая всего несколько минут назад безжалостно сдавила её горло, едва не лишив её жизни.
     - Я приняла вас за убийцу.
     Если она и ожидала испугать его, то просчиталась. Маккинли и глазом не моргнул.
     - В таком случае твои поиски закончились бы, так и не успев начаться.
     Делая вид, что не замечает протянутую руку, Энни с трудом, опираясь на стену, поднялась сама.
     - Вы почти убили меня, - жалобно пробормотала Энни.
     - "Почти" не считается, - отрезал Маккинли.
     Энни поняла, что он пьян. Нет, не свински и не мертвецки. Ровно настолько, как и накануне вечером, когда под внешним спокойствием бушевали страсти, разбуженные неумеренным количеством поглощенной текилы.
     Должно быть, Маккинли вновь прочитал её мысли. Губы его скривились в насмешливой улыбке.
     - Хочешь пропустить стаканчик?
     - Я же сказала вам...
     - Знаю, - нетерпеливо оборвал он. - Все это чушь собачья. Почему ты не пьешь?
     - Я навсегда зареклась... после смерти Уина. Только представляла, как он, пьяный, падает с лестницы и ломает шею, и мне дурно делалось... - Голос её дрогнул.
     - Что ж, - произнес в ответ Маккинли, - тогда ты можешь с чистой совестью отказаться от своего обета. Не падение в пьяном виде повлекло за собой смерть Уина - его убили. Так что можешь выпить. - И протянул ей почти опустевшую бутылку текилы.
     - Вы пьяны, - с презрением процедила Энни.
     - Немного, - согласился Маккинли.
     - Все, с меня хватит! - вскипела Энни. - Я уезжаю отсюда. От вас, я вижу, толку никакого. Не удивительно, что от ваших услуг отказались. - С этими словами она повернулась и устремилась к лестнице.
     Как она могла забыть, насколько Джеймс силен и проворен? Он схватил её сзади и дернул к себе так резко, что Энни врезалась прямо в него. Учитывая, сколько Маккинли выпил, Энни думала, что собьет его с ног, но он даже не покачнулся, стоя твердо как скала.
     - Я же говорил тебе - здесь небезопасно, - хрипло сказал он.
     - По-вашему, мне безопаснее здесь, с вами? - презрительно спросила Энни. - Когда вы в таком состоянии?
     - А чего ты боишься, Энни? - спросил он. - Что я тебя изнасилую? - Голос его звучал насмешливо. Маккинли рассчитывал, должно быть, что вопрос его покажется Энни нелепым. Но ей почему-то так не показалось.
     Она сделала вид, что не расслышала его слов.
     - Похоже, вы сейчас не в том состоянии, чтобы оградить меня от мифических опасностей, которыми так меня стращаете, - презрительно промолвила она.
     - Энни, никто не отберет тебя у меня, если я сам не решу тебя отпустить.
     И вновь в его хриплом, с налетом техасского акцента, голосе послышались какие-то странные нотки. Почему-то Энни вдруг вспомнила про Мартина. И подумала, что именно он, а не какой-то безликий злодей захотел бы отобрать её у Маккинли. Но ведь Джеймс, наверное, не секс имел в виду. Он рассуждал о жизни и смерти.
     - Я хочу вернуться домой, - заявила она. - Поговорю с Мартином - может, он сумеет аккуратно навести справки. Хотя бы для очистки совести.
     - Замечательно, - кивнул Маккинли. - Но только не сегодня.
     Внезапно Энни осознала, что все ещё прижимается к нему. Она ощущала жар его тела под защитным костюмом, уже заметно измятым. Слышала равномерные биения его сердца. Именно этот четкий и размеренный ритм и успокоил её. Если бы его сердце колотилось как безумное, она бы все-таки попыталась сбежать, не задумываясь о последствиях. Маккинли же, несмотря на выпитое спиртное, был совершенно спокоен и полностью владел собой.
     В следующее мгновение он отступил на шаг и, запрокинув голову, допил остатки текилы. Потом посмотрел на Энни.
     - Отправляйся спать, - сказал он. - Завтра, на свежую голову, решим, что нам делать.
     - Завтра я возвращаюсь в Вашингтон.
     - Прекрасно, - кивнул он. - Ну а сейчас - исчезни, пожалуйста.
     - Почему? - с вызовом спросила Энни. Теперь, когда он её больше не удерживал, ей вдруг не хотелось уходить.
     - Во-первых, потому, что, как ты справедливо подметила, я пьян. А во-вторых, потому, что я провел здесь три месяца в полном одиночестве. И, хотя ты не в моем вкусе, я готов закрыть на это глаза. Так что, либо отправляйся наверх и ложись спать, либо - раздевайся.
     Энни не отвесила ему пощечину. Она и сама не поняла, что её удержало. Возможно, уверенность, что он ударит её в ответ. Возможно, опасение, что, ударив Макинли, она лишь разбудит в нем зверя.
     Или даже - подозрение, что он специально дразнит её, пытается вывести из себя.
     Однако все это значения не имело. Энни медленно попятилась, а Джеймс не стал её удерживать.